Меж тем бравый ротмистр Дубельт решил провести, как это говорится среди военных, рекогносцировку местности, разведку боем, или, попросту говоря, инспекцию места своего нового боевого расположения, а также нанести визит на кухню и познакомиться с кухаркой, чьи пироги так его вдохновили нынче утром.
Итак, молодой человек бодро прошелся по парку, встретив на своем пути лишь нескольких крестьян, которые при виде его тут же принялись ломать шапки, поясно кланяться и твердить: «Доброго здоровьица, барин!» Ротмистр, довольный таким почетом, пришел в крайне веселое и прямо-таки счастливое расположение духа.
Затем перед глазами Андрея возник большой дом. Ротмистр решил в него не заходить. Он подумал, что ему лучше обогнуть дом справа и выйти как раз к кухонному флигелю. Вожделенный флигель полнился самыми соблазнительными ароматами, которые манили к себе необычайно. Ротмистр, не медля ни секунды, пересек порог и предстал пред изумленными дворовыми.
— Барин, — бухнув приветствие почти одновременно, бабы и девки, случившиеся на кухне, стали кланяться ротмистру в пояс.
Андрей гоголем прошелся меж ними, украдкой поглядывая в кастрюли, стоявшие на печи, и осматривая ухваты, кочерги и горшки, составлявшие нехитрый антураж этого кулинарного Эдема.
— А кто же тут хозяйка? — Дубельт обернулся к девкам.
— Барыня наша хозяйка, — изумленно ответили ему.
— Да я не о том… — рассмеялся Андрей. — Я спрашиваю о cuisiniиre [5].
— Что-с? — еще более удивились девки.
— Да о кухарке! Кухарка-то у вас кто?
— Это я, барин… — Перед ротмистром предстала дородная и белотелая особа, покрасневшая, как свекла, от того внимания, которое изволил обратить на нее молодой незнакомый барин. — А чего не так-то, а? — пробормотала она, зардевшись еще больше.
— Да все так, моя милая, все так! Вкуснее ничего не едал я в жизни своей, чем нынешние пироги за завтраком!
— Благодарствуйте, барин… — пробубнила кухарка.
— Ах, что за прелесть ваша сдоба!.. — продолжил Андрей и, склонившись к толстому кухаркиному плечу чмокнул в него, как клюнул, багровую кухарку, если и видавшую когда по отношению к себе барскую игривость, то лет этак с тридцать назад.
— Барин! Не балуй, — испуганно охнула эта деревенская cuisiniиre и при том неумело хихикнула, что доказывало ее полную неопытность в общении с сильным полом.
— А уж кулебяки!.. — протянул ротмистр, закатив глаза кверху. — А щи… О, ma belle dame de cuisine! [6]
— Ах, барин-барин! — захихикали девки, окружившие вконец смущенную кухонную искусницу.
— Я непременно желаю еще испробовать вашего искусства. — Глаза Андрея блестели и с живостью оглядывали поле кухонной брани, сиречь стол и плиту, а ноздри с упоением вдыхали ароматы, несшиеся от блюд и кастрюль.
Подобно Панургу [7] он теперь насыщался одним только запахом, лишенный даже корочки хлеба.
— Что вы здесь делаете? — вдруг прервал его наслаждения нежный девичий голосок, полный возмущения и невольного трепета.
Лидия, оказавшаяся, как обычно в это время суток, на кухне, узрела в своих законных владениях узурпатора, претендовавшего на сегодняшнюю стряпню так же живо и с энтузиазмом, как и она.
— Сударь! — возмущенно повторила девушка.
— О, мадемуазель Лидия Андреевна… — Ротмистр тут же отвел взгляд от кастрюль и кухарки и обратил его на небесное создание, неожиданно возникшее средь кухонного шума, ароматов и испарений.
Этот взгляд, надо сказать, был так умилен и предан, что Лидия почти растаяла и только для виду сохранила строгость.
— Так что вы здесь делаете? — более робко поинтересовалась зардевшаяся Лидия.
— Любуюсь мастерством вашей кухарки, сударыня.
— Вот как?
Оба вздохнули и замолчали, и молчали довольно долго, лишь поглядывая по сторонам и украдкой кидая взгляды друг на друга.
— Нынче кулебяка к обеду, кажется. Должно быть, удастся лучше, чем давеча, — заметила через некоторое время Лидия, бросив косой взгляд на тесто и уже готовую начинку к нему.
— Да… Однако, — спохватился Андрей, — разве это возможно? Может ли что-нибудь быть лучше вчерашнего кулинарного творения?
— О-о… — протянула девушка. — Полагаю, что может. Вот, пожалуй, карась в сметане может поспорить… — Она замялась и опять отчего-то покраснела.
— Карась в сметане… — протянул ротмистр. — Да, с карасем в сметане мало что может сравниться.
— Разве жареный гусь? — кокетливо подняла на собеседника глаза Лидия.
— Да… Не могу в этом с вами не согласиться… — пробормотал молодой человек, невольно поддаваясь совокупным чарам проказника Эрота и чарам покровителей славного обжоры Гаргантюа [8]. — Как приятно встретить подобное сочувствие собственным интересам, — прибавил он.
— Полагаю, тетушка пригласила вас нынче на обед?
— Нет, увы… — поскучнел ротмистр.
— Как жаль…
Оба вновь замолчали. Дубельт заложил руки за спину и принялся раскачиваться на носках. Лидия, потупив глаза, изящно закашлялась, приложив руку ко рту.
— Ах, не душно ли вам? — спохватился ротмистр.
— Да, пожалуй, — улыбнулась Лидия.
— Вы позволите проводить вас? — Дубельт, сложив руку калачиком, протянул ее девушке.
— С радостью, — согласилась та, приняв предложение, и через несколько минут молодые люди оказались на вольном воздухе.
Признаться откровенно, вчера Лидия была совершенно возмущена прибытием семейства Петра Ивановича. Более того, она решительно положила себе презирать и игнорировать как Марину Андреевну, так и ее брата. И хотя бравый ротмистр понравился ей с первого взгляда, она решила не поддаваться слабостям. Весь вечер она любезничала с господами Нулиным и Лугиным, а когда гости разошлись, думала о господине ротмистре не более часу. После она попросту уснула.
Но вот теперь, когда ротмистр Дубельт предстал перед ней во всей красе, да еще так любезно рассуждал на тему, более всех прочих близкую ее душе, Лидия не могла не признать, что должна быть любезнее с молодым человеком. А посему она приняла предложенную ей руку и отправилась по парковой дорожке вглубь, подалее от дома, сопровождаемая человеком, которого решительно настроилась не любить и всячески избегать.
— Как прекрасно имение вашей тетушки, — начал разговор Дубельт.
— Да… — ответила Лидия и подумала, что все-таки более приятного молодого человека она в жизни не встречала.
Даже Петр Иванович, что и говорить, был вовсе не таков. Петр Иванович, пожалуй, уже почти стар и вполовину не так любезен.
— Вам нравится жить здесь? — продолжал ротмистр.
— Да, и весьма.
— А в каком же родстве вы состоите с уважаемой Полиной Платоновной?
— Я племянница ее покойного супруга.
— Вот как? Стало быть, именно с Полиной Платоновной вы не в кровном родстве?
— Да, именно так.
— Но как, должно быть, добра наша хозяйка, когда приняла вас в своем доме как родную. Впрочем, — поправился Дубельт, — в некоторых семьях семейственные узы так крепки, что это достойно всяческого удивления.
— Такое встречается нередко.
— Пожалуй, — согласился Андрей, рассудив про себя, что добрая семейственность — явление все-таки редкостное.
— Как вам нравится наш парк? — спросила его в свою очередь Лидия.
— Премилый парк, Лидия Андреевна. В нем есть беседка?
— А как же, — с энтузиазмом отозвалась девица и тут же прибавила. — Я люблю сидеть в беседке и читать.
— Как это… романтично… — по некотором размышлении прибавил Дубельт. — А что вы любите читать?
— О, многое…
— А все же, что именно?
— Последняя книга была роман господина Карамзина.
— Что же за роман?
— Ах, право, запамятовала… — остановилась Лидия в недоумении.
Она и впрямь забыла, как называлась книга.
— А вот, кажется, и беседка, — с живостью воскликнул молодой человек, указав на прелестное ажурное сооружение неподалеку.
— Да, это именно она! — Лидия выдернула руку из руки ротмистра и прытко подбежала к беседке, в которой любила сиживать в одиночестве и предаваться разнообразным мечтам.
Ротмистр с тою же прыткостью последовал за девицей. Откровенно говоря, Лидия ему весьма и весьма приглянулась. В его голове даже мелькнула шальная мысль о женитьбе и о чем-то таком невыразимом и сладостно-приятном, что кровь его при этих мыслях живее заструилась по жилам, и он почувствовал такую бодрость, которую возможно ощутить только после того, как осушишь пару бокалов шампанского.
Лидия в свою очередь также почувствовала себя как-то необыкновенно легко и беззаботно. Впрочем, это легкомысленное состояние было для нее почти обычным. Устремившийся за ней молодой человек невероятно развеселил ее и придал ее мыслям весьма игривое настроение.
— Что вы за шалунья… — пробормотал ротмистр, настигнув Лидию в беседке.
Дыхание его сбилось, но не столько от бега, сколько от внезапно переполнивших его чувств. Андрей, неожиданно для себя отринув всякие здравые мысли, вдруг упал перед Лидией на колени и, схватив ее руку в свою, пылко прижался к ней губами.
— Что вы делаете? — смущенно пробормотала донельзя польщенная девица.
— Как что? Целую вашу руку, — ответил, в притворном изумлении округлив глаза, ротмистр.
— Но для чего? — зарделась Лидия, продолжая этот никчемный, но необходимый диалог.
— Вы мне чрезвычайно нравитесь, — внезапно задрожавшим голосом прошептал Дубельт и вновь прижался губами к нежной ручке.
— Какой вы… так нельзя… — пробормотала Лидия, в тот же миг ощутившая подозрительную слабость в коленках.
Ротмистр поднялся и, памятуя о том, что промедление смерти подобно, заключил девицу в свои объятия и приложился к ее устам тем самым поцелуем, про который обычно пишут, что он «страстный».
Лидия, исступленно простонав в душе от наслаждения, схватила кавалера в свои жаркие объятия и со всем энтузиазмом молодости прижалась к нему.
— О, моя дорогая Лидия, — только и смог вымолвить бравый ротмистр.
«Крепость, как оказалось, просто желала быть взятой», — мелькнуло в голове у Дубельта.
— Самый приятный штурм в моей жизни… — прибавил он, ответно с жаром прижимая Лидию к себе.
«И как я могла решиться его ненавидеть и презирать?» — подумала ослабевшая Лидия, окончательно размякнув.
— Не правда ли, мы теперь поженимся? — спросила она, заглядывая в глаза кавалеру.
— Ну-у… — протянул тот.
У него не было и в мыслях навредить сей девице и воспользоваться ее неопытностью. Да и идея женитьбы определенно не вызывала у него протеста. И посему он ответил:
— Почему бы и нет? Конечно, поженимся… Вот только что скажет ваша тетушка?
— Разумеется, она согласится, — ответствовала Лидия, нимало не волнуясь по сему поводу.
Ротмистру резонов волноваться тоже не было. Ежели он получит согласие на сей скоропалительный брак, то будет рад, тем более что и приданое, верно, за девицей дадут недурное. Этого ему никто не говорил, он сам так решил. Ну а откажут… Что же, тогда он утешится и поищет себе жену в других краях.
При таких утешительных мыслях Андрей, не испытавший никакого сопротивления, привлек Лидию к себе и принялся ее опять целовать, теперь уже вовсе ничем не смущаясь и ни о чем не задумываясь.