Лунная заводь

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

СЕРЫЙ предрассветный свет зацепился за покрытые росой кипарисовые иголки. Уильям наклонился вперед, вцепившись пальцами в ветку кипариса, чтобы не упасть. Над ним Кальдар пошевелился в спутанном мху девичьих волос.

Когда он вызвался вести разведку перед Марами, он не думал, что Сериза поставит его вместе со своим кузеном. Кальдар двигался достаточно тихо, но его рот не замолкал.

Уильям прищурился. Со своего насеста на кипарисе ему была видна теплица и часть задней стены примерно в четырехстах ярдах от нее. В теплице двигалась невысокая темная фигура. Пока они смотрели, горбун взмахнул короткой лопатой. Зазвенело стекло. Осколки полетели на землю.

— Что он делает? — пробормотал Кальдар.

— Он вырубает сад.

Уильям соскочил с ветки на нижнюю и спрыгнул на землю.

— Куда это ты собрался? — прошипел Кальдар.

— Внутрь. Паук и большинство его людей ушли. Осталось только несколько агентов, охраняющих это место.

— Мы должны дождаться Серизы.

Уильям активировал арбалет и направился к дому. Позади него Кальдар тихо выругался и спрыгнул на мягкую землю. Уильям миновал кипарисовую рощу и подобрался к краю поляны, остановившись. Земля странно пахла.

Кальдар догнал его.

— Ловушки?

— Да.

Кальдар поднял камень и бросил его на поляну. Он приземлился между двумя охранными камнями. Зеленый стебель вырвался из земли, и град тонких, как иглы, шипов рассыпался по земле, высекая искры из камня.

— У тебя есть с собой деньги?

— Нет.

Кальдар поморщился.

— А что у тебя есть?

Уильям мысленно перечислил двадцать с лишним предметов с фокусами, которые сегодня утром вытащил из сумки «Зеркала» и спрятал под одеждой. С немногим он мог расстаться.

— Нож, — сказал он.

— Хорошо. Я ставлю свой нож против твоего ножа, что смогу пройти там невредимым.

Уильям бросил взгляд на поляну в восемьдесят ярдов, отделявшую их от дома. Это было бы самоубийством.

— Нет.

Кальдар закатил глаза.

— Без пари будет все не то.

Сериза живьем сдерет с него шкуру, если он взорвет ее кузена. Это было очень заманчиво. Даже в терапевтических целях. Но это заставило бы ее плакать.

— Нет.

— Уильям, мне нужно поспорить, иначе не сработает. Тебе нечего терять. Просто сделай ставку на этот чертов нож.

Уильям достал запасной нож и воткнул его в землю у своих ног.

— Флаг тебе в руки.

Кальдар воткнул свой клинок в землю и подобрал нож. Его пальцы пробежались по лезвию, лаская металл. Он закрыл глаза и вошел на поле.

Его нога зависла над какой-то точкой, он повернулся, не открывая глаз, и повернул налево, потом направо. Носок его правого ботинка почти коснулся подозрительного участка земли, затем Кальдар покачнулся и отвернулся. Он продолжал двигаться вперед, шатаясь, как пьяный, прыгая с текучей грацией, застывая, балансируя на мысочках, и преодолевая последние десять футов бегом по прямой.

Он резко обернулся, подняв руки, и самодовольная улыбка растянула его губы.

— А?

За его спиной мелькнула тень. Уильям вскочил на ноги и дважды выстрелил. Первый выстрел привлек внимание агента, сбив его с ног. Второй болт прошелся по широкой дуге, когда гладкое пятнистое тело обхватило Кальдара за плечи и потащило к окну второго этажа.

Эмбелис, подсказала ему память Уильяма. Змея. Нельзя терять ни минуты.

Уильям бросил на поляну пригоршню бомб «Зеркала». Крошечные сферы взорвались с оглушительным грохотом. Гейзеры земли и корней растений взлетели в воздух, разбрасывая ошметки. Повинуясь инстинкту, Уильям бросился вперед, пока земля дождем сыпалась ему на плечи, и на бегу вытащил свой любимый нож.

Он почувствовал врага и кинул нож вперед. Агент резко обернулась, ее волосы вихрем крошечных косичек рассыпались по мускулистым плечам. Красная волна из перерезанной бедренной вены стала заливать ее ногу. Она ахнула и упала. Он не стал дожидаться ее смерти.

Из кустов за поляной, изуродованной бомбами, вырвались какие-то фигуры. Краем глаза он успел заметить Серизу, но не остановился.

Перед ним маячил дом. Уильям подпрыгнул, ухватился за край балкона и подтянулся туда, где тело Кальдара сломало деревянные перила. Разбитое окно рассыпалось по полу балкона брызгами сверкающего стекла. Он перепрыгнул через острые, как бритва, осколки, нырнул в комнату, перекатился, ударившись об пол, и вскочил на ноги, держа клинок наготове для удара.

До его слуха донеслись слабые звуки сдавленной борьбы. Они шли из комнаты слева от него. Его удар сломал стену. Он бросился внутрь. Агент напал на него справа. Уильям уклонился от удара, ударил его под мышку, перерезал горло второму нападавшему и замер, глядя, как падают тела.

Справа послышался вздох.

— Уильям!

Массивная туша Эмбелис приковала Кальдара к стене. Ее змеиное тело просунулось сквозь обшивку и обвилось вокруг его талии и плеч, прижав правую руку к боку. Его левая рука лежала на груди Эмбелис, где она согнулась, прежде чем ухватиться за толстый железный прут, прикрепленный к потолку. Узор на ее кольцах был бледным и тусклым. Голова ее безвольно свесилась набок. Длинный ручеек крови тянулся на пол от ее шеи, где нож Уильяма торчал из ее плоти.

— Спасибо за нож. — Лицо Кальдара покраснело от напряжения. — Помоги мне избавиться от этой шлюхи.

По дому прокатилась дрожь. Она отдалась эхом в черепе Уильяма, сотрясая его зубы, как будто они еле держались на корнях.

— Я не отказался бы от помощи, — прохрипел Кальдар.

Дрожь снова запульсировала, как звон колоссального колокола, и Уильям пошатнулся от давления.

— Да что с тобой такое, черт возьми?

Внутри Уильяма дикий зверь насторожил уши. Кто-то звал его. Он повернулся к двери. Зов резонировал в его черепе, прямо в мозгу, минуя уши. Если это и была магия, то он никогда не встречал ее раньше.

— Сиди тихо и не шуми.

— Не уходи! Помоги мне, черт возьми! — Кальдар ударил свободной рукой по телу Эмбелис. — Сукин сын!

Крик, полный боли и тоски, эхом отозвался в голове Уильяма. Он выбежал в коридор, направляясь к источнику криков. Интенсивности мысленного вопля было достаточно, чтобы его сердце пропустило удар.

В конце коридора он увидел дверь — темный прямоугольник, дрожащий от крошечных магических толчков. Источник вызова находился за ней. Уильям бросился к ней.

Магия «Руки» танцевала на поверхности двери, распадаясь на тонкие, как дым, бледно-зеленые кольца. Он пнул дверь ногой. Она распахнулась настежь.

Сладкий запах наполнил его ноздри, пьянящий и густой, как запах старого гречишного меда. Что-то зашевелилось в комнате, вне поля его зрения. Уильям оскалил зубы, шагнул внутрь и закрыл за собой дверь.

В углу комнаты распустился огромный цветок. Его корни, тонкие и усеянные коренастыми клубнеподобными пузырьками, расползлись по полу и стенам красноватой сеткой, оставив открытыми только окна. Корни сливались в толстый приземистый стебель, из которого торчали три широких листа. Красная жидкость текла по венам листьев, добавляя розовый оттенок к зеленым участкам.

Над листьями поднимались три массивных лепестка, серых с зелеными крапинками. Они были закрыты, скрывая центр цветка, как руки, сложенные в молитве.

По сети корней пробежала судорожная дрожь. Уильям отступил назад.

Корни ползли, разматываясь из дальнего угла, открывая стол и три длинных гибких щупальца, протянувшихся от цветка к четырехфутовому кокону.

С эластичной угрожающей силой щупальца оторвали кокон от стены и понесли его через комнату, разворачиваясь на ходу. Последние кольца скользнули, распрямились, и к ногам Уильяма с глухим стуком упало чье-то тело. Щупальца замерли в воздухе, твердые и неподвижные, как стебель кипариса.

Чтоб меня.

Гидравлическая тяга. Он узнал о ней, когда служил в Адрианглийском Легионе. Щупальца не могли пошевелиться, пока растение не пополнит свой запас жидкости.

Уильям опустился на колени рядом с телом. Труп лежал на спине. Мужчина. Возможно. Обнаженная плоть его лица и шеи была неестественно гладкой и распухшей, ее цвет напоминал глубокий вздутый пурпур свежего синяка. Рот трупа широко раскрылся. Опухшие веки лежали полузакрытыми на молочно-белых глазах.

Крошечный усик корня змеился по щеке трупа. Острый кончик корня, заключенный в шершавый, похожий на кору конус, пронзил мертвую плоть и пронзил ее насквозь. Кожа рвалась, как мокрая бумага. Густой поток вязкой кровавой жидкости выплеснулся наружу и потек по мертвой щеке на пол. Тошнотворный запах гниющего мяса вырвался из тела. Уильям отскочил назад.

Другие корни тянулись к трупу, пузырьки пульсировали, как крошечные сердечки. Растение пило жидкость трупа, поглощая ее, как воду.

Лепестки задрожали. Зеленые пятна, которыми они были испещрены, поползли прочь от краев лепестка, сливаясь в одно зеленое пятно у основания цветка. Корни продолжали качаться. Темно-красная жидкость растекалась по венам лепестков, превращая их серый цвет в красный.

Уильям поднял нож. Если растение попытается осушить его следующим, его ждет адский сюрприз.

Вены цветка сжались, раздвигая лепестки с мучительной медлительностью. Что-то шевельнулось внутри цветка.

С шепотом лепестки раскрылись, ярко-красные и жесткие, как хвостовые перья позёрствующего павлина. Взрыв желтой пыльцы вырвался в воздух, разносясь на сквозняке, словно желтый снег. Медовый аромат заполнил комнату.

Уильям кашлянул. Его глаза наполнились слезами, и он вытер влагу рукой.

Внутри цветка лежало тело. Обнаженное и лысое, хрупкое до истощения, оно лежало на спине в нижнем колоколообразном лепестке. Его ноги исчезали в сердцевине цветка. Голубоватый оттенок бескровной плоти трупа резко контрастировал с ярко-алым цветом лепестка.

Еще один несчастный ублюдок, которого съели.

К этому времени хлысты цветка уже должны были вернуть себе жидкость. Если он хочет нанести удар, то сначала должен пройти мимо них.

Тело открыло глаза. Они смотрели на него с молчаливой мольбой, и на секунду ему показалось, что он смотрит на Серизу.

У Уильяма перехватило дыхание.

Корни расползлись по сторонам, открывая узкую тропинку к цветку.

Он согласился.

Руки тела раскрылись, открывая впалую грудь и тонкие мешки кожи там, где раньше были груди. Голубые глаза следили за его движениями. Если бы она была моложе, если бы на ее лице было немного жира, то кожа была бы более гладкой. Если бы у нее были светлые волосы…

— Женевьева, — прошептал он и закашлялся, выпуская изо рта пыльцу.

Она протянула ему руку. Он взял ее ледяные пальцы. Та же красноватая жидкость, что затопила вены лепестков и листьев, пробивалась сквозь ее торс, раздувая сосуды под почти прозрачной кожей.

Она открыла рот. Волна магии обрушилась на него. Уильям упал на колени, хватая ртом воздух. Перед ним мелькнуло видение Серизы. Ее меч разрезал вялое тело Эмбелис, вырезая Кальдара из ее объятий. Она была в доме. Он моргнул, и образ Серизы исчез.

Рот Женевьевы искривился, она пыталась произнести хоть слово. Глаза Уильяма горели от пыльцы, которая кружилась в воздухе вокруг них в снежном потоке крошечных звездочек. Она заполнила его рот и нос, обожгла горло.

— Раньше… — прошептала Женевьева. — Моя дочь…

Ее хлыст метнулся к столу и откатился назад, обернувшись вокруг его плеча с нежностью, эквивалентной ласке. Кожаный дневник упал к его ногам.

— Никакого выбора… не было…

— Она знает, — сказал он ей. — Сериза знает.

— Скажи Софи… так жаль…

— Скажу.

Она сжала его руку.

— Убей меня… пожалуйста… чтобы Сери… не пришлось…

Нож в его руках казался тяжелым, словно налитым свинцом. Он поднял его.

Она улыбнулась. Ее хрупкое лицо с острыми костями, впалые щеки, глаза, утопающие в боли — все это было освещено, объединено и преображено этой слабой улыбкой, ставшей сияющей и неподвластной времени. Уильям знал, что будет помнить ее до самой смерти.

Он замахнулся. Лезвие чисто рассекло ее плоть. Ее голова упала на пол и покатилась, выпустив поток крови из обрубка шеи. Она стала выплескиваться на половицы, и корни потянулись к ней. Пузырьки накачивались, всасывая жидкость в каннибальском цикле, в то время как кровь продолжала течь из раны.

Уильям поднял дневник с пола.

Ее голова лежала на боку. Она все еще улыбалась, и ее голубые глаза смотрели на него.

— Спасибо, — прошептали бескровные губы.

Пыльца забила его легкие, лишая сил. Уильям поднялся на ноги и поплелся к двери, полуслепой, спотыкающийся, измученный и слабый. Его рука нашла ручку, и он налег на нее всем своим весом. Она сдалась перед ним, и он рухнул в коридор. Прохладная гладкость деревянного пола ударила его по щеке.

Дверь.

Уильям с трудом поднялся, закрыл ее и привалился к ней спиной. Легкие горели огнем. Последние облачка пыльцы кружились вокруг него.

Уильям сосредоточился на том, как поднимается и опускается его грудь. Его руки сами раскрыли дневник. Длинные полосы рукописного шрифта выстроились вдоль страниц, размываясь перед глазами. Он вытер последние слезы с глаз и поднес дневник так близко, что страницы почти касались его носа.

Тарабарщина. Нет, не тарабарщина, а шифр.

Быстрое стаккато шагов эхом разнеслось по коридору. Он опустил руку и положил дневник на ногу.

Из-за угла показалась Сериза, за ней Ричард. Она бросилась к нему.

— Ты ранен?

Уильям покачал головой и попытался сказать ей, что с ним все в порядке, но слова не шли с языка. Он передал дневник ей в руки. На ее лице медленно проступило понимание. Она смертельно побледнела и попыталась протиснуться мимо него.

— Впусти меня.

— Нет, — прохрипел он. Его голос наконец заработал.

— Мне надо увидеть ее!

— Нет. Она этого не хотела. Все кончено.

Ричард схватил ее за плечи.

— Он прав. Дело сделано.

— Дайте мне увидеть мою мать!

Она отпрянула от него, но Ричард удержал ее.

— Все кончено. Все кончено, и теперь она отдыхает. Не порть свои воспоминания. Запомни ее такой, какой она была. Прекрати. Давай выведем Уильяма на свежий воздух.

Сериза ничего не ответила. Ее плечи поникли. Она сглотнула и просунула свое плечо под его правую руку, в то время как Ричард потянул его вверх. Рука Серизы обвилась вокруг талии Уильяма. Он хотел было сказать ей, что не так уж слаб, но вместо этого оперся на нее и позволил вывести себя из дома на солнечный свет.

ОНИ подожгли дом. Он горел, как погребальный костер, изрыгая в воздух густой едкий дым. Пламя с громким треском пожирало старые доски, ползло по стенам, выдавливало стекла теплицы, пока растения Посада шипели и выли, когда огонь впивался зубами в их зеленую плоть. Никто не пришел, чтобы остановить пламя, и даже если бы они это сделали, огонь распространился слишком далеко и слишком быстро.

Сериза отказалась уходить. Уильям сел рядом с ней. Он чувствовал ее острую боль. Он ничего не мог сделать, кроме как сесть рядом с ней. Она не плакала. Она не бредила. Она просто сидела, излучая горе и ярость.

Вскоре все сооружения были поглощены, превратившись в простой скелет из камня и дерева, окутанные плащом жара. Она сидела на краю поляны, читая дневник в свете бушующего пламени, пока крыша не рухнула с громовым треском древних опорных балок, разбрызгивая повсюду пылающие искры, пугая лошадей и заставляя их обоих отступить от жара.