Люби меня в полдень (ЛП)

Глава 1

Гэмпшир, Англия

За восемь месяцев до этого.

Все началось с письма.

А если точнее, то с упоминания о собаке.

— Так что там с собакой? — спросила Беатрис Хатауэй. — Чья собака?

Её подруга Пруденс, первая красавица графства, достала письмо, которое прислал её поклонник, капитан Кристофер Фелан.

Хотя не следовало джентльмену переписываться с незамужней барышней, но они договорились тайно обмениваться письмами, используя в качестве посредника невестку Кристофера.

Пруденс бросила на Беатрис наигранно хмурый взгляд.

— Беа, ты выказываешь больше беспокойства о собаке, чем о капитане Фелане.

— Капитан Фелан не нуждается в моем беспокойстве, — категорично заметила Беа. — В Гэмпшире о нём беспокоятся все девицы на выданье. Кроме того, он сам решил пойти на войну, и я уверена, что он замечательно проводит время в этой своей элегантной форме.

— И нисколько не элегантной, — мрачно отозвалась Пруденс, — на самом деле в его новом полку совершенно ужасная форма, тёмно-зеленая, с чёрной отделкой и никакой золотой тесьмы или галунов. А когда я спросила — почему, капитан Фелан сказал, что это для маскировки стрелков, хотя это не имеет смысла, поскольку все знают, что британский воин слишком храбр и горд, чтобы скрываться во время сражения. Но Кристофер, то есть, капитан Фелан, сказал, что это к … о, он использовал какое-то французское слово…

— Камуфляж? — спросила заинтригованная Беатрис.

— Да, откуда ты знаешь?

— Многие животные умеют маскироваться, чтобы быть незаметными. Хамелеоны, например. Или вот — пятна у совы помогают ей сливаться с корой дерева. Или…

— Святые небеса, Беатрис, не начинай очередную лекцию о животных.

— Я не стану, если ты расскажешь мне о собаке, — согласилась Беатрис.

Пруденс вручила ей письмо:

— Читай сама.

— Но, Прю, — запротестовала Беатрис, когда ей в руки всунули маленькие аккуратные страницы. — Возможно, капитан Фелан написал что-то личное.

— Если бы мне так повезло! Всё совершенно мрачно. Ничего, кроме сражений и дурных вестей.

Хотя Кристофер Фелан был последним человеком, которого хотела бы защищать Беатрис, она не могла не указать:

— Он на войне в далеком Крыму, Прю. Не думаю, что в военное время происходит много приятного, о чём можно написать.

— Ну, мне не интересны другие страны, и я никогда не делала вид, что это не так.

Невольная улыбка озарила лицо Беатрис.

— Прю, ты уверена, что хочешь быть женой офицера?

— Ну, конечно… Большинство произведённых в офицеры военных не отправляются воевать.Они — самые модные джентльмены в городе, и, если соглашаются на половину жалованья, у них почти нет никаких обязанностей и они вообще не должны появляться в полку. Так было и с капитаном Феланом, пока его не призвали в действующую армию, — Пруденс пожала плечами. — Мне кажется, что войны всегда начинаются не вовремя. Слава богу, капитан Фелан скоро вернется в Гэмпшир.

— Правда? Откуда ты знаешь?

— Родители говорят, что война закончится к Рождеству.

— Я тоже такое слышала. Однако все задаются вопросом, не слишком ли мы недооцениваем русских и не переоцениваем ли себя.

— Как непатриотично! — с дразнящим блеском в глазах воскликнула Пруденс.

— Патриотизм не имеет никакого отношения к тому, что Военное министерство с неоправданным энтузиазмом отправило тридцать тысяч мужчин в Крым, толком не разработав план действий. У нас нет достаточных знаний о местности и никакой продуманной стратегии её захвата.

— Откуда ты так много знаешь?

— Из «Таймс». Об этом каждый день пишут. Ты что, не читаешь газет?

— Политические статьи — нет. Родители говорят, что молодой леди не подобает интересоваться такими вещами.

— Моя семья обсуждает политику каждый вечер за ужином, и мои сестры и я принимаем участие в разговоре, — Беатрис специально сделала паузу, прежде чем добавить с озорной улыбкой: — У нас даже есть своё мнение.

У Пруденс изумленно расширились глаза.

— Боже мой. Ну, я не удивляюсь. Всем известно, что твоя семья… необычная.

«Необычная» — самое доброе слово из тех, которыми обычно описывали семью Хатауэй. Семейство состояло из пяти человек, старшим был Лео, дальше шли Амелия, Уин, Поппи и Беатрис. После смерти родителей с семейством произошли удивительные изменения в благосостоянии. Хотя Хатауэйи и были благородного происхождения, но являлись лишь отдаленной ветвью аристократического рода. После ряда неожиданных событий Лео унаследовал титул виконта, к которому ни он, ни его сестры не оказались даже отдаленно готовы. Они переехали из маленькой деревушки Примроуз в поместье Рэмси на юге графства Гэмпшир.

По прошествии шести лет Хатауэйи достаточно обучились, чтобы приспособиться к высшему обществу. Но ни один из них не научился думать как титулованная особа, ровно как не приобрел аристократической важности и манер. Другая бы семья в подобных обстоятельствах постаралась улучшить свое положение, вступая в браки по расчету, чтобы упрочить социальные позиции, но Хатауэйи предпочитали связывать себя узами брака по любви.

Что касается Беатрис, то было сомнительно, выйдет ли она замуж вообще. Она была только наполовину цивилизована, проводя большую часть времени на свежем воздухе, совершая верховые или пешие прогулки по лесам, болотам и лугам Гэмпшира. Беатрис предпочитала компанию животных обществу людей, подбирая раненых и осиротевших существ и выхаживая их. Животные, которые не могли самостоятельно выжить в диких условиях, оставались у неё на правах домашних любимцев, и Беатрис заботилась о них. Этого для неё всегда было достаточно… до недавнего времени.

Беатрис всё чаще и чаще раздражалась от неудовлетворённости. От тоски. Дело в том, что ей еще ни разу не встретился подходящий мужчина. Разумеется, о бледных, холёных образчиках из лондонских гостиных, в которых она редко бывала, и речи не могло быть. И хотя крепкие деревенские мужчины казались ей привлекательней, Беатрис не находила в них того, что искала — какой-то черточки или искры, которой она пока не могла дать определения. Она мечтала о мужчине, чья сила воли соответствовала бы её собственной. Она хотела, чтобы её неистово любили… бросали вызов…покоряли.

Беатрис посмотрела на сложенное письмо в своих руках.

Не то чтобы она недолюбливала Кристофера Фелана, просто она признавала, что он враждебно относился ко всему, что она считала важным. Он был человеком искушённым, сознававшим своё привилегированное положение и с легкостью вращавшийся в обществе, что было совершенно чуждо ей. Второй сын местной состоятельной семьи, дедушка по материнской линии — граф, а со стороны отца — семейство, владеющее судоходной компанией.

Фелану не грозил титул — его старший брат Джон должен унаследовать Ривертон после смерти графа. Джон был здравомыслящим, вдумчивым человеком, всецело преданным своей молодой жене Одри. Зато младший брат, Кристофер, был совершенно другим. Как часто случается со вторыми сыновьями, Кристофер в возрасте двадцати двух лет купил офицерский патент. Он поступил на службу корнетом, чья главная обязанность состояла в том, чтобы нести знамя конницы во время парадов и строевых учений — идеальное занятие для такого щёголя. Он стал любимцем лондонских леди, проводя все свои отпуска, часто самовольные, танцуя, выпивая, играя, покупая прекрасную одежду и заводя скандальные любовные интрижки.

Беатрис дважды встречалась с Кристофером Феланом: первый раз на местном балу, где сделала вывод, что он самый высокомерный человек в Гэмпшире. В следующий раз они встретились на пикнике, после которого она изменила своё мнение: он был самым высокомерным мужчиной во всём мире.

— Эта барышня Хатауэй — странное создание, — подслушала Беатрис его слова, сказанные приятелю.

— Я считаю её очаровательной и оригинальной, — вступился за неё его собеседник, — и она знает о лошадях больше, чем все мои знакомые леди.

— Ещё бы, — сухо отозвался Фелан, — с её внешностью и манерами она больше подходит для конюшни, чем гостиной.

С тех пор Беатрис избегала его при любой возможности. Она была не против сравнения с лошадьми, потому что лошади были прекрасными животными, щедрыми и благородными. Так же она знала, что, хотя не являлась писаной красавицей, всё же у неё имелось собственное очарование. Многие знакомые благоприятно отзывались о её тёмно-русых волосах и голубых глазах.

Эти незначительные достоинства, однако, полностью затмевались сияющим блеском Кристофера Фелана. Он был столь же прекрасен, как Ланселот. Габриель. Возможно даже, что и Люцифер, если считать, что он когда-то был самым красивым ангелом на небесах. Высокого роста, с серебристо-серыми глазами и волосами цвета озимой пшеницы, позолоченной солнцем. У него была военная выправка и подтянутая фигура с широкими развитыми плечами и узкими бёдрами. Даже когда он двигался с ленивым изяществом, в нём, бесспорно, проглядывало что-то мощное, можно сказать, эгоистичное, как у хищника.

Не так давно Фелан стал одним из немногих, кого отобрали из различных полков в Стрелковую бригаду. «Стрелки», как их назвали, были не обычными солдатами, их обучали действовать по собственной инициативе. Им в обязанность вменялось занимать передовые позиции на линии фронта и отстреливать офицеров и лошадей противника, оказавшихся на расстоянии выстрела. Вскоре Фелана за его меткую стрельбу повысили до звания капитана стрелковой бригады.

Беатрис нравилось думать, что это повышение не радовало Фелана. Тем более что ему придётся поменять щёгольскую, чёрную с золотой тесьмой форму гусара на простую тёмно-зелёную.

— Можешь прочитать его, — предложила Пруденс, сидя перед туалетным столиком. — А мне ещё нужно поправить прическу перед нашей прогулкой.

— Твои волосы прекрасно выглядят, — возразила Беатрис, совершенно неспособная заметить хоть какой-то недостаток в искусно уложенных завитках белокурых локонов. — И мы всего лишь идём в деревню. Никто из жителей не обратит внимания и не узнает, что с ними что-то не так.

— Я буду знать. Кроме того, никогда не знаешь, кого можно встретить.

Привыкшая к постоянному прихорашиванию подруги Беатрис усмехнулась и покачала головой:

— Ладно. Если ты так уверена и не против того, чтобы я прочитала письмо капитана Фелана, то я прочту только ту часть, что о собаке.

— Ты заснёшь, прежде чем дойдешь до собаки, — сказала Пруденс, ловко втыкая шпильку в заплетённые косы.

Беатрис посмотрела на небрежно написанные строчки. Слова теснились, готовые вырваться со страницы.

Беатрис почувствовала, что её брови поползли вверх, а горячий жар быстро распространился ниже высокого воротника ее платья. Она помедлила и посмотрела на Пруденс:

— Тебе это кажется скучным? — мягко спросила она, в то время как румянец продолжал заливать ее, словно пролитое на скатерть вино.

— Начало — единственно хорошая часть, — сказала Пруденс, — продолжай.

К тому времени, как Беатрис закончила читать письмо, она знала, что за чувство заставляло сжиматься её сердце — неожиданное сострадание.

Казалось невозможным, что такое письмо пришло от высокомерного всезнайки Кристофера Фелана. Оно вообще было не таким, как она ожидала. Там была уязвимость, молчаливая потребность в утешении, которые тронули её.

— Ты должна написать ему, Прю, — сказала она, складывая письмо с гораздо большей заботой, чем она раньше с ним обращалась.

— Я не буду. Это поощрит его на ещё большие жалобы. Я не отвечу, и, возможно, это побудит его написать что-то более весёлое в следующий раз.

Беатрис нахмурилась.

— Как ты знаешь, я не слишком симпатизирую капитану Фелану, но после этого письма… он заслуживает твоего сочувствия, Прю. Просто напиши ему несколько строчек. Несколько слов ободрения. Это не займет много времени. И о собаке — у меня есть несколько советов, которые могли бы помочь…

— Я не буду писать об этой гадкой собаке, — Пруденс нетерпеливо вздохнула. — Сама напиши ему.

— Я? Но он не хочет получать известия от меня. Он считает меня странной.

— Ничего удивительного. После того как ты принесла Медузу на пикник…

— Она — очень хорошая ежиха, — защищаясь, сказала Беатрис.

— Джентльмен, чью руку она исколола, похоже так не думал.

— Это всё из-за того, что он неправильно с ней обращался. Чтобы поднять ежа, нужно поместить свои пальцы ниже…

— Не рассказывай мне — я никогда не буду этого делать. Что же касается капитана Фелана… если считаешь, что очень нужно посочувствовать, то напиши ему и подпишись моим именем.

— Разве он не обратит внимания на другой почерк?

— Нет, я ещё не писала ему.

— Но он не мой поклонник, — сопротивлялась Беатрис, — я ничего о нём не знаю.

— На самом деле ты знаешь столько же, сколько и я. Ты знакома с его семьей и очень близка с его невесткой. И я не сказала бы, что капитан Фелан мой поклонник. По крайней мере, единственный. Я не буду давать ему надежды на брак, пока он не вернётся с войны в целости и невредимости. Я не хочу ухаживать за мужем в инвалидном кресле до конца моих дней.

— Прю, это мелко.

Пруденс усмехнулась.

— Зато честно.

Беатрис посмотрела на неё с сомнением:

— Ты на самом деле хочешь доверить написание любовного послания подруге?

Пруденс отмахнулась:

— Не любовного послания. Никакой любви не было в его письме ко мне. Просто напиши ему что-то весёлое и ободряющее.

Беатрис спрятала письмо в карман своего платья. В глубине души она спорила с собой, понимая, что никогда не может хорошо закончиться то, что делается исходя из добрых намерений, но сомнительно с точки зрения нравственности. С другой стороны… она не могла избавиться от вставшей перед глазами картины: опустошённый солдат в спешке пишет послание в полевой палатке, а его руки покрыты мозолями после рытья могил своим товарищам. И несчастная скулящая собака в углу.

Она чувствовала себя совершенно не готовой писать ему. И, как она подозревала, Пруденс тоже.

Беатрис попыталась вообразить, каково это для Кристофера, оставившего привилегированную жизнь, оказаться в мире, где ему угрожала опасность день за днём. Минута за минутой. Невозможно представить искушённого красавца Кристофера Фелана, борющегося с опасностью и трудностями. И голодом. И одиночеством.

Беатрис задумчиво уставилась на подругу, их пристальные взгляды встретились в зеркале:

— Какая твоя любимая песня, Прю?

— У меня их много. Напиши ему о своей.

— Мы посвятим в это Одри? — спросила Беатрис, имея в виду невестку Фелана.

— Конечно, нет. У Одри проблемы с честностью. Она бы не отправила письмо, если бы знала, что его написала не я.

Беатрис издала звук, похожий то ли на смех, то ли на стон.

— Я бы не назвала это проблемой с честностью. О, Прю, пожалуйста, передумай и напиши ему. Всё было бы намного легче.

Но Пруденс, когда на неё давили, становилась невероятно упрямой, и эта ситуация не стала исключением.

— Легче для всех, но не для меня, — едко заявила она. — Я убеждена, что не знаю, как ответить на такое письмо. Наверняка, он уже и забыл, что написал.

Переключив свое внимание снова на зеркало, она стала наносить розовый бальзам на губы.

Пруденс была очень красива с её лицом в форме сердечка, изящно очерченными бровями над большими зелёными глазами. Но как мало отражалось на её лице. Невозможно было понять, что на самом деле Пруденс чувствовала к Кристоферу Фелану. Одна вещь была, безусловно, неопровержимой: лучше написать, невзирая на неправильность происходящего, чем отказать в ответе. Потому что иногда молчание может ранить так же сильно, как пуля.

Позже, в своей комнате в Рэмси-Хаусе, Беатрис села за стол и опустила перо в чернильницу с тёмно-синими чернилами. Трёхногая серая кошка по имени Лаки бездельничала на углу стола, настороженно наблюдая за ней. Любимая ежиха Беатрис, Медуза, заняла другую сторону стола. Лаки, будучи врождённо разумным существом, никогда не беспокоила маленький колючий комочек.

Перечитав письмо Фелана, Беатрис написала:

Помедлив, Беатрис потянулась, чтобы погладить оставшуюся переднюю лапку Лаки кончиком пальца.

— Как начала бы письмо Прю? — вслух поинтересовалась она. — Она назвала бы его любимым? Самым дорогим? — она сморщила нос от такой идеи.

Писание писем не являлось сильной стороной Беатрис. Хотя она принадлежала к очень общительной семье, но всегда считала инстинкт и реальные дела более весомыми, чем слова. Она гораздо больше узнавала о человеке во время короткой прогулки на открытом воздухе, чем сидя и разговаривая в течение многих часов.

После длительного раздумья о том, что можно написать совершенному незнакомцу, притворяясь при этом другим человеком, Беатрис сдалась:

— Чёрт возьми, я просто напишу так, как хочу. Он, наверное, будет слишком утомлённым после боя, чтобы заметить, что письмо не от Прю.

Лаки устроила свою мордочку на лапе и прикрыла глаза, издав мурлычущий вздох.

Беатрис начала писать.

Когда Беатрис закончила, она сложила листки бумаги и приложила эскиз кролика в саду.

Она никогда никого не обманывала намеренно. Она чувствовала бы себя гораздо спокойнее, отправляя письмо Фелану от своего имени. Но она всё ещё помнила, с каким пренебрежением он когда-то отзывался о ней. Он не хотел письма от той «странной Беатрис Хатауэй». Он просил о переписке золотоволосую красавицу Пруденс Мерсер. И разве письмо, написанное под чужим именем, не лучше, чем вообще ничего? Человек в ситуации Кристофера нуждался в любых словах поддержки.

Он должен был знать, что о нём кто-то беспокоится.

И почему-то, прочитав его письмо, Беатрис решила, что в самом деле, о нём беспокоится.