Лунная песнь

Глава 2. Дела семейные

Дребезжащий автобус, в котором у меня успели затечь все конечности и разболеться от бесконечной тряски голова, подошёл к городку Нижние Вестцы в десять утра, на четыре часа позже того момента, когда здесь остановился мой поезд. Я потеряла это время вместе с несколькими сотнями деренгов, — местные цены отчего-то ощутимо взлетели за последние четыре года моего отсутствия.

Полупустой кошелек вывел меня из бездны моего уже зашкалившего отчаяния и заставил задуматься о вещах, куда более приземленных и насущных прямо сейчас.

Я приехала к брату не для того, чтобы проститься, а затем сложить ручки и вернуться обратно в столицу, принимая назначенному предками судьбу. Изумрудная гнильянка была поистине ужасающей вещью, но это не значило, что никакого лекарства нет и быть не может. Я вызнаю у местных целительниц всё что смогу, и если способ есть, мы им воспользуемся, чего бы мне это не стоило.

И раз я останусь здесь на неопределенный срок, мне следует найти сносную работу. Правда, в своем родном поселке вряд ли я найду что-то, кроме свободной копеечной должности продавщицы в местном захудалом магазинчике… Брат, думаю, уже успел привыкнуть к другому, он, как говорящий с духами, по местным меркам не должен был быть сильно обижен по достатку.

На севере жить подчас крайне непросто, тонкий мир в этих краях постоянно вмешивается в естественный ход вещей в мире человеческом. До сих пор не могу понять, зачем на рассвете времен люди вообще пришли сюда, в места, куда их живущая тут сила не звала и где видеть не желала. Добыча ископаемых и минералов стала вестись здесь много позже, и лишь усугубила существующую на севере обстановку, когда сюда стали стекаться в большом количестве геологические экспедиции, вахтовики на разработанные месторождения, да и просто авантюристы, желающих найти алмазы или новую золотую жилу.

Рассерженные духи могут повредить электрические провода, лишая, подчас, целые города света, вызвать непогоду, портить самыми разными мелкими и немелкими пакостями жизнь отдельным семьям или целым деревням. А духи задобренные, наоборот, в силах поспособствовать дождю и солнцу в самый подходящий час, дать хорошо взойти урожаю, гарантировать успех на охоте и, что крайне важно, обеспечить безопасность шахт. За последнее платили особенно щедро.

И это без учета того, что порой в размеренную жизнь северян вмешивались хэйви, злобные по своей сущности создания, и вот тогда без говорящего с духами было просто невозможно обойтись.

Я сошла со скрипучих автобусных ступенек и растерянно огляделась.

В отличии от цен, Нижние Вестцы выглядели точно такими же, какими я их запомнила в юности, ни капельки не изменившись. Не считая парочки нарядных улиц в середине, где располагалась администрация города, и где рядом был небольшой парк со святилищем предков и заболоченным прудом, Вестцы состояли из серых и пыльных пятиэтажек, которые к окраинам сменялись добротными ладными частными домиками с резными ставнями и плавно изгибающимися крышами. Эти дома были расположены по наклону по отношению к самому центру, и даже отсюда, с остановки, я видела, как солнце играло на расписанных традиционными узорами стеклах окон, которые были призваны хранить покой хозяев дома от воздействия духов. Узоры не то чтобы действительно работали, но определенно радовали глаз случайных прохожих.

Вспомнилось, каким большим когда-то мне казался этот городок. Мы всей семьей нередко приезжали сюда за покупками, гуляли, а потом долго сидели в местной забегаловке, в которой продавали превосходное тушеное мясо косули и сладкие медовые настои. Тогда я и подумать не могла, что зачем-то уеду отсюда в чужой далекий Галентен.

Я закинула сумку на плечо поудобнее и поплелась по знакомым улицам, на которых разместились небольшие магазинчики и лавки с со всякой свежеприготовленной снедью. Маршрутка в мой поселок останавливалась чуть дальше, но глядя на запеченные в травах куриные ножки и уже раззадоренная воспоминаниями о вкусностях родного края, я поняла, что мне нужно хотя бы немного перекусить.

Я остановилась у ближайшего прилавка, разглядывая меню, выписанное черным маркером на бежевом картоне, куда так же для пущего антуража продавец пририсовал синей краской два кривых рунных знака, которые ничего толком и не обозначали, будучи грубо выдернутыми из контекста.

Сзади меня несильно толкнули, и я чуть шагнула вбок, давая подойти ближе к продавцу нетерпеливому высокому мужчине, который тут же начал перечислять свой заказ.

Его предплечье, оголенное безрукавкой, как-то само собой оказалось у меня перед глазами, и я приложила не мало усилий, чтобы не развернуться и тут же не дать деру.

Середину клановой татуировки незнакомца украшали слившиеся в едином узорном круге рыбы, посередине которых была звезда, — символ клана Нэндос.

Я быстро оглядела северянина. Беловолосый, коротко стриженный, лет тридцати пяти. Одет достаточно легко для стоящий на дворе погоды, просто. На посла своего клана не похож, как и на человека из охраны, — оружия при нём я так и не рассмотрела.

Если верить обозначениям на татуировке вокруг символа клана, мужчина уже занимал руководящую должность, был единожды выделен старостами за старания, имел одну жену и несколько детей.

Конечно, никто не запрещал членам одного клана входить во владения, которые традиционно были за другим кланом, однако в большинстве случаев мы и Нэндос пересекались на более нейтральных территориях. Чаще всего на шахтах, и чаще всего эти встречи, увы, кончались конфликтом.

Неужели кого-то уже успели отправить по мою душу? Не слишком ли для этого рано?

Я развернулась и спокойным шагом пошла по улице дальше, делая вид, что разглядываю мостовую, и позволяя прядям распущенных волос ниспадать на большую часть лица. Есть как-то само собой расхотелось.

Через пару домов я вновь увидела клановый символ Нэндос.

На это раз это были двое молодых симпатичных парней, которые не спеша прогуливались, переговариваясь и разглядывая сувениры. На солнце переливались отполированные и окантованные полосками кожи камушки амулетов, которые здесь сбывали туристам.

И это только те выходцы из Нэндос, которые не прятали татуировку под одеждой, вдруг подумалось мне, ведь было ещё достаточно прохладно, чтобы сильно раздеваться. Уже трое за такой короткий промежуток времени и так слишком много, чтобы быть простым совпадением, и при этом эти трое уж точно не скрывали, кто они такие.

Всё это порядком сбивало с толку, и я не могла придумать ни одного нормального логического объяснения.

Или встреча с Иллионом просто превратила меня в параноика? Может все эти трое просто приехали сюда по какому-то личному делу. И по чистой случайности наследник клана ехал из столицы в этом же направлении, игнорируя тот факт, что его родные живут в другой части Севера…

Нехорошее предчувствие вдруг сжало меня где-то под ребрами.

Надеюсь, в нашем поселении всё хорошо. Будь это не так, не удивлюсь, что брат об этом ранее не упоминал, — он никогда не хотел меня тревожить. Небось и с гнильянкой тянул, как мог, прежде чем послать весточку о собственном страшном недуге.

Свою маршрутку, куда уже столпилась небольшая очередь, я увидела издалека, и в нетерпении перешла на бег.

И почти не удивилась, когда рядом со мной на протертое узкое сиденье опустился ещё один мужчина из Нэндос.

Уже в годах и с большими залысинами, четвертый из увиденных здесь мной. Он мельком взглянул на меня, вытащил помятые деньги, и протянул их, чтобы я отдала оплату водителю, к которому я сидела ближе всех остальных пассажиров.

Я вежливо улыбнулась, и передала за проезд.

Моё родное поселение Обу располагалось в низине двух невысоких горных хребтов и упиралось в темно-зелёную стену Шепчущего леса. Чтобы добраться до места, мы пересекли пару десятков километров по серпантину, на крутых поворотах которого маршрутку нещадно заносило.

От подобного быстро отвыкаешь, и половину дороги я проехала, с замиранием сердца поглядывая на обрывы, которые в очередной раз проносились чересчур близко от переполненной людьми машины. Остальные пассажиры чувствовали себя вполне вольготно, кто-то даже умудрялся читать, и только рядом сидящий выходец из клана Нэндос, казалось, частично разделял моё напряженное состояние.

Наше поселение для Севера было большим среди прочих, — жителями здесь насчитывалось около полутора тысячи человек, большая часть из которых так или иначе принадлежала к нашему клану.

Совершив очередной крутой разворот, мы выехали прямо к низине, и перед нами, наконец, открылся вид на Оби.

Дом Двух святил, он же святилище предков, место для медитаций и обитель лекарей поселения, сразу выделялся среди прочих невысоких деревянных построек. Он находился в самом центре низины, и был больше и выше любого другого строения, изящно поднимаясь над искусственным ухоженным прудом, который его окружал. Каждый этаж был опоясан балконами с искусно вырезанными перилами и изогнутыми скатами, венчал же Дом Двух светил металлический шпиль с эмблемой луны и солнца. С поручней свисали полотна ткани, и пусть отсюда и нельзя было рассмотреть, что на них изображено, но я точно знала, что там вышита священная эмблема нашего клана — опрокинутый полумесяц.

Вторым по величине строением здесь был длинный громоздкий одноэтажный дом с двухскатной крышей, нарекаемый Палатой Единств, где за длинным каменным столом с очагом посередине наши старосты и мой дядюшка вели дискуссии и вершили правосудие. Крайне редко какое местное преступление выходило за рамки этого суда и достигало королевской судебной системы.

Власти в наши дела, как правило, старались не лезть. Для большинства столичных жителей мы были странной диковинкой, которой корона милостиво позволяет существовать в своей самобытности на самой окраине. Но все местные твердо знали, — нас не трогали, потому что наше присутствие здесь действительно являлось необходимым.

Только кланы говорящих с духами, подобные нашему, были способны поддерживать мир между человеком и существами иного толка на этих землях. И мы воспринимали нашу относительную независимость как само собой разумеющуюся вещь, ведь мы платили за неё порой даже слишком высокую плату.

Маршрутка чуть ускорилась, всё сильнее дребезжа, когда дорога пошла по наклону вниз. Нас резко тряхнуло, и я лихорадочно вцепилась одной рукой в ручку на головой, а другой в свою сумку, которая всё пыталась соскользнуть с колен и улететь в угол.

Сильный рывок, и, наконец, мы встали. Без тарахтения мотора и скрежета кузова показалось, что на краткие мгновения повисла невероятная тишина, которую, впрочем, тут же заполнил легкий гул, где сливались в одно целое множество звуков, будь то голоса, скрипы или хлопанье стиранного белья на ветру.

Я вышла из машины самой последней, пропустив перед собой всех остальных пассажиров. Треснувшая подножка жалобно скрипнула у меня под ногой, когда я на неё ступила. Дух отчего-то резко перехватило, словно я окунулась в холодную воду.

Здесь всё было так же, как и четыре года назад, как будто я уехала только вчера.

Сохнувшие рыбацкие сети висели на низкой изгороди, большие плетёные корзинки с бельём несли в руках переговаривающиеся женщины. На их шеях висели красивые бирюзовые бусы с искусно вырезанными на них защитными рунами от мелкого зловредного духа. Двое детишек беспардонно таскали за уши огромного серого волкособа с массивным кожаным ошейником, который только недовольно фыркал и водил мордой.

В селении кипела своя, особая жизнь, которая после нескольких лет в столице теперь казалась совершенно иным миром, словно я, наконец, очнулась от какого-то чуждого мне сна.

Я с наслаждением глубоко втянула воздух и почувствовала чуть пряный запах вкуснейшей мясной похлёбки, вроде той, которую когда-то готовила моя мама. Затем сделала несколько шагов, уже издалека видя хорошо знакомых мне, пока не замечавших меня. Почти всех здесь я если и не знала по имени, то видела в лицо.

И всё же…

Мой взгляд, бесцельно перемещаемый по ладным одноэтажным и двхэтажным домикам, по занятыми своими привычными делами людьми, напоролся, как на стену, на то, что определенно было здесь инородным.

Неподалеку обособленной группой стояло несколько молчаливых мужчин при оружии. На ножнах их мечей, которых кто носил на поясе, а кто за спиной, вилась тонкая сложная рунная вязь, что говорило об особых свойствах клинков, — они могли использоваться не только против людей, но и против духов. Но зачем в безопасной деревне гулять с подобным? Да и лица этих людей мне были как-то незнакомы…

Я перевела взгляд на оголенное предплечье одного из них и увидела клановую татуировку со сплетенными рыбами и звездой.

Нэндос.

Я на мгновение ощутила себя беспомощной мелкой рыбёшкой, которую выловили из воды и, признав непригодной в пищу, по дурной шутке швырнули на землю.

Как такое вообще возможно? Что они все здесь забыли?..

— Лия, детка! Ты ли это?

Чуть дребезжащий голос вывел меня из болезненного оцепенения.

Щурясь на солнце подслеповатыми глазами, старушка Агайна, которая когда-то частенько таскала матери всякие варенья и соленья, сейчас стояла рядом и внимательно разглядывала меня. Её лицо, ещё тогда полное множества мелких морщинок, теперь напоминало старую изломанную пергаментную бумагу. Голову женщины покрывал чистенький платок, завязанный под волосами, и из-под него выбилось несколько тонких седых разлохмаченных косичек с вплетённым бисером.

— Бабушка Агайна, — пробормотала я, почувствовав, как внутри стремительно потеплело, — Как же… как же я рада вас видеть…

Мы крепко обнялись, и я с дрогнувшим сердцем почувствовала почти забытый аромат смеси пряных трав и острых специй.

— Милая, да ты совсем расцвела, хотя завтра тебя замуж выдавай, — старушка ласково улыбнулась, показывая чуть желтоватые мелкие зубы, — Несколько зим минуло, и я уж думала, что не успею тебя вновь свидеть….

— Как Марта, Энси?.. Малышка Мила? — перед внутренним взором яркими воспоминаниями вспыхнули родные Агайны: дочь, зять и маленькая внучка.

— Хорошо, все живы и здоровы, да хранят нас наши предки.

— А что же… что с моим Лэнсом, бабушка Агайна? — я не хотела подавать виду, но мой голос дрогнул, — Как так вышло, скажи, что именно произошло?.. Он, что, действительно…

Я не смогла договорить фразы, чувствуя, что даже не в силах глубоко вздохнуть, словно комок встал где-то поперёк горла.

Агайна помрачнела, отвела в сторону глаза:

— Как жаль, что мы увиделись в столь недобрый час, милая. Лия, тут такое твориться… в двух словах не рассказать. Беда одна за другой идёт и бедой погоняет. Словно предки нас заставили за грехи сразу многих лет ответ держать.

— Но, бабушка Агайна, чтобы изумрудная гнильянка… да отчего такое вообще возможно?!

— Тебе лучше поговорить с лекарями, моя дорогая… Боюсь, я не смогу тебе ничего толком рассказать, селение полнится слухами, но что из этого истина, а что пустая брехня, никто не разберет… Ясно, что эта хворь — происки хэйви, ведь только особо злостные духи в силах породить нечто подобное, но отчего это происходит сейчас с нами, и как именно Лэнс оказался заражен вместе с другими несчастными, мне неведомо.

— А есть другие?..

Старушка горестно кивнула:

— Уже семеро за последние две недели, Лия, и все зараженные — говорящие с духами. Лекари сделали всё, чтобы бедолаги были незаразны, но истинный источник хвори нам до сих пор неведом. Ныне под запретом даже посещать Шепчущий лес, а это дело просто неслыханное…

Я ошеломленно покачала головой:

— Невероятно…

Повисло гнетущее молчание. Бабушка Агайна перебирала тонкими пальцами передник, тяжело вздыхая.

Я кинула мрачный взгляд на группку людей из Нэндоса:

— А эти то что тут забыли?..

— Тише, — вздрогнула Агайна, оглядываясь, — Не надо так громко, дорогая. Нэндос здесь по указанию короны, и лишь недавно мы более-менее смогли спокойно вздохнуть после долгих раздоров, вызванных этим решением сверху…

— С чего это короне вдруг принимать подобные решения? — удивленно выдохнула я.

— Видимо, слух о гнильянке просочился и в ухо королевского величества… Нэндос считают, что пришли сюда, чтобы помочь с недугом, с которым когда-то уже имели дело.

— Как же, интересно, можно помочь с недугом оружием?!

— Я не знаю, Лия, не знаю, родная. Твой дядя позволил, чтобы эти люди топтали нашу землю по своим рассуждениям. Не мне ругать его решения, не приведите предки…

Вождь Маркений частенько демонстративно прогибался под соседей, что, впрочем, ничуть не предотвращало возникновений новых конфликтов. В его духе было приносить бесконечные извинения уже после того, как наши люди успели вдоволь наломать дров. Эта политика казалось мне не самой достойной, но чтобы дядюшка вот так просто позволил вломиться в наш дом Нэндосу и спокойно разгуливать по улицам с оружием?.. Даже для него это был какой-то перебор!

— Рада была увидеть тебя снова, бабушка Агайна, — проговорила я, кладя ладонь на её покатое плечо, — Я здесь останусь надолго, и обязательно к тебе загляну. Передавай всем своим от меня привет. А сейчас… мне нужно как можно скорее увидеться с Лэнсом.

Агайна понимающе кивнула, и в её глазах мелькнула жалость:

— Крепись, деточка. Помни, на всё воля предков…

Я стиснула зубы, с трудом скрывая нахлынувшие эмоции. Нашу семью отчего-то оставили высшие силы, в этом у меня уже не было сомнений. Теперь наша судьба была только в наших руках, и надеяться на чью-то милость не имело никакого смысла.

Я быстрым шагом устремилась по знакомой улице, затем, всё-таки не выдержав, перешла на бег. Дальше я мчалась, не обращая ни малейшего внимания на оклики знакомых, и даже едва не сбивая попадавшихся прохожих. Позади оставались мужские крики, чья-то ругань, но мне стало вдруг абсолютно всё равно.

По щекам заскользили влажные и злые дорожки слёз, и чем ближе я подбиралась к своему старому дому, тем больше холодный кусок льда внутри таял, обнажая трепещущее, ноющее от боли нутро.

Ничего не различая вокруг себя, я пробежала насквозь всё поселение, выйдя к самой окраине, к кромке Шепчущего леса. Здесь дома были построены пошире, подальше друг от друга, и какие-то из них уже ютились под первыми высокими деревьями с разлапистыми ветвями. Почти у каждого дома сидел или лежал, задремав, большой серый волкособ, по изгородям шли вырезанные рунные знаки, отводящие беду.

Я влетела на наш участок, громко хлопнув калиткой и едва не сбив высокого молодого мужчину, вдруг оказавшимся за моим высоким забором. Я остановилась от его груди всего в какой-то паре сантиметров, тяжело дыша и чувствуя, как быстро в груди скачет сердце.

— Эй, ты, потише, нельзя же так на людей бросаться — проговорил мужчина, поспешно отстраняясь.

Я вперила в него взгляд, некоторое время прямо рассматривая незнакомца. Белые волосы в коротком хвосте, выбритые виски, на которых вытатуирован замысловатый узор, простая льняная рубашка с длинным рукавом, а из-за плеча видна серебристая рукоять оружия.

Ясно, ещё один выходец из Нэндос прямо у порога моего родного дома.

— Тебе лучше уйти, — сказал он, так не дожидавшись каких-либо слов от меня. — Нечего здесь праздно шататься. Посторонним запрещено…

— Это мой дом, — тихо и зло проговорила я, сузив глаза. — Не вам, пришлым, указывать мне из него дорогу!

Он только недоверчиво ухмыльнулся, не восприняв всерьёз ни меня, ни мои слова:

— Ну да, ну да. Если бы не мы, пришлые, заражённых бы уже радостно сожгли и закопали как можно дальше от вашего поселения, это тебе ясно?.. Иди отсюда, девочка, подобру-поздорову, не доводи до греха.

Моя губа дрогнула от ярости, когда я услышала подобное смехотворное предположение.

Мы же не дикари, чтобы опуститься до подобного! Но, кратковременно выплеснув чувства, я смогла всё же прийти в себя, и мне стало совершенно ясно, что этот чурбан стоит здесь не по своей прихоти, а скорее всего, приставлен к Лэнсу

— Там мой брат, — сказала я более сдержанным тоном. — Я приехала сюда из столицы, что увидеть его, едва узнала, что случилось. Не знаю, зачем ты здесь, но тебе лучше меня пропустить.

В голове уже прокручивался примерный план действий, как лучше избавиться от возникшего препятствия: как и куда ударить, чтобы временно вывести незнакомца из строя. Главное, первой завладеть мечом, прежде чем воин решит им воспользоваться. В честном бою то и без оружия в его руках я вряд ли смогу что-либо с ним поделать, всё-таки, мужчина был выше меня на полторы головы и куда шире в плечах, а пользоваться духовной силой, наверняка, мог даже лучше меня. Но, скорее всего, его глаза окажутся так же уязвимы перед песком, как и любые другие. Да, горсть песка в глаза, затем удар в пах, и выхвачу у него меч, когда он согнется. А там уж накрепко закрою за собой дверь на засов, едва попаду в дом, и будь что будет.

Но, вопреки всем моим опасениям, прибегать к подобным действиям мне не пришлось.

— Я слышал, что у него есть сестра. — Кивнул словно сам себе воин. — Сразу бы так и сказала, а не хамила незнакомым людям. Пошли, пусть парень сам на тебя взглянет. Только… без глупостей, — он с подозрением перехватил направленный на него кровожадный взгляд, и я поспешно опустила глаза.

Заросший кустарником дворик от изгороди до крыльца был всего два на два метра, дальше начинался наш приземистый небольшой дом, состоящий всего из трёх комнаток. За ним уже не было никакой изгороди или забора — только поляна, а потом сразу Шепчущий лес.

Я преодолела две ступеньки крыльца и с оторопью наблюдала, как мужчина достаёт связку ключей и открывает дверь. Они, что, держат Лэнса взаперти?..

Я влетела внутрь, едва не задевая плечом охранника брата, попала на скромную кухню с большим старым столом, совмещенную с гостиной, о чем тут говорили разве накиданные на полу подушки для гостей, и устремилась к родительской спальне, которую перед моим уходом занял Лэнс.

Особый запах нашего дома тут же забередил душу. Нагретое дерево, подсыхающие полевые цветы, остывшие угли из очага — всё сплеталось в одно, такое близкое, такое родное. Но к этому примешивалось что-то инородное. Затхлое, больное.

Уже глотая подступавшие слёзы, я распахнула дверь.

Брат с прикрытыми глазами лежал на родительском широком ложе, размещенном на небольшой возвышенности над полом. Не смотря на распахнутое окно, здесь было очень душно, на бледном лбу Лэнса лежала испарина.

Я положила сумку, и решительно шагнула к брату, но мужчина из Нэндос, который не отставал от меня ни на шаг, удержал, схватив за руку:

— Так-то здесь можно находиться, но близко подходить всё равно лишний раз не стоит. Если у тебя слишком низкий иммунитет…

Я молча вырвала руку, бросив на воина сердитый взгляд, и быстрым шагом прошла вперёд, надеясь, что выходец из Нэндси всё же оставит меня в покое, в ином случае я бы за себя уже не ручалась.

Брат крепко спал, накрывшись тонким летним одеялом. Его почти полностью прикрытая грудь мерно вздымалась вверх, а затем так же медленно опускалась вниз, и небольшая капелька пота соскользнула по шее вниз и замерла в районе яремной ямки.

Я села возле Лэнса на колени прямо на дощатый пол, и внимательно, едва унимая рвущую меня изнутри острую душевную боль, всмотрелась в его лицо.

В последний раз я видела Лэнса почти год назад, когда он приезжал в столицу во время моих летних каникул.

Мои занятия и практика кончались с первым месяцем лета, а затем ещё два месяца, сухостенник и спелник, Академия оставляла нам на свое усмотрение. Большинство моих одногруппников тогда радостно разъезжались по домам к своим семьям, и в общежитии становилось необычайно пусто и тихо, так тихо, что было слышно каждый шаг, гулко разносившийся по широким казенным коридорам с безликими стенами, покрашенными желтой краской.

И я так ни разу за всё свой обучение и до самых последних событий не уезжала из общежития с целью вновь посетить родные места.

Первое время, чувствуя мучительные угрызения совести, я позорно прикрывалась перед братом выдуманной необходимостью подработок, хотя мне вполне хватало и моей стипендии, и даже мнимым плохим самочувствием, а потом уже начала писать ему прямо, что не могу так просто взять и вернуться, переступив через саму себя.

Внутри меня словно стояла некая преграда, которая выросла между мной и моим прошлым. Которая защищала от обвинительных мыслей в сторону нашего клана, от обилия воспоминаний о тех светлых днях, когда родители были живы, ведь именно эти воспоминания приносили наибольшую боль, оттеняя собой тот мрак, который вошёл в меня, когда их не стало.

И брат, в конце концов, принял это.

Он в последний месяц лета брал отпуск на неделю или на две, и приезжал в столицу. Мне было совестно, что он спускал по меркам нашего поселения такое огромное количество денег на проживание в Галентене, но Лэнс всё равно приезжал, и в итоге мы много времени проводили вместе, гуляя по центральному парку, сидя в недорогих кафешках или выбираясь на какие-нибудь культурные мероприятия. Столица в принципе нравилась Лэнсу, но он тяготился такого большого города, который был невероятно далеко для него от Севера, и где, как он утверждал, ему совершенно не дышалось, и я прекрасно знала, что он имел в виду совсем не воздух.

Тогда, на широких проспектах, молодые девушки во всю заглядывались на высокого широкоплечего красавца с вечной полуулыбкой на припухлых губах. Его экзотическая внешность всегда выделяла Лэнса из толпы, и я уже потеряла счет, сколько молоденьких девушек, как и женщин постарше, хотели при мне с ним познакомится, совершенно четко по нашей внешности определяя, что мы брат и сестра, а не кто-либо друг другу ещё. Очень веселый, с голубыми глазами, полными смешинок, от чего на его лице расходились небольшие лучики первых мимических морщинок, он источал из себя такую энергию, которую могут источать только молодые очень здоровые, и физически сильные люди.

И сейчас я видела перед собой всего лишь бледную копию того Лэнса.

Его обычно темно-смуглая кожа словно посерела, приобретя чуть уловимый, ужасающий сейчас меня светло-зелёный подтон, который обычно не может быть свойственен людям. Глаза словно ввалились и под ними пролегли большие темные болезненные синяки, скулы были неестественно заострены на исхудавшем лице, что прибавляло моему брату, наверное, целый десяток лет. Шея стала тоньше, ещё больше вызывая мой внутренний диссонанс между привычным мне Лэнсом и тем человеком, который лежал передо мной.

Я опустила чуть ниже глаза и с дрогнувшим сердцем натолкнулась взглядом на кусочек желтоватого бинта, который выглядывал из-под одеяла в том месте, где лежала правая рука моего брата.

Значит, там?..

— Как это произошло? — спросила я, отстранённо понимая, что не узнаю собственный голос.

Слишком тихий и блеклый.

— Судя по тому, что этихили пошли по правой руке от ладони, он к чему-то прикоснулся, — безымянный для меня выходец из Нэндос на мгновение посмотрел в мою сторону и тут же опустил глаза, словно застал сцену, для него совсем не предназначенную. — Но что конкретно послужило для него источником заразы, мы так не выяснили. Твой брат говорит, что в тот день не заходил в Шепчущий лес и ничего подозрительного не трогал… но практически все так говорят. Даже если и посещали, вопреки запрету, перед самым началом своей болезни лес.

Мужчина немного промолчал, и затем добавил:

— Конечно, он просто мог и не вспомнить чего-то конкретного. Но для заражения гнильянкой абсолютно здоровому человеку, каким являлся твой брат, определенно нужен физический контакт с тем, на чем есть эта болезнь.

Я поморщилась так, словно у меня разом свело все зубы. Если бы не осунувшийся болезненный Лэнс передо мной, я бы не смогла до конца поверить в то, что мы говорим об изумрудной гнильянке как о конкретном, вполне себе существующем здесь и сейчас заболевании, а не как о каком-то элементе из старинных страшилок.

— Откуда Нэндос вообще знает так много о нечто подобном? — меня вновь тугой волной захлестнул бессильный гнев, сквозь который теперь прорывались дрожащие нотки отчаяния.

Отсутствие знаний о конкретных и понятных мне причинах подобной болезни пугало сейчас отчего-то даже больше, чем сама возможность ею заразиться.

— Мы близко с ним столкнулись, о-терис, — Когда воин назвал меня уже подзабытым мной словом, которым на Севере часто нарекали молодых незамужних девушек, меня снова передёрнуло, но на этот раз от нахлынувших воспоминаний о собственном поселении. — Тридцать лет назад несколько сотен наших людей погибло во время эпидемии.

— Никогда не слышала о подобном, — с нескрываемым недоверием пробормотала я.

— И не должна была бы это услышать, если бы эта зараза не всплыла бы вновь, но уже на вашей земле.

— Так… так возможно ли это вылечить?.. — мой голос практически сорвался на шёпот, словно задав этот вопрос, я подступила к какой-то очень тонкой, почти прозрачной грани.

За которой только тьма и смерть.

— Да, возможно.

Я облегченно выдохнула, прижимая ладонь к груди, чтобы унять заболевшее от напряжение сердце.

— Но для этого… нужно разобраться в цепочке заражений. — Воин поймал мой взгляд, в котором, вероятно, читалась целая бездна вопросов. — А теперь хватит разговоров, о-терис, я и так сказал тебе немало и больше сказать не могу.

Я набрала воздух в легкие, чтобы, приложив всё своё имеющееся обаяние, выбить ещё хотя бы что-то из молодого заупрямившегося мужчины, но тут Лэнс шевельнулся, и все слова, уже почти сформировавшиеся в моей голове, исчезли.

Глаза брата распахнулись и я, не сдержавшись, прижала ладонь ко рту, увидев, что белки его глаз имели тот же зеленоватый подтон, что и вся его кожа. Когда-то голубая радужка ощутимо потемнела, и сейчас черные зрачки практически сливались с этим неестественным сине-зелёным оттенком.

— Лия… — на исхудалом лице мелькнуло изумление. — Сестренка…

Едва различимые шаги за спиной и скрип двери оповестили меня о том, что свидетель нашей встречи с братом поспешил покинуть помещения, оставляя нас наедине.

Я, не зная, как выразить всю свою остро вспыхнувшую нежность и радость от встречи, поднесла пальцы к щеке брата, но Лэнс дернулся, и я увидела, как его лицо исказила паника:

— Не смей! Ты что удумала?!. Не трогай, не рискуй!.. Ты меня слышишь, Лия?..

Моя ладонь остановилась в паре сантиметров от его кожи, пальцы дрогнули, и я, пересиливая себя, покорно убрала руку. Складки на лбу брата с облегчением разгладились, и он выдохнул.

— Да, пусть лекари и сделали всё, чтобы я не был опасен для окружающих, но лишний раз касаться ни к чему…

Он вдруг как-то извиняющееся улыбнулся и присел, придерживая левой рукой одеяло, и продолжая скрывать под ним правую.

— Прости, что не приехал на твой выпуск, сама видишь… Что со мной стало, — уголок его губ дернулся, но Лэнс продолжил улыбаться. — Как всё прошло?

— Я туда не попала, — нехотя откликнулась я. — Забудь, это ничего не…

— Я думал, письмо придёт уже позже того, как ты получишь диплом, — помрачнел брат.

Я ощутила острый порыв обнять его, но снова себя остановила, натолкнувшись на его озабоченный взгляд.

— Тот парень, ну что тебя стережет, он говорит, что всё поправимо, — скороговоркой проговорила я. — Тебя обязательно вылечат, не сомневайся!

— Конечно, — кивнул Лэнс.

На мгновение его лицо напомнило застывшую маску, и я вдруг поняла, что он абсолютно не верит в собственное выздоровление, хотя и не желает это показывать. Я поняла, что в чувствах сжала ладони только тогда, когда ногти пребольно впились в кожу.

— Лия, ещё раз прости, что так вышло. Но я очень хотел тебя увидеть до… — он запнулся, резко начав смотреть куда-то вбок. — В общем, очень хотел увидеть. Меня уверили, что это возможно, и я написал письмо. Стоило выждать ещё несколько дней, зря я поспешил.

— Ничего страшного. И теперь, обещаю, ты будешь видеть меня постоянно. Пока ты болен я останусь здесь, наверняка, тебе нужна постоянная помощь…

— Нет-нет, не стоит, — поспешно перебил меня Лэнс, — даже думать про это не смей, слышишь?.. Всё будет хорошо. Спокойно возвращайся в столицу, у тебя должно быть много дел, ты же нашла себе хорошее местечко, если ты вот так возьмёшь и всё бросишь…

— У меня сейчас нет дел, не волнуйся. Всё улажено.

Сейчас мысли о том самом хорошем местечке, куда попала только благодаря долгому и упорному труду, вызывали лишь раздражение.

Меня ждали в одном из подразделений специального назначения, но только через два месяца, и все документы и бюрократические мелочи с моей стороны давно были подготовлены. Мне было всё равно, где конкретно нести службу короне, но попав именно в это подразделение, в основном занимающееся предотвращением террористических актов и поимкой террористов всех мастей, я могла и дальше оставаться в столице, к которой, как не крути, я уже успела привыкнуть.

Возможно, мой резкий отъезд из города и аукнется мне, но пока я не могла об этом судить с полной уверенностью. Даже если мне придётся остаться здесь и на куда больший срок, чем два месяца, тем самым зачеркнув свою едва начавшуюся карьеру во внутренних войсках, я не буду сильно горевать, ведь сейчас речь идёт о самом близком и дорогом мне человеке.

— Лия, послушай, то что здесь происходит… это опасно. Оставаться здесь надолго, значит подвергнуться риску заражения. Если с тобой что-то случится, я просто не смогу себе этого простить…

— Лэнс, — в моем голосе зазвенела сталь, за которую мне уже заранее было стыдно перед братом. — После смерти родителей… только мы остались друг у друга. Поэтому не требуй от меня бросить тебя в таком положении. Ты бы смог уехать на моём месте, скажи?..

Брат некоторое время молча смотрел на меня, затем со вздохом покачал головой.

— Не смог бы. Но ведь я — это совсем другое дело, я тебе брат, и это я должен тебя оберегать, а не наоборот.

— Глупости. — Я мотнула головой и быстро смахнула из уголка глаза назойливую слезу, пока Лэнс её не заметил. — И я сильная, правда, со мной ничего не случится, если я останусь здесь жить с тобой. Обещаю, я буду максимально аккуратна.

Лэнс протестующе закачал головой.

Я встала, вдруг почувствовав, что если сейчас не выйду, тот тут же разрыдаюсь прямо здесь, как будто брату и без этого легко переживать своё страшное положение.

— Ты так просто не сможешь здесь остаться, — сказал, наконец, брат. — И уж тем более в доме со мной. С недавнего времени у нас установлены по этому поводу правила, и…

— Я разберусь. Всё равно я планировала проведать нашего дядюшку, — я невесело усмехнулась.

Я оставила свои вещи в нашей бывшей детской комнате, где стояли две узкие кровати, на которых мы с Лэнсом когда-то спали. Моис, так звали того воина, который был зачем-то приставлен к моему брату, оказался категорически против такого поворота событий.

Настолько против, что в какой-то момент возвращать себе собственную сумку, которую он вознамерился вынести из дома, мне пришлось едва ли не с боем.

— Запрещено, — всё повторял он, и только после короткой перепалки и даже легкого пинка в живот мужчине, не ожидавшему от девчонки такой прыти, я всё-таки отобрала свои вещи, которые тут же закрыла в комнате на сохранившейся у меня ключ.

— Это абсолютно бесполезно, — усмехнулся и тряхнул своей связкой ключей Моис, скорее демонстративно потирая рукой живот.

Однако я прекрасно понимала, что слой мышц его пресса, с которым успела познакомится моя коленка, явно должен был избавить молодого мужчину от любых неприятных ощущений из-за подобного несильного толчка. Видимо, заскучавшему нэндэсийцу было в развлечение тут со мной возиться, хотя он мог и вполне всерьёз попытаться выставить меня за дверь.

— У меня будет разрешение, даже не сомневайся, — твердо сказала ему я. — Я скоро вернусь и уже с концами останусь здесь.

— Ну попробуй, раз тебе нечего делать, — пожал плечами воин. — Но это будет нарушением установленного здесь Нэндос режима. Знаешь, ведь ты должна была бы быть благодарна хотя бы за то, что у тебя была возможность увидеться со своим братом…

Я вышла из дома, уже не слушая его. Теперь мой путь лежал к Палате Единств, и, вероятно, сейчас только мой дядюшка мог разрешить вставшую на моем пути проблему.

Я приостановилась, захлопнув за собой скрипучую калитку с до сих пор ворчащем за ней Моисом, и неожиданно для самой же себя, повинуясь какой-то очень старой привычке, прислушалась к своим ощущениям, окунаясь с головой в приятное чуть покалывающее чувство, когда каждая клеточка твоего тела ощущает даже малейшую кроху окружающей тебя силы.

Шепчущий лес, который начинался так близко, что хоть дотронься рукой, лениво дремал. Я медленно и с опаской мысленно нащупала толстую нить его пульса — каждый удар был мерный, умиротворенно спокойный, не тронутый волнениями или страхом. Что бы там сейчас не скрывалось такого, что несло бы человеку или обычным духам опасность, сейчас оно глубоко затаилось, уползло под толстые узловатые корни многовековых деревьев, прячась от лучей солнца.

Как это и должны делать все хэйви.

Вспомнился разъяренный дух из поезда, и я, хмурясь, оперлась о теплый шершавый ствол растущего неподалеку тополя. Я никогда не была склонна верить в пустые совпадения и точно знала, как не должны вести себя духи. И в совокупности с появлением гнильянки это могло говорить только об одном, — что-то сверхординарное и действительно жуткое происходит в наших местах.

Сердце вновь сжалось, едва я подумала о выпавшем испытании для Лэнса.

Что бы там не стояло за всем этим, я разберусь и вытащу брата из когтей проказы тонкого мира.

Вдыхая аромат чуть влажной весенней земли и молодой, уже густой травы, я, продолжая чутко прислушиваться к лесу, выдвинулась в строну центра нашего поселения.

Пока я добиралась до Палаты Единств, пришлось неоднократно останавливаться, приветствуя всех своих знакомых и друзей семьи, которые меня окликали. Меня обнимали, тискали, бухали широкую ладонь на голову, чтобы взлохматить и так растрепавшиеся волосы, целовали в обще щеки, и даже один раз пытались вручить увесистую связку свежепойманной рыбы. Я улыбалась, с какой-то теплотой осознавая, что для этих людей словно бы и не прошло тех четырёх лет, которые я здесь отсутствовала.

Наконец, ноги ступили на обложенный по краям невысоким камнем короткий и широкий мостик над декоративным рвом, сейчас до краев заполненным накопившейся дождевой водой. У входа стояли стражи, и я с легким облечением увидела наши символы на предплечьях двух широкоплечих мужчин, которых я пока не узнавала.

На каждой их щеке было по одной длинной и красной полоске, начинающейся широко и заостряющейся к низу, на головах были соответствующие их роли головные уборы из кожи, окрашенной синей краской, чуть приподнятые к затылку и с голубыми лентами возле ушей.

Впрочем, стража не страдала забывчивостью и меня прекрасно помнила. И синхронно поздоровавшись, без малейших вопросов пропустила внутрь, широко отворяя двухстворчатые двери, украшенные вырезанными изображениями летучих рыб с большими вуалевыми плавниками, которые в избытке водились в наших реках.

Меня встретило длинное, хорошо освещенное потоками света, льющегося через окна на скатах крыши помещение, которое было абсолютно безлюдным, — старейшины пока ещё не успели приступить к своим делам в это время. Ближе к противоположному от меня концу огромной комнаты стоял внушительный темный гранитный стол с закоптившемся небольшим очагом посередине, за которым заседал совет во главе с моим дядей. Среди золы угадывались недогоревшие перья, остатки какие-то растрескавшихся мелких костей.

Сам дядя вне дел совета обычно принимал к себе в комнате, расположенной за залом, и раз я спокойно сюда прошла, то Маркений должен был сейчас находиться именно там.

В подтверждении моих размышлений, за широкой занавесей из синей ткани с белым узором в конце зала оказались ещё два стража. Увидев меня, один из них тут же скользнул за дверь доложить дяде о посетителе.

Через несколько секунд он вернулся и кивнул мне, что значило, что я могу проходить.

Дядя Маркений сидел за столом, когда я вошла, но сразу же встал. На нем были длинные фиолетовые одеяния с серебристой вышивкой, каждый узор которой имел свой совершенно чёткий смысл.

Я, как того и требовали наши правила и обычаи, почтительно наклонила голову, крепко сцепив ладони под грудью. Через мгновение на мои плечи опустились руки дядюшки, и я ощутила легкое прикосновение его холодных губ к своему лбу.

— Рад тебя видеть, Лия. Пусть свет всеведущих предков освещает твою дорогу.

— Да не пересекут ваш путь злонравный хэйви, — как полагалось, ответила я на традиционное приветствие.

Я подняла голову, с откуда-то взявшимся волнением разглядывая дядю. Не смотря на видимое радушие, его светлые, цвета талого льда глаза смотрели на меня пристально и без признаков сильной радости.

Когда его руки покинули мои плечи, мне резко стало легче дышать.

Маркений был старше моего покойного отца на несколько лет, и сейчас его возраст перевалил за пятый десяток, но выглядел он куда моложе. Свежее, чуть вытянутое и достаточно красивое лицо всего с парой морщинок, поджарая фигура, длинные волосы, которых, впрочем, уже коснулась мало заметная седина, что лишь слегка высеребривала белые волосы северян. Как и мой отец, дядя чаще всего предпочитал заплетать волосы в сложную косу, что усиливало их сходство, и сейчас глаз вне моего желания вычленял из облика Маркений черты отца, что вызывало во мне глухое чувство тоски.

Но любое сходство здесь было только внешне.

Если верить рассказам моего папы, с самого детства дядя думал лишь о том, как возглавит наш клан. Он с самых ранних лет был дальновиден, сух на эмоции, и всегда поступал только так, как следовало. Мой отец же выглядел на его фоне излишне взбалмошным, своенравным и даже легкомысленным, что часто искренне раздражало его родителей. Между братьями как-то не заладилось с самого детства, возможно, сказывалось различие темпераментов. Да и Маркений в уже более сознательном возрасте считал, что равнодушие моего отца к власти что-то напускное, и постоянно подозревал его в интригах, особенно, когда общительный отец слишком близко сходился людьми, имеющих вес в нашем клане и способных своими предпочтениями сменить имеющееся положение сил. Подобные подозрения утихли лишь после того, как отец выбрал в жены мою мать, девушку из самой простой семьи, пусть и с даром, но без правильной с точки зрения родителей отца родословной. Этим поступком он полностью перечеркнул себе дорогу к соперничеству с братом за наследования места вождя, и окончательно отдалил от себя родителей, впав в немилость.

Тем не менее, отец был счастлив с нами, хотя все возникшие из-за его выбора конфликты с родными и огорчали папу в течение всей оставшейся жизни. Во всяком случае, когда мои родители были вместе, отец выглядел куда счастливее, чем дядюшка, когда тот находился в окружении своей семьи. Он чаще всего предпочитал в упор не замечать свою блеклую молчаливую жену, подобранную ему когда-то со всевозможной тщательностью и аккуратностью.

Что, впрочем, совсем не помешало ему завести с ней четверо детей: старшего мальчика-наследника, который был на пару лет старше меня, и три симпатичных погодки девочки.

Дядя некоторое время молча рассматривал меня, о чем-то сосредоточенно размышляя, а затем вздохнул:

— Что ж, прими мои соболезнования по поводу болезни твоего брата, Лия. Ты ведь из-за этого вернулась, не так ли?

Я кивнула и решила перейти сразу к делу:

— И мне сейчас очень нужна ваша помощь. Человек, который сейчас приставлен к Лэнсу, утверждает, что я не могу жить в собственном доме рядом с братом, даже несмотря на то, что Лэнс сейчас не заразен.

Маркений поморщился, как от слегка занывшего зуба:

— Эти Нэндос… покоя нам не будет, пока они будут здесь.

— Так как же так вышло, что они разгуливают по нашим улицам с оружием напоказ?.. — не сдержавшись, спросила я.

Дядя на этот прямой вопрос чуть покривил уголком губ, но решил сполна удовлетворить моё любопытство:

— Наверняка ты уже и так знаешь. Эпидемия гнильянки — отличный повод приехать сюда и сесть нам на шею. Стоит ли мне говорить, что большинство важнейших объектов, на которых раньше наши услуги исправно приносили доход нашему клану, теперь занимают сами Нэндос? Все наши говорящие с духами согнаны домой на карантин, улицы теперь патрулируют под предлогом того, что народ решит что-то сделать с больными или поднимет бучу, — но скорее они боятся, что мы решим избавиться от их навязанной «помощи». Они убеждают в своем умении лечить гнильянку, однако пока не было не одного выздоровевшего, что наводит на определенные размышления…. Король сделал большую ошибку, что доверился Нэндос со всеми их россказнями.

Я едва сдерживала удивление, глядя на излишне разоткровенничавшегося дядюшку, что было на него так не похоже.

И ещё мне очень захотелось прямо спросить, есть ли хоть крупица правды в том, что с заболевшими действительно могли бы жестоко расправиться, как на это намекал Моис, но вовремя прикусила себе язык. После таких вопросов мне не то что не помогут остаться в одном доме с Лэнсом, меня просто с позором вышвырнут из селения.

— Кроме того, — продолжил дядя, — Думаю, на правах близкой родственницы, ты должна об этом узнать раньше остальных членов клана, не относящихся к нашему роду. Корона вынесла… морально тяжелое для нас условие. Наш клан Мэносис и клан Нэндос должны породниться, и скоро к нам собственной персоной приедет сын главы Нэндос, который должен взять замуж одну из моих дочерей. Никогда прежде короли не позволяли себе такого вмешательства в дела Севера, чтобы мы по чужой указке заключали подобные брачные узы… Что ждать от короны дальше? Приказ переделить наши земли?

Маркений выдохнул, почти мгновенно успокаиваясь и беря себя в руки, не замечая, как я с трудом перебарываю себя, пытаясь скрыть свои истинные эмоции по поводу услышанного.

— В любом случае, Лия, тебе стоит быть аккуратнее с этими чужаками. — Уже более спокойным и деловым тоном продолжил дядя. — Насколько я помню, кровь твоего отца в тебе играет временами чрезвычайно сильно, и настоятельно советую тебе не показывать свой нрав и не проявлять видимого недовольства, которое может привести к лишним сейчас конфликтам. Как моя племянница, ты несешь определенную ответственность. Мы обязательно решим все эти проблемы, но пока не стоит давать поводов для выставления себя в дурном свете перед короной.

Я почувствовала, как из меня пытается прорваться нервный смешок. Предки, да что же теперь будет, когда всплывет история с разбитым носом наследника Нэндос? Боюсь, показательным наказанием дело может не ограничиться, и отдуваться за мою глупость придётся и многим другим людям.

— И по этой же причине постарайся не пропустить торжественный прием в честь приезда наследника Нэндос. Мы должны… проявить гостеприимство и радушие, как бы нам этого в действительности не хотелось.

Дядюшка, определенно, не желал показывать перед гостями разлад внутри семьи, по-другому объяснить подобное я просто не могла. Ведь пока был жив отец, вся общественная жизнь нашего рода протекала в основном без нас, не считая тех основных мероприятий, на которых присутствовал практически весь клан, а торжественный прием к ним вряд ли относился.

И всё же, напускное радушие, такая откровенность по щекотливым вопросам и желание дядюшки, чтобы я присутствовала на приеме, не могли не показаться мне подозрительными.

Впрочем, сейчас для меня разобраться в мотивации дядюшки не было основной задачей. Все эти странности были ничем по сравнению с нанесением наследнику Нэндос как телесной травмы, так и морального вреда. Надеяться на то, что меня каким-то волшебным образом отведёт от надвинувшейся беды, было бы глупо, но ещё глупее соглашаться присутствовать на мероприятии, где будет чествовать Иллиона. Это всё равно, что подкинуть в ярко полыхающий костёр ещё и бутылку с керосином, — пламя обожжет не только меня, но и знатно подпортит лица всем присутствующим.

— Приём — это обязательно? — тихо спросила я. — Прошу меня понять, за годы моего отсутствия я могла подзабыть много важный вещей, и из-за этого я вполне могу случайно совершить какую-нибудь глупость…

— Твоё дело будет сидеть, улыбаться гостям и молчать, если не сможешь найти умного слова, — холодно отрезал Маркений. Затем, поджав губы, добавил более мягко. — Наследник Нэндос тоже долго жил в столице, поэтому, возможно, он и не заметит глупых оплошностей. Как знать, может вам и будет о чем поговорить?.. Надо же как-то нам налаживать с ним отношения.

Себя в роли дипломата я представляла крайне смутно, даже если не брать всю эту отдельную историю, в которой мне бы снести головы и не лишиться рук. Может, всё-таки стоит честно поведать о том, что между мной и Иллионом произошло?..

Я в нерешительности посмотрела в холодные прозрачные глаза своего дяди и поняла, что даже под угрозой пыток не стану сама рассказывать ему о случившемся в поезде. В конце концов, я ещё надеюсь успеть провести некоторое время рядом со своим братом, а дальше будь что будет. А перед самим приемом я уж что-нибудь придумаю, чтобы на него так и не попасть.

— Хорошо, я приду. А так же прослежу за каждый своим дальнейшим жестом и словом в адрес Нэндос, — обреченно пообещала я, поймав ожидающий взгляд замолчавшего Маркения. — А что же с разрешением остаться в своем родном доме?

— Не думаю, что это действительно хорошая идея, Лия. Это небезопасно.

Я едва не скривила губы, уж больно дядюшка в своей мнимой заботе начинал перегибать.

— Он не заразен, вы же сами знаете.

— Так говорят лекари Нэндос. Но они не рассказывают нам о том, чем именно пичкают больных, чтобы замедлить развитие болезни и сделать носителя гнильянки незаразным. Как можно им верить?..

— Я приехала сюда к Лэнсу, — Помрачнела я, — Но какой будет толк в моём присутствии, если я не буду рядом с ним? И как же здесь наверняка скрыться от болезни, которая косит случайных говорящих с духами, с учетом того факта, что источник хвори так и не найден? Может, мне тогда просто сразу взять и уехать, раз здесь настолько опасно?..

За такие слова меня легко могли бы и высечь, но речь шла о моем брате, а сил хладнокровно держаться у меня уже практически не оставалось. Слишком уж много на нас свалилось, и отобрать у меня толику оставшегося время, которое я могла бы провести рядом с Лэнсом, было бы просто бесчеловечно…

Дядюшка, к моему удивлению, отреагировал достаточно спокойно. Он едва заметно вздохнул, словно сдерживаясь, и вполне миролюбиво проговорил:

— Никуда уезжать не надо, Лия. Если тебе так хочется, живи в своём родном доме, но, естественно, будь максимально осторожна. Признаться, у нас пока нет случаев заражения от больных, которых взял под опеку Нэндос, как не было заражений и у тех, кто круглосуточно их охраняет…. Придерживайся всех мер безопасности. И знай, что если что-то в твоем решении изменится, ты всегда можешь остановиться в моём доме. У нас куда удобнее и просторнее, чем в старом ветхом жилище твоих родителей.

Я, кажется, уже физически устала изумляться всем метаморфозам, произошедшей с Маркением по отношению ко мне. Меня хватило лишь на искренние слова благодарности, когда дядя вычертил на желтоватой тонкой бумаге пару строк и закрепил их своей печатью. Большего сейчас я и желать не смела.

Я сжала в пальцах отданное мне официальное разрешение на пребывание в собственном доме рядом с больным братом, попрощалась с дядей, выглядевшим вполне довольным нашей беседой, и вышла.

С сердца словно свалился огромный валун, и я испытывала лишь глубочайшее чувство облегчение.

Однако продлилось это очень недолго.

Стоило мне сделать несколько шагов по пустующему залу, где обычно заседают старейшины, как входная дверь распахнулась, и внутрь зашло сразу несколько людей.

Почти все они были в длинных, расшитых рунами синих одеяниях с шелковыми вставками и серебристым теснением, и такая одежда говорила об определенно высоком статусе вошедших. Замыкали процессию несколько воинов, которые, впрочем, уже сдали своё оружие на входе, а во главе же, рядом с одним из очень важного вида мужчин, шёл Иллион.

Его я узнала даже с учетом того, что треть лица молодого человека скрывала теперь эластичная бинтовая повязка, наложенная на нос и оставляющая открытыми губы. Под глазами, ближе к их внутренним уголкам отдавали в лиловый небольшие пятна, — или я так сильно приложила наследника, или эти гематомы были уже результатом его личных действий по вправлению носа.

Я несколько мгновений, показавшихся мне целой вечностью, рассматривала приближающегося Иллиона, теперь одетого в дорогие длинные традиционные одежды, не в силах отвести взгляд.

Когда же он поднял голову и увидел меня, внутри от макушки до самых кончиков пальцев словно пробежал острый разряд тока. Сине-голубые глаза сына вождя Нэндос сузились, брови жестко сдвинулись, словно он рассчитывал тут же, на месте, уничтожить меня взглядом.

Я, будто обжёгшись, тут же стала пристально буравить взглядом пол, раздираемая паническим страхом, и странно сочетающимися с ним мучительными угрызениями совести.

В том, что Иллион узнал свою обидчицу, у меня не оставалось никаких сомнений.

Вся процессия уже оказалась чересчур близко, чтобы никак на неё не реагировать. Я, итак излишне замешкавшись, наконец отступила в сторону, чтобы пропустить членов клана Нэндос мимо себя, и наклонила голову в уважительном поклоне, сцепляя непослушные пальцы под грудью.

Кажется, из их охраны кто-то в неодобрении зацокал языком, принимая меня за какую-то не очень смышлёную девушку, напрочь лишенную всякого уважения и манер.

Мне было всё равно на подобные выпады в свою сторону. Я, чувствуя, как из-за вспышки адреналина напряжено всё моё тело, приготовилась к тому, что Иллион остановится и отдаст вполне предсказуемый приказ. И теперь самое правильное, что мне останется сделать, — это покориться.

Пока судьба Лэнса в руках клана Нэндос, я приму любое решение, к которому придёт Нэндос по моему поводу.

Ткань одеяний Иллиона прошуршала совсем близко, но… молодой человек двинулся дальше, даже не замедлив шаг.

Я, мало не веря в происходящее, с каким-то резким отупением пронаблюдала за тем, как мимо проходят выходцы из Нэндос. В одно пятно смешались синие, фиолетовые и серые цвета тканей.

Но почему?.. Это милосердие, или же Иллион собирается дать ход делу непосредственно через моего дядюшку? Я ещё некоторое время простояла, вслушиваясь в стоявшую в зале тишину, словно сюда могут проникнуть разговоры Маркения и послов Нэндос.

Затем, поняла, что если я буду и дальше так просто стоять здесь, то привлеку избыточное внимание стражи, и на негнущихся ногах пошла к выходу.

Пожалуй, неопределенность сейчас была куда большей мукой, чем если бы решение о наказании мне вынесли прямо сейчас.

Идти сразу к брату я не смогла. Ему и так было нелегко, а если я начну приносить в дом и тяжесть своих проблем, то он обязательно почувствует это. Нужно было пройтись, немного развеяться, отпустить случившееся хотя бы на короткое время.

И я, убедившись, что кошелек остался со мной, а не в сумке в доме, неровным шагом пошла к единственному магазинчику в нашем поселке.

В небольшом здании, мало чем снаружи отличавшемся от обычного дома, завозили как товары из ближайшего города, так и отдавали за вознаграждение свежую рыбу, мясо, грибы и ягоды местные жители. Вообще на Севере торговать считается делом неприятным, даже чем-то низким, и существование такого вот магазинчика существенно облегчало пропитание многих семей в поселке Обу, у которых не было своих говорящих с духами, что, впрочем, было больше редкостью, чем правилом.

В Академии я почти не готовила, да и как-то было незачем. В столовой предоставлялось трехразовое плотное питание, с которого наедались даже самые крупные студенты, не то что худенькая невысокая девушка, даже с учетом всех физических нагрузок. Но когда-то мама учила меня готовить, немного, но кое-что я знала, и мне сейчас подумалось, что если я сделаю какое-нибудь домашнее блюдо, которое мы ели в детстве, то это поднимет настроение Лэнсу.

К тому же, готовка с её монотонностью, должна была меня немного успокоить. Ещё будут домашние хлопоты. В доме пусть и казалось, что было чисто, видимо, кто-то всё же там изредка прибирался, но при более тщательном рассмотрении становилось очевидно, что по углам были крошки и пыль, что ковры уже давно пора бы выбить, как и подушки, да в общем, много всяких дел, способных вовлечь в процесс и перевести мысли в иное русло.

И, ещё, нужно найти работу. Теперь уж даже и не знаю, будет ли у меня возможность на ней поработать, но сам поиск необходим, — вдруг, всё ещё обойдётся?.. Мои запасы денег скоро иссякнут, а я должна стать опорой, а не обузой.

Поэтому, зайдя в магазин, первым делом я спросила, нужны ли здесь ещё работники.

Продавцом оказался темноволосый очень дородный мужчина с бледной веснушчатой кожей, видно, что приезжий. Он задумчиво и с чувством ковырял зубочисткой в зубах, словно собирался проковырять там огромную дырку, и при моем вопросе, не прекращая своего занятия, медленно покачал головой.

Я вздохнула и начала перечислять, чего и по скольку мне нужно: хороший кусок мяса, несколько картофелин, грамм четыреста всяких овощей, пару пакетиков свежих специй. Набрав не так уж и много, я с тоской услышала итоговую сумму и отдала требуемое количество денег, в очередной раз весомо облегчая свой кошелек.

Завтра утром придётся ехать в город и искать работу там.

Конечно, я могла бы попытаться найти что-то, связанное со своими способностями по общению с духами, но кроме своего собственного абсолютного нежелания заниматься этим, к этому прилагалось отсутствие инициации. К тому же, такая работа обычно требовала длительного отсутствия дома, по нескольку дней или недель, а я приехала сюда, чтобы быть с братом.

Когда я сложила все покупки в полиэтиленовый пакет и уже собралась уходить, небольшой звон колокольчиков на двери оповестил о том, что в магазин зашёл новый покупатель.

Я обернулась и наткнулась на знакомые темно-синие глаза, короткую стрижку густых белых волос, топорщащихся агрессивным ёжиком, и едва различимый шрам, наискосок пересекающий губы, изо чего те выглядели навсегда застывшими в едва различимой усмешке.

— Малышка Ли!..

Меня сгребли в объятья, с лёгкостью поднимая над землей со всеми моими скудными покупками.

— Сэндом, сколько вёсен!..

Я с радостью вцепилась в крепкую шею высокого молодого человека, ощутив волну забытого, почти детского восторга. На мгновение стало тяжело дышать, так крепко меня стиснул мой друг детства.

Наконец, я вновь почувствовала под ногами пол, и принялась разглядывать Сэндома, которого, казалось, не видела целую вечность.

Этот всегда веселый и порой слишком изобретательный молодой человек был старше моего брата на четыре года, но они с Лэнсом, будучи подростками, отчего-то очень быстро сошлись и стали друзьями. Как более старший, Сэндом тогда, конечно, частенько вел себя скорее покровительски, но друга вернее и надёжнее Лэнс никогда не знал.

Со счету можно сбиться, из скольких только передряг Сэндом его не вытаскивал, как, впрочем, было велико множество и тех переделок, которыми Сэндом руководил лично, и за которые Лэнсу от отца сильно влетало. Свой шрам на губе Сэндом заработал в одной из них, когда они с компанией ребят решили соорудить из подручных средств фейерверк, умыкнув у кого-то селитру. Ему сильно повезло, что тот попавший в пластиковую бутылку с зарядом металлический стержень лишь мазнул его по лицу, а не вошёл в голову….

Меня, ещё ребёнка, причем ребенка-липучку, мальчишки всерьёз не воспринимали. Прозвище «малышка Ли» мне дал Сэндом, зараза, скорее в насмешку, стараясь мне напомнить, что я ещё слишком мала, чтобы они везде и всегда брали меня с собой. Как я ревновала к нему Лэнса, на какие только хитрости не шла, чтобы мой брат проводил больше времени со мной, да и отец частенько ругался, что этот неусидчивый на месте парень дурно влияет на брата… но Сэндом, в конце концов, со своим чувством юмора и внимательностью околдовал нас всех, и стал самым желанным гостем на наших семейных ужинах.

— Малышка Ли, да тебе в волосы уже давным-давно пора вплетать красные ленты, — проговорил Сэндом, намекая на известный свадебный обряд северян.

— Да брось, какие ещё мне ленты… — хмыкнула я, но всё же чувствуя, что слегка краснею. — Как ты? Как… Мирра?

Произнести вслух имя своей старой закадычной подруги и сестры Сэндома мне оказалось куда тяжелее, чем я рассчитывала.

— Я хорошо, а вот Мирра…. После того, как ты уехала, и так и не разу не написала и не ответила на её письма, она всего лишь год пылала желанием тебя убить. Сейчас, думаю, она окончательно успокоилась, — в голосе молодого человека отчетливо прозвучала укоризна. — Всё-таки, зря ты так с ней, Лия…

Видимо, что-то такое мелькнуло на моём лице, что Сэндом поспешно добавил:

— Ну, а как ты сама-то? Лэнс говорил, что ты уже выпускаешься. Диплом получила? Ты же уже офицер, верно? Выбрала место, куда пойдёшь после Академии? Или хочешь здесь осесть?

Я толком и не заметила момента, когда Сэндом уже взял у меня сумку с продуктами, и мы вместе пошли по улице по направлению к моему дому.

— Пока Лэнс не поправится, я никуда от сюда не уеду, — ответила я, опуская глаза.

— Лэнс… — вздохнул Сэндом. — Знаешь, до сих пор поверить не могу. Мы ведь всё время вместе были, в одной группе по шахтам, по деревушкам таскались. Нас специально вместе отправляли, знали, что мы уже отлично чувствуем друг друга, так уже сработались. И теперь… словно твой кусок кто-то отрезал. Ещё и Нэндос эти, ублюдочные, случаем воспользовались. Хорошо, у Лэнса дядя — сам вождь, и ему из уважения позволили остаться дома, пусть и под надзором. Остальных согнали в свежесрубленный дом, этакий лазарет, почти никому видеться с ними не дают. Только предкам ведомо, что они там с ними делают.

— Думаешь, они их не лечат?..

— Лия, послушай, — в голосе Сэндома заскользила едкая неприязнь. — Я этих гнид прекрасно знаю, сколько раз нас с ними судьба сводила. Вообще ни единому слову их верить нельзя, запомни. И пока хоть один из них топчется на нашей земле, житья нам не будет. Знаешь, даже думается мне, они и принесли нам эту проклятую гнильянку…

Такая резкая категоричность в суждениях мне, всё же, претила, при всей моей подозрительности и при всем недоверии к Нэндос, но говорить что-то вопреки я не стала, даже из вежливости кивнула, будто соглашаясь с подобным ходом мыслей.

Когда мы подошли к моей калитке, Сэндом вручил мне пакет с продуктами и проговорил:

— Лия, я знаю, девушка ты толковая и, сколько тебя помню, способная. Втягивать тебя ни во что так не стану, но знай — тут много кто Нэндос не доволен. И если ты хочешь за Лэнса им отомстить, то… приходи к нам с Миррой домой, а там и обсудим все. Старые же обиды с моей сестрой забудь, теперь нужно думать о будущем… иначе не будет у нас этого самого будущего.

Сэндом выразительно кинул взгляд на калитку, за которой, возможно, стоял на своем посту Моис, один из ненавистных нэндосийцев

— Вы что это, что-то задумали? — холодея, уточнила я шепотом.

— А ты приходи, тогда и поговорим, — ответил Сэндом.

То ли это опять была зрительная иллюзия, созданная расположением его шрама, или же молодой человек действительно мне ухмыльнулся.

Мне оставалось лишь покачать головой, глядя ему вслед.

Моис смирился с моим присутствием в моём же доме только после того, как дважды съел по огромной порции пряно пахнущего жаркого.

— Ладно, о-терис … ты с виду вроде сильная, не болезная, да и… готовишь вкусно. Но учти, — добавил он строго, — если какая простуда, то будешь искать ночлег в другом месте. А то потом ещё головы меня же, как самого крайнего, лишат за то, что племянница вождя заразилась гнильянкой.

Мы расположились на кухне, которую я успела хорошенько вымыть и украсить пышным букетом самых ранних весенних цветов, которые насобирала у опушки Шепчущего леса. Фиолетовыми мотыльками выглядели изящные бутоны соловьиных глазок, душистый аромат испускали нежные чашечки розовых колокольчиков, сладко и терпко пахли вытянутые желтые кисточки зарастрелов, пышная пыльца с которых уже успела окрасить стол. Точно такой же букет теперь стоял и в комнате брата, который, поев моей нехитрой стряпни, сейчас крепко спал.

Я чуть слышно и невесело хмыкнула, зачерпывая последний кусочек картофеля в мясном соусе из своей тарелки.

— Ну, а ты то сам… не боишься заразиться?

— А я и не заражусь, — беспечно проговорил Моис, смахивая тыльной стороной руки остатки соуса со своей щеки.

— Но откуда такая уверенность?..

Молодой мужчина придвинул к себе большую глиняную кружку крепко заваренного душистого травяного чая, где плавало несколько распаренных красных ягод и ответил:

— Моя мать ею переболела и выжила, а иммунитет против гнильянки передаётся по женской линии целых пять поколений. И почти все из Нэндос здесь такие, ну, кроме десятка само вызвавшихся воинов и пары послов, вот они, конечно, сильно рискуют, — Моис с огромным удовольствием сделал большой глоток чая и, чуть фыркнув, вытер со лба резко проступивший пот.

Я вскинула голову.

Если это было враньем, то слишком уж продуманным, так невзначай оно проскользнуло в нашем разговоре. Им что, всем выдали какие-то инструкции?.. Но эти подробности… Я могла и ошибаться, ведь знала Моиса всего ничего, но пока он производил впечатление простодушного парня-рубахи, который просто выполняет порученною ему работу, не имея за душой никакого двойного дна.

Значит ли это, что Нэндос действительно когда-то сталкивались с гнильянкой?

— Это поэтому наследник вашего вождя тоже приехал в Оби в такой недобрый час? — Как бы невзначай уточнила я. — У него тоже мать переболела?

Мужчина вдруг раскатисто рассмеялся, едва не расплескав чай из кружки, словно я рассказала ему забавную шутку:

— Нет, никто из его рода никогда не заболеет духовной болезнью. В его жилах течет кровь высших духов… что им гниль хейви?

Удрученно вздохнув, я покачала головой. Я не могла воспринимать всерьёз подобные заявления.

Никогда не сталкивалась с высшими духами, как, впрочем, и большинство ныне живущих, но действительно некоторые существа из тонкого мира могут испытывать самый разный интерес к случайно подвернувшимся человеческим мужчинам и женщинам, особенно в разгар своего брачного периода. Но как можно обойти природу, которая просто не предусматривает подобное зачатие? К тому же, духи редко бывают даже относительно человекоподобны, и воображать себе какие-то конкретные подробности такой связи я не желала из-за вполне закономерно возникающего омерзения.

И из-за надуманных неправдоподобных суеверий Иллиан поставил себя под угрозу заражения? Он же медик, как он может верить в такую нелепость, с его-то багажом знаний? Или его вынудили сюда приехать родные, искренне уповающих на собственную исключительность?

Впрочем, иногда образование у иного человека идет словно вразрез с окружающей его действительностью, и он никак не проецирует мир, о котором шла речь на занятиях, на мир его окружающий.

И если Иллиан приехал сюда в полной уверенности, что он защищен перед лицом страшной болезни благодаря некой выдуманной крови высших духов, — значит, он дурак. А какой мне вообще смысл переживать о дураках?.. Тем более о том, кто вполне может стать инициатором моей казни.