Заседание правления артели «Красный бондарь» близилось к концу, когда на пороге показался артельный сторож Матвей Горохов. Он держал в руках шапку, а в шапке покоились овчинные рукавицы.
— Товарищи правление! — сказал Матвей с поклоном. — Бэт вы все здесь. Можно сказать, вся головка. И председатель Семён Никитич тоже. Или увольте, или что хотите делайте… От сторожёвки я отказываюсь… Не то в газету напишу… Иначе нельзя…
— Дядя Матвей! — обратился к нему председатель Семен Никитич Мелешкин, — У нас тут заседание, важные дела решаем, а ты… Ну, что ты хочешь?
— Хочу, чтобы склад готовой продукции отремонтировали, вот что! — сердито ответил Матвей, — Три раза писал вам, и все напрасно! Ну мыслимо ли готовую продукцию так держать? А? Нешто это по-хозяйски? Продукция денег стоит, а в склад хоть на тракторе въезжай! А спрашивать потом с кого будете? С Матвея? Нет уж, благодарю за милость!..
Сперва Мелешкин пытался просто выдворить назойливого старика, но, вспомнив про его угрозу написать в газету, быстро смирился и даже предложил Матвею стул.
— Действительно, товарищи! — заявил Мелешкин. — В склад готовой продукции может проникнуть любой и каждый. Стены давно требуют ремонта. Но… Но ведь для ремонта деньги нужны. Выходит, опять непредвиденные расходы!
— Да, рублей, пожалуй, тысячу надо, не меньше, — сказал бухгалтер, скосив глаза на матовый шар потолочной лампы.
— Вот видите! — живо подхватил Мелешкин. — Мы говорим, что надо каждую копейку экономить, а тут целая тысяча рублей! Сто тысяч копеек! Нет, товарищи, это не по-хозяйски. Надо придумать что-то другое.
Но присутствующие ничего другого выдумать не могли. Все сходились на одном: склад нужно ремонтировать, и как можно скорей.
— А что, если купить собаку, а? — предложил Мелешкин и вопрошающе посмотрел на правленцев, — Затраты грошовые, зато польза какая! Никто щепки не унесет. Да и Матвею большая подмога. Как ты думаешь, дядя Матвей, а?
— У меня же есть песик! — ответил Матвей, — Шустрый такой, зверёныш! Шариком кличут.
— Тоже нашёл собаку! — усмехнулся Мелешкин, — Она у тебя и брехать-то как следует не умеет, а так, тявкает не поймешь что. И облик у неё не собачий. На кошку смахивает. В хвосте репья, уши болтаются. Наверно, извините, и блохи есть. Ну разве можно такой дворняжке артель доверить? Ни за что! Уж если иметь собаку, так порядочную, чтоб она одним видом уважение к себе внушала…
Говорил Мелешкин горячо, убедительно. Вдохновлённые его вескими доводами, заместитель и бухгалтер стали даже называть наилучшие, по их мнению, породы собак. Бухгалтер Николай Прокофьевич предлагал завести куцего эрдельтерьера. Заместитель отстаивал ум и неподкупность немецкой овчарки. Иного мнения был Семён Никитич.
— Не выношу сенбернаров, эрдельтерьеров и прочих догов-бульдогов! — горячился он, — Я предлагаю остановиться, ну, скажем, на волкодаве. Видели когда-нибудь? Нет? А спорите! Это не собака, а лев с собачьей мордой. Его не только жулики — честные люди будут за версту обходить!
Доводы и авторитет председателя возымели полный успех. Через день агент по заготовкам Стучалов, снабжённый командировкой, инструкцией, на всякий случай, пятьюстами рублей, выехал в отдалённое Омутнинское лесничество, где, по утверждению Мелешкина, держали волкодавов.
Десять дней не было вестей от Стучалова. Наконец пришла телеграмма:
«Задание выполнил шлите триста найма автомашины получении выезжаю».
Спустя три дня Мелешкин получил вторую телеграмму:
«Застряли снегу найма буксира также другие расходы шлите семьсот рублей привет Стучалов».
А ещё через неделю, гремя цепями, во двор артели въехала крытая трёхтонка, в которой помещались будка с собакой и проводник. Стучалов торжественно восседал рядом с шофером.
Посмотреть на покупку собралось всё правление. Тут же ходил и сторож Матвей. Он косо поглядывал на сарай, откуда временами слышался то басовитый лай, то рычание.
— Вишь, рычит, как трактор какой! — кивал он, — Поди, рублей пятьдесят за пего бухнули! Ну, что ж! Посмотрим на деле, чего он стоит. Тут ведь не волков давить, а службу служить!
Агент Стучалов, поправившийся, немного обветренный, чувствовал себя именинником. Щуря заплывшие глазки, он торжественно предупреждал:
— Ох, и лют! Зверь в собачьей шкуре! Никого не признаёт! Самому проводнику пальто в клочья исполосовал. Пришлось за четыреста рублей новое покупать…
— А как звать-то этого барбоса? — поинтересовался Семён Никитич, заглядывая в щель.
— Какая-то мудрёная кличка, уж и не помню. Сейчас я проводника спрошу. Эй. хозяин! — обратился Стучалов к сидящему на дровах человеку. — Слышь, хозяин? Как кобеля-то звать?
Проводник сердито произнёс что-то длинное и непонятное.
— Бот и я говорю, мудрёная кличка, — оправдывался Стучалов. — В два приёма не выговоришь.
— Ну и пёс с ней, с кличкой! — махнул рукой Семён Никитич, — Будем Полканом звать. У моего тестя тоже Полкан был. Поменьше этого, но поголовастей. Убили его. Кур воровал… Так сколько, говоришь, отдал-то?
— Триста пятьдесят рублей, не считая всяких других расходов. Дешевле не отдавали.
— Немного дороговато, — почесал скулу Мелешкин.
— Зато собака-то! Кататься на ней можно!
— За такие деньги, небось, нас самих прокатят, — сухо заметил бухгалтер, — Ещё машину нанял, проводника зачем-то взял… Ему и суточные выплачивать и обратный проезд потребуется. Это, брат, тоже в копеечку влетит.
— А что я один стал бы с ней делать? Вас бы туда, так узнали бы! — обиделся Стучалов.
— Ну, ладно, ладно, — замахал на них Мелешкин. — Будет вам. В два счёта окупится. Ты, Стучалов. займись-ка проводником. Покорми его… А вечером — к поезду. Без него управимся… И машину отпусти…
На следующее утро, придя на работу, члены артели были удивлены открывшейся перед ними картиной: дорожки не расчищены, снег лежит сугробами, ворота заперты, во дворе горит большой ночной фонарь…
— Проспал, старый кочан! — сказал Мелешкин, — Небось, обрадовался, что за него животное службу несёт.
Председатель хотел постучать, но в ту же секунду отскочил от ворот на почтительное расстояние.
— За… за руку чуть не тяпнула! — произнёс он тоном человека, который чудом вывернулся из-под трамвая.
— Бот это да! — послышалось из толпы. — Что же теперь делать? Ведь работать пора.
Наиболее отчаянные пытались кричать и звать Матвея. Но в ответ слышалось лишь злобное рычание.
— Может, его, того… собака загрызла? — продолжая дрожать, высказался председатель. — Не нашли общего языка, вот она его и сгамкала…
— Пристрелить её, чтоб живых людей не грызла! — предложил кто-то из членов артели. — Взять ружьё, бах — и поминай, как звали!
— Стрелять нельзя, — возразил бухгалтер. — За неё большие деньги плачены. В инвентарную книгу записана… Уговорить бы её как!
— Товарищи! Никак Матвей! — закричали в толпе. — Он и есть! Это его шапка! Да вен он, вон, на чердаке!
— Люди добрые! — замахал Матвей шапкой, — Братцы! Выручайте! Близко, подлая, не подпускает! Всю ночь, чтоб ей ни дна, ни покрышки, на чердаке промаялся.
Затем Матвей неожиданно юркнул обратно. И все услышали, как он стал зазывать собаку:
— Полканушка! Иди, собаченька, на место! Я тебе мясца куплю, печёночки! Иди!..
Потом раздался приглушенный лай, удар, похожий на выстрел, и радостный крик Матвея:
— Есть! Наконец-то, будь она семь раз проклята! Загнал подлую! Захлопнул! Кошка помогла. Погналась за кошкой, а я её, голубушку, и припёр…
В тот же день бухгалтер стоял перед Мелешкиным и, переминаясь с ноги на ногу, докладывал:
— Полкан уже в две тысячи сто пятнадцать рублей обошёлся, не считая кормёжки. А чем, спрашивается, он лучше Матвеева Шарика? Шерсти больше — и всё…
И, скосив глаза на матовый шар потолочной лампы, бухгалтер еле слышно добавил:
— Из газеты приходили. Спрашивали, что да как… Завтра жди подарка!.. Вот тебе и хозяйственный подход!.. Это называется сэкономили!
Вечером собаку продали за пятьдесят рублей заведующему базой райпотребсоюза, приехавшему в артель за бочкотарой.