Лунная пыль

Глава 10

С первыми каплями дождя с неба подошла очередь Сергея около раскладки с сыром и колбасами.

— Отрежьте мне несколько ломтей «Пошехонского» и тщательно взвесьте, — попросил он.

Пока продавщица отпетеливала сыр, стоящий позади Сергея мужчина в сером плаще, при шляпе, с усиками, сказал:

— Вижу, вы знаете толк в сыре?

Намахов многозначительно промолчал. Немного позже, отойдя метров на пятьдесят, он услышал:

— Подождите!

Его догнал незнакомец. А дождь усилился.

— Станем под дерево.

Клен защитил их. Сергей молча выжидал.

— Как вы думаете, из чего делают сыр?

— Из молока, — ответил Намахов.

— Смешно! И вы в это верите? Меня зовут Пантелей Иванович, а вас? — протянул руку для пожатия. Тот принял:

— Сергей.

— Вот и я раньше думал, что из молока. Это нам по телевизору показывают, что есть фермы разные, там коровки молочко дают.

— Ну да.

— А мы, дурачки, этому верим.

— Как же на самом деле?

— Сыр готовят из сырного порошка.

— Что же, как версия…

— Это не версия, а факт. Особое полезное ископаемое, как нефть или уголь.

— Скорее, как песок.

— Именно верно! Сделайте еще один шаг в своей догадке.

— Не понимаю.

— Пыль.

— Да, точно.

— На Земле месторождения сырного порошка почти исчерпались. Вот почему снова началась гонка в освоении Луны. Она же вся покрыта сырной пылью.

— Так вот по чему скачет Нейл Армстронг! — поразился Сергей.

— Конечно. Луна — это огромная круглая голова сыра. Под воздействием космических лучей, на ее поверхности образуется сырная пыль. Кто получит Луну, тот будет сырным королем!

— Согласен.

— Сейчас я сделаю вам предложение, приняв которое, вы должны будете соблюдать определенные правила, будете многим обязаны, но перед вами откроются знания, недоступные простым людям. Согласны ли вы вступить в тайное общество сыроедов?

— Это которые овощи сырыми едят?

— То наши одноименцы, социальная группа для отвода глаз от нас, истинных сыроедов. Мы поклоняемся сыру. В наших целях — защитить божественную Луну от посягательств человечества. Мать сыров не должна быть подтянута к Земле и стёрта в пыль корпорацией Шморг. Больше я скажу, если вы станете одним из нас.

— Я согласен.

— Вот так, не раздумывая? Нет, я даю вам времени… до завтра. Завтра вы придете по этому адресу, — Пантелей дал бумажку, — И ваш приход будет означать готовность к обряду посвящения.

На том и расстались. Сергей купил по пути нарезной батон и через час был на работе, в НПО «Гравитон Плюс». Эти «Гравитоны» есть в разных городах, в том числе несколько в одном только Киеве. На вопрос, чем занимался там Намахов, он отвечал туманно, вроде — кое-что подкручиваю там, или — я больше по наладке.

А в последнее время начальник Сергея, Борис Леонидович, стал очень политическим. И Курков, сотрудник, и Бухтырев — они все курили вместе с Борисом Леонидовичем и обсуждали острое, а Сергей сделал простое умозаключение, что те, кто с начальником курят и обсуждают острое, получают больше.

Несколько дней Сергей вынашивал, как вклиниться в их разговор и стать незаменимым. Услышат новость, пойдут к нему за мнением. Он рубанет веским словом, истолкует, как понимать, и сам Борис Леонидович будет отсылаться к нему, будто к гадательной книге. А вот Сережа мне на пальцах показал. Предельно ясно.

Курить выходили в коридор под туалет, маленький, не развернешься, но возле него — тупик и окно, можно курить. Галдели все — и Борис Леонидович в широкоплечем пиджаке, и Курков, и Бухтырев. Намахов сначала прошел мимо в уборную, скрипнув дверью, выждал время, и вернулся.

— А куда они денутся? На них санкции! — политически засмеялся.

— На ком? — не понял Борис Леонидович.

— Вот это и вопрос! Наложили на них, а выходит, что на нас! — и Сергей стукнул себя пальцами по другой ладони.

Вдруг спохватился, кровь прилила к лицу. Стал раскачиваться и кряхтеть:

— Ай-яй-ей-ей, йеха-ноха, ай-яй-ей-ей, йеха-ноха.

Глядя в потолок, с шатанием, пошел Намахов по коридору прочь. Сегодня все под впечатлением индейских песен. Ну как удержаться, если поет душа? Бывает, музыка так увлечет, что начинаешь танцевать в маршрутке.

А один раз Сергей ехал, слышит — громкий гитарный брень! Удивляется:

— О, узнаю мажорный септ-аккорд! А у кого гитара? Кто здесь бард?

— То мобила! — смеется пассажир.

— Ну что я, — говорит Намахов, — Не отличу живого исполнения? Не отличу живого? — обижается и руками в грудь толкает пассажира. Возгласы, высаживание.

На выходные Борис Леонидович затеял корпоратив в лесу. Но кто будет заведовать музыкой? Сергей посоветовал своего сына:

— Миша известный диджей. Сейчас на всю Голландию гремит.

— Почему Голландию?

— Там центр… Всей модной музыки.

— А он сможет что-нибудь зажигательное нам подобрать?

— Конечно. Без вопросов.

— Аппаратура тоже его?

— Конечно!

В субботу на лесную поляну съехались машинами. Намаховых подвозили Ежорины на своем джипе. Сергея укачало, по пути он несколько раз просил остановить машину и выходил на обочину дышать воздухом.

Начали раскладываться, готовить шашлыки. Борис Леонидович подошел и осведомился:

— Сергей, как вы?

— Ничего, уже ничего.

— Миша, как музон?

— Всё готово, — кивнул на багажник.

— Закачаетесь, — пообещала Аня Намахова.

— А в каком стиле? — спросило начальство.

— Крутой колбас! — ответил Миша.

— Это хорошо. Это хорошо. Ну ты начинай устанавливать всё, — и отошел.

Миша выволок музыкальный центр с потёртыми наклейками. Когда начало вечереть, народ захотел музыку, а начальство щелкнуло пальцами. Миша поставил диск, из колонок на фоне глухого шума послышалось пение Сергея:

— Ииия-на, йеха-ноха, ииия-на а-йеха-ноха!

Одновременно с этим пошла Аня, совершая плавные движения руками. Муж ее всё то же повторял в динамиках.

Сотрудники не поняли. Хотя кто-то сказал:

— Прикольно!

— Включи следующую песню! — приказало начальство.

Там оказалось то же самое. Борис Леонидович подбежал и нажал на стоп. И музыка кончилась. Но вдруг за деревьями громко ударил бубен. Замолк.

Из сумерек выскочил, одетый в одни трусы, Сергей. В руке он держал заостренную палку. Зорко оглядевшись, он быстро-быстро засеменил к рассеявшимся у трех мангалов людям, воткнул копье в землю, сам, словно карандаш в циркуле, описал круг, держась за копье, потом резко вскинул его и, прыгая из стороны в сторону, завел:

— Эе-на, йеха-ноха! А-эе-на, йеха-ноха!

Вернулись домой ближе к полуночи. Сергей обрыгал Ежориным джип и всё извинялся, а во дворе своего дома решил постоять, подышать, пока жена с сыном пойдут наверх.

У парадного курили и негромко беседовали Микола со второго этажа и Андрей, что вечно ходил с бутылкой пива. Микола показывал Андрею свою мобилку. Намахов приблизился, оценил:

— Нехилая труба!

На него посмотрели.

— А как она против падений? — Сергей быстро выхватил у Миколы телефон и бросил его на асфальт. Вдребезги.

— Ты чего?! — закричал Микола, стал трясти Намахова за грудки. Андрей вяло их разнимал. Прерываемый, Намахов пытался сказать:

— Мне для обзора! Я…

Но его повалили на асфальт и стали пинать. Сергей поджал колени к животу и заорал дурно.

— Батя, держись! — басом крикнул сверху, с балкона, Миша.

Рядом вдребезги приземлился большой цветочный горшок — один, другой. Соседи замешкались, Намахов вытянул шмалер, выстрелил пару раз. Из парадного выбежал клон председателя кооператива. Сергей пальнул и в него. Что было дальше — а тьма опустилась.

Утром начальник сказал Намахову:

— После вчерашнего ты уволен.

— Вы паять не умеете! — возразил Намахов, — Кто вместо меня будет паять?

— Найдем.

Сергей пострелял там всех из шмалера и ушел. Открыл в себе музыкальный талант. Подсылал Мишу на радиостанции, в качестве агента. Тот пробивался к редактору и убеждал:

— Просто Серый. Сценический псевдоним. Он придумал модный шлягер. Все будут слушать вашу радиостанцию. Только для нее. Вот первая строчка, а вторую Просто Серый споет в вашем эфире.

Миша дергался куда-то вправо, с криком:

— Я как бочка, я как бочка!

— Что это такое? — недоумевал редактор. Миша пританцовывал:

— Пой со мной, пой со мной! Но вторую часть шлягера — только в вашем эфире. Просто Серый. Мы ждем вашего звонка.

И оставлял визитную карточку с телефоном. Но никто не позвонил. Тогда старший Намахов стал караулить у каждой радиостанции со шмалером. Как увидит редактора, так шпок ему в лоб стрелкой с присоской! И ведущего — тоже шпок!

В остальное время Намахов ездил в метро и посмеивался. Не знают пассажиры, что среди них — знаменитый музыкант. Сергей выходил на какой-нибудь станции, усаживался на лавку и качал из стороны в сторону головой, будто не веря. Потом хлопнет себя по ноге, засмеется. Что вы люди за чудаки такие! Идете себе мимо, ничего не замечаете. Ничего, потом вспомните! А обидно будет, куда же денешься — а вот автограф не попросили. Но всё, ту-ту, поезд уехал!

Грохотала, набирая скорость, электричка.

Намахов купил газету и прочитал в ней заметку. Написал бумажное письмо на адрес редакции, но обращаясь к журналисту: «Хорошо накалякал, зло! Я тоже так могу, но боюсь. Смелость города берет. Неизвестный».

Шмалер прожигал карман, становился опасным. Сергей вышел на станции «Днепр», где по одну сторону от рельсов статуя чувака, запускающего спутник, а по другую чувихи, отправляющей в небо голубей. Спустился к каменной набережной, пошел по стороне моста, что смотрит в сторону Подола, на ней рыбаков нет. Огляделся, кинул шмалер вниз — тот полетел в далекую темную воду. А если, перекинуть ногу через перила, и тоже туда?

Тут вспомнил про сыроедов. Но к посещению дома на окраине душа еще не лежала. Безработный!

С бесплатного таксофона позвонил бывшему шефу и спросил ехидно:

— Ну как, нашли паяльщика?

Когда на том конце провода положили трубку, Намахов крикнул в тишину:

— Паяй… Носом!

Три дня просидел он дома, хмуро уставившись в телевизор. Время от времени ударял кулаком по столику на колесиках, перед диваном, и восклицал:

— Кто в доме хозяин?

Тогда Миша уходил в ванну со словами:

— Пойду побреюсь!

И запирался. Старший Намахов продолжал сидеть, Аня же ломилась к сыну в дверь:

— Не смей резать вены!

Вскоре Миша выходил, показывал на языке лезвие, вращал его и снова прятал во рту.

— Я на грани, — сообщал Миша и садился в кресло. Телевизор мелькал лицами политиков. Сергей, глядя перед собой, бросал:

— Это я! сплошной комок нервов.

Звонил бывшему шефу:

— Нервничаю!

Теперь и ты сволочь понервничай, как приеду под парадное с перочинным ножиком, как буду подпаливать квартирные счета в почтовом ящике, как намажу тебе замок стойким клеем. Борис Леонидович после десятого звонка сказал, что обратился в милицию. А после двадцатого стал перебирать страницы записной книжки, где-то там под фамилией «Пых» значился телефон темного человека, бывшего ломателя костей. После тридцатого же звонка к Намаховым позвонил сам Пых.

— Что вы это, — сказал он снявшему трубку Сергею, — Уважаемых людей беспокоите? Я скоро к вам в гости приду, так что встречайте с оркестром.

И добавил уже нешутейно:

— Потолкуем.

Человек вполне помещается в мусоропровод, надо только сначала пропихнуть одно плечо, а потом другое, оба сразу не лезут. Пока Намаховы это поняли, никак не удавалось спровадить стукнутого по голове, обезволенного Пыха.

Сергей позвонил Борису Леонидовичу в полночь в самую дверь, а когда тот наивно растворил, ткнул его паяльником в пузо, запахнутое полой фиолетового халата. Утром их — Пыха с паяльником в руке, и Бориса Леонидовича — нашел сосед, вышедший погулять с собакой. Так и лежали на пороге, начальник и темный человек, бывший ломатель костей.

Тогда же Намахов пошел в поликлинику и у знакомого врача получил задним числом больничный. Свою карточку Сергей всегда забирал домой, и в этот раз не удержался, чтобы среди жалоб переправить «изжогу» на «изжопу». Да и вообще он обращался с карточкой довольно свободно — то вклеивал туда собственноручно написанные листы, то правил старые, увлеченно и похохатывая.

Официально он еще числился в «Гравитоне», на увольнение не подавал, о желании Бориса Леонидовича уволить его знали, кажется, немногие, так что Намахов прикинул, в связи со сменой руководства, удержаться на работе.

Но в это время накрылся еще один источник дохода семьи, акции Киевского якорного завода. В прежнее время, Намаховы обменяли свои ваучеры на акции завода, и не получали никакой прибыли. И вот Сергей узнал, что десять лет назад, предприятие, после ряда перепродаж из рук в руки, было объявлено банкротом и ликвидировано с распродажей имущества. Это значило — акции пошли прахом! Их можно порвать и выбросить в унитаз!

Жена и сын удержали Сергея от такого поступка, и на семейном сходе Намаховы решили обратиться за житейским советом к дяде Сергея, Косте.

Родственники не любили общаться с Намаховыми, считали их придурками, и в последний раз Сергей говорил с дядей Костей по телефону пять лет назад, убеждая войти в долю фирмы по пошиву крестьянской одежды. Сергей собирался — при помощи семьи — покупать мешки, как на картошку, прорезать в них дырки для рук, и продавать с надписью «НМСАМ», что означало «Намаховы Сергей Анна Миша». Ведь слишком явен же пример, когда рабочие штаны с заклепками, джинсы, стали популярны во всем мире. Так и мешки Намаховых. Сначала их можно будет выносить, продавать под Троещинским рынком, или лучше возле Дарницкого вокзала, там базар, крестьяне привозят продукты. Вот где следует искать покупателей.

Дядя Костя послал Сергея к черту и бросил трубку. Теперь же Сергей должен был спросить у него житейский совет — как быть дальше? Акции-то тю-тю, а с работой еще неизвестно что!

Дядя Костя, или Константин Григорьевич, жил в частном доме на горе напротив Монтажника, через Совские пруды, на Ширме. Намаховы знали, что каждый год он закапывает в огороде или в саду банку сэкономленных денег, поэтому не раз то Миша, то Аня темными, глухими ночами перекапывали дяде грядки, а землю под деревьями протыкали длинными ножами. Один раз нашли так крышку от кастрюли, большую и ржавую.

Сергей позвонил дяде Косте накануне и сказал:

— Ну что, я к вам завтра заеду!

— Зачем? — буркнул дорогой родственник.

— Надо кое-что обсудить. Нетелефонный разговор. Ждите меня вечером.

И повесил трубку. А сам пошел на работу.

Борис Леонидович не забыл, что собирался уволить Намахова, сразу вызвал его к себе в кабинет. Сергей вошел и сразу начал:

— Вы паять без меня не сможете, никто у нас больше не умеет паять!

— А мы пайку заменим гайкой! — и Борис Леонидович нарочито и резко кивнул, мол, понял? Понял, да?

— Что же, — ответил Намахов, — Мне уже предложили работу в «Астрале». С большим окладом.

— Скатертью дорога!

На улицах валил снег, на припаркованных машинах выросли сугробы. Крупные снежинки неприятно падали на лицо. Намахов прошлялся по улицам до вечера, потом сел на случайную маршрутку, чтобы добраться до автовокзала, а оттуда уже пешком на Ширму. В микроавтобус он вошел как частенько, сунув себе в рот селедку, чтобы она хвостом торчала наружу. Потом вытаскивает ее и говорит:

— Первая группа!

Раньше, когда Намахов был истово верующим и посещал деревянную церквушку в парке Пушкина, то всегда снимал шапку и крестился на иконы в кабине водителя.

Намахов уселся. Нога за ногу. Не помещается. Так и эдак крутится. Слишком узко. Оглядывается, достает из сумки бумагу, заворачивает селедку, прячет. Сообщает гордо:

— В Киеве открыто более пятиста пунктов обогрева! И мы на этом не остановимся!

Потом изображает из себя большого начальника инкогнито. Берет мобильный телефон и начинает отвечать:

— В курсе. Уже работаем над этим. На карандаше. Решение скоро будет принято, и я думаю, оно будет положительным.

Оглядывается на пассажиров, поясняет:

— И тут достали…

А потом снова в трубку:

— Да вот в маршрутке. Почему не в лимузине? Решил побыть, так сказать, вместе с народом, узнать его беды. И чаяния. Да, записывайте — и чаяния.

А пассажирам замечает вполголоса:

— Журналисты осаждают.

В телефон:

— В три я перерезаю ленточку на мосту!

Окна маршрутки запотели и узорно заморозились, через них ничего не было видно, микроавтобус всё ехал, ехал, Намахова разморило, может быть он катался по кругу — а, всё равно. Склонив голову к стеклу, закемарил, и пригрезился ему не то сон, не то былое.

По знакомству Сергей устроился на работу редактором в издательство, которое печатало фантастику и детективы. Сергей приметил, что фантастика идет бойчее, и решил повысить прибыль простым способом — преобразовывать детективы в фантастику. Поначалу он делал это с разрешения сочинителя. Отправляет ему письмо, где предлагает:

Потом его перебросили — тоже по знакомству — редактором еженедельной газеты, которая несла здоровье. Намахов сочинял свидетельства исцеленных разными мазями да бальзамами, присовокупляя к ним фотографии пожилых людей и выдуманные имена. Чтобы газета пуще действовала, Сергей вывел в заголовок, что она положительно заряжена пятью экстрасенсами.

Тогда-то и вышла на сцену зловещая Алёна Столярова. На задней странице газеты, внизу, приводился абонентский ящик для обычных, бумажных писем, и Намахов еженедельно ходил на почту, отпирал его своим ключом и выгребал конверты. Однажды он получил послание:

Намахов был просто редактором, и не ходил на воскресные собрания в нескольких городских клубах и бывших дворцах культуры, где по выходным продавались восхваляемые им чудодейственные бальзамы и мази. Он то работал дома, то, не в силах выносить более излучение монитора, отправлялся в редакцию, в квартиру одного из основателей фирмы, некоего Зайченко, известного лишь по фамилии. Зайченко жил в сраче, сидел на кухне, пил кофе и всё время говорил по телефону. А Намахов садился в комнате за хозяйский ноутбук, от коего исходило гораздо меньшее излучение, работал или вращал головой, разминая мышцы шеи.

Чем дольше проходило времени с получения письма, тем беспокойней становился Намахов. Неопределенность тревожила. На улице он начал высматривать среди прохожих женщину с наростом на лбу. Но его можно, наверное, прикрыть волосами так, что ничего не будет заметно?

А ведь Алёна Столярова, пожалуй, может его порешить как раз на пороге вступления человечества в эру мелкоступия — величайший дар, задуманный Намаховым во благо миру.

Все люди начинают ходить в мелкоступах — любой обуви, связанной между собой шнурками. Безопасность. Тише едешь — дальше будешь. Семени в мелкоступах потихоном, надежно. Искоренение преступности. Поскольку все граждане на законодательном уровне обязаны, выходя из квартиры, пользоваться мелкоступами, преступник, совершив преступление, не может быстро скрыться! Более того — поскольку отказ от мелкоступов сам по себе преступление, сразу будет видно нарушителя! Сергей предусмотрел милицейский вопрос — а как с ними? Они тоже должны носить мелкоступы, однако длина связующих шнурков больше, поэтому стражи порядка смогут делать шаги большие, нежели остальные люди.

И Намахову представлялся город, полный пешеходов в мелкоступах. Все спокойны и приветливы. Супруги связывают обувь шнурками обоюдно и перемещаются только рядышком, дети их тоже прикрепляются, причем соблюдается следующий порядок. Обувь ребенка, идущего справа от родителя, привязывается левым ботинком к правому родителя, и наоборот — если шагает слева, то правым ботинком к левому родителя. Таким образом закрепляются два ребенка, но если их больше? Тогда детей надлежит прикреплять по старшинству, старшие ближе к родителям, а младших закреплять по сторонам от старших.

Всё это Намахов тщательно продумывал в троллейбусе, когда ездил в редакцию.

Но как повлиять на массы? Сергей всё не решался сделать это через газету. Начальство — могло не так понять. Рекламировать мелкоступы в прессе надо, подготовив начальство предварительно.

Что-то смешалось и соединилось, редакция совместилась в пространстве и времени с офисом малого предприятия «Гравитон М», арендовавшем кабинеты на третьем этаже зачахшего НИИ, от которого остались только шкафы в туалетах, полные старых папок с документами. У двери проходной среди табличек прикручена была вывеска «Гравитон М». Намахов останавливался, наклонял голову — надпись на его глазах менялась: «Астрал». Предмет зависит от точки зрения.

Астрал — М. Редакция газеты. Дорогая редакция, я чувствую себя всё лучше и лучше. Благодаря вам у меня отсохли подвижные жгутики, образовавшиеся на ладони от мутации, вызванной использованием мобильного телефона.

Первое время коридоры наполнились грохотом падающих тел. Намахов смеялся — не привыкли еще сотрудники к мелкоступам, забывают! Но как-то Борис Леонидович подошел к нему, тронул за плечо и сказал:

— Знаешь, Сережа, жизнь моя изменилась к лучшему.

— Это мелкоступы, — утвердительно кивнул Намахов.

— Да, ты прав. Я буду докладывать в министерство.

Наверху восприняли, прикинули, и уже склонились к, но, чтобы окончательно утвердить, пожелали личного с философом общения. Дело государственной важности! И нужно до поры до времени сохранить его в тайне. Намахову назначили явиться в четырнадцать ноль-ноль подземным ходом, что начинался на склонах Днепра и должен был привести Сергея к самым высшим эшелонам власти. Знает ли он, где дверка в склоне? Конечно же да. Он не посмел уточнить. До встречи. На том конце повесили трубку.

Воодушевленная скрутилась ушками на кустах зелень — это называется листья. Ноябрь выхаркал кровью декабрь, и тут расцвели вишни. С отрывного календаря так и летели листки, а Намахов ловил да читал с них мудрые пословицы и заметки о юбилеях писателей и покойных политических деятелей. Намахов вспомнил, что его пригласили в тайное общество сыроедов. Бумажка с адресом лежала у него в кошельке.

— Папа, не пойти ли нам и попить квасу? — спросил Сергея Миша. Они стояли на балконе и глядели, как в черном небе крутится сияющая воронка. Оттуда сыпался град.

Неподалеку от дома, на углу, сидела тетка при бочке и наливала в пластиковые стаканчики квас.

— Там дохлые мыши, — ответил Сергей. Ему не хотелось спускаться.

— Ну так я схожу сам.

— Сходи.

Внизу под балконом крутил головой председатель кооператива. Вот он перемахнул через перила палисадника, опустился на четвереньки по покарачкал среди цветов, раздвигая их пальцами.

— Монетки ищет, — заметил Сергей.

— А кто их туда бросает? — спросил Миша.

— Я.

— Зачем?

— Чтоб он искал.

За квасом Миша идти расхотел, а ближе к полуночи надел клеенчатый плащ — лил сильный дождь — и пошел проветриться. Я, говорит, пойду проветрюсь.

— Ну иди! — сказал Сергей.

Сын вернулся ближе к рассвету, вымокший до нитки, стуча от холода зубами. Принес в кульке — копейки, несколько сломанных лезвий, три прищепки.

— Негусто! — Сергей улыбнулся, — В следующий раз вместе пойдем!

Дождались полуночи и отправились, а снова ливень. Но днем Сергей много пятаков с балкона набросал, грех их так оставить. И вдруг осенило, раз уж собрались.

— А давай, — говорит, — пойдем на Брусиловскую улицу.

— Зачем?

— Дело там одно есть. Называется сыроеды.

Транспорт уже того, тю-тю, надобно пехом добираться по мосту через Днепр, в Новобеличи. Долго ли, коротко… На правом берегу по коллекторам и теплотрассам, сверяясь с обстановкой через люки.

Частный сектор, сиренью пахнет, хотя уж завяла. На асфальте узкой дороги написано: «КОРЖ!», Сергей указывает рукой:

— Это знак!

— А что он означает?

— Я не знаю. Наверное, скоро поймем.

Неприметный домик, за деревянным линялым заборушкой, в садике. Намахов смотрит в бумажку. Здесь. А уж ранёхонько, солнце тужится рассвесть. Сергей стучится в калитку, громко возвещает:

— Незваные гости!

Только собака по соседству бухающим лаем откликнулась. Сергей руку ко рту поднес, крикнул:

— Ау!

— Ау! Ау! — Миша стал присаживаться и повторять на все лады разными голосами.

Пуще того собака залаяла. Там же, у соседей, в форточке высунулось злое, с усами как у Гитлера, лицо:

— Вы чего шумите?

— Пришли проведать старых знакомых, давно не виделись, — пояснил Намахов.

— Хозяев нет дома! Они отдали нам ключи, мы следим за домом.

— Как быстро летит время, — покачал Сергей головой, — Еще неделю назад я пил у них чай.

— Вы врете, их уже полгода нет!

— Ну может хозяева возвращались, и не поставили вас в известность.

— Так, давайте, пошли отсюда! Я сейчас поворачиваюсь и вызываю милицию.

— Да хоть конную армию! — и шепнул Мише краем губы: «Уходим».

Пригнулись, так, что за забором их не стало видно, и пошагали прочь, впрочем недалеко. Остановились, посовещались, спрятались за куст и начали выжидать. На вишнях среди листков — завязь. Стучит весна в висках.

В то же время, Анечка Намахова, дома, просыпается. Мужа и сына нет. Наверное, на рыбалку пошли — озаряется мыслью. Приставляет руки ладонями к голове, словно уши у овчарки стоят, шевелит ими и повторяет:

— Уху, уху, сделаем уху!

А на Брусиловской, в усадьбе, откуда лаяли, усатый сошел с табуретки под форточкой. Без табуретки Егор Фуксин был много ниже. В комнату на четвереньках забежал его брат Макар. Это он лаял. Чтобы не держать собаку и не кормить лишний рот, братья, соблюдающие строгую экономию, по очереди дежурили во дворе. За забором всё равно не видно, кто гавкает.

Егор придерживался мировоззрения, что сущее лишь зримое, а зримое — выдуманное. Брат, вид за окном, чашка на столе, продавщица в киоске — всё это плод воображения разума Егора, являемый восприятию по мере надобности. Когда Макар что-то говорит Егору, это Егор сам себе говорит, влагая свои слова в уста воображаемого брата. Вселенная сосредоточена в Егоре и в действительности не существует ничего более, кроме хода его мысли.

— Я спать, — сказал Макар. Стенные часы с кукушкой и двумя свисающими на цепочках тяжелыми шишками показывали пять. Егор вышел во двор и уселся на низенькую табуретку. Если кто будет проходить мимо, Егор станет греметь цепью, шатать забор и лаять, изображая беснующегося сторожевого пса.