Любовь бродяги

Глава 6

Пенни стояла у стеклянной двери больничной палаты и с тревогой вглядывалась в хмурое лицо лежащего на высокой койке человека. Маленький белый приборчик, укрепленный рядом с его головой, нервно вздрагивая, выводил на длинной бумажной ленте кривую биений его сердца.

В который раз говорила она себе, что этот беспомощный, вытянувшийся на кровати человек — всего лишь прохожий, ненароком пересекший ее жизненный путь в самый неподходящий момент. Но как ни странно, эти слова ничуть не успокаивали ее испуганно вздрагивающее в такт нервному приборчику сердце. Так что временами ей казалось, что из-под его тонкой металлической лапки бежит колючая прихотливая кривая ее собственных, ничем не обоснованных переживаний.

И это было тем загадочнее, что она уже давно и бесповоротно решила не вступать ни с кем в близкие отношения. Да и этот тип явно не понравился ей с первого же взгляда. Тоже мне Робинзон Крузо нашелся! Эмоции надо держать под контролем. Тем более если обретаешься на той почве, что так расположена к произрастанию разного рода сплетен и слухов — того самого девственного леса, в котором столь вольготно чувствуют себя различные острозубые скандалисты, завистники и интриганы. С ее профессией приходится всегда быть настороже. А она к тому же сейчас особенно нуждается в душевной уравновешенности и покое. И право, она вполне довольна своей независимостью.

«Неужели? — вдруг ворвался в ее рассуждения ироничный внутренний голос, необычайно похожий на голос Тесс. — Что ж, убеждай себя, уговаривай, заговаривай себе зубы! Авось и правда поверишь во всю эту чепуху. Но мы-то с тобой знаем, что все эти дутые истины — всего лишь блестящие мыльные пузыри, которые лопнут при первом же холодном дуновении судьбы. Не правда ли?»

Пенни недовольно нахмурилась и зябко передернула плечами, словно стараясь стряхнуть с себя это странное наваждение.

«Напрасно стараешься, — ехидно продолжал голос. — Куда ты спрячешься от самой себя? Ведь ты из тех женщин, что всегда будут тяготиться своим одиночеством, какими бы красивыми цветами и бантиками они ни украшали пустоту своей жизни».

Пенелопе стало дурно от этого фантастического диалога. Она пожала плечами и подумала, что надо различать самостоятельность и одиночество. Ведь в конце концов это далеко не одно и то же.

«Ого! Да это уже схоластические выверты. Ты испугалась правды! Засуетилась, заспорила».

Черт возьми! Пенни вытерла рукой внезапно вспотевший лоб. Похоже, начинается головная боль. Вероятно, это оттого, что она не выспалась накануне. А все эти проклятые ночные кошмары! Не мистер ли О'Киф виноват в них? Уже давно надо было забыть о нем. И уж совсем не стоило приходить в клинику. Впрочем, всему виной вещи, которые она забыла ему вернуть. Именно они заставили ее нанести этот визит. И раз уж она оказалась здесь, надо довести дело до конца. Итак, смелее вперед! Никаких волнений, никаких чувств.

Пенни еще немного помедлила перед дверью палаты. Несмотря на свою решительность, она чувствовала, что сердце ее все еще тревожно бьется' всякий раз, как она смотрит в лицо лежащему на койке человеку. И это настораживало ее.

Рэмзи лежал тихо. Его голова покоилась на высоких мягких подушках, длинные каштановые волосы легкими темными волнами огибали широкий лоб и струились по крепким мускулистым плечам. Тонкая белая больничная пижама выгодно подчеркивала упругие рельефные мышцы его груди. Большие красивые руки были спокойно и расслабленно вытянуты вдоль тела. Он лежал без движения, равнодушно глядя в потолок, словно покинутый всеми бродяга.

«Прекрати! Опять ты за свое, — одернула она себя. — Какое тебе до него дело? Если ты будешь слишком волноваться, ничего, кроме вреда, тебе это не принесет. Только лишняя боль. Верни вещи и немедленно возвращайся обратно».

— Мисс Гамильтон, — раздался за ее спиной низкий мужской голос.

Она обернулась и увидела перед собой низенького седого человечка в белом халате. Болтавшийся на шее в такт движениям стетоскоп не оставлял никакого сомнения в его профессии. И словно для того, чтобы окончательно рассеять все возможные подозрения, он энергично чиркал что-то карандашом на синей больничной карте.

— Вы друг мистера О'Кифа? — полуутвердительно спросил он, на мгновение приподняв свой маленький сухой носик над больничным листом и кивнув в сторону лежащего на кровати Рэмзи, а затем вновь углубился в свои записи.

— Не то чтобы совсем друг… — немного смутившись, произнесла Пенни.

Доктор вновь приподнял над листом свою хитрую лисью мордочку и, иронично прищурившись, искоса посмотрел на нее, а потом снова как ни в чем не бывало принялся чертить карандашом по бумаге.

— Я лишь случайно, поймите меня правильно, — еще больше смутилась Пенни, — оказалась на том спасательном судне, которое нашло его.

— Конечно, конечно, — закивал головой маленький человечек, насмешливо разглядывая свой карандаш. — Я вас понимаю.

«Нет, не понимаешь! — возмутилась про себя Пенелопа. — Думаешь, я не вижу твоих косых взглядов?»

Она посмотрела на карточку, висевшую на груди врача, и, узнав его имя, обратилась к нему с вопросом:

— Как самочувствие вашего пациента?

Ничего на это не ответив, доктор с любопытством заглянул ей в лицо и задал встречный вопрос:

— А вы разговаривали с ним до того, как он сюда попал?

— Да, немного, — кивнула она, нахмурившись при воспоминании об их последней встрече.

«Возможно, — подумала она, — доктор захочет спросить о старомодных оборотах, которые Рэмзи употребляет в своей речи».

В это время седой человек (это был доктор Маркум) тихо, галантно взял ее под руку и не спеша отвел в сторону от стола дежурной сестры. Было четыре часа утра. В коридоре стояла гулкая предрассветная тишина. И любопытный маленький доктор не хотел, чтобы их конфиденциальный разговор слышал кто-нибудь посторонний.

— Знаете, дорогая моя, — вкрадчиво произнес он. — А ведь в деле нашего уважаемого пациента есть кое-какие странности. Я бы даже сказал — необъяснимые загадки.

— О чем это вы?

Пенни нервным движением поправила ремень сползшей на сторону сумки. Спокойный тон ее вопроса заставил доктора вновь с любопытством заглянуть ей в лицо.

— Вот ведь что странно, — тихо сказал он. — Оказывается, досточтимому мистеру О'Кифу в детстве не сделали никаких прививок…

— Ни одной?

— То есть абсолютно! Даже обязательных для новорожденных. А его зубы? Двух нет совсем.

— Ну, это совсем не странно.

— Да, но они не удалены хирургическим путем, их просто выбили. Причем, как показал рентген, удар был так силен, что треснула челюсть. Остальные зубы в порядке, хотя некоторые нуждаются в лечении. А вот челюсть повреждена в двух местах: в области щеки и у подбородка, кроме того, сломан нос. Да не один раз, а по крайней мере три.

Чем дольше перечислял доктор травмы Рэмзи, тем больше вытягивалось лицо Пенелопы, искреннее сострадание отражалось в ее глазах.

— А что он сам говорит обо всем этом? — печально покачав головой, спросила она.

— Ничего. Он не отвечает ни на один вопрос и вообще, насколько может, сопротивляется лечению.

— У него есть на это право. Он волен сам распоряжаться своей частной жизнью.

Доктор неодобрительно пожал плечами. Частная жизнь — частной жизнью, а лечение все же должно быть достаточно эффективным. Впрочем, он помнил, что видит перед собой ту актрису, о которой говорят как о даме, предпочитающей превыше всего свою независимость и уединение.

— Все это хорошо, — проворчал он. — Но кроме того, что и полиция интересуется его прошлым, я тоже не могу назначить грамотного курса лечения без знания предыстории болезни. А согласно нашим сведениям, мистера Рэмзи О'Кифа ни разу еще не обследовали ни на Гранд-Айлендз, ни где-либо на территории США. Пенни удивленно подняла брови.

— Неужели он всю свою жизнь обходился без медицинской помощи? — недоуменно спросила она.

— Не уверен, но он силен как бык. И на его теле так много шрамов, что можно с уверенностью отнести его либо к полицейским, либо к ветеранам войны. Кстати, я почти убежден, что его все-таки лечили. — Маркум хитро подмигнул Пенни. — Ведь должен же был кто-то позаботиться о заживлении шрамов на, его спине. Между прочим, эти шрамы очень напоминают следы от ударов кнута. Спорю на мою белую шапочку, что это последствия порки.

— Вы думаете — трудное детство?

Воображение Пенелопы рисовало картины одна ужаснее другой. Маленький мальчик, до крови закусив губу, лежал на садовой скамейке, и огромный мутноглазый бандит полосовал его спину гигантским тяжелым кнутом. Мальчик молчал, и капельки крови, стекая с его спины, рисовали на сером гравии дорожки замысловатые алые узоры.

— Нет, — покачал головой доктор. — Шрамы слишком свежие. Похоже, ваш знакомый до сих пор играет в детские игры. Но как бы там ни было, я не могу поручиться за достаточную эффективность лечения, пока не буду знать всю предысторию его заболевания. Мне нужна информация, мисс Гамильтон, информация и еще раз информация, черт возьми! А он молчит. Он, видите ли, оберегает свою частную жизнь! Черт его подери! Мне остается надеяться только на вас. Быть может, вы объясните этому олуху, что запираться в данном случае просто глупо.

Пенни насмешливо поджала губы. Она сомневалась, что ее проповедь будет иметь какой-либо успех. Закрыв глаза, она думала о том, что стоит держаться подальше от этого волосатого хиппи. Слишком неутешительно все рассказанное ей доктором Маркумом.

Вдруг неподалеку раздался хорошо знакомый ей щелчок фотокамеры. Она вздрогнула и хотела спрятаться в ближайшей палате, но задержалась, подумав, что нехорошо оставлять тяжелобольного О'Кифа на растерзание журналистам. Тем более если доктор прав, она должна заступиться за Рэмзи.

С этой мыслью она быстро прошла до конца коридора к большой полутемной нише, откуда, как показалось, донесся щелчок фотоаппарата.

— Ну, мисс Гамильтон, всего один снимок, — услышал поспешивший за ней доктор.

Но неумолимая Пенелопа уже вытаскивала на свет Божий растрепанного щуплого репортера, сурово хмурясь и явно бормоча какие-то ругательства. Когда его растерянная физиономия стала видна в ярком свете люминесцентной лампы, Пенни криво усмехнулась и с насмешкой произнесла:

— Ах это ты, Максвелл! Я почти не сомневалась, что потемки скрывают именно твою невзрачную фигуру.

— Конечно, я! — гордо вскинул тот свой острый птичий носик. — Кто еще может разыскать вас в любом месте в любое время? Ведь вы — моя работа, мисс Гамильтон.

— Но на сегодня я предоставляю тебе отпуск за твой счет, — сказала она, переворачивая его фотокамеру. — Отдохни немножко.

— Но вы не можете так поступить! — взвизгнул щуплый журналист. — Это противозаконно.

— Нет, могу, — улыбнулась Пенни. — Это частная клиника. Слышишь — частная!

И с этими словами она, подцепив острым ноготком заднюю крышку фотоаппарата, извлекла из него темную фотографическую пленку.

Доктор Маркум с хитрой усмешкой следил за происходящим. Когда Пенелопа так ловко разделалась с нахальным фоторепортером, он поднял телефонную трубку и набрал номер охраны.

— Но публика имеет право знать о вашей жизни, — лепетал Максвелл, следуя за Пенни по пятам. — Ведь вы служите народу.

— Скорее убирайся отсюда! — резко обернулась к нему она. — Пока я не вызвала полицию.

— А кто этот длинноволосый, что лежит на койке в реанимации? — с любопытством покосился он на стеклянную дверь палаты.

— Исчезни, Макс, не раздражай меня.

— Но ему, кажется, нужна помощь.

Максвелл нерешительно переступал с ноги на ногу, осторожно, краем глаза заглядывая в палату, словно хотел незаметно проскользнуть внутрь. Но Пенни загородила ему дорогу. И он умоляюще посмотрел на нее.

— Но почему такие секреты? Кто этот таинственный субъект? Ваш новый любовник? Частный детектив? А может быть, убийца Тесс Ренфри? Публика может подумать бог знает что. Мы должны рассказать ей правду.

Не уступая ему дороги, Пенелопа насмешливо посмотрела на озабоченную физиономию журналиста — тот был весьма забавен в своем деловом рвении.

— Максвелл, ты смешон, — иронично прищурилась она. — Твоя великая забота об общественном мнении не слишком соответствует значению того бульварного журнальчика, в котором ты работаешь. Ноя могла бы, конечно, наплевать на все условности и дать тебе интервью, хотя бы за то, что ты, как правило, почти не искажаешь фактов, но после той глупости, которую ты сказал, у меня пропала всякая охота иметь с тобой дело.

Репортер приторно улыбнулся и с любопытством посмотрел ей в глаза.

— Какой глупости? Что вы имеете в виду? То, что он — ваш любовник, или то, что он — убийца Тесс?

Но Пенни было не так-то просто провести хитрыми журналистскими уловками. Она с невозмутимым спокойствием выдержала пристальный взгляд Максвелла. Маска холодного безразличия, казалось, была ей даже к лицу. Взглянув поверх головы, она сказала кому-то стоящему за его спиной:

— Выведите этого нахала из клиники. Он мне надоел.

И Максвелл понял, что его игра проиграна. Он явно перестарался сегодня. Пора было отступать.

— Что ж, — виновато пробормотал он, — я уже ухожу, — и вдруг его лицо расплылось в широкой плутоватой улыбке, — но я не прощаюсь. До свидания, мисс Гамильтон!

Пенни укоризненно покачала головой. Определенно этот субъект несносен.

— Я буду счастлива, если никогда тебя больше не увижу, Максвелл. При каждой нашей встрече ты ноешь, как заноза в заднице, — резко сказала она и повернулась к нему спиной.

— О! Мисс Гамильтон, ваша задница так прекрасна, что ей не может повредить никакая заноза, — ответил он, любуясь ее стройной фигурой.

Он хотел еще что-то сказать, но подоспевшие охранники крепко ваяли его под руки и повели по коридору. А Пенни вошла в палату и, глубоко вздохнув, прислонилась спиной к закрытой двери. Придя в себя, она задернула дверную занавеску и обернулась к Рэмзи, снимай с плеча тяжелую сумку. Слегка побаливала ключица. Вероятно, будет синяк. Пенелопа потерла ладонью плечо и приблизилась к кровати.

— Мистер О'Киф! — вполголоса окликнула она его. — Вы не спите?

Он не ответил. «Спит, — решила она. И, опустив сумку на пол, присела на стул возле постели. — Ничего, я подожду». Раскрыв небольшой иллюстрированный журнал, она принялась неторопливо перелистывать цветные блестящие страницы.

— Уйди.

Пенни вздрогнула от неожиданности. Посмотрев на Рэмзи, она увидела, что он все так же не обращает на нее внимания. «Должно быть, он смущен, — подумала она. — Ведь аллергическая реакция вызывает отек всего тела».

— Вы не возражаете, если я немного посижу возле вашей кровати?

Она надеялась, что со временем он успокоится и можно будет поговорить нормально.

— Возражаю.

— Но вам все же придется некоторое время потерпеть мое присутствие, я думаю, не слишком долго.

По правде сказать, Пенни и не хотела оставаться здесь надолго. Но ей необходимо было выждать, пока охрана выставит Максвелла за территорию клиники.

— Ты не нужна мне.

Его голос звучал хрипло и грубовато. Она отложила в сторону иллюстрированный журнальчик, и, поднявшись со стула, склонилась над кроватью больного.

— Как вы себя чувствуете, мистер Рэмзи? Не нужно ли позвать доктора?

— Нет, оставьте меня в покое!

О Господи! Неужели эта женщина так тупоголова? Неужели она не в силах понять, что смущает его? Как все скверно! О'Кифу было не по себе. Утыканный иглами, опутанный шлангами и проводами, он едва сдерживал стон от стыда и отчаяния. Показываться в таком виде перед женщиной! Это было выше его сил.

— Я бы и рада оставить вас в покое, но у меня ваши вещи. Я хочу их вам вернуть.

Она видела, как сильно он переживает. Мускулы на руках вздулись, лицо исказила судорога страдания, дыхание стало хриплым и частым. Его пальцы то сжимались в крепкие могучие кулаки, то разгибались вновь. Что-то было не так. Она испуганно смотрела ему в лицо и не знала, что делать.

— Мистер О'Киф, что с вами? Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?

Он медленно повернул к ней голову, и холодная угрюмая злость блеснула в его глазах.

— Помоги мне выбраться отсюда.

— Как? Прямо сейчас?

— Да. Немедля!

Дьявол понуждает его связываться с женщиной! Но у него нет выхода.

Она посмотрела в сторону стеклянной стены. Две белые медицинские шапочки склонились над столом дежурной сестры. В проемах рам тускло блестели объективы камер наблюдения. Зелеными огоньками вспыхивали экраны контрольных дисплеев. Она вновь обернулась к Рэмзи:

— Ну и здорово же ты опутан этими трубочками и проводами!

Пенни с улыбкой покачала головой. О'Киф покраснел и отвернулся. Голос его снова стал слегка хриплым и глухим.

— Это верно.

— Но если я решусь тебе помочь, — она и сама не понимала, почему вдруг согласилась с его предложением, — кто даст мне гарантию, что ты не отбросишь копыта где-нибудь посреди дороги?

— Копыта? Мы поедем верхом?

— Нет, конечно. Я хочу сказать, не умрешь ли ты, сбежав из клиники?

— Леди может быть спокойна, я совершенно здоров.

Она оглядела его с ног до головы. «А что? Может быть, он прав». И, удивляясь своему энтузиазму, опустилась на стул у кровати.

— Да, но я, честно говоря, не очень-то понимаю, как я смету тебя отсюда вызволить.

Рэмзи оценивающе посмотрел на нее и подумал, что, как бы шло ни было надежд на ее помощь, нужно решиться. Ведь если он проведет еще хотя бы один день в лапах этих зеленых существ, то определенно сойдет с ума.

— Помоги мне только найти дорогу отсюда.

Она еще раз окинула взглядом контрольные мониторы, камеры, провода. Внимательно осмотрела прозрачную голубую трубку, по которой кислород подавался в небольшую пластиковую маску, укрепленную у него на лице. И, покачав головой, подумала, что, возможно, еще большее число проводов и трубок привязывает его к постели под одеялом.

— Боюсь, что это невозможно. — Искоса наблюдая за Рэмзи, она увидела, как изменилось выражение его лица, из Доверчивого и простодушного став мгновенно мрачным и злым, — Посмотри на себя сам. Ты так опутан всем этим, — она кивнула на трубки и провода, — что освободить тебя почти нереально.

О'Киф издал какое-то глухое утробное рычание. Резким движением мощной мускулистой руки он сорвал с лица кислородную маску, и та, с гулким стуком ударившись о голубой кафель пола, обиженно запищала, продолжая пропускать через себя тонкую струю нагретого кислорода. Рванувшись, он сел на кровати. Натянулись и лопнули покрывавшие его тело разноцветные провода, со злобным шипением сползли на пол прозрачные трубки, палата наполнилась хрустом и шелестом разрываемой ткани. Испуганная Пенелопа вскочила со стула, но не успела она остановить его, как Рэмзи уже с отвращением отбросил в сторону присосавшиеся к его груди датчики. Дрогнула и замерла блестящая металлическая лапка белого приборчика, и истерически задребезжал в наступившей тишине пронзительный сигнал тревоги.

— Что ты делаешь? Опомнись!

Но он, не слушая ее, продолжал срывать с себя цветные эластичные ленты, трубочки, провода. Раздраженно поморщившись, выдернул из руки иглу капельницы.

— Остановись! Не надо!

Она склонилась над кроватью и крепко сжала рукой его плечо.

— Ну успокойся. Я уже поняла серьезность твоих намерений, но только, пожалуйста, ничего больше не рви.

Он повел плечом, и острый край сломанного датчика, скользнув вниз, оставил на нем глубокий кровоточащий порез. Пенни испуганно отдернула руку. Взяв кусочек ваты, она попыталась остановить кровотечение. В это мгновение дверь распахнулась, и в палату вбежала растрепанная медсестра.

— Вон отсюда! — заревел на нее Рэмзи.

— Все в порядке, можете идти, — успокоила Пенелопа оторопевшую сестру и, дождавшись, пока та выйдет из комнаты, отключила тумблер сигнализации. Затем обернулась к Рэмзи.

Выражение его лица оставалось таким же мрачным и холодным. Он внимательно оглядывался по сторонам, словно изучал диспозицию предстоящего боя.

— Надеюсь, они спрятали мою одежду в этом шкафу, — недовольно проворчал он, указывая на высокий стеклянный шкаф в противоположном углу.

Протирая ваткой его оцарапанное плечо, Пенни с беспокойством думала о том, что же ей делать дальше.

— Ты уверен, что не привязан к кровати?

Он удивленно посмотрел на нее и отрицательно покачал головой.

— Точно?

Она критически осмотрела его с ног до головы, словно желая понять, насколько он способен отвечать за свои слова. Рэмзи насмешливо улыбнулся и приподнялся в кровати.

— Может быть, леди желает убедиться сама? — сказал он, приподнимая одеяло.

— Ты хочешь испугать меня видом своего голого живота? Напрасно. Побереги лучше свою энергию для будущих приключений, а они тебя ждут наверняка.

Невозмутимо посмотрев ему в лицо, она принялась перевязывать найденным в тумбочке бинтом его рану. «Господи, — думала она, — похоже, любезность в его обращении сменило сладострастие».

Пока Пенни перевязывала плечо, Рэмзи с удовольствием разглядывал ее лицо. Оттененное мягкими волнистыми рыжими волосами, подвязанными на затылке узкой алой ленточкой, покрытое тонким золотистым загаром и легким облачком розоватых румян, будто прозрачной дымкой весеннего рассвета, оно сразу же располагало к себе. Краски были подобраны изумительно. Но Рэмзи искренне сожалел о том, что не может видеть такое прекрасное лицо без этих несколько излишних украшений. Временами ему казалось, что ее улыбка сияет сквозь них, как ласковое майское солнце сквозь разноцветную аляповатую мишуру громоздких театральных декораций. Улыбка же ее была поистине божественна.

Теперь, глядя на закатанные выше локтя рукава ее явно мужской куртки, он удивился тому, что она носит одежду едва ли не на десять размеров больше, чем ей необходимо. А вот ее узкие, тоже определенно мужские брюки сразу же привлекали внимание. Они так соблазнительно обтягивали ее тугие крепкие бедра, что Рэмзи не мог оторвать от них взгляд. Как ни пытался он отвести глаза в сторону, они вновь и вновь возвращались обратно.

Он тяжело вздохнул и попросил у Господа сил противостоять искушению. Ибо ежели всякая жена сего столетия носит оные прельстительные одежды, велика надобна сила истым разумным мужам.

Рзмзи поднял глаза и увидел, что Пенни, гордо выпрямившись и сложив руки на груди, насмешливо смотрит на него.

— Осмотр закончен? — с ядовитой иронией спросила она, и он слегка покраснел от смущения.

— Да, сударыня, на сегодня хватит. Не соблаговолишь ли, милая, подать мне мою одежду?

Пенни вызывающе подбоченилась. Его нахальство переходило всякие границы.

— Если ты хочешь сбежать из клиники, то изволь взять ее сам.

— Хорошо.

Рэмзи встал с кровати и голый направился к шкафу. Здесь он обернулся в надежде увидеть ее смущенной и отвернувшейся к окну. Каково же было его удивление и замешательство, когда он понял, что она, все так же гордо подбоченившись, насмешливо разглядывает его. Ничуть не смущенная, она, казалось, с удовольствием созерцала его крепкую атлетическую фигуру. «Бесстыдная девица», — со злостью подумал О'Киф и посмотрел ей прямо в глаза.

— Осмотр закончен, миледи?

— Ничего нового для себя я не увидела. Так что скорее одевайся, и будем разбираться в твоих делах.

— Я польщен твоими комплиментами.

О'Киф стыдливо прикрылся дверцей шкафа. «Уж не публичная ли девка? — подумал он. — Впрочем, нет. Она всего лишь поступила точно так же, как перед этим поступил я. Интересно, а что бы сделала Тесс на ее месте?» Этот вопрос, казалось, всерьез занимал его. Он улыбнулся своему неуместному любопытству и поспешно натянул правый сапог.

— Однако вы весьма своенравны, миледи.

— Ты хочешь меня похвалить? Это очень мило с твоей стороны.

Она усмехнулась, подумав, что его остроумие несколько старомодно. А в общем он, несомненно, очень интересный мужчина. Не говоря уж о красоте его стройного мускулистого тела, в которой она только что могла убедиться своими глазами: широкие, крепкие плечи, упругие, налитые мышцы, бронзовые от загара сильные бедра.

За дверцей шкафа, скрывавшей от нее Рэмзи, послышался какой-то странный резкий звук. Пенни вздрогнула от неожиданности и поспешила на помощь О'Кифу.

— Что случилось?

Он стоял, неловко прислонившись к стене, и, казалось, едва держался на ногах. Глаза его были закрыты, дыхание хриплое и тяжелое.

— Обопрись на меня. — Она подставила ему плечо и обхватила правой рукой талию, охнув от внезапного напряжения, когда он всей тяжестью привалился к ней. — А ты, однако, тяжеловат. Ну вот, а уверял меня, что совершенно здоров!

Он с усилием выпрямился, освободившись от ее рук, и, слегка покачиваясь, посмотрел ей прямо в глаза.

— Не суди меня строго, милая. Позволь хоть немного набраться сил.

Пенни не очень хорошо понимала, что он ей объясняет. Его близость странно волновала ее. Теплая упругая кожа его обнаженной груди легко касалась ее разрумянившейся от волнения щеки, рука ощущала приятную крепость горячего мускулистого тела. Подняв голову, она увидела широкий кривой шрам на его плече.

И вдруг он улыбнулся так светло и мужественно, что ее душа дрогнула и запела в ответ, как тронутые смычком струны маленькой скрипки. Да, похоже, Макс был прав: ее хваленая независимость — всего лишь не самая удачная маска. И ее одиночество в любой, момент может стать ей в тягость.

— Как звать тебя, милая?

Его голос звучал тихо, бархатно. И она не задумываясь откликнулась на его ласковый призыв:

— Пенни, Пенелопа Гамильтон.

Давно ей не приходилось представляться незнакомым мужчинам. С тех пор как ее второй фильм стал событием года, ей иногда казалось, что она знакома любому проходимцу и бродяге в Америке. «Боже, как это странно! — подумала она. — Я будто снова стала юной, никому не известной девушкой!» Пенни не могла отделаться от ощущения, что встреча с этим необычным, несколько старомодным Рэмзи О'Кифом была заранее предопределена судьбой и что ему суждено разрушить ее застарелое одиночество.