Лягушки

Свидетель Зевс, мужчина благороднейший

Хозяин твой.

Еще б не благороднейший!

Ему бы только пьянствовать и девок мять!

А странно, что тебя не изувечил он,

Когда ты, раб, назвал себя хозяином.

Попробовал бы только!

Это сказано,

Как слугам подобает. Так и я люблю.

Ты любишь?

Да, себя царем я чувствую,

Чуть выбраню исподтишка хозяина.

А любишь ты ворчать, когда посеченный

Идешь к дверям?

Мне это тоже нравится.

А суетиться попусту?

Еще бы нет!

О Зевс рабов! А болтовню хозяйскую

Подслушивать?

Люблю до сумасшествия!

И за дверьми выбалтывать?

И как еще!

Мне это слаще, чем валяться с бабою.

О Феб! Так протяни мне руку правую,

И поцелуй, и дай поцеловать тебя!

Но ради Зевса, во плетях нам общего,

Скажи мне, это что за крик ужаснейший

И ругань?

Еврипид с Эсхилом ссорятся.

Да ну?

Дела, дела пошли великие.

Средь мертвецов восстанье небывалое!

А что?

Закон старинный установлен здесь

Для всех искусств, могучих и прославленных:

Кто всех сильней и выше в мастерстве своем,

Тем в Пританее угощенье дарится[59]

И трон с Плутоном рядом.

Понимаю все.

Когда другой придет, сильнее прежнего,

Соперники в искусстве состязаются.

Эсхила что ж так сильно опечалило?

Трагическим престолом он давно владел,

Как величайший мастер.

Ну, и что ж теперь?

Когда сошел под землю Еврипид, собрал

Вокруг себя воров он и налетчиков,

Отцеубийц, грабителей и взломщиков –

Их в преисподней множество. Наслушавшись

Словечек ловких, доводов и выдумок,

Они взбесились и мудрейшим мастером

Его признали. Возгордившись, занял он

Эсхила трон.

Его избили до крови?

Ничуть! Народ судилища потребовал,

Чтобы решить, кто в мастерстве искуснее.

Вот негодяи!

И какие! Подлые!

Но разве не нашел Эсхил союзников?

Людей немного честных на земле и здесь.

А что ж Плутон намерен предпринять теперь?

Велел он к состязанию готовиться

И к тяжбе из-за трона.

Почему, скажи,

Престола и Софокл себе не требовал?

И не подумал даже. Снизойдя в Аид,

Поцеловал Эсхила он и руку дал,

И тот его на троне посадил с собой.

Теперь же обещал он (Кледемид сказал)[60]

Быть очередным. Если победит Эсхил,

Не тронется он с места. Если ж нет, тогда

Он с Еврипидом вступит в состязание.

Когда ж начало?

Скоро, Зевс свидетель мне.

Вот здесь, пред нами, совершится судьбище,

Здесь на таланты будут весить музыку.[61]

Они подвесят на безмен трагедию?

Они линейки вынесут, и гири слов,

И слитки изречений.

Будут плиты лить?

И рычаги и клинья. Еврипид клялся,

Что по словечкам разберет трагедии.

Я думаю, Эсхил ужасно сердится.

Как грозный бык взглянул он и нахмурил лоб.

А кто ж судьею будет?

Много спорили.

Людей с рассудком не легко нигде найти,

К тому же брать афинян не хотел Эсхил.[62]

Воров нашел бы много и налетчиков.

А остальные все – невежды круглые

В делах искусства. К твоему хозяину

Тут обратились. Он знаток художества.

Но в дом войдем! Где господа дерутся, там

Достаточно и нам перепадает слез.

Желчью чудовищной здесь изойдет громоносный вития

В час, как увидит врага, наточившего едкие зубы

С острым оскалом. Тогда в исступленье и злобе

Завращаются глаза.

Спор шлемоблещущий вспыхнет словес, оперенных султаном,

С колкими стружками шустрых острот и с занозами мыслей

Хитрого мужа. Подымется он против силы

Конновздыбленных речей.

Всхолмив чудовищных косм золотую летучую гриву,

Страшно морщины стянув и насупив тяжелую складку,

Этот взревет и речений, окованных медью,

Исполинский вырвет вздох.

Тот же – расчетливый фокусник слов, изощренный искусник, –

Гибкий язык наточив, раскидает словечки, расщепит

Зычную бурю речей и запутает петли,

Губы ядовито сжав.