Любовный лабиринт

12

— Петр Иванович, — Полина сидела в конторе напротив своего управляющего и, упорно глядя по сторонам, но не на собеседника, держала следующую речь: — Петр Иванович! Мне надобно поговорить с вами.

— О чем же? — в отличие от Полины Петр вовсе не прятал глаз, а, напротив, смотрел на молодую женщину прямо, ничуть не смущаясь.

— О вашем новом родственнике.

— О новом родственнике?

— То есть не о новом, а о старом, как я теперь понимаю, родственнике…

— Позвольте-позвольте… О ком вы? Я что-то не понимаю… — Петр покачал головой. — Вы меня совсем запутали!

— Я и сама запуталась, — пробормотала Полина себе под нос. — Я о господине ротмистре. Об Андрее Андреевиче, брате вашей… супруги… — последнее слово она произнесла не без труда.

— А-а, — протянул Черкесов. — Так что же вы хотели сказать о нем?

— Моя племянница… Моя Лидия… — Полина вздохнула.

«Так! Опять Лидия! Что за манера у этой девицы вечно попадать в истории?» — подумал Черкесов.

— А что случилось с Лидией Андреевной?

Полина Платоновна подняла глаза и наконец взглянула на Петра прямо.

— Лидия сообщила мне, что господин ротмистр сделал ей предложение.

— Что? — удивлению Черкесова не было предела. — То есть как?

— Обыкновенно. Просто взял и сделал ей предложение руки и сердца. Я уж не знаю: всерьез это, или Лидия опять вообразила себе невесть что, но вы должны спросить у вашего… родственника… что меж ними произошло! Мне самой это неловко сделать, как вы понимаете…

— Неловко? — Петр пожал плечами.

«Для вас никогда и ничто не было неловким, милая моя Полина», — усмехнувшись, решил он про себя, но вслух сказал:

— Извольте. Я спрошу у Андрея. Впрочем, ежели он и впрямь сделал предложение Лидии, то сделал это всерьез, а не в порядке шутки. Тут вы можете быть уверены. Но как мне разговаривать с Андреем?

— То есть?

— То есть согласны ли вы на подобный брак, если все это не выдумка вашей милой Лидии?

— О-о… — протянула Полина. — Отчего нет?.. Однако что за человек господин Дубельт? Вы, как его брат, наверняка много о нем знаете…

— Признаться, я не слишком много знаю о делах моего… моего дорогого родственника, — замявшись, ответил Петр.

— Как это?

— Мы, скажем так, недавно познакомились. И до последнего момента вовсе не встречались.

— Но вы не можете не знать, каковы его дела, — упорно продолжала Полина.

— В самых общих чертах. Я лишь знаю, что ротмистр недавно получил некоторое наследство, кажется, от своего деда. Но его размеры мне неизвестны.

— А ваша жена? Она разве не получила наследства? Ведь они родственники.

Черкесов помолчал. Затем продолжил:

— Да, Марина тоже получила наследство от деда.

— Странно, что вам неизвестны размеры этого наследства. — Полина недоуменно пожала плечами. «И странно, что ваша жена живет за ваш счет, ежели у нее есть какое-то наследство», — прибавила она про себя.

— Ничего странного. Дело в том, что ни Марина, ни Андрей не имеют точных сведений. Впрочем, ротмистр на хорошем счету на службе и, кажется, не без средств.

— Что же… Если он любит Лидию, — нерешительно сказала Полина, — а она любит его, я не стану противиться их счастью…

— Разумное решение.

— Тем более, — продолжила она, — что у Лидии есть приданое от дяди.

— Да. Что может быть неразумнее, чем противиться счастью двух молодых людей? — патетически прибавил Черкесов.

Полина с подозрением посмотрела на него, но ничего не сказала.

— Лучше не придумаешь, чем брак двух схожих характером и привычками людей, — заключил Петр.

— Сомневаюсь, правда, что они так близко знакомы, что уже успели понять характеры друг друга, — промолвила молодая женщина.

— Порой достаточно одного взгляда, чтобы все понять. — Черкесов устремил пристальный взгляд на собеседницу.

Полина молча отвернулась.

— Вы не согласны? — спросил он, не желая оставлять тему. — Бывает, что первый взгляд решает всю судьбу. Правда, после первого взгляда могут пройти годы до объяснения, до того момента, как двое людей поймут друг друга…

— Я совершенно не понимаю, что вы хотите этим сказать. — Полина решительно прервала Черкесова и поднялась. — Абсолютно не понимаю. Если люди, как вы выразились, все понимают с первого взгляда, то что же может им помешать объясниться сразу же? Это довольно глупо ждать так долго.

Петр поднялся вслед за ней.

— Обстоятельства, Полина Платоновна, обстоятельства… Согласитесь, что обстоятельства порой бывают сильнее людей. Разность в положении и состоянии… Гордыня, предубежденность, тяжкие воспоминания, дурной опыт и прочее тому подобное. А также слепота одной из сторон и упрямое нежелание видеть дальше собственного носа, — громко прибавил он, встав прямо перед молодой женщиной и перегородив ей дорогу к выходу из конторы.

— Что? На что вы намекаете? — покраснела тут же возмутившаяся Полина.

— Упаси меня Господь на что-либо намекать! — усмехнулся Петр.

— Выпустите меня, — велела она самым холодным тоном, на который только была способна.

— Нет. Не выпущу, — медленно проговорил он, с каким-то недоумением и любопытством рассматривая Полину, как если бы встретил ее впервые.

Черкесов стоял прямо перед ней, покачиваясь на носках и заложив руки за спину.

— Не смейте так дерзко смотреть на меня, — прошипела она, заметив такое поведение.

— Вы не можете мне запретить смотреть на вас.

— Смотреть, но не рассматривать!

— Я дерзок, не так ли? Непозволительно дерзок. — Черкесов покачал головой в притворном покаянии. — Но думаю, что я поступаю правильно и жалею только о том, что не догадался поступить так раньше. А всему виной воспитание. Согласитесь, что иногда хорошее воспитание может сыграть с человеком дурную шутку.

— Хорошее воспитание никогда не бывает лишним. Только позвольте вам заметить, что вы не страдаете хорошим воспитанием, иначе вы давно бы уже выпустили меня, как я того прошу!

Полина гневно смотрела на собеседника и нервно крутила конец своей шали.

«Да как он смеет! И я еще жалела его… Он достоин своей жены! Негодяй…»

Подумав так, Полина вдруг почувствовала, что слово «негодяй» она мысленно произнесла не с должным негодованием, а с некоторым блаженным трепетом, будто ожидая, а что же последует дальше за подобной негодяйской выходкой? Черкесов не был бы мужчиной, если бы не почувствовал ее настроя и не понял, что она вовсе не так сильно хочет бежать от него, как о том заявляет.

— Полина Платоновна… Полина… Кажется, все становится только хуже… — пробормотал он.

— Уйдите прочь. — Она потупила глаза, покраснев еще больше.

— Да, все определенно стало только хуже, да и к тому же… — Петр оборвал сам себя, осекшись на полуслове.

Полина, гордо подняв голову, решила обойти упрямое препятствие и уже было двинулась, но крепкая рука неожиданно преградила ей путь и, стиснув ее плечо, с силой прижала к широкой груди. Даже сквозь одежду было слышно, как сильно и быстро бьется сердце.

— Полина, ангел мой, — слова запутались где-то в ее волосах и сладко растаяли в поцелуе, пришедшемся как раз на нежное маленькое ушко. — Я люблю тебя…

Руки так нежно и так крепко обнимали ее, сердце так гулко билось у ее щеки, а слова так быстро и беспорядочно вились вокруг, что Полина в единый миг потеряла самообладание. Петр, почувствовав, что сопротивление растаяло, как дым, прижавшись губами к вожделенным устам, поцеловал Полину, еще больше прильнувшую к нему.

— Петр… — шепнула она, — я… тоже…

— Тише, умоляю тебя… — пробормотал он. — Любимая…

Он не хотел отпускать ее в тот желанный миг, когда наконец впервые почувствовал ее слабость и отсутствие всяческого протеста и рассудочности.

— Не смейте… — только и произнесла она, еще крепче в ответ обхватив его руками.

Неизвестно, сколько времени они провели бы таким образом, если бы во дворе не послышались громкие голоса Марины, ее брата и господина Лугина. Марина звала своего предполагаемого супруга:

— Петр! Петр! — Голос и смех Марины и ее спутников раздавались по всему двору.

Именно этот голос в мгновение ока отрезвил Полину, которая тут же оттолкнула мужчину, целовавшего ее только что так страстно.

— Как вы могли… — пробормотала она.

Ее щеки и шея были залиты краской смущения. Полина прижала руки к щекам.

— Нас сейчас увидят и… Все откроется… — Она была в ужасе.

Петр сначала не мог взять в толк, о чем она говорит, но в следующий миг он осознал происходящее. Там, во дворе, стояла его «жена», и, конечно, Полина думала, что совершает адюльтер. Ей, женщине безусловно порядочной, подобное происшествие было не просто неприятно, но отвратительно!

— Полина, — попытался было что-то объяснить Черкесов, но она, не слушая его, кинулась мимо него к выходу и, воспользовавшись второй дверью, ведшей не во двор, выбежала, счастливо таким образом разминувшись с Мариной и ее спутниками.

— Черт побери! — крикнул Петр и со всей силы обрушил кулак на стол. — До каких же пор будет продолжаться эта глупость! Ну и дурак же я, а впрочем…

Тут Черкесов подумал, что сожалеть о собственной выдумке с «женой» не стоит. Как знать, смог бы он объясниться с Полиной и смогла бы та воспринять, наконец, благосклонно его объяснения, если бы у него не было дурной «жены», которую, он это видел, Полина невзлюбила сразу же. От сочувствия до любви один лишь шаг. Это верно подмечено, потому что в его случае оправдалось полностью. Так что не стоит ни о чем сожалеть, а лишь постараться как-то разрешить сложившуюся головоломку. И все.