Любовная какофония

«ОН МЕНЯ ЛЮБИТ!..»

— Зачем ты мне все это говоришь, я совершенно не понимаю. Он меня любит, я знаю! Ну и вот!

Две девушки идут с фабрики, с ночной смены. Те, что постарше, обгоняют их, торопятся домой: у них семья, хозяйство. А эти идут медленно — у них разговор о любви.

Это один из самых интересных разговоров на свете. Для тех, кто немедленно захочет возразить, подчеркиваю: не самый интересный, а один из самых. Особенно для девушек, которые ждут счастья и верят — оно придет. Завтра. Или на будущей неделе.

— И не говори мне, пожалуйста, что я должна к нему как-то особенно присматриваться! Я знаю его, как никто! Ах, Клавка, разве ты в этом что-нибудь понимаешь? Ты не сердись, но ведь ты же сама говоришь, что некрасивая.

— Я не сержусь. Конечно, некрасивая, толстая, семьдесят четыре кило. И лицо в веснушках… Ну и что?

— А то, что ты не испытала настоящей любви. Клавка, только дай мне честное слово, что ты никому не скажешь!

— Честное комсомольское.

— Тогда слушай. Ты помнишь, я в субботу удрала с репетиции, сказала, что у меня болит голова? Никакая голова у меня не болела. Просто я увидела, что Игорь уходит из клуба. Ну, и я за ним.

— Ой, Людка!..

— А что? Ты только никому не говори. Я его догнала. Идем и идем. Молчим и молчим. Сердце у меня бьется — ужас! А в душе такие хорошие слова: «Игорек, миленький, родной!» И я чувствую, что больше не могу. Набралась смелости и говорю: «Игорь, ты ничего не замечаешь?»

— А он что?

— Он говорит: «А чего я должен замечать?» Я глаза зажмурила и одним духом: «Игорь, я тебя люблю…»

— Сама? Ой, Людка!

— Ты, Клавка, решительно ничего не понимаешь, а он… Когда я сказала, что я люблю, он сейчас же вынул руку из кармана и обнял меня. — И — ты только, Клавка, никому не говори — мы гуляли до трех часов ночи. И так целовались!.. Я тебе даже передать не могу!

— А что потом?

— А потом он говорит: «Идем к нам, посидим, родителей нету дома».

— И ты пошла?

— Нет, в этот раз не пошла. А вообще пойду. Я ему верю безоговорочно, больше, чем самой себе. Понимаешь, Клавка?

— А чему ты веришь-то? Он ведь тебе даже ничего не сказал, не объяснился. Нет, Людка, ты просто с ума сошла! Про Игоря Мешалкина рассказывают, что он уже два раза был женат, и все знают, что он гулял с Нюрой Котельниковой.

— Ну и что ж из этого? Они все были дуры неинтересные. Нюрка двух слов связать не умеет. А он парень развитой, ему хочется культурно общаться с девушкой. До сих пор он ошибался. И я не буду его осуждать за это. Я ему говорю: «Игорь, я еще никого не любила так, как тебя».

— А он что?

— Он говорит: «Вот и хорошо».

— Еще бы ему не хорошо! Людка, у тебя нет ни капли девичьей гордости!

— А у тебя есть, да? Вот ты и сиди одна со своей гордостью! Тебе просто завидно. И другим тоже завидно, поэтому все и читают мораль. Я думала, мы с тобой поговорим как подруги, а ты…

…Прошло некоторое время, и вот уже девушки опять вместе. Сидят и сочиняют письмо в редакцию.

— Клавочка, миленькая, пожалуйста, пиши: «Уважаемый товарищ редактор!» А что потом?

— Рассказывай все, как было. В редакцию врать нельзя. Начнем так: «Вы в своем журнале освещаете всякие аморально-этические вопросы. У меня возник как раз такой вопрос».

— Правильно. А дальше так: «Я встретилась с одним парнем (.имя не обязательно, поставь буквы: И. М.). Мы с ним страстно полюбили друг друга».

— Люда, ну вот ты уже говоришь неправду. Игорь совсем тебя не любил.

— Клавка, кому лучше знать? Пиши: «Мы с ним дружили два месяца».

— Это что значит — дружили? Вы целовались, а не дружили. И еще…

— Ой, Клавка, молчи, я чувствую, что мы опять с тобой поссоримся! Продолжай: «Я верила ему беззаветно, больше, чем себе самой».

— Ему и на работе никто не верил.

— На работе одно, а в жизни совсем другое. Не сбивай меня, пожалуйста! «Я ему по… по… полностью отдала свое сердце».

— Да не реви ты! Теперь слезами не поможешь.

— «А он… а он грубо растоптал его своими ботинками на микропористой по… по… подошве».

— Для редакции совершенно неважно, на каучуке или на микропорке.

— Ты же сама говоришь: надо писать правду.

— Так ведь не про подошвы!

— Я и так… про любовь. Девай дальше: «Мне, товарищ редактор, очень хотелось создать прочную семью, и я даже ни перед чем не остановилась. По первому требованию пришла к И. М., когда его родителей не было дома».

— Людка, какая же ты врунья! Ты же говорила, что не ходила к нему!

— Мало ли что я тебе говорила, я даже не помню. Да теперь это уже неважно. Важно, чтоб о нем написали в журнале, не называя фамилии. Может быть, он прочтет и раскается. Ну, а если так: «Товарищ редактор, прошу вас, помогите мне. Я считаю, что нужно каленым железом прижигать тех молодых людей, которые сперва активно идут девушкам навстречу, а потом поворачиваются к ним спиной». Ой, Клавка, как здорово получилось, верно? И еще нужно добавить: «Если девушка объяснилась парню в любви, то он должен оценить красоту ее души и полную готовность к самопожертвованию и… немедленно на ней жениться!» Вот, пускай теперь прочтет в газете.

— И что будет?

— Что? Ох, Клавочка, миленькая, я сама не знаю, что будет. А пока мне так плохо, так плохо, я тебе даже передать не могу. А все-теки ты во всем виновата. Если бы ты меня вовремя удержала..;

— Людка, да ты в уме? Разве я тебя не удерживала?

— Не помню. Я помню только, что я и в рассказах читала и видела в кино, как девушки первые объяснялись в любви, а ребята им попадались все такие сознательные… Но ведь нельзя же у каждого парня спрашивать: «Вы сознательный или несознательный? Вы просто так время проводите или хотите жениться?» И под конец обязательно надо написать: «Товарищ редактор, сделайте, чтоб ему было стыдно, как в картине «Человек родился».

— Может быть, хватит? Ты же видела, что он в точности такой тип, как в картине. И все-таки вешалась ему на шею. Где у тебя были глаза, где была девичья гордость? Ну?

— А если нет у меня этой гордости, тогда что? Вот я и пишу в редакцию, чтобы мне помогли. А как же иначе? Только так, и больше никак!