Люби меня в полдень (ЛП)

Эпилог

26 июня 1857

Гайд Парк, Лондон

Кристофер с другими бойцами стрелковой бригады ждал на широкой поляне в северной части Гайд-парка. Поле, шириной в полмили и длинной в три её четверти собрало девять тысяч солдат, представляющих всю силу английской армии. Моряки, драгуны, стрелки, гусары, рейтары, артиллеристы — кого там только не было! Всё вокруг сверкало в лучах яркого солнца. Утро выдалось тёплое и ясное, солнце, казалось, решило поджарить разом сто тысяч человек, ожидающих начала первой церемонии вручения креста королевы Виктории.

Солдаты в полной униформе ужасно страдали. Одни от жары, а иные от зависти.

— У нас самая уродливая форма во всей Империи, — проворчал один из стрелков, оглядывая блестящий наряд стоявших по соседству гусаров. — Ненавижу этот мрачный темно-зелёный цвет.

— Бегая туда-сюда по передовой в золотом и алом ты бы стал неплохой мишенью, — ответил другой стрелок с упреком. — Тебе бы живо задницу отстрелили.

— А мне плевать. Женщинам нравятся красные мундиры.

— Ты предпочитаешь женщину неотстреленной заднице?

— А ты нет?

Другой солдат ничего не ответил, и это положило конец спору.

Кристофер слабо улыбнулся. Он бросил беглый взгляд на навес, установленный недалеко от галереи Гросвенор-гэйт, где сидело семь тысяч счастливчиков, купивших билеты. Беатрис была там вместе с остальными Хатауэйями, а ещё там сидели дедушка, Одри, двоюродные сёстры и братья. После окончания этой хорошо продуманной и никому не нужной церемонии, Кристофер вместе со всем своим шумным семейством отправится в отель «Ратледж». Там их ждёт семейный ужин, праздник и веселье. Гарри Ратледж намекнул, что приготовил для всех некое особенное развлечение. Зная Ратледжа, их могло ожидать что угодно: от оперного трио до группы дрессированных обезьянок. Со всей очевидностью можно было сказать только, что раз Хатауэйи в Лондоне, ужин непременно пройдёт шумно, суматошно и весело.

На этот семейный ужин приглашён также и Марк Беннетт, который недавно продал свой патент и как раз готовился вступить во владение небольшой торговой флотилией своей семьи. Ему потребовались многие месяцы, чтобы оправиться от нанесённых войной травм, и выздоровление пока отнюдь нельзя было назвать полным. Однако, продолжительное пребывание в доме Феланов принесло ему неоценимую пользу. Беннетт потихонечку восстанавливал свой душевный покой — необходимый, хотя и болезненный процесс. Друзья оказывали ему поддержку и понимание, и он постепенно становился самим собой.

Теперь он всё больше и больше походил на лихого, остроумного повесу, каким и был когда-то. Долгие верховые прогулки по деревенским полям вернули его щекам здоровый румянец, а мускулам — былую силу. Даже после возвращения в родовое поместье, в Глочестершир, Беннетт часто приезжал к Кристоферу и Беатрис в Ривертон. И так получилось, что в один из этих приездов он встретил у них Одри.

Её реакция на высокого, темноволосого солдата в отставке изрядно всех поразила. Кристофер никак не мог понять, почему его энергичная невестка внезапно становилась застенчивой и неловкой, лишь только Беннетт оказывался рядом с ней.

— Всё потому, что он — тигр, — с глазу на глаз объясняла ему Беатрис. — А Одри — лебедь. Лебеди всегда нервничают в присутствии тигров. Он ей очень нравится, но она считает, что ей не пристало водить компанию с подобными джентльменами.

Беннетт со своей стороны, похоже, сильно увлёкся Одри, но всякий раз, когда он пытался с нею сблизиться, она отступала.

А потом они вдруг внезапно стали добрыми друзьями. Вместе катались верхом, отправлялись в пешие прогулки и часто писали друг другу, когда находились врозь. В Лондоне их постоянно видели в компании друг друга.

Заинтригованный изменениями в их доселе напряжённых отношениях, Кристофер спросил Беннетта, в чём причина столь внезапного превращения.

— Я сказал ей, что от полученных на войне ранений стал импотентом, — ответил Беннетт. — Это её здорово успокоило.

Кристофер в ужасе спросил:

— Это правда?

– Нет, чёрт побери, — возмущенно ответил Беннет. — Я сказал это только потому, что она от меня шарахалась. И это сработало.

Кристофер сардонически усмехнулся:

— А ты собираешься когда-нибудь открыть ей правду?

Губы Беннетта тронула хитрая улыбка.

— Возможно, я вскоре позволю ей меня излечить, — признался он. И увидев выражение лица Кристофера, торопливо добавил, что намерения у него исключительно честные.

Из них могла получиться отличная пара. Кристофер считал, что его брат одобрил бы этот брак.

Прогремел тяжёлыми орудиями королевский салют, отзвучал национальный гимн и началась церемония вручения орденов. Все подразделения склонили знамёна и замерли, отдавая честь. Королевская процессия медленно двигалась вдоль строя. По окончании смотра королева, её эскорт и подразделение королевской конной гвардии остановились в центре крытой галереи, между членами парламента и дипломатическим корпусом.

Возникла лёгкая суматоха, поскольку королева не спешилась, как ожидалось, у построенного для неё помоста, а осталась сидеть верхом. Похоже, она решила раздавать кресты Виктории, не слезая с лошади, с принцем-консортом по левую руку.

Тех, кто удостоился креста королевы Виктории (всего их было шестьдесят два человека) поочередно вызывали к помосту. Кристофер, как и многие другие, был в штатском, поскольку по окончании войны покинул армию. Однако в отличие от остальных он держал в руках поводок, на другом конце которого сидела собака. По невыясненным причинам ему приказали привести Альберта на церемонию награждения. Альберт послушно трусил у ноги Кристофера под одобрительные выкрики стрелков.

— Хороший мальчик!

— Умница, парень!

— Не осрамись перед королевой!

— К тебе это тоже относится, Альберт! — добавил кто-то, отчего многие прыснули.

Бросив на друзей испепеляющий взгляд, который только подлил масла в огонь всеобщего веселья, Кристофер повёл Альберта навстречу королеве.

Её Величество оказалась ещё более низенькой и тучной, чем он ожидал. С орлиным носом, отсутствующим подбородком и пронзительными глазами. Она была облачена в пурпурную амазонку с генеральской лентой через плечо. На шляпке её качался красно-белый генеральский плюмаж. На пухлой руке чернела креповая повязка — знак траура по погибшим. Верхом на лошади она оказалась почти на одном уровне с теми, кто ступал на помост.

Кристоферу понравилась деловая манера, с которой она проводила церемонию. Представленные к ордену проходили мимо неё, каждый из них останавливался, его представляли, и королева прикалывала бронзовый крест с красной ленточкой к груди награждённого, после чего награждённого ловко отводили. С такой скоростью вся процедура займёт четверть часа, не больше.

Когда капитан Фелан с Альбертом ступили на помост, в толпе зрителей поднялся весёлый гул, он рос и ширился, пока не стал оглушающим. Кристофер смутился. Несправедливо, что ему достаётся больше внимания, чем остальным — они за свою отвагу и мужество заслужили его не меньше. В строю тоже поднялось оживление, и Кристофер окончательно пришёл в замешательство. Альберт неуверенно посмотрел на хозяина и прижался к его ноге.

— Тихо, малыш,– прошептал Кристофер.

Королева с любопытством смотрела на стоящую перед ней пару.

— Капитан Фелан, — проговорила она, — энтузиазм наших подданных делает вам честь.

Кристофер осторожно ответил:

— Этой чести достойны все солдаты, которые воевали под знамёнами вашего величества... и все семьи, с нетерпением ждавшие их возвращения.

— Отлично и скромно сказано, капитан. — Морщинки в углах её глаз еле заметно углубились. — Подойдите.

Он повиновался, и королева наклонилась, чтобы приколоть бронзовый крест с пурпурной ленточкой к его сюртуку. Кристофер собрался было отступить, но она жестом остановила его и произнесла:

— Останьтесь.

Потом обратила всё свое внимание на Альберта, который склонив голову набок сидел на помосте и с любопытством разглядывал царствующую особу.

— Как зовут вашего спутника?

— Его зовут Альберт, ваше величество.

Она изогнула губы, будто пыталась улыбнуться. Потом бегло взглянула на принца-консорта.

— Нам докладывали, что он дрался с вами бок о бок под Инкерманом и Севастополем.

— Да, ваше величество. Он выполнил множество сложных и опасных заданий, обеспечивая моим людям безопасность. Этот крест отчасти принадлежит ему... он помогал вынести из-под огня раненого офицера.

Генерал, передававший королеве приказы о награждении, приблизился и протянул ей какой-то любопытный предмет. Похоже на ... на ошейник?

— Подойди, Альберт, — сказала она.

Альберт тут же повиновался и сел на край помоста. Королева наклонилась и застегнула ошейник с ловкостью, выдававшей изрядный опыт в подобном деле. Кристофер вспомнил, что когда-то слыхал, будто у королевы множество собак, причём особенно она любит колли.

— На этом ошейнике, — произнесла королева, обращаясь к Альберту так, словно тот мог её понять, — выгравированы инициалы твоего полка и обозначены все твои подвиги. Мы пожаловали тебе также серебряную застёжку, дабы отметить преданность и отвагу, с которой ты служил нам.

Альберт терпеливо ждал, пока на нём застегнут ошейник, а потом лизнул королеву в руку.

— Нахал, — шёпотом укорила она и потрепала пса по голове. А после, когда они уже отходили, чтобы освободить место следующему награждаемому, она послала Кристоферу короткую любезную улыбку.

— Альберт — друг царствующей особы! — так позже, уже в отеле «Ратледж», заявила Беатрис. Она со смехом опустилась на пол в их номере и осмотрела новый ошейник. — Надеюсь, ты не слишком возомнил о себе, а? Не станешь заноситься?

— Пока рядом твои родственники — определённо нет, — заметил Кристофер, стаскивая пиджак и жилет, а после развязывая галстук. Он опустился на диван, наслаждаясь царившей в комнате прохладой. Альберт подошёл к своей миске и начал шумно лакать воду.

Беатрис приблизилась к Кристоферу, встала на цыпочки и обвила его руками. Я так гордилась тобой сегодня, — сказала она, улыбаясь. — И мне было немножко лестно, что вот вокруг тебя вьётся и щебечет столько женщин, а домой ты отправился вместе со мной.

Кристофер приподнял одну бровь:

— Только немножко лестно?

— Ох, ну ладно. Чрезвычайно лестно. — Она начала перебирать его волосы. — Теперь, когда вся эта эпопея с медалью закончилась, мне надо кое-что с тобой обсудить.

Кристофер закрыл глаза. Какое наслаждение ощущать на своей голове её пальцы!

— В чём дело?

— Как ты отнесешься к появлению у нас нового члена семьи?

Он уже привык к подобным вопросам. Со дня переезда в Ривертон Беатрис сильно увеличила размеры своего зверинца и постоянно принимала участие в работе благотворительных организаций, в организации мероприятий, связанных с животными. В настоящий момент она ещё и составляла отчёт для только что открытого в Лондоне общества естественной истории. Удивительное дело, но им не пришлось прикладывать никаких усилий, чтобы убедить группу престарелых энтомологов, орнитологов и прочих натуралистов включить в свои ряды прелестную молодую женщину. Особенно, когда стало ясно, что Беатрис часами может говорить о путях миграции, циклах развития растений и прочих темах, имеющих отношение к жизни и поведению животных. Недавно даже встал вопрос о включении Беатрис в комитет по созданию нового музея естественной истории, чтобы с женской точки зрения оценивать разнообразные стороны проекта.

Кристофер лениво улыбнулся, не открывая глаз.

— Шерсть, перья, или чешуя? — спросил он.

— Ни то, ни другое, ни третье.

— Боже. Значит, что-то экзотическое. Отлично, откуда это существо к нам попадёт? Нам придётся отправиться за ним в Австралию? В Исландию? В Бразилию?

Она задрожала от смеха.

— Собственно, оно уже здесь. Но тебе не удастся его увидеть ещё примерно... скажем, месяцев восемь.

Кристофер резко открыл глаза. Беатрис улыбалась, одновременно смущённая, полная воодушевления и довольная собой.

— Беатрис, — он осторожно повернулся, и она оказалась под ним. Он подложил ей руку под щёку. — Ты уверена?

Она кивнула.

Вне себя от счастья, Кристофер начал покрывать её поцелуями.

— Любимая... драгоценная моя девочка...

— Так тебе этого хотелось? — спросила она между поцелуями, уже зная ответ.

Кристофер посмотрел на неё сквозь светлый туман счастья, от которого всё вокруг казалось расплывчатым и сияющим.

— Это больше того, о чём я смел мечтать. И без сомнения, больше, чем я заслуживаю.

Руки Беатрис обвились вокруг его шеи:

— Я сейчас покажу тебе, чего именно ты заслуживаешь, — сообщила она и снова притянула его голову к себе.

Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru

Куратор: Фройляйн

Над переводом работали: книгоман, Паутинка, Amica, Elfni, Lark, katusha, Весея, Janina, Нюрочек, Karmenn, Marigold, Lovepolly, lestat

Бета–ридинг, вычитка: Москвичка, Nara, Фройляйн

Подготовка файла: Мария Ширинова, Фройляйн

PS. Ссылка от Москвички или «исторический момент» в ЛР:

До сего момента, исключая разве что географические вольности и некоторые неточности военной организации английской армии, не имеющие особого значения для романа, Клейпас писала вполне логичные и исторически верные вещи. Но что касается плена… Это ж вам не сталинские лагеря. В 19 в. отношение к пленным было более чем гуманным. И уж чем-чем, а попрекать русских плохой кормёжкой пленных – просто грех. Пленных селили по домам, многие потом отказывались возвращаться, а те, что вернулись, с благодарностью вспоминали русских: «30 апреля 1854 года у берегов Одессы сел на мель английский фрегат «Тигр», команда, вместе с тяжело раненым капитаном Джиффардом, сдалась в плен. Отношение к пленным англичанам со стороны высоких военных чинов и просто горожан, сначала, когда читаешь это у Ленца, вызывает некоторое недоумение, постепенно переходящее в восхищение и гордость за одесситов. Но подтверждение такому отношению можно найти у других авторов, например у К. Скальковского, который писал, что «их (пленных) нарасхват приглашали в гости, а тогда по изобилию кавалеристов балы в Одессе были каждый день. На английских офицеров приходилось записываться. И у нас в доме был дан для англичан вечер. Приехали трое: моряк, артиллерист и огромного роста в красном мундире морской пехотинец. Они держали себя просто и непринуждённо…

Англичанам, особенно нижним чинам, так понравилось угощение одесситов, что они неохотно уезжали из плена». В плену от ран скончался английский капитан Джиффард. Во время похорон, ему были отданы все воинские почести, в соответствии с его положением». В этом отрывке использованы материалы из мемуаров:

Воспоминания очевидца Н. И. Ленца // Щеголевский альбом. Сборник исторических фактов, воспоминаний, записок, иллюстраций и т.п. за время бомбардирования Одессы в 1854 г. Под редакцией и изданием С. И. Плаксина. Одесса, 1905.

Воспоминания К. Скальковского. Бомбардировка Одессы // Щеголевский альбом.

Ну, а что касается раненых…

Интересно отметить, что в севастопольских и симферопольских госпиталях существовали отделения раненых пленных. В них также работали врачи, фельдшера и сёстры. Сёстры в этих отделениях работали преимущественно из тех, кто владел иностранными языками. Одна из них – Елизавета Лоде, дочь коллежского советника.

Из воспоминаний Пирогова от 30 января 1855:

«Когда мы подъехали к шестому бастиону, то подняли у нас белый парламентёрный флаг. Выстрелы с батарей умолкли... Опустили щиты, заслоняющие наших от выстрелов, чтобы лучше можно было видеть всё... Вдали сажён за 400 виднелась на возвышении неприятельская батарея, в саженях в двухстах от нас видны были и траншеи; из них выстроилось также множество голов французских, любопытствующих подобно нам. Наш парламентёр, с белым знаменем в руках, верхом сопровождаемый тремя или четырьмя всадниками, спускался медленно вниз с нашей горы в долину, впереди ехал трубач и трубил. На углу кладбища, в расстоянии от нас сажён 150, он остановился; из неприятельских траншей выступило человек 6 пеших, из которых один также нёс белое знамя; между ними был парламентёр -полковник. Всё дело состояло в том, чтобы передать от находящихся у нас пленных письма и ответить на вопрос Канробера, который справлялся, нет ли у нас в плену таких-то. Вся конференция продолжалась с четверть часа. Парламентёры возвратились потом восвояси, щиты спустили... опять начали пускать бомбы ещё сильнее прежнего, чтобы вознаградить себя за напрасно потраченное время в переговорах».

Так что, в принципе, при таких порядках нахождение в плену английского солдата должно было быть известно его соотечественникам.

Тарле, военный историк:

«В ночь с 22 на 23 марта русские напали на английские и французские траншеи. Был бой, в котором погибло около 400 русских и 600 союзной армии. После этого было заключено перемирие для опознания и уборки трупов людей, павших в бою. «Во время перемирия русские и французы очень дружески, почти ласково, беседовали друг с другом. Те и другие обменивались взаимными благодарностями за гуманное, заботливое отношение к пленным. Французы и англичане, замечу к слову, в течение всей войны и после войны не переставали с тёплым чувством (иногда просто с восторгом) вспоминать, как русские относились к пленным, как священна для русских была личность раненого, беспомощного врага, попавшего в их руки». Трогательным и благородным, характерным для русских, как выражается Базанкур, был не только тот эпизод (забота о капитане Креспе), о котором этот французский летописец осады повествует. Такие эпизоды и в самом деле были типичными и характерными».

Из сборника известий о Крымской войне, 5 июня 1855:

«Один английский офицер удерживал своих отбегавших солдат почти у самой нашей батареи, силясь водворить порядок в расстроенных рядах... Но усилия его были напрасны. Все бежали, и он остался сзади всех». Этим воспользовался рядовой 7-й егерской роты Гладиков, который «мгновенно добежал до англичанина, ударил его прикладом по шее, так что тот повалился, обезоружил и потащил на бастион. Бывшие неподалеку англичане открыли сильный огонь. Гладиков так передавал о своём затруднении: «Что делать? Либо от пули пропадёшь, либо этот детина опомнится, да драку затеет! Хоть бы помочи где дождаться!» Недалеко был небольшой ров ложемента. «Гладиков дотащил до него англичанина, столкнул его, и сам прыгнул в ровик, но в этот момент был ранен двумя пулями в ногу, а английский офицер – пулею же в голову. Не теряя времени, Гладиков показал англичанину, что надо сделать ему перевязку, снял у него с шеи платок, и перевязал ему голову, своих же ран нечем и некогда было перевязывать. Не поднимаясь из рва, держа одною рукою англичанина, Гладиков другою давай разбирать ложемент, чтобы перелезть на свою сторону; но едва они перелезли через полуразобранный бруствер, как ядро полевого неприятельского орудия, нарочно, по-видимому, направленное на их убежище, ударило в стену ложемента и навалило на них груду камней, сильно контузив Гладикова в плечо и руку. Наши поспешили ответить врагу несколькими ядрами, и Гладиков, между тем, притащил полуживого, измученного англичанина прямо к командиру полка: вот он, подхватил!» Англичанин был спасен, а израненный Гладиков «со слезами умолял не отсылать его в госпиталь, а позволить лечиться при полку».

И ещё об отношении к раненым. Об «их» отношении. Из воспоминаний Пирогова от 14 мая 1855:

«Французы не позволили убирать наших убитых в траншеях и своих не убирали, по-видимому, целых два дня, несмотря на то, что с нашей стороны выкидывали три раза парламентёрский флаг; они свой не поднимали, и потому с убитыми лежали целые два дня некоторые из наших раненых без воды и не перевязанные. Это делали, вероятно, для того, чтобы убрать втихомолку своих убитых и тем показать, что у них меньше убили, чем у нас. Раненые, лежавшие целые два дня, рассказывают, что неприятель возился целую ночь, собирая своих.

Один солдат, наш раненый, рассказывал, что он просил у одного француза напиться, показывая ему рукой на небо, но он в ответ ему плюнул. Какой-то другой раненый, англичанин, лежавший около него, сжалился над ним, дав ему воды из манерки и галету».

И, кстати, о работах пленных. В наших источниках ничего не упоминается о том, что пленные в России трудились на каких-то тяжёлых работах, но вполне допускаю, что просто мне не известны подобные факты. Зато достоверно известно, что русские пленные во Франции, например, трудились, на весьма и весьма нелёгких работах.

«В ноябре 1854 г. 746 пленных русских солдат были отправлены на работы в различные регионы Франции, в том числе 10 человек в имение мосье Ришмона, депутата Ассамблеи от Ло-и-Гаронн, 15 солдатиков в имение маркиза Рошжаклена и 50 бедолаг на виноградники Бургундии.

На их место непрерывно поступали пленные из Крыма, правда, не в столь массовых количествах. В июне 1855 г. имела место новая массовая рассылка пленных на работы в различные регионы Франции. В том числе 100 человек на строительство дороги из Нанси в Эпиналь, 25 на строительство дорог в Дордони и 20-25 человек в шахты Оверни»

Да и размещали наших пленных не в домах горожан, а: «русские пленные получили честь поселиться в казематах, построенных для арабских бунтовщиков в 1847 г., и которые позволяли разместить только 600 человек, оставшиеся 300 были размещены в 40 палатках на острове (имеется в виду о. Акс)». Хотя надо отметить, что с конца сентября 1854 г. «к заключённым стали прибывать жёны и дети, что вызывает любопытные вопросы об условиях содержания в плену...».

Вообще-то вопрос содержания пленных, похоже, не очень-то занимал наших историков, материалов до обидного мало, но и того, что есть, хватает, чтобы указать на несоответствие представления исторической картины в романе историческим фактам.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.