Лучше умереть в бою

Глава пятая

Мы сразу прошли в кабинет подполковника. Два бойца, что встречали меня у калитки, последовали за нами, но в кабинет не вошли. Все время короткого пути я спиной чувствовал их напряжение, хотя меня и этих бойцов разделяли еще и широченные плечи майора.

Я с размаху плюхнулся на стул, показывая свою усталость.

–  Майор, бегать ты, я полагаю, не умеешь. Но я не заставлю, не волнуйся… – Полтора Коляна поморщился от моих слов и переглянулся с подполковником. – А вот тяжести таскать со своей комплекцией можешь. Готовься. Оставь здесь бронежилет. Сейчас я чаю попью – и побежим. Александр Игоревич, распорядитесь, чтобы мне чай сделали. Пусть вскипятят воду, принесут стакан и заварку. Я сам себе заварю, как люблю. Ложку пусть не забудут. Сахара побольше. Чай я люблю сладкий. Сильно сладкий.

В действительности я почти не потребляю сахар. Так, разве что чуть-чуть добавлю.

Я командовал так, словно чувствовал свое превосходство в сложившейся ситуации. И это подействовало. Подполковник Лагун хмыкнул, принимая игру, высунулся в дверь и отдал распоряжение одному из оставшихся в коридоре бойцов. По коридору застучали жесткие и, похоже, подкованные каблуки. И как люди с такими каблуками ходят в этом отряде на операции? Я лично с ними ни в один рейд пойти не отважился бы.

Эпизод с чаем был проверкой подполковника и майора на вшивость. Слова Илдара были конкретными, но проверить их следовало. Если бы проверка сработала, все стало бы ясно, и Полтора Коляна можно было бы считать приговоренным.

–  Докладывай, – распорядился Лагун хмуро.

–  Вышли мы с пленником на маршрут. Я его дважды на четвереньки ставил, чтобы окрестности в бинокль осмотреть. Все нормально было. На третий раз у парня стало плохо с головой. Он откуда-то вытащил нож. Плохо, значит, я его обыскивал… Разрезал веревки, пытался меня ударить.

–  Пытался или ударил? – спросил Полтора Коляна.

–  Этот пленник был обучен на уровне некоторых майоров, не лучше, – глядя на подполковника, сказал я. – Сказалась разница в обучении. От удара я ушел и тут же пустил ему пулю в голову. Девять миллиметров с головой никак не уживаются…

Я помнил, что один выстрел я сделал. Следовательно, прокола здесь быть не могло.

–  Тело где? – спросил Лагун.

–  Оттащил с тропы в скалы. Мыши и птицы съедят, к весне один скелет останется. Я видел в скалах гнездо – наверное, вороны. Для них это лакомство.

–  С этим все понятно. Можно было и не тащить его так далеко, скал и поближе множество. Дальше что? – спросил Лагун.

–  Дальше двинулся к ферме. А там уже никого нет. Пусто. Хватились, когда часового не нашли, и сразу снялись. Судя по следам, разделились на две группы. Большая часть ушла в село, меньшая – в армейских башмаках, как и полагается, только один человек в кроссовках был, – ушла в сторону дальних скал. Как я помню по карте, там есть большой лес. Найдут, где спрятаться.

Про кроссовки я на ходу придумал. Маленькая деталь всегда выглядит впечатляюще при докладе, хотя и не несет никакой смысловой нагрузки.

–  Дальше… – потребовал подполковник Лагун, понимая, что пока я еще не рассказал ни о чем таком, что позволяло бы мне вести себя с неприкрытой наглостью.

–  Дальше я прошел по следам одной группы, но недалеко, потом двинулся по следам другой, в сторону села, и наткнулся на трех бандитов. На одном из них была ментовская «камуфляжка», и мне показалось, что я видел его рядом с Пехлеваном во время атаки на дом ювелира. Это было интересно, и я решил понаблюдать. Шли из села, намереваясь догнать группу, ушедшую в сторону лесистых скал. Явно торопились, как будто убегали от кого-то. Оглядывались. Поочередно двое несли длинный и узкий сейф. Не настоящий сейф, а из тех, что называют оружейными, для охотничьих ружей. По идее, этот сейф должен быть легким. У меня дома такой стоит. Один человек может взвалить его на плечо и утащить. Но здесь несли парой. За время моего наблюдения свободный бандит сменил ведущего, потом следующий сменил заднего. Потом отдыхающий сменил нового ведущего. Смешанный график смен. Но груз, как мне показалось, тяжелый. Не знаю уж, что там, ключа у них с собой не оказалось.

Я не случайно сказал про оружейный сейф. Вспомнилось, что подполковник Лагун накануне разговаривал с кем-то по телефону и говорил про такой же сейф. Поэтому я и сделал его «главным действующим лицом» своей пьесы.

–  Ты его куда-то поближе перетащил? – спросил подполковник Лагун, явно заинтересованный моим рассказом. Настолько заинтересованный, что стал нервно шевелить пальцами обеих рук, словно разминал их.

–  Товарищ подполковник, я не родился в семье потомственных грузчиков и поэтому попросил бандитов отнести его поближе к базе.

–  Где сейчас сейф? – спросил Лагун напрямую.

В дверь постучали и вошли, не дожидаясь приглашения. То были те самые два бойца, что провожали нас от калитки до кабинета. Они принесли электрочайник с кипятком, початую пачку чая и банку с сахарным песком, молча поставили все это на угол стола. Лагун зачем-то встал, но сделал это неуклюже и уронил банку с сахаром. Та разбилась, сахар рассыпался. Манипуляция была проведена неумело и явно нарочито. Я прочитал ситуацию без труда – в сахарный песок было что-то подсыпано, но планы подполковника изменились, и поэтому он милостиво решил продлить мое существование в его отряде еще на некоторое время. Спасибо, товарищ подполковник. Я взамен окажу вам другую любезность – не приглашу вас лично сходить за сейфом, хотя сначала намеревался.

–  У меня есть сахар, – успокоил меня Лагун. – В тумбочке початая пачка. Майор, достань…

Это был сигнал майору успокоиться и не предпринимать необдуманных действий.

–  Убрать, товарищ подполковник? – спросил один из бойцов, кивая на осколки и на рассыпанный сахарный песок.

–  Позже. Когда мы закончим…

Бойцы вышли.

–  Где сейчас сейф? – повторил подполковник Лагун очень волнующий его вопрос.

Я сделал естественный вывод: Александр Игоревич совершенно не доверяет Пехлевану, тем не менее плотно с ним сотрудничает и надеется не позволить тому обойти себя, сам при этом намереваясь крупно обмануть партнера. Пехлеван, скорее всего, тоже не доверяет подполковнику и действует теми же методами. Для меня это просто счастье. Я имею возможность играть на нужных струнах, чтобы направлять действия своих противников и при этом не показывать им, что я – противник обоих.

–  В скалах лежит. Камнями привален, чтобы кто случайно не поднял… – объяснил я с присущей мне от рождения наивностью.

–  В каких скалах? – рассердился Лагун и, кажется, даже заволновался. Клюнул то есть на мою приманку.

–  Там… – махнул я рукой и улыбнулся, радуясь, что попал, что называется, «в точку». Майор тоже переступил с ноги на ногу, отчего под ним возмущенно скрипнули половые доски. Наверное, и он волновался.

–  Где? – не унимался подполковник.

–  Ну, говорю же – там. В скалах, Александр Игоревич, адресов не существует. Там можно только пальцем показать.

Я чуть было не сказал уставное «товарищ подполковник», но вовремя спохватился. Это, впрочем, было не слишком трудно, потому что я уже не мог относиться к Лагуну как к своему командиру, но вполне имел право рассматривать его как противника, причем противника коварного, от которого следует ожидать удара в спину.

–  А те трое, что сейф несли… – спросил майор. – Они где?

–  Под сейфом. Я их связал, потому что идти не хотели. Идти-то, честно говоря, они шли, но вот тащить сейф уже отказались. Оно и понятно, им в другую сторону было приказано тащить. А они своего командира уважают и боятся. Ругались на меня сильно – и ни в какую… Я чуть-чуть злоупотребил, объясняя, что ругаться нехорошо. Потом связал руки и ноги, одного привязал к другому, другого – к третьему, положил на землю, сверху сейф, а поверху еще камней наложил, чтобы не встали. Надеюсь, наш майор и камни разберет, и сейф принесет. А я уж как-нибудь пленников доставлю. Без сейфа это проще.

Подполковник Лагун посмотрел на Полтора Коляна. Тот согласно кивнул.

–  Наш майор принесет. Я еще пару человек выделю.

–  Это уже лишнее, – сказал я. – Не люблю большой толпой ходить. От силы одного в помощь, и хватит. Готовься, майор…

Я положил в стакан с чаем несколько кусочков сахара, размешал и сделал несколько глотков. Чай уже остыл, был противно-сладким, но я пересилил себя и выпил.

–  Я готов, – сказал Полтора Коляна.

–  Бронежилет только оставь. Лишняя тяжесть, сейф в нем таскать несподручно.

Я представил себе, как бью это большое сильное тело, прикрытое бронежилетом, и отбиваю себе кулаки. Конечно, бить по бронику я не стал бы, тем не менее настоял на своем. Полтора Коляна, правда, и не упорствовал. А я снял с плеча ремень пистолета-пулемета, выделенного мне Лагуном.

–  Александр Игоревич, помнится, обещал мне мое оружие выдать. И документы – личные и на оружие. Я бы сразу и вооружился.

–  Принеси, – приказал Лагун майору. – И бронежилет сними, Василий Андреевич правильно подсказывает. Это недалеко?

–  За сорок минут справимся. Это в оба конца. От силы пятьдесят.

Я получил главное – информацию, подтверждающую слова Илдара. Кроме того, приобрел документы на имя своего двоюродного брата, но с моей фотографией, и оружие – точно такой же пистолет-пулемет «ПП-2000», как и у подполковника Лагуна, только вместо одного маленького – два больших магазина, каждый из которых имел по сорок четыре патрона. Бронебойные я брать не стал, считая их ненужной и громкой роскошью, поскольку попасть человеку в бронежилете в голову всегда сумею. Но глушитель навернул сразу, хотя он удлинял оружие и делал его менее удобным при переноске. И бронежилет снимать не стал, в отличие от Полтора Коляна.

Подполковник Лагун торопил нас и откровенно волновался. Я уже давно заметил, что в минуты волнения Лагун поигрывал одновременно всеми пальцами на обеих руках. Сейчас, когда Александр Игоревич вышел проводить нас за ворота, пальцы его «играли» особенно интенсивно. В подкрепление майору Лагун выделил бойца по имени Володя, который погоны не носил даже в помещении, когда их носили другие. Но бронежилет и он по настоянию Полтора Коляна оставил на базе. Видимо, майор намеревался время от времени перекладывать тяжелый груз на плечи напарника.

–  Готовьте отмычки, Александр Игоревич, – предложил я подполковнику, продолжая свою игру. – Ключа к сейфу у бандитов не было.

–  Отмычки у нас есть, целый набор, – вздохнул подполковник. – Только пользоваться ими никто не умеет. Зато «болгаркой» владеет любой. Справимся.

–  Похоже, вы своих людей в монтажном управлении набирали, – сказал я. – «Болгарка» сильно шумит и много пылит. Я с отмычками справлюсь. Готовьте.

–  Приготовлю, связка у меня в столе. Удачи вам…

–  Удачи нам, – согласился я, делая ударение на слове «нам».

Сразу за воротами я, не церемонясь и не обращая внимания на звания, дал команду достаточно категорично и резко:

–  Вперед, бегом, в хорошем темпе. Отстающих буду подгонять пинками.

Наверное, майор с напарником были необоснованно высокого мнения обо мне. И чистосердечно по глупости верили, что я способен дать пинка отстающему, потому что оба ломанулись в темноту, как танки, чтобы такого унизительного наказания избежать. Я не отставал, хотя пинать их, честно говоря, не собирался, только мысленно возмущался тем, как тяжело и громко дышал Полтора Коляна. Хотя, в принципе, удивляться было нечему. Попробуй-ка, потаскай бегом такую тушу – конечно, задохнешься, даже если эта туша принадлежит тебе самому. Ему бы бегать в таком темпе по шесть часов в день, тогда, может, слегка «подсушился» бы и дышать стало легче.

Местность просматривалась с базы на небольшом участке, доступном видеокамерам. Мне, в принципе, уже не было до них дела, как и до всего отряда подполковника Лагуна, возвращаться в который я не намеревался. Но на всякий случай соблюдал осторожность, потому что ситуация всегда может повернуться самым непредсказуемым образом. Действовать не спешил, хотя так и подмывало показать Александру Игоревичу, что я оставил его в дураках. Подполковник наверняка провожал нас взглядом в монитор и все видел в инфракрасном изображении. Но я сдержал свой порыв, тем более что закон военного разведчика гласит: чем меньше ты появляешься перед объективами фото– и видеокамер, тем лучше. А когда тропа запетляла в скалах, видеокамеры нас уже не видели. Но я все равно не торопился. Мало ли какую вылазку решит предпринять Лагун и может натолкнуться на тела… Тогда он все поймет. Гораздо интереснее оставить его в надежде, что все завершится благополучно. Пусть мучается, пусть думает, что сейф существует, пусть ждет и просчитывает варианты, не понимая, почему посланные им люди не вернулись.

И только тогда, когда скалы стали сходить на «нет» и мы приблизились к месту, где был протянут натяжитель от мины, я догнал отставшего напарника Полтора Коляна и, как обещал, с невыразимым удовольствием дал ему основательного пинка. Такого пинка, от которого он растянулся на тропе. Я даже не остановился, наступил ему пониже спины и нажал на спусковой крючок пистолета-пулемета. Предохранитель я заранее перевел в режим одиночного выстрела. Ствол смотрел прямо в шейный позвонок. Глушитель был хороший, и майор даже не услышал звука выстрела. Я в пять секунд догнал его, и следующий мой пинок доставил мне удовольствия гораздо больше, нежели первый. Полтора Коляна падал всем своим большим телом очень неуклюже, демонстрируя, что падать совершенно не умеет и вообще своим неслабым телом владеет скверно. Даже повернуться на спину майор не спешил, уткнувшись лицом в землю и пытаясь перевести дыхание.

Я остановился, дожидаясь, когда он хоть чуть-чуть восстановится после бега и сможет говорить. Но не забыл поднять оружие майора, упавшее чуть в стороне от него. Полтора Коляна не удостоился пистолета-пулемета и обходился «АКСУ-74». Автомат не армейского образца, и потому по виду оружия трудно было однозначно сказать, к какому ведомству принадлежал отряд подполковника Лагуна. Я для себя эту задачу решить так и не сумел.

–  Поторопись, мне некогда, – потребовал я, вовремя вспомнив про Илдара.

–  Что? – спросил майор, так еще и не разобравшись в ситуации.

И посмотрел на тропу за мою спину, ожидая увидеть там своего напарника. Но в темноте даже с нескольких шагов различить тело среди камней было уже невозможно.

–  А где?…

–  С обрыва сорвался. Накрылся. Только, к сожалению, не взорвался, как та машина, которую ты здорово с обрыва толкал. Где тело моего бедного брата было. Но ты-то точно взорвешься, если не будешь вести себя правильно. Я тебя заставлю парочку гранат проглотить. И взорвешься…

Полтора Коляна, кажется, что-то понял, и взгляд его из устало-недоуменного стал злым и жестким. Разговаривать он, кажется, совсем раздумал.

Я наставил ствол пистолета-пулемета ему в лоб.

–  Будем беседовать?

Он молчал и на ствол внимания не обращал. Трусом майор не был и за жизнь не цеплялся. Или просто здраво оценивал ситуацию. Понимал, что ничего хорошего ему ждать не приходится. Но из положения «лежа» перешел в положение «сидя», уперев в землю растопыренные руки. И даже попробовал, насколько прочно руки упираются в землю.

–  Похоже, ты себе язык отлежал? Это бывает, – усмехнулся я. – Еще раз спрашиваю: побеседуем или сразу пристрелить тебя?

–  Стреляй сразу, потому что ничего нового я тебе не скажу. Зачем вообще что-то говорить покойнику? Ты сам еще не понимаешь, что давно уже покойник. И официально, в настоящем, – и в недалеком будущем, уже под своим вторым именем. Я бы на твоем месте прощение вымаливал, а не кормил людей гранатами.

Майор говорил спокойно, без каких-то особых эмоций, но я заметил, как он слегка пошевелил ногой, намереваясь подобрать ее под себя и пробуя готовность мышц отозваться на команду мозга. Мышцы, однако, следует проверять напряжением, а не шевелением. Полтора Коляна даже этого не умел.

–  По существу вопроса ты, значит, разговаривать не хочешь… – заключил я.

–  Куда уж больше – по существу… Я тебе самое главное сказал… А об остальном тебе другие скажут. Посмотри себе за спину, и все поймешь…

Майор был плохим бойцом, но, наверное, хорошим актером, потому что произнес он последнюю фразу вполне убедительно. Он просто не знал, с кем имеет дело. Человек с недостаточной психологической подготовкой при этих словах, сказанных вполне убедительно, обязан был бы обернуться. Но я и психологически был подготовлен и имел боевую подготовку, соответствующую своему недавнему положению офицера спецназа ГРУ. Следовательно, контролировал все звуки и ощущения, что могли бы прийти из-за спины. И был уверен, что там никого нет. Но обернуться все же очень хотелось. Поэтому я просто выстрелил, как и прицеливался, в лоб майору, снова переведя его из положения «сидя» в положение «лежа», а потом все-таки обернулся с одновременным быстрым шагом в сторону. За спиной никого не было, и шаг в сторону был лишним…

Нет, шаг в сторону лишним не оказался, потому что он позволил мне увидеть установленную между двух камней мину «МОН-50». Именно натяжитель этой мины я перешагивал недавно. Но натяжитель был метров на десять дальше по тропе. А мина, поскольку «МОН-50» имеет направленное действие, должна была поразить осколками большой участок тропы. Значит, устанавливали ее не только для меня, но и для тех, кто может двинуться сюда большой группой. Для одного человека можно было выставить ее даже рядом с натяжителем.

Соблазн переставить натяжитель был велик. Так переставить, чтобы взрыв накрыл идущих с базы бойцов отряда подполковника Лагуна. Но я знал, что сапер из меня далеко не самый лучший, а заниматься таким опасным делом в темноте было бы рискованно даже для опытного спеца. Поэтому я ограничился вздохом сожаления. Пусть мина стоит так, как ее выставили. А я не стал терять времени, вернулся, обыскал сначала напарника майора, забрал его телефон, деньги и документы, снял с автомата затвор и спрятал под камень, а сам автомат забросил подальше. Потом точно так же, и с теми же целями, проверил карманы Полтора Коляна. Брать деньги у убитых в моем положении не является мародерством, поскольку они могут мне понадобиться при обстоятельствах, которые я предвидеть не в силах. Хотя бы купить новую sim-карту для одной из двух трубок, которые вдруг у меня оказались. Выбрасывать второй аппарат я не стал, поскольку не имел зарядных устройств к ним, и, если один разрядится, второй может еще поработать.

Тела с тропы я оттащил в скалы, где сразу найти их будет трудно. Полтора Коляна был тяжелым, но я и с ним справился. Потом снял с пояса майора небольшой фонарик и тщательно осмотрел тропу, убирая следы. Большие пятна крови прикрыл камнями и присыпал сухой землей. Кажется, следов не осталось. Опытный следопыт все равно их найдет, но таких в отряде Лагуна, кажется, не было.

Я легко вспомнил номер телефона начальника штаба своего батальона, являвшегося по совместительству и командиром сводного отряда спецназа ГРУ, к которому был прикомандирован мой взвод в Дагестане. Время уже приближалось к восьми, хотя светать еще не начало, но в сводном отряде, как я понимал, давно был объявлен «подъем». В спецназе ГРУ восемь утра – разгар рабочего дня. Или дня боевого, в зависимости от ситуации, в которой находился отряд. Значит, мой звонок никого разбудить не должен.

Но позвонить я не успел, потому что подозрительный звук с тропы заставил меня метнуться за камень. И вовремя. На тропу выходила большая группа. Это была явно не армейская колонна – армейцы таким порядком не ходят, у них вообще не приветствуется движение толпой. Так ходят только необученные бандиты. Смотреть мне приходилось снизу вверх под углом градусов в сорок, и на фоне неба я сумел увидеть, что их чуть больше десятка, точно я не считал. Двигались они явно в сторону базы. Значит, подполковник Лагун не напрасно выставил свою мину. Группа приближалась к натяжителю.

Мое положение на вынужденном наблюдательном пункте тоже было не самым лучшим. Хотя «МОН-50» и разбрасывает осколки в строго определенном секторе, равном пятидесяти четырем градусам по горизонту с высотой поражения от пятнадцати сантиметров до четырех метров и дальностью поражения в пятьдесят метров, но и тыльная сторона мины тоже опасна на расстоянии, как говорится в инструкции, до тридцати пяти метров. И хотя практика показывает, что осколки корпуса в тыльную сторону не летят дальше пятнадцати метров, а я находился от мины метрах в двадцати, все же лучше было поберечься, потому что даже незаряженное ружье раз в жизни стреляет. Но перебираться за другой камень было уже опасно: бандиты могли заметить меня и остановиться. Поэтому я выбрал самый критический вариант: дождался, когда идущий впереди споткнется о натяжитель, и перепрыгнул за другой камень уже в самый момент взрыва мины. Это меня, может быть, и спасло, потому что нечто тяжелое над моей головой, едва не коснувшись ее, все же пролетело. Когда я поднял голову, на тропе уже никого не было. Более пятисот осколков-шариков легко смели с тропы десяток бандитов. Но, чтобы не получить пулю в спину, необходимо было проверить, остался ли кто в живых. И я двинулся вверх по тропе.

Мина была начинена множеством осколков. Каждому из двенадцати бандитов в узком пространстве между скалами их досталось сполна. И прямыми попаданиями, и, наверное, рикошетом от камней, что в таком месте было естественным. Тем не менее, трое еще корчились от боли. Они были в ментовской форме, один из убитых – тоже. Оказывать помощь тяжелораненым в мои планы не входило. Да и возможности такой я не имел, поскольку им нужен был не офицер спецназа, а целая бригада полевых хирургов вместе с операционными, оснащенными по последнему слову реанимационной техники. Вся моя помощь свелась к тому, что я избавил их от мучений. Пришлось истратить еще три патрона. И только после этого, вздохнув с сожалением, потому что всегда жалел убитых молодых парней, на чьей бы стороне они ни воевали, я побежал в уже несколько раз проверенном направлении, то и дело пользуясь биноклем, чтобы не нарваться на неприятность. Но на последней точке осмотра, оказавшись в максимальной близости к стоящей в селе вышке сотовой связи, я остановился. Эти вышки не взрывают даже бандиты, потому что сотовая связь им тоже нужна. А мне в моем положении она была просто необходима…

Я отошел за скалу и снова достал трубку. Подполковник Громадский ответил с небольшой задержкой, необходимой для того, чтобы вытащить телефон из чехла на поясе. Я даже явственно представил, как Виктор Васильевич достает трубку, смотрит на определитель, видит незнакомый номер, пожимает плечами и поднимает ее к уху.

–  Подполковник Громадский. Слушаю.

–  Здравия желаю, товарищ подполковник, – сказал я, приготовившись начать свою исповедь.

Но Виктор Васильевич сразу поставил меня в тупик, узнав голос и не высказав удивления по поводу звонка.

–  Наконец-то объявился… Меня уж из Москвы замучили требованиями доложить, где ты и что с тобой.

Я подумал вначале, что он меня принял за кого-то другого.

–  Товарищ подполковник, это старший лейтенант Самоваров.

–  Да понял я, Коля, понял, что это ты… Мне медведь еще на ухо не наступил. Где ты сейчас? Докладывай, только коротко, а то у меня люди…

Я начал доклад, что называется, «от печки», то есть с самого начала, с момента, когда меня посетил в спортивном зале мотострелкового батальона Пехлеван. Но подполковник прервал меня:

–  Это все потом, Николай. Напишешь рапорт. Мы себе все примерно так и представляли. И с материалами уголовного дела ознакомились, все твои показания читали. Только вот к тебе нас не допускали, приказ такой был получен. А откуда приказ, мы выяснить не смогли. Знаем, что из Москвы от какого-то высокого и облеченного большими правами руководства. Полагаем, от того же, которому подчиняется подполковник Лагун. Но что это за руководство, никто не знает. Уровень солидный, прикрытие глубокое. Пока не суемся без острой необходимости. Будет необходимость – сунемся. А ты рассказывай о своем настоящем положении. Планы, задачи… Тебя уже пора вытаскивать или еще продолжаешь работать?

–  Продолжаю работать, товарищ подполковник. Мне необходимо добраться до Пехлевана, чтобы оправдаться перед законом. Если доберусь, смогу доказать, что ограбление Пехлеван разрабатывал вместе с Лагуном…

–  Даже так? – удивился Виктор Васильевич. – Это совсем иной поворот дела. Мы предполагали, что Лагуну по какой-то причине необходим был именно ты. Он сделал официальный запрос о твоем переподчинении. Наше командование отказало. Тогда последовал запрос о прикомандировании. Командование отложило решение до окончания твоей командировки. Тогда последовало это дело. Мы знали, что Лагун рядом, и стали проверять. Оказалось, он к тебе на свидание ходил… Нас не пустили, его пустили… Дальше все уже развивалось почти по прямой. Но твоя версия еще интереснее. Какая нужна помощь?

–  Реальная, товарищ подполковник. Реальная и конкретная.

–  Войсковая операция?

Обычно реальными действиями на военном жаргоне именуется именно войсковая операция. Но такого развития событий пока следовало избегать. Операция, конечно, может позволить захватить Пехлевана, но никак не даст возможности доказать мою невиновность и причастность Лагуна к действиям бандита.

–  Никак нет, товарищ подполковник. Мне нужно только организовать прослушивание разговоров Лагуна. Они с Пехлеваном друг другу, как мне кажется, не доверяют, но связь поддерживают и ждут, когда кто-то из них обманет другого. Каждый надеется, что обманщиком будет он. Это пока единственная просьба.

–  Думаю, это удастся организовать. Нужен только номер телефона Лагуна.

Я продиктовал номер.

–  Отлично. Я сейчас же свяжусь с Москвой.

–  Кстати, у Лагуна компьютер, насколько мне известно, задействован в той же системе спутникового контроля. Я не знаю, чьи разговоры он прослушивает, но на первом этапе он собирался посадить меня как раз за этот компьютер.

–  Это возможный вариант. Наши спутники обслуживают практически все спецслужбы страны и ряда бывших союзных республик. Но одно другому не помешает… У тебя все?

–  Лагун знает этот номер, с которого я звоню, и может отслеживать мои передвижения. Нельзя ли как-то заблокировать или ограничить его возможности?

–  Думаю, что можно. Этим я займусь немедленно. Этот наш разговор он прослушать не мог?

–  Не должен еще хватиться. Через пару часов, думаю, догадается, что к чему. Я разговариваю с трубки его майора, которого вынужден был ликвидировать. Лагун будет еще пару часов ждать нашего возвращения, потом отправит группу на поиски. Найдут майора – хватятся и трубки.

–  Двух часов нам хватит. Я сейчас же свяжусь с командующим. Он лично контролирует твой вопрос и сам договорится с управлением космической разведки.

–  Мне, правда, обещал другую трубку Илдар…

–  Это кто?

–  Парень из банды Пехлевана. Я захватил его в плен и должен был по приказу Лагуна расстрелять. Но я отпустил его. Он теперь не может возвратиться к Пехлевану – по крайней мере, я его в этом настойчиво убеждаю. Надеюсь сделать из него союзника. Сейчас пойду в его дом отсыпаться. В ближайшее село.

–  Понятно. Работай. Теперь все?

–  Только вопрос. Как вы догадались, что я на свободе? Вас допустили на опознание тел?

–  Опознать людей в сгоревшей машине было сложно. Но мы уже знали, что твой брат погиб на дороге и тело его пропало прямо из морга. Просто было похищено неизвестными людьми. При этом пострадали сотрудники морга, убит патологоанатом. Был небольшой скандал, возбуждено уголовное дело, но никаких следов выявить не удалось. Мотивов – тем более. Узнали мы про этот случай потому, что московский следственный комитет отправил запрос по твоему поиску, чтобы задать тебе какие-то вопросы. Ты же единственный родственник. И наследник московской квартиры, кстати. А она стоит немало… Нас этот поиск и навел на мысль, что ты жив и пустился в автономное плавание. Дальнейшая проверка оказалась несложной. А уж просчитать ситуацию наши аналитики сумели без труда. Проверили останки тела. Там вместо крови какие-то диковинные препараты, чтобы тело оставалось относительно свежим, не деревенело. Мы сделали вывод. Поэтому я ждал твоего звонка.

–  Понятно, товарищ подполковник. Теперь все ясно, и у меня камень с плеч свалился. Работать будет легче, зная, что имею поддержку. Кстати, этот номер, с которого я звоню, возможно, не мой постоянный. Пока я sim-карту придержу у себя. Если будет новый номер, я вам сообщу. Не удивляйтесь, если определитель покажет незнакомый номер. Местный…

–  Хорошо, Коля. Если у меня будут сведения, буду звонить. До встречи на плацу. Твой взвод тебя ждет. Солдаты отнеслись к ситуации с пониманием, как и высшее командование. Все проблемы можно будет решить. Постараемся решить…

–  Я рад, товарищ подполковник. До встречи на плацу…

У меня с плеч свалился не просто камень – все Кавказские горы, вместе взятые. По крайней мере, так мне казалось, такое облегчение я почувствовал. И даже не в душе, а натурально, на самом настоящем физическом уровне. И пусть кто-то попробует мне после этого доказать, что мысль не материальна! Ноги стали легче; впечатление было такое, что я по земле не ходил, а почти парил над ней, едва касаясь тропы.

Времени у меня оставалось в обрез, и я бежал легко, не чувствуя напряжения; даже бинокль с тепловизором к глазам прикладывал на бегу. Правда, не забывал перед этим посмотреть, насколько позволял утренний сумрак, вперед на тропу, чтобы не упасть, – бинокль, который мог разбиться, было действительно жалко. Я к нему уже привык и относился как к своему. Для подполковника Лагуна этот бинокль был боевым трофеем… если только действительно боевым. Для меня он тоже стал трофеем. А что касается зарядного устройства для тепловизора, то я не думаю, что у меня меньше возможностей или подобрать подходящее, или сделать его так же, как сделал сам Александр Игоревич. И вообще при моей должности – а я уже не снимал себя с должности командира взвода спецназа ГРУ – такой прибор гораздо более важен и необходим, чем его прежнему обладателю, который держал его в сумке под кроватью.

Я бежал легко и быстро, не чувствуя усталости даже оттого, что тропа то круто бросалась вниз, то не менее круто взбиралась в гору. Но об осторожности не забывал. И в нужный момент, когда, по моим расчетам, я находился уже в непосредственной близости от села, скорость сбавил и бинокль стал поднимать чаще.

Расчеты меня не подвели. Это я понял, поднявшись на очередной скалистый холм, с которого увидел само село. Вернее, еще не село, а многочисленные, разбросанные на большом пространстве огни. Село в самом деле было большое и освещало часть неба, как и любой населенный пункт. Не разглядывая в бинокль улицы, я прозондировал с помощью тепловизора только свой предстоящий путь, не увидел опасности и снова побежал, чтобы успеть к крайнему от дороги дому раньше, чем туда доберется Илдар. Мне хотелось не ошибиться в парне, хотелось верить в то, что он стоящий человек и придерживается норм поведения, выработанных его предками. Если я попросился к нему в гости, он обязан проявить гостеприимство и даже должен защищать меня, если кто-то посягнет на мою жизнь, будь это сам Пехлеван. К сожалению, современные горцы часто забывают старые правила. Поэтому об осторожности забывать нельзя никогда.

Остаток пути я пробежал быстрее. Во-первых, бежать под гору легче, чем наоборот; во-вторых, ощущение близкого финиша обычно добавляет скорости. И только уже в трех десятках метров от села, когда стали видны силуэты домов, я остановился и снова взялся за бинокль. Тепловизор снова не показал опасности, поэтому я сразу двинулся к забору. Он был невысоким, до уровня моей груди, сложенным из слоистого камня-слюдяника. Но вместо связующего материала использовался не цемент, а глина, которой здесь больше, чем земли. Поэтому прежде чем перебраться через забор, я потрогал его руками, проверяя устойчивость. Камни держались крепко. И я без сомнения поставил на стену руки, одним прыжком перебросив свое тело по другую сторону забора. Двор был бетонированный, споткнуться было негде; я быстро проскочил к дому и забрался в первое попавшееся окно. Теперь можно было безбоязненно осмотреться и подготовиться к встрече Илдара.

Дом оказался одноэтажным, но чердак тоже когда-то был жилым. Это не мансарда в обычном понимании этого слова, а просто слегка утепленный чердак, на котором стояли стол и кровать. А главное, там было два окна. Одно – с торца дома, второе – в крыше, которое смотрело как раз в сторону дороги в центр села. Той самой дороги, по которой мой недавний пленник и должен был подойти. Устроившись около этого окна, я стал наблюдать.

Наконец показался Илдар. Не хотелось петь, но сама собой в голове промелькнула мысль о том, что кто-то там милого узнает по походке. Мне этот человек милым не казался, тем не менее я рассчитывал в чем-то на его помощь. Сам Илдар еще не понимал, что мы с ним в какой-то степени оказались в одинаковом положении. И его и меня пытались «убрать», как кучку навоза с дороги. Равнодушно. Но ни мне, ни ему не хотелось ощущать себя пылью на тропе чужой войны. Поэтому нам требовалось действовать, причем действовать совместно. Однако у Илдара еще была сильна привязанность к Пехлевану и вера в него, в его справедливость. Возможно, в чем-то Илдар был прав, и я напрасно думал о Пехлеване плохо. Но заставить меня видеть существенную разницу в поведении Нажмутдинова и Лагуна было трудно. Точно так же, как убедить Илдара в том, что не он предал Пехлевана, а тот предал его. Но попробовать стоило.

Илдар шел один посреди дороги. На всякий случай я просмотрел не только саму дорогу, но и всю улицу. Он шел, можно сказать, демонстративно, а вдоль заборов могли красться другие люди. Но никого видно не было, тепловизор «свечения» не показывал. Только во дворе одного из домов, мимо которого проходил Илдар, остановился какой-то человек, вслушиваясь в шаги. Судя по фигуре, это была пожилая женщина, с трудом переставлявшая ноги. Но к забору она даже не подошла.

Тем временем начало стремительно светать. Это было не в мою пользу, потому что я хотел бы дойти до дома отца Илдара в темноте и при этом никому не попасться на глаза. Простая забота о своей безопасности, а вовсе не скромность. Но с природой спорить я не умел, и потому следовало удовлетвориться тем, что есть.

Илдар подошел к забору, посмотрел по сторонам, не наблюдает ли кто за ним, и пинком открыл калитку. Скрип в темноте всегда бывает более звучным, чем в дневное время, и мне он не понравился. Не желая, чтобы Илдар и дверь в дом тоже открывал пинком, я крикнул:

–  Иду…

Перешел к другому окну, выбрался из него на карниз и спрыгнул во двор. Высота была около трех метров. Илдар с уважением оценил мой полет, покачал головой, но ничего не сказал. Для него с его походкой и легкой, на мой взгляд, неуклюжестью в движениях, да и излишним весом такой прыжок мог бы закончиться трагически. Для меня же он был естественным выполнением нормальных тренировочных упражнений на полосе препятствий. Я легко спружинил ногами, прыгнул вперед и в сторону и через секунду уже стоял перед Илдаром, готовый последовать за ним.

–  Ну, что твой отец? Он уже нашел нужную тему для философского разговора?

–  Он никогда не ищет темы. У него полная голова этих тем. Хотя никто не знает, когда на него накатит. Иногда может несколько дней молчать. Иногда просто разговаривает. А порой…

–  Тогда – идем?

–  Идем!

Илдар двинулся первым. Сразу за калиткой я пристроился сбоку. Теперь он не был пленником, у меня в руках не было веревки, на которой я его водил, и можно было идти бок о бок.

–  Как твой отец встретил весть о госте?

–  Как и положено хозяину дома. Он всегда рад гостям. Меня, правда, отругал…

–  За что? За такого гостя?

–  За то, что ты меня в плен взял.

–  Ты успел ему все рассказать? Быстрый же ты на язык… У меня вот с рассказами всегда не ладится. Проще большое дело сделать, чем потом короткий рапорт написать.

–  Не все успел. Отцу уже и без меня наговорили, расстроили старика… Пехлеван заходил. Он посчитал, что я просто бросил его, а сам решил жену навестить и сына обнять, пока отряд спит. Я его накануне просил отпустить меня на пару часов – он не отпустил. Теперь решил, что я сам убежал. И пришел расстрелять меня. Очень удивился, что не застал меня дома. Потом стал куда-то звонить и только тогда узнал, что я попался людям подполковника. Кто мог ему сказать?

Я даже улыбнулся, радуясь, что мои вроде бы чисто гипотетические предположения находят фактическое обоснование.

–  Только сам Лагун. Кстати говоря, когда мы с тобой выходили, кто-то ему позвонил. Я только начало разговора слышал. Теперь догадываюсь, что это был как раз Пехлеван. Я и раньше об этом думал, но это было только ничем не подкрепленное предположение. Теперь уверен. Это звонил Пехлеван.

Илдар вздохнул.

–  Да, наверное. Больше некому. Шахмардану Саламовичу сказали, что меня отпустят. Что я буду переговорщиком между сторонами и принесу Пехлевану много новостей. Но Лагун, когда мы разговаривали, подтвердив, что меня отпустят, ничего передавать Пехлевану не стал. Никаких новостей. Велел только попросить его обязательно позвонить. Подполковник очень удивился, узнав, что Шахмардан Саламович здесь. Он считал, что отряд находится в другом месте. Лагуну не понравилось, что Пехлеван выступил против него. Но ничего этого передавать я не должен был.

–  Я понял уже… – перебил я объяснения Ильдара. – Но тебе и не следовало говорить ничего особенного. Ты, по замыслу подполковника, должен был быть расстрелян в стороне от базы. Чтобы Пехлеван не подумал на него. А так – да мало ли кто тебя подстрелил. Для этого же тебе нож дали, чтобы уже наверняка. Они понимали, что ты даже с ножом со мной не справишься. Если бы хотели тебя освободить, не просили бы меня тебя расстреливать, это первое. А второе, тебя вооружили бы не ножом, а пистолетом. Ствол в такой ситуации вернее. Лагун обманывал Пехлевана, как Пехлеван обманывал Лагуна. Все это у них взаимно. А мы с тобой оказались между двух огней – и мешаем и одному, и другому.

Илдар в сомнении пожал плечами, не соглашаясь со мной.

–  Я-то могу попросить прощения у Пехлевана, и он снова возьмет меня в свой отряд. Может быть, возьмет, хотя я не уверен. Но ты сам предлагал передать ему твой вызов. Это хорошо на него подействует. Его силы все боятся, и он от этого устал. Всегда ищет достойного противника. Потому и может меня простить. А вот тебе хуже. Ты в самом деле между двух огней. И на службу не вернешься, и к подполковнику тебе нельзя – убьют. Полтора Коляна – человек мстительный.

Илдар, кажется, наслаждался своими словами. По крайней мере, если и не наслаждался, то объяснял мне иносказательно, что я сейчас почти в его власти и все мое будущее зависит только от него. Как он преподаст ситуацию, таковой она и будет. Я с такой постановкой вопроса, естественно, согласиться не мог.

–  Нет, молодой человек, майор уже стал совсем безопасным человеком. Для всех безопасным. И никому уже навредить не сможет. Тем более не сможет никого убить.

–  Ты сломал ему позвоночник и сделал инвалидом? Я спрашиваю потому, что вспомнил один случай. Пехлеван сломал молодому парню из нашего отряда позвоночник. Сначала согнул его пополам, потом локтем в позвоночник ударил. И сломал. Тот уже два года лежит дома – и не живой, и не мертвый. Наверное, скоро умрет…

Значит, Пехлеван на расправу крут. Не зря Илдар опасается возвращаться в отряд. Мне следует иметь это в виду – и использовать, если будет необходимость и возможность.

–  Позвоночник уже может не волновать майора. С пулей в голове человека уже вообще ничто не волнует. Пришлось его ликвидировать, чтобы обезопасить себя. А то тропа рядом с базой стала опасным местом. Слишком там теперь многолюдно… Кстати, подполковник Лагун заминировал все подступы к своей базе, в том числе и тропу. А Пехлеван послал туда группу. Двенадцать человек… Они нарвались на мину в узком проходе. Никто не уцелел. Трое были в ментовских мундирах. Я понимаю, что ты о минировании слышал и хотел предупредить, но возможности у тебя не было, и потому – такой результат…

Таким образом я поставил Илдара на место, чтобы не задирал нос относительно моего положения – и собственного.

–  Да, – вспомнил вдруг парень. – Тебе же мобильник нужен. Я взял с собой телефон жены. Если тебе нужно, могу на время дать. С возвратом, конечно, если жив останешься. И… если я жив останусь… – добавил он, наклонив голову.

Мои старания не прошли даром – парень начал оценивать свое положение более здраво. Давно было пора прийти к такому пониманию. Тогда бы мы начали работать парой и оба получили бы больше шансов выжить.

–  Спасибо. У меня пока есть две трубки. Беда в том, что нет зарядного устройства. Если подобрать не удастся, позаимствую аппарат твоей жены.

–  Подберем. У нас в отряде все так делают. Берут трофейные телефоны, а зарядное устройство в салоне связи подбирают. Туда самые разные привозят. Я схожу в салон, как его откроют. Здравствуйте… – Илдар приложил руку к груди, здороваясь с опиравшимся на толстую палку пожилым человеком, что попался нам навстречу.

Уже почти полностью рассвело, и мы шли по улице у всех на виду, ни от кого не прячась. Мне казалось, что Илдар должен был бы стесняться такого гостя, не снявшего в СИЗО армейскую форму с погонами, поскольку звания до приговора суда его никто лишить права не имел. Однако он шел в открытую. Впрочем, погоны мои были скрыты бронежилетом и разгрузкой, надетой поверх бронежилета, а в камуфляже сейчас ходят многие, особенно в районе Северного Кавказа. Издали меня можно было принять за кого угодно. И даже внешностью я не выделялся здесь так, как выделялся бы, скажем, в той же Чечне. В Дагестане людей с почти европейскими чертами лица гораздо больше, хотя по крови они являются типичными жителями гор. Особенно это бросается в глаза в центральных районах республики.

Идти нам пришлось через все большое село – правда, не всю дорогу по главной улице. В том месте, где я увидел Илдара в бинокль с чердака нежилого дома, мы свернули на боковую улицу и перешли на параллельную главной. Здесь уже было совсем безлюдно, а многие дома имели вид нежилых.

Фигуру человека около калитки я заметил издали.

–  Отец вышел встретить, – сказал Илдар. – Не удивляйся, что он не будет по-русски разговаривать. Он не хочет. Я буду переводить.

–  Да, ты предупреждал, – согласился я.

Приблизившись, я первым протянул для рукопожатия обе руки на восточный манер…