Обед в тот вечер представлял собой весьма забавное зрелище.
Сидевший рядом с графиней Пол упражнялся в красноречии, на которое та реагировала либо с каменным выражением лица, либо отвечая залпом нечленораздельной испанской скороговорки. Когда копченую ветчину с ломтиками дыни сменил цыпленок в винном соусе, у Пола уже был загнанный вид.
Кармен в белом шелковом платье, стоившем трехмесячного жалованья Джейн, выгодно подчеркивавшем соблазнительные формы владелицы, сосредоточила все внимание на Энрико. Демонстрировались тихий голос, поза вполоборота ко всем остальным, игра его запонкой, многозначительные смешки. Все говорило о прочной и незыблемой интимной связи. Сам Энрико был спокоен, весел и непринужденно отвечал своей соседке.
Мрачные предчувствия Джейн полностью оправдались. Пол, твое романтическое путешествие пошло насмарку, подумала она.
Джейн сосредоточилась на том, чтобы дети вели себя за столом прилично, и лишь краем уха прислушивалась к речи Паулы, красочно описывавшей их новую квартиру в Вашингтоне.
Она тоже переедет, решила про себя Джейн. И, может, сменит работу. Займется новым делом, уйдет в него с головой и забудет обо всем, что произошло в Испании. Дай только Бог, чтобы это помогло.
Ее отвлек Себастьян.
— Когда мы должны начать хорошо себя вести? — тоном заговорщика прошептал мальчик.
— С этой минуты, — шепнула она в ответ. — Двадцать четыре часа. Так что вечером будь особенно осторожен.
Шумный вздох, вырвавшийся из груди мальчика, свидетельствовал о том, что Мария на этот раз счастливо отделалась. Философски пожав плечами, Себастьян углубился в персиковое мороженое.
Но когда подали кофе и на столе появились графины с граппой, все изменилось.
Графиня, не обращая внимания на Пола, беседовала с дочерью и томно помахивала рукой в такт речи. Внезапно Энрико подался вперед.
— Моя дорогая Монсерат, — вкрадчиво сказал он. — Я вижу фамильное кольцо Сальвадоре. Значит, ты наконец решила его вернуть?
Графиня посмотрела на свою руку, на которой красовался перстень с умопомрачительным рубином в старинной золотой оправе.
— Дорогой Энрико, — промурлыкала она. — Как нехорошо с твоей стороны затевать этот разговор при посторонних…
Граф бесстрастно пожал плечами.
— Мои попытки сделать это с глазу на глаз остаются тщетными. Мои адвокаты не раз пытались убедить тебя, что это кольцо после смерти главы семейства передается его старшему сыну.
— Чтобы новый граф Сальвадоре мог подарить его своей жене? — Монсерат рассмеялась. — Но у тебя нет жены, мой дорогой. Кстати, ты слишком знатен, чтобы оставаться холостяком. — Графиня изящно пожала плечами и красноречиво улыбнулась Кармен. — Что ж, все в твоих руках, Энрико. Порадуй меня известием о твоей помолвке, и я с удовольствием верну тебе кольцо.
— Старо, — холодно ответил граф. — Мои матримониальные планы к делу не относятся. Рубин должен принадлежать мне даже в том случае, если я останусь холостяком до конца моих дней.
— И ты действительно собираешься вернуть его любым способом? — выгнула брови Монсерат.
— Нет. Я женюсь еще до конца года! Но это — извини меня, Монсерат, тебя не касается. И вручение кольца моей невесте — тоже мое личное дело, к которому ты не имеешь никакого отношения.
— Ах, какая драма! — снова засмеялась графиня, у которой, однако, запульсировала жилка на шее. — Нужно извиниться перед нашими гостями, дорогой, за то, что мы надоедаем им старыми семейными дрязгами. — Она прищурилась и поджала губы. — Я ношу это кольцо в память о твоем отце. Едва ли ты так бессердечен, чтобы отнять у меня рубин без всякого повода.
— Повод есть, — ледяным тоном возразил Энрико. — И совершенно законный.
Монсерат царственно вскинула голову.
— Когда ты решишь жениться, я верну его. А до тех пор кольцо будет у меня в целости и сохранности, поскольку я не спускаю с него глаз. Так что говорить больше не о чем.
Себастьян все еще сосредоточенно выскребал остатки мороженого из своей вазочки, но Джейн заметила, что глаза Марии стали величиной с блюдца. Не следовало детям слышать этот разговор. И мне тоже, с мучительной болью в сердце подумала она.
Джейн решительно отодвинула кресло.
— С вашего позволения, сеньора, я отведу детей спать. День был долгий.
— Полных двадцать четыре часа! — громко заявил Себастьян. По комнате пронесся смешок, и обстановка сразу разрядилась.
— Иди ко мне, малыш! — Графиня обняла и поцеловала мальчика. Когда очередь дошла до Марии, Монсерат ограничилась тем, что равнодушно прикоснулась рукой к щеке внучки и сразу отвернулась.
— Я пойду с вами. — Паула помогла Джейн увести детей из столовой. — Боже мой, что за сцена! — вполголоса пробормотала Паула, пока они шли по саду. — Дело в том, что перстень представляет собой огромную историческую ценность. Пятнадцатый век… Он должен храниться в банке. Мама знает это, но пользуется любым предлогом, чтобы не возвращать его. А Энрико сердится… Я только надеюсь, что мама не сделает какую-нибудь глупость. Понимаете, она не так уж богата, — добавила, выразительно пожав плечами, Паула. — Если с перстнем что-нибудь случится и Энрико подаст в суд, она будет разорена.
— А вы не можете… уговорить ее? — спросила Джейн. Ей было неловко, что Мария прислушивается к их разговору.
— Мама просто не будет меня слушать. Она постоянно дразнит Энрико, надевая рубин при каждом удобном случае. — Паула тяжело вздохнула. — Возможно, ему тоже не следовало затевать этот разговор именно сейчас, но я его не виню.
— Может, она таким способом пытается заставить его сделать предложение вашей кузине? — запинаясь промолвила Джейн.
— Тогда она не знает Энрико, — возразила Паула. — Впрочем, это долго не протянется, — добавила она после паузы. — Вы видели, как они вели себя сегодня вечером?
— Да, — вяло ответила Джейн. — Видела. — И этот бедный Пол… — Паула в недоумении подняла брови. — Я бы на его месте не осталась здесь ни минуты.
— Может, он любит ее, — медленно сказала Джейн. — И готов терпеть что угодно, лишь бы находиться с ней рядом, даже если в глубине души знает, что даром тратит время и будущее не сулит ему ничего, кроме боли и одиночества…
Паула бросила на нее изумленный взгляд.
— Дженни… Это сказано от души.
Ускорив шаг, Джейн окликнула убежавших вперед детей:
— Помедленнее! Уже темно, не споткнитесь!
Намека на угрожавшую малышам опасность было достаточно, чтобы отвлечь Паулу от дальнейших ненужных расспросов.
Уложить детей спать удалось без особых хлопот, хотя Мария хныкала и цеплялась за платье матери. Впрочем, осуждать ее не приходилось.
Когда Паула ушла на виллу и во флигеле стало тихо, Джейн вышла во двор и села на каменную скамью у двери. Казалось, природа отдыхала от жары: трещали цикады, вокруг лампы над крыльцом вились мотыльки, где-то неподалеку кричала птица. Над виллой поднялся серебряный полумесяц. Бедной Джейн казалось, что он насмешливо улыбается.
Почему так быстро и бесповоротно изменилась вся твоя жизнь? — уже не в первый раз спрашивала себя Джейн. Энрико Сальвадоре полностью овладел ее сердцем. Бессмысленно сопротивляться судьбе. И кто знает, чем это все кончится?
Впрочем, есть и положительные моменты в ее деятельности в этом доме. Когда она целовала Марию на ночь, девочка не ответила на поцелуй, но и не отвергла его. Если удастся дать этому заброшенному ребенку понять, что он достоин любви, может, ее, Джейн, поездка в Испанию приобретет хоть какой-то смысл…
От размышлений Джейн отвлек звук знакомых шагов.
— Еще раз добрый вечер, сеньор, — набравшись смелости, беспечно сказала она. — Пришли продолжить ссору?
— Нет, — сухо ответил Сальвадоре. — На сегодня битвы кончены. Я хотел проверить, как устроились дети и не нужно ли вам что-нибудь. — Он сделал паузу. — Я посижу с вами?
— А разве вы не вернетесь к гостям?
— Я приглашал только Паулу и детей, больше никого, — раздраженно сказал граф. — Но Паула играет в карты, дети, кажется, спят, поэтому я не чувствую себя обязанным развлекать еще кого-то.
Отодвинувшись на дальний край скамьи, Джейн старательно натянула юбку на колени. Заметив это, Энрико в недоумении приподнял брови и уселся рядом.
— Дженни, — немного помолчав, начал граф. — Я знаю, что вы несчастны и в этом есть и моя вина. — Он задержал дыхание. — Поверьте, я не хотел причинить вам боль.
— Пожалуйста… — У нее подкатил комок к горлу. — Я… я не хочу говорить об этом.
— Но мы не можем делать вид, будто ничего не происходит.
— Это вы не можете, — злобно бросила она. — А я могу. Я великая притворщица.
— Дженни… — Энрико протянул к ней руку, и Джейн в испуге отпрянула.
— Нет! Не трогайте меня и не пытайтесь влезть мне в душу, — запротестовала она. — Как вы не понимаете, что от этих разговоров мне только хуже? Неужели вам неизвестно, что такое милосердие?
— Мой Бог, — прошептал Энрико. — Я не знал, что ваша рана так глубока. — Смуглое лицо мужчины стало суровым. — Дорогая, неужели я не могу помочь вам?
— Сегодня утром вы сказали, что мне лучше уехать. — Джейн спрятала дрожащие руки в складках юбки. — Вы… вы совершенно правы. Я уеду сразу, как только вы найдете гувернантку.
Глядя в землю, граф немного помолчал, а потом тихо сказал:
— Как хотите. Кузина Хуаниты собирается стать педагогом и хочет поработать в каникулы. Я попробую с ней договориться… И что вы будете делать?
— То, что собиралась с самого начала. Первым же рейсом вернуться в Англию. — Джейн облизнула пересохшие губы. — И продолжать жить.
— Как просто. Как разумно… — В этих тихих словах слышались гнев и горечь. — Только мы оба знаем, что из этого ничего не получится.
Не успела Джейн опомниться, как Энрико усадил ее к себе на колени и обнял. На мгновение она увидела его горящие глаза, заострившееся лицо, глубокие морщины, пролегшие у рта. Ее рта коснулись жадные, ищущие губы.
Разумом Джейн понимала, что надо вырываться, царапаться и молотить его кулаками. Но чувства подсказывали иное. Запах его кожи подействовал на нее как наркотик, лишивший силы к сопротивлению. Она откинула голову на его руку, послушно — нет, скорее, охотно — приоткрыла губы, обняла Энрико за шею и притянула к себе.
Она сама хочет этого, какой смысл притворяться? Пусть Энрико не любит ее, пусть она ничего для него не значит, но она согласна взять то малое, что он может ей предложить. Короткий миг страсти. Ей останется память об этом миге, которая будет согревать ее мрачное, бесконечно одинокое будущее.
Мужские губы тем временем жадно ласкали ее рот, будто Энрико тоже находился во власти чувства, с которым не мог справиться. От ритмичных ударов его горячего языка в ее нёбо у молодой женщины закружилась голова. Никогда прежде она не испытывала такого страстного томления. Джейн пылко отвечала на поцелуи графа, она словно пила их подобно тому, как цветок пьет росу.
Наконец рука Энрико легла на ее грудь, слегка дрожащие пальцы погладили нежную выпуклость, затем властно скользнули под топ, подняли его и прикоснулись к теплой обнаженной коже. Мужчина долго сидел неподвижно, сжимая в ладони упругую округлость, затем, оторвавшись от ее губ, пытливо посмотрел в пылающее лицо и, глядя прямо в глаза Джейн, начал ритмично и мучительно медленно водить кончиком большого пальца вокруг ее соска.
Увидев его улыбку, Джейн вздрогнула и задохнулась, опять ощутив чарующе нежное прикосновение губ к губам и ласковых пальцев к чувствительной груди, которая напряглась и запульсировала.
Энрико наклонил темноволосую голову, и его рот двинулся вслед за пальцами по ее возбужденному телу. Его губы зажали и слегка потянули затвердевший сосок; затем им на смену пришли зубы и язык, и женщина ощутила себя увязшей в паутине томительного желания. Почему-то Джейн показалось, что она родилась на свет именно ради этого мгновения. Ее тело выгнулось дугой навстречу ему, и это движение было красноречивее любых слов.
— Моя прекрасная, — хрипло пробормотал Энрико, и Джейн не узнала его голоса. Он поднял голову и посмотрел на нее. — У твоего тела вкус лунного света…
Застенчиво Джейн провела рукой по его темным вьющимся волосам и шее в вырезе шелковой рубашки. Желание прикоснуться к нему стало невыносимым. Дрожащие пальцы Джейн расстегнули пуговицы, и ее ладони прижались к поросшей волосами мускулистой груди, ощутив сильное биение его сердца.
Джейн покрывала его грудь жадными мелкими поцелуями и чувствовала, как от прикосновения ее губ набухают и твердеют плоские мужские соски.
Взяв ее руки, Энрико поцеловал их и отвел вниз.
— Вот как я хочу тебя… — едва слышно прошептал он.
У Джейн перехватило дыхание, когда она ощутила силу и мощь того, что вскоре должно было… соединиться с ней. Тем временем рука Энрико, скользнув под юбку, коснулась стройного бедра, и тело женщины задрожало.
Снова Энрико потянулся к ее рту. На этот раз поцелуй был неторопливым и чувственным. Его язык касался ее распухших губ тихонько, как крылья бабочки; с той же нежностью продолжали свой поиск длинные, изящные пальцы.
Не отрываясь от его рта, Джейн покорно вздохнула, и в ту же секунду ее пронзило такое острое наслаждение, от которого хотелось кричать, смеяться и плакать одновременно.
Но тут из флигеля раздался крик испуганного ребенка — и чары мгновенно исчезли.
— О Боже! — Джейн мгновенно вырвалась из объятий графа и дрожащими руками поправила одежду. — Мария! Что ей сделал этот Себастьян?
Вбежав во флигель, Джейн понеслась по лестнице, Энрико бежал следом.
Зажав руками уши, Мария сидела на кровати. Ее лицо было искажено, рот открылся для нового вопля.
— Тише, моя дорогая. — Опустившись на колени, Джейн привлекла к себе девочку. — Что случилось?
В ответ выплеснулся поток испанской речи, прерывавшийся рыданиями.
Но, слава Богу, что бы ни случилось, Себастьян к этому отношения не имел, с облегчением подумала Джейн, бросив взгляд на соседнюю кровать. Мальчик сладко спал.
— Ей приснился плохой сон, — пояснил Энрико, присевший с другой стороны кровати. — Она была в разбившейся машине и не могла вылезти.
— Но этого не было, Мария. — Джейн ласково погладила ее шелковистые волосы. — Ты здесь, и все в порядке.
— Дядя Энрико… — потянулась к нему, обливаясь слезами, девочка.
— Джейн права, дорогая. — Энрико взял племянницу на руки. — Все хорошо.
— А Кристина? — возразила Мария. — Она разбилась!
— Да, — согласился граф. — Но Кристина скоро вылечится. Если не веришь, мы можем съездить к ней в больницу. У Кристины нога в гипсе, и она, надеюсь, разрешит тебе рисовать на нем картинки.
— Правда-правда? — От такой заманчивой мысли у Марии захватило дух, и она сразу перестала плакать.
— Правда-правда, — подтвердил Энрико, целуя девочку в макушку. — А сейчас ложись и постарайся поскорее уснуть.
— Я хочу пить, — заныла Мария. — И чтобы ты остался со мной, дядя Энрико!
— Я согрею молока, — тихо сказала Джейн и спустилась на кухню.
Кошмар Марии стал моим спасением, подумала Джейн, возясь у плиты. Потому что она уже была готова душой и телом отдаться мужчине, который принадлежал другой. Человеку, который видел в ней лишь источник случайного удовольствия. А потом она всю жизнь в одиночку расхлебывала бы последствия этой встречи.
Неужели я никогда ничему не научусь? — нещадно бичевала Джейн себя. Или я окончательно схожу с ума?
К счастью, обстоятельства помогли ей. Ничего страшного не произошло, если не считать потери самоуважения.
Закусив губу, Джейн налила теплое молоко в стакан и понесла его наверх.
Мария уже успокоилась и даже тихонько хихикала в ответ на какие-то шутки Энрико. Девочка беспрекословно выпила молоко и опустилась на подушку, держа дядю за руку.
— И Джейн пусть тоже останется, — распорядилась она. — Кристина всегда рассказывала мне сказки. Я больше всего люблю про Золушку.
— Про Золушку — так про Золушку. — Отделенный от Джейн узкой кроватью, граф прямо посмотрел в ее глаза. — Вы знаете эту сказку, голубка?
Джейн отвернулась. Еще бы… Только у ее сказки нет счастливого конца. Как только пробьет полночь, Золушка завернется в свои лохмотья и покинет дворец навсегда.
Странное чувство владело Джейн: интимная обстановка, спальня, дремлющий ребенок, которого они вместе успокаивают, все это невыносимо трогательно и будило непрошеные мысли о том, что могло быть…
В старой сказке о любви, разлуке и новой встрече действительно было что-то умиротворяющее, задумчиво призналась она. Джейн рассказывала сказку нарочито неторопливо, и Мария уснула задолго до того, как Золушка убежала из дворца принца, потеряв на лестнице хрустальную туфельку.
— Теперь все будет в порядке, — сказала Джейн, поднимаясь. — Но на всякий случай я не буду закрывать дверь своей спальни.
Энрико осторожно вынул руку из маленьких пальчиков и тоже встал.
— Думаю, вы напрасно посвятили себя рекламе, моя прекрасная. — Янтарные глаза иронически смотрели на Джейн, которая подошла к Себастьяну и вынула у него пальчик изо рта. — Вам на роду написано возиться с детьми.
— Вы преувеличиваете. — Выйдя из комнаты, Джейн спускалась по лестнице, чувствуя, что граф идет следом. — Сказка, рассказанная ребенку на ночь, и стакан молока не превращают меня в Мэри Поппинс.
— Вы все еще хотите уехать? — негромко прозвучало у нее за спиной.
— Больше чем когда-либо, — лаконично ответила Джейн, ополаскивая стакан.
— Думаете, если вы останетесь, я снова попытаюсь соблазнить вас? — Энрико помолчал. — Не тревожьтесь. Мое сегодняшнее поведение было непростительной ошибкой. В данных обстоятельствах я не имел права прикасаться к вам.
— Наконец-то мы пришли к согласию, — пробормотала Джейн.
— Мне нет оправдания, — продолжил, словно не слыша ее слов, Сальвадоре. — Кроме того, что вы очень красивая.
И готова на все. Он так не сказал, но этого и не требовалось, с горечью подумала Джейн. Все было ясно без слов.
— А какое оправдание может быть у меня? — колко спросила она. — Кроме того, что вы опытный соблазнитель и что я на несколько минут забыла обо всем на свете?
— Что ж, если хотите, можете в это поверить, — устало согласился Энрико. — В любом случае, повторения этой сцены не будет. Вам достаточно такой гарантии?
— Мне нужна не гарантия, а свобода! — Джейн перевела дух. — И чем скорее, тем лучше!
— Значит, вы ее получите, — гневно ответил Энрико. — Но ради вас же самой, дорогая, я надеюсь, что эта свобода не обойдется вам слишком дорого!
Джейн слышала, как он уходил, как за ним закрылась дверь. Ее руки впились в край раковины с такой силой, что побелели костяшки. Скоро это кончится, думала она. Я должна радоваться. Но не радуюсь. О Боже, совсем не радуюсь.
Тут боль, от которой разрывалась грудь, наконец вырвалась наружу и Джейн разразилась слезами.