Ловушка Пандоры (СИ)

Глава 2. Жизнь без боли (часть 1)

Курилка прокурена настолько, что можно и не вытаскивать сиги, а просто заглотнуть пару вдохов едкого дыма, получив нужную порцию отравы, но кайфа от этого никакого. Поэтому Илья сел на свободное место, достал пачку и вытащил из неё сигарету. Щелкнул серебряной зажигалкой в форме черепа, пустые глазницы вспыхнули красным. С удовольствием медленно затянулся, ощущая горьковатые щекотки в горле и, закинув голову, выпустил кольцо дыма в неоштукатуренный потолок.

Здесь было прохладно после горячки танцпола. Оглушительный грохот музла, крики толпы и слепящие неоны притухли, уступив место интиму одурманенных смешков и пьяных поболтушек, что заканчивались либо драками, либо бурным сексом в туалете.

Илья лениво скользнул взглядом по собравшимся. Лица, смазанные плотной завесой дыма, выглядели одинаково тупыми.

Двери открылись. Вошла телочка и рассеяла сизый туман своими прелестями. В ней легко было узнать одну из танцовщиц, что денсили гоу-гоу в золоченых клетках, чтобы завести толпу. Обычно эти райские птички выходили оттуда только под охраной.

— Такие люди и без присмотра! — присвистнули парни.

Образ, созданный для того чтобы возбуждать, естественно, возбудил, и оживленная мужская фантазия бурно пожирала едва прикрытое тело. Наряд не скрывал, а лишь подчеркивал аппетитные формы: короткий топ, под которым угадывались торчащие, крупные соски, джинсовые шорты едва прикрывали попу, длинные ноги на высоченных каблуках перекрещивались в уверенной кошачьей походке. Яркий макияж подчеркивал гламурную кукольность внешности.

— Лапочка, иди ко мне! — игриво заулыбался белозубый альфа-самец, поигрывая бровями.

Девушка в ответ улыбнулась и смерила его оценивающим взглядом.

— Тебе даже час моего общества не по карману, милый, — с презрением резюмировала она и прошла мимо, не удостаивая более ответом ничей выпад.

Её блуждающий взгляд остановился на Илье.

Илья косо усмехнулся. Кривая усмешка шла ему, он это знал. С Лилькой был знаком давно — еще со школы. Ради него она и спустилась со своего Олимпа к грешным людям, что грозило ей потерей работы. На кукольном лице отразились и радость, и страх, и отчаяние. От таких противоречивых чувств черты её скривились в отталкивающую гримасу, сделав девушку, при всей её привлекательности, поразительно несимпатичной.

Лилька стремительно подошла к Илье, сев ему на колени, прильнула полуобнаженным телом к его груди. Он лениво обнял её свободной рукой, в другой продолжая держать сигарету.

Она, наслаждаясь близостью, по-кошачьи прикрыла глаза. Жадно вдыхая запах дорогого парфюма, стала целовать его шею, оставляя на мраморной коже фиолетовые отпечатки губ. Ее руки беспокойно ласкали его.

Он продолжал курить.

— Значит, не показалось! Как давно я тебя не видела, Илья, — мурлыкала она ему в ухо. — Где же ты пропадал?

— I was in Europe, — ответил он и, морщась, раздраженно добавил: — Помада — отстой.

Достал из кармана влажные салфетки и протянул Лильке. Она тщательно стерла следы с его кожи и, сняв остатки блеска со своих губ, бросила испачканную салфетку в пепельницу.

— Сорян, забыла, что тебе не нра помада. Новое тату? — кивнула она на штрих-код с левой стороны шеи. — Что значит?

— Бессмысленность всяких значений, — насмешливо изрек он, явно не собираясь отвечать нормально.

Лилька нахмурилась, сглотнув обиду, но тут же игриво качнула гривой. Заулыбалась, обнажив ровные зубы с модной щербинкой посередине, слегка перепачканные остатками фиолетовой помады.

— Плиз, дай сижку, — попросила она, зазывающе растягивая слова.

— У меня есть кое-что поинтереснее, — он сделал едва уловимое движение и незаметно для остальных показал ей зип-пакет с белым порошком, тут же пряча его обратно в карман. — Взорвем пальмы?

Игривое настроение девушки сменилось напряженным испугом. Лилька поникла, нервно передернув плечами.

— Илья, — неуверенно протянула она, — я завязала. Мать болеет, недавно инфаркт был. Понимаешь, я ей обещала, — грустно опустила она нарощенные реснички, сразу став уязвимой и хрупкой. Образ барби дрогнул, и наружу прорвались черты маленькой, беззащитной девочки.

— Understand, детка, — лениво протянул Илья, окончательно теряя интерес к происходящему.

— Мальчик мой, — зашептала Лилька с надрывом, с обожанием, еще крепче обвив его шею руками, словно боясь, что он сейчас выскользнет. — Это же неважно…

— Ты знаешь, что мне нужно, — заметил он, высвобождаясь из её объятий. — Найду другую…

Он встал и двинулся на выход, попутно поправляя розовую футболку от «Iceberg».

— Илья, зачем ты так?! — закричала Лилька со слезами в голосе, вцепившись в его руку. — Ты мой! Мой! И никуда не уйдешь!

— Рили собираешься агриться тут?

Илья выдернул руку из её пальцев. На его белоснежной коже остались царапины от длинных ногтей Лильки. Он достал салфетку и скрупулезно стал вытирать ранки. Казалось, это занятие поглотило все его внимание.

— Ты не можешь постоянно поступать, как мудак! — с запалом продолжала она, сжимая кулаки. — Ты не кинешь меня!

Вокруг образовалась стайка защитников, готовых, как один, на групповой подвиг ради прекрасной дамы в надежде на личное знакомство.

— Он тебя обижает?! — с вызовом спросил один из здоровых парней.

Разминая кулаки и похрустывая шеей, он оценивающе скользнул взглядом по Илье.

Илья со скучающим видом продолжал обрабатывать царапины, никак не реагируя на агрессию. Наконец он выкинул салфетку. Задумчиво посмотрел в глаза здоровяку и с медленно расплывающейся улыбкой Джокера поинтересовался:

— Фо рилзис, хочешь заступиться?

Парень инстинктивно попятился, но своя же трусость разозлила его. Расправив плечи и задиристо кивая головой, он выдавил:

— Хочу! Выйдем?!

Лилька повернулась к заступнику. Её глаза обратились в узкие острые щелки. Тонкие крылья носа яростно раздувались.

— Я тебе шары выцарапаю, если его тронешь! Чего тут встали, уроды?! — истерично заорала она.

Чары её красоты рассеялись. Наружу проскользнуло что-то безумное.

Такая сцена может выглядеть привлекательно разве что в голливудском кино, в реальности же сумасшествие отталкивает и пугает.

— Ясн, — сделал вывод несостоявшийся заступник, растерянно проводя пятерней по волосам.

— Два психа, — пробурчал другой на заднем фоне, и защитники ретировались за дверь.

— Только ради тебя, давай! — со злостью зашипела Лилька в ухо Илье. — Но ты когда-нибудь заплатишь за то, что делаешь со мной!

— Камон, ты сама хочешь, иначе бы и дальше играла в женщину-кошку с этими крысами, — спокойно ответил он, вкладывая ей в руку зип-пакет.

Истерично бьющий свет урывками выхватывает из темноты танцующих людей, отчего движения разбиваются на мерцающие микро клипы. Музыка пронизывает собой всё и долбит битами по вспотевшим телам на танцполе, заставляя их дергаться быстрее и хаотичней в бешеном ритме.

Здесь так красиво, я перестаю дышать.

И звуки на минимум, чтобы не мешать.

Эти облака — фиолетовая вата….

Лильке весело, все кажется необыкновенно ярким, сочным. И жизнь, как легкое дыхание… Она скользит по музыке, обвивая всем телом Илью. Илья кажется другим: более теплым, более близким, но ей хочется еще ближе…

Девочка — пятница не хочет быть сегодня одна.

Какая разница, где я. Не отвечаю на номера.

Можешь даже не набирать. Можешь даже не набирать.

Я хочу угорать, я хочу угорать.

Лилькин запах, дыхание и учащенный пульс действуют на Илью возбуждающе. Лилька жмется к нему, от чего он ощущает затвердевшие соски под её топом. Тело горячее: оживает под руками, выгибается, вибрирует потоками готовности отдаться. Зрачки расширены, отчего слегка покрасневшие глаза блестят и кажутся черными, она часто дотрагивается до кончика носа и смеется.

Илья закрывает глаза, наслаждаясь своими ощущениями и их силой. Ощущая, а не имитируя ощущения.

Твои кенты-лошки, а я без башки,

Мы не будем играть в "Кошки-мышки".

Твои ладошки уже далеко зашли.

Я хочу тебя, а еще хочу сижку. [1]

— Ты такой красивый, — говорит она сквозь музыку. — Как ангел! И мой!

Илья не слышит её бессвязных бормотаний. Сейчас он сосредоточен на себе. Он хочет её, желание искрами ползет по телу и сбивает дыхание. Больше медлить нет смысла.

Он тащит её туда, где может быстро дать выход назревшему желанию.

В кабинке туалета тесно. Она разгоряченная, её тело давно готово принять его. Илья не церемонится и не тратит время на лишние прелюдии. Он надевает презерватив. Все происходит быстро, она кричит — грубость заводит её, приходится зажимать ей рот рукой.

Илья брезгливо моет руки, с раздражением глядя в зеркало, висящее над раковиной, на застывшую за спиной Лильку. Она бледной тенью стоит позади него, и никак не понимает, что в мужском туалете тёлкам не место.

— Илья, мне плохо, — она прижимает руки к груди. — Мне очень больно, — по щекам у неё текут слезы. Косметика расползается по лицу некрасивыми разводами. Она с мольбой смотрит в зеркало на Илью. — Ты же учишься на врача. Помоги мне, что-то с сердцем, в груди жжет.

— Похоже на инфаркт, — равнодушно бросает он через плечо.

— Помоги мне. Вызови скорую! Позови кого-нибудь! Помоги… — голос ее слабеет, она обессилено сползает по стене.

Илья с неприязнью смотрит на сушилку для рук — источник дополнительных микробов, достаёт салфетку и тщательно вытирает руки.

— Пока, Лиля.

Илья разворачивается и выходит в бешеный поток.

— Выродок! — побелевшими губами шепчет ему вслед девушка.

На улице осень. Сырая, поздняя, ожидающая снега, чтобы прикрыть старческую дряхлость увядания.

Тишина после клубного шума ударила по ушам. Реальность слишком резко проявилась во всей полноте бытия, так что захотелось ее из себя вытошнить.

Илья застегнул куртку. Достал сигарету, закурил, посмотрел на часы Omega— время 3:42 ночи.

— Ща, кипишь будет, — послышались сзади голоса, выходящей из клуба компании.

Илья обернулся.

— А чё там случилось-то? — спросил тощий неформал, доставая сигарету.

— Да девка в туалете, кажись, окочурилась или чуть не окочурилась, — затягиваясь, ответил паренек в нелепой зеленой шапке-ушанке, рука с обгрызенными ногтями подрагивала.

— Чо, кто-то убил? — обеспокоенно пропищала девушка с сережкой в носу.

— Да не-е, под наркотой, скорее всего, — пожал плечами зеленоголовый.

Илья пошел к машине, пикнул, снимая сигналку. Дверца щелкнула.

Мать ненавидела звук, с которым открывалась и закрывалась его машина, и все порывалась уговорить Илью на новую. Но Илья, если и думал поменять свой гелик, то явно не на предлагаемую матерью, якобы самую безопасную машину в мире — volvo. Он не знал, в каком веке и от какого нищеброда она услышала, что этот дешевый хлам надежен и безопасен, но приставала к нему довольно регулярно — значит, какой-то очередной любовничек надоумил. Илья же присматривался к толковым тачкам вроде А8-ой, ну или мерса AMG, на покупку которых мать категорически не соглашалась. Опять же под чьим-то дурным влиянием, до которого у Ильи никак не доходили руки, мать решила, что Илья слишком избалован и в воспитательных целях пыталась ограничить его расходы.

Ничего, совсем скоро он перестанет зависеть от её денег.

До дома минут пятнадцать езды по пустым дорогам еще не проснувшегося города, но он решил покататься, пока гаишники спят.

Щелкнул центральным замком. Нажал кнопку старт и вжал педаль, разгоняя гелик по максимуму, где-то в глубине себя желая разбиться.

***

Подмороженная земля хрустела под ногами. Обманчивый лед ломался, ноги проваливались в лужи. Сердце колотилось в ушах. Промозглый холодный воздух резал легкие. В боку кололо. Но Аня продолжала бежать, волоча за собой двух испуганных детей.

Вадик споткнулся.

— Вставай, Вадик! Быстрее! — скомандовала она.

Чувствуя в руках предательскую слабость и дрожь, Аня торопливо подняла мальчика с земли, автоматически пытаясь отряхнуть грязь с его куртёнки, но вместо этого лишь размазала сырые комки по одежде и испачкала руки.

Мальчик хныкал, пытаясь ответить, но спазм в горле мешал ему выдавить слова, и лишь плаксивое: «мА» все же продиралось к Ане в душу.

— С Валькой всё нормально! Она убежала вперед нас! — раздраженно, в который раз объяснила Аня брату.

Она ненавидела мачеху. Та, заварив кашу, свалила, даже не подумав о своих детях. Привязанность брата к непутевой мамашке всегда выводила Аню из себя.

— Давайте, Ариш, Вадик, — повторяла она, поглядывая по сторонам. — Немного осталось, потерпите.

Аня снова схватила детей за влажные ладошки и потащила в темноту.

Вадик прихрамывал, да и ей, в промокших насквозь комнатных тапках, бежать было неудобно и холодно. Она только и успела схватить детские сапожки и куртки, и наспех одеть Вадика и Аришку.

Хуже всего то, что бежать им некуда.

Да и не бежали они уже вовсе, а так… Метались по темноте. Бежать больше просто не было сил.

Колотилось сердце, мешая думать, и предательские слезы вставали комком в горле.

Она завернула за гараж и остановилась, чтобы дать перевести дух себе и детям и подумать, что делать дальше.

Погони было не слышно.

Аня выглянула из-за гаража: даже если отец рядом, в этой проклятой темноте ни черта не рассмотреть ни ему, ни ей.

Скорее всего, он потерял их из виду и уже давно дрых дома, как это обычно с ним и бывало.

Наверное, уже можно вернуться?

Да, точно, все уже позади. Они оторвались. Давно уже не слышно ни трехэтажных матов, ни пьяного сопения за спиной.

Он, поди, уже спал в теплой квартире, а она тут понапрасну морозит Аришку с Вадиком.

А если нет? Если он ждет их у подъезда, сжимая нож, за который у него появилась привычка хвататься? Вдруг он снова набросится на них?

Стал накрапывать дождик. Противный, мелкий, холодный дождик-предатель.

Вадик опять простынет. Вот уже зашмыгал носом… А нет, это она сама, — удивленно поняла Аня.

Посмотрела на испуганных, притихших Вадика и Арину. Посмотрела на свежий синяк у Вадика на скуле.

Как отец мог ударить Вадика? Вадику еще нет и шести. Как же он мог его ударить?! Что теперь делать, если его лапы и до Вадика добрались?

Но делать особо нечего. Выхода нет, и рассвет не скоро.

— Очень тихо, как мышки, идем обратно, — решила она.

— Не хочу! — насупилась Арина. — Я боюсь вашего папы!

— Он уже спит, Ариш.

— Не хочу! — Арина выдернула ладонь из Аниных рук и упрямо набычилась, скопировав гримасу своей недалекой мамаши, от чего Аню покоробило.

Аня прикрыла глаза и досчитала до пяти.

— Подойдем к дому, — как можно спокойней выдохнула она. — Я пойду первой, проверю, а вы меня подождете за углом. Хорошо?

— А если он тебя побьет?! Если он там?!

— Не побьет! — строго отрезала Аня.

Путь обратно, как каторга.

Дождь зарядил. Зашли в круглосуточный магазин погреться. Натащили за собой грязи. Продавщица недовольно осмотрела их. Вскоре и администратор стал коситься, нервно перекручивая в руках цепочку.

Аня зло обменялась с ними взглядами, готовая в любой момент дать отпор.

— Деточка, — Аня вздрогнула, подняла голову на скрюченную старушку с сеткой и костыльком, что, рассчитавшись на кассе, подошла к ним. — Ты тут бережешься, да? Меня муж тоже по молодости, ой, гонял, ой, гонял, паразит. Как вспомню, так вздрогну.

Аня скрестила дрожащие руки на груди. Стыдно сделалось, но старушка смотрела по-доброму и будто впрямь понимала, и она кивнула:

— Отец буйный у нас.

— Некуда вам деваться, да? — старушка поставила сетку на столик для сумок и оперлась обеими руками о костыль. — Так, ко мне пойдемте. Времена сейчас нехорошие, и веры у нас друг в дружку нет, да и махнем на это. Я — старуха, одна живу, с меня, кроме плохих анализов, ничего не возьмешь, с вас, гляжу, тоже. Квартирка у меня махонькая, но все ж лучше вам будет, чем по улице шастать в такую-то погоду. А эти вон уже глазищи наточили на вас — прогонят.

Аня, подумав, снова кивнула и взяла сетку с продуктами. Выбора особо не было, а старушка располагала к себе. Вместе с ней они поднялись в небольшую, но уютную и чистенькую квартиру, которая находилась в том же доме, что и магазинчик.

— Меня баб Люся зовут, — прислонив костылёк за дверью, представилась старушка и стала, покряхтывая, разуваться.

— Аня, а это мой брат Вадим и сестра Арина.

Все трое одновременно шмыгнули носами. От чего всем тут же сделалось смешно.

— Ты, давай, скидывай с них все сырое, в машинку закинем, а деточек — в ванну. И сама давай, я — сейчас, у меня там халатик есть, тебе как раз впору будет, а деткам футболки найдем, наденут, как ночнушки.

— Н-н-не хоч-ч-чу, в ноч-ч-ч-нушке, как девч-ч-чонка, — насупившись, выдавил Вадик.

— Девчонка? — спустив очки на кончик носа, удивилась баба Люся, строго посмотрев на Вадика. — Враки. Сорочка — это мужской наряд. Это потом женщины за мужчинами повторять стали.

Вадик вопросительно поглядел на Аню, мол, правда? Она кивнула — правда.

— Вечно ты, Вадик, как маленький! — недовольно буркнула Арина.

— Сама ты м-маленькая…

— Эх, сама ж еще девчонка, а детки — на тебе уже, — сочувственно глядя на Аню, вздохнула баба Люся. — Уж не обессудьте, но спать я вам на полу постелю.

— Спасибо, нам на полу хорошо будет, — улыбнулась Аня.

[1]Элджей и Федук «Розовое вино».