Любовная какофония

АЛИК ПОЛЕТИТ НА ЛУНУ

— Слышали про нашего Алика? Наш Алик Самосвалов летит на Луну!

— Да что вы говорите! Расскажите скорей!

— Ну, слушайте. Как вы знаете, Самосваловы, мать и сын, — мои родственники. Можно сказать, самая близкая, кровная и любимая родня.

— Простите, мне помнится, вы как-то говорили, что они вам десятая вода на киселе.

— Я говорила? Ничего подобного! Не могла я этого говорить, вы что-то путаете. Ну, ладно… Значит, захожу я к ним третьего дня, и как раз в это время возвращается с фабрики Алик.

— Он, кажется, работает там наладчиком?

— Кем он там, теперь это совершенно неважно. Входит. «Здрас-те». «Здрасте». Смотрит на нас своими лучистыми глазами и произносит раздельно, внятно к как-то удивительно спокойно: «Я полечу на Луну». И все. И больше ни слова. Одну только фразу. Представляете себе?

— Ну, еще бы! А мать тут же была?

— О, мать! Я вам передать не могу, что с ней было. Форменным образом окаменела. Я тоже почти окаменела, но все-таки кидаюсь к нему, начинаю спрашивать, а сама заикаюсь от волнения: «Когда? До праздников или после? Почему именно ты? Уже есть постановление правительства?» А он посмотрел на меня так странно и отвечает: «Больше ничего не могу вам сказать».

— Молодец! Значит, больше ничего говорить не имеет права.

— Вот и я так поняла. Говорю: «Молодчина, Алик, парень-кремень, весь в меня, ни одного лишнего слова!» А тут стук в дверь, появляется соседка. Наверно, подслушивала под дверью. А она им уже целый год должна пятьдесят рублей. Входит и говорит: «Аличек, возвращаю свой долг. Голубчик, когда о тебе будут писать в газетах, уж пускай напишут, что соседи к тебе всегда относились исключительно». И кладет на стол деньги. Ну, тут я думаю: раз уж эта баба обо всем пронюхала, то немедленно кинется повсюду трепать. Лучше я сама. Выбегаю от них, встречаю одного, другого, третьего и всем говорю: «Наш Алик летит на Луну!» Впечатление прямо потрясающее. Возвращаюсь к ним обратно; мать уже немножко пришла в себя. «Пойдем, — говорит, — сыночка, в магазин, купим тебе на эти деньги костюм. Пока погуляешь в нем по родной земле, а там видно будет». Иду с ними, от Алика ни на шаг. Продавец прямо с ног сбился: «Вы на эти пегие костюмишки не обращайте внимания, плюньте на них. Я вам такой костюмчик подберу, каких мы обыкновенным покупателям даже и не показываем!» Крутится, вертится, улыбается, подмигивает. Это вместо того, чтобы стоять недвижимо, как они обычно. А мамаша, видя, что он улыбается и подмигивает, поняла в том смысле, что нужно раскошелиться, и начинает рыться в сумочке и только наскоро соображает, сколько дать: трешницу или пятерку? А продавец, поняв ее маневр, даже руками замахал: «Ни-ни-ни! С тех, кто по земле ползает, — это одно дело, а с того, кто на Луну, — ни в коем случае!» Такой костюм подобрал — просто мечта. И тут Алик вспоминает, что ему нужно в поликлинику. Я говорю: «Алик, зачем тебе в поликлинику? Ведь тебя же там перед запуском и осмотрят и выслушают». Он говорит: «Что значит там? Пока что здесь». Я иду вместе с ним. Боже мой, какой прием! Обычно эта наша врачиха на больного даже не смотрит. Если щупает, то с нескрываемым отвращением и рычит, как пантера. А на этот раз сплошная внимательность, чуткость, даже нежность. Говорит: «Я надеюсь, будет учтено, что о вашем здоровье, дорогой товарищ Самосвалов, заботились именно в нашей поликлинике». Возвращаемся домой, а там уже домоуправ. Целый год Самосваловы добивались, чтоб им залатали крышу. «Ладно, — говорили им, — не у одних у вас течет, у других тоже». А тут сразу прибежали. «Конечно, — говорят, — вам вскорости предоставят новую жилплощадь, но пока мы вам произведем срочный ремонт. И хотя через дырявую крышу легче наблюдать за движением на космических трассах, мы все ж таки произведем».

А мне не сидится. Поскольку сам Алик молчит и больше от него не добьешься ни слова, я бегу к одному знакомому. Сам он не ученый, он работает на телевидении. Его дома нет, но зато дома его теща. Такая, знаете ли, пожилая интеллигентная дама, которая по каждому поводу может сообщить что-нибудь интересное. Выражаю ей свою радость и удивление: «Скажите, но почему выбор пал именно на нашего Алика, как вы думаете?» Она говорит: «Абсолютно попятно. Было просмотрено 6 925 юношей». «Откуда, спрашиваю, у вас такие точные сведения и почему именно эта цифра?» Она говорит: «Мне это известно, но источники называть не буду. Вымеряют и взвешивают все органы человеческого тела в соответствии». Спрашиваю: «В соответствии с чем?» «Ах, как вы не понимаете! С приборами. Вымеряют длину, объем, точный вес всего, начиная с головы и кончая пальцами ног. Потом цифры запускают в кибернетическую машину. Значит, у вашего Алика полная синхронность». Ну, тут я, откровенно говоря, посомневалась. Возвращаюсь к Самосваловым, хочу выяснить насчет измерения органов. А там две новости. Первая: Валюшка Свистунова, та, что нашему Алику нравилась, и которая, идиотка этакая, променяла его на Германа Фисташкина из комиссионного магазина, опять тут как тут!

— Ну что ж, правильно сделала. Девушка поняла, где настоящий подвиг, а где мелкие фокусы с нейлоновыми шубками.

— Правильно-то, правильно, но наш Алик — парень-кремень. Он уже не очень-то поддается ее чарам. Сидит и спокойно рассказывает, что «Луна всюду покрыта сильно пористым, ноздреватым материалом, похожим своим губчатым строением на вулканические шлаки», я даже записала слово в слово. И говорит, что «на Луне атмосферы нет, и потому метеориты ударяются о поверхность с космической скоростью порядка 40–60 километров в секунду. В таких условиях удар обычного куска камня сопровождается взрывом колоссальной силы, по разрушительному действию сравнимым со взрывом атомной бомбы»! Все-таки видите, какие подробности ему уже известны! Мать его сидит просто ни жива ни мертва, а Валюшка к нему так и льнет. А вторая новость: объявился папаша! Он от них ушел, когда Алику было месяцев пять. Они его гордо вычеркнули из памяти и даже не требовали алиментов. А тут вдруг он звонит: «Хочу обнять моего сына». Но мать правильно отрапортовала ему по телефону: «Вы хотите тоже каким-то боком просиять в его лунной славе, да?» Он говорит: «Я фактический его отец». А она ему: «Подумаешь, — говорит, — какой непомерный труд! Вот если бы вы его воспитали и привили бы ему стремление ввысь, тогда бы вы и могли считаться его отцом». Видите, какие дела… Да, забыла сказать: Алик не успел подписаться на «Комсомольскую правду», так я ему уступила свою подписку. По-родственному. Я уже вышла из комсомольского возраста, ну, думаю, сделаю моему милому мальчику удовольствие. Правильно или нет, как по-вашему?

— По-моему, абсолютно правильно. Чем больше мы будем доставлять радости людям, даже и тем, которые не летят на Луну…

— Ну, уж это вы бросьте. Именно тем, которые летят!

…Через несколько дней опять встречаю родственницу Алика Самосвалова.

— Слыхали?!

— Про Алика? Да уж вы мне рассказывали, что он летит на Луну.

— Паршивец! Только слушайте, это строго между нами, чтоб никому ни гу-гу, а то прямо скандал. Вчера вечером я решила поставить вопрос ребром. Говорю: «Алик, ты меня все-таки информируй точно: ты до праздников летишь или после? Потому что если ты праздники еще проведешь с нами на Земле, то я в честь тебя устрою обед, не поскуплюсь на икру и торт, чтобы ты меня там, наверху, поминал добром».

— А он что?

— А он, можете себе представить, отвечает: «Ни до праздников, ни в ближайшее время после. Я вообще, в принципе сказал, что полечу на Луну. И это, — говорит, — вполне вероятно, потому что мне всего двадцать лет и вся жизнь впереди». Как вам это нравится?

— Очень нравится. И парень совершенно прав. А вам вольно ж было раззванивать, что он вот-вот отправится на Луну!

— Да, но ведь как это восприняли окружающие! Заботились, старались, из кожи лезли, буквально расшибались в лепешку, как полагается, ради знаменитого человека. А он что такое, чтоб о нем заботиться? Самый обыкновенный парень! Но скажите вы мне: откуда у него такие точные сведения о ноздреватом и пористом лунном материале?

— Из газет.

— Не говорите мне про газеты! Ведь я этому трепачу уступила свою «Комсомолку».

— И прекрасно сделали. И вовсе не трепачу. Зачем такие выражения? Вы же поступили по-родственному.

— Никакая он мне не родня! Десятая вода на киселе.

— Вот уж это напрасно! Я бы от такой родни не отказывалась. И к тому же он непременно полетит на Луну.

— Вы так думаете?

— Я в этом уверена.

— Так, значит, не надо пока никого разочаровывать?

— Ни в коем случае. Поверьте мне, если все мы будем смотреть на Алика, на любого человека и думать: «Он еще свершит прекрасное в своей жизни!» — и будем относиться к нему бережно, заботливо, с уважением и в семье, и на работе, и в магазине, и в поликлинике — в общем, везде, то это только к лучшему. Это именно то, что нужно. И тогда мы все еще скорее полетим и на Луну, и на Марс, и на Венеру.

— Ммм… И вы считаете, что я должна позвать его на праздничный обед? Но ведь он врун!

— Почему врун? Он же сказал одну-единственную фразу: «Я полечу на Луну». Все остальное нагородили вы сами. А он полетит. Непременно. Разве можно в этом сомневаться!