Любовь Чейза

Глава 3

Марси остановилась у двери в квартиру Чейза с уймой пакетов из супермаркета в руках. Сквозь дверь до нее донеслось:

— Я все же считаю, что не стоит его будить. Раз он не проснулся, когда мы вломились сюда и подняли такой шум, значит, сон ему нужен для здоровья.

— Но как же мы узнаем, откуда он здесь взялся, мама? И потом, сколько таблеток он принял? Может быть, именно из-за них он и спит мертвым сном.

— Успокойся, Лаки, — произнес еще кто-то, — пузырек с таблетками почти полон, вряд ли он превысил дозу. Лори права, ему пока лучше поспать.

— Какая-то повязка на груди, — сокрушенно сказала Лори Тайлер. — Совершенно ясно, что ему надо лежать. Подождем, пока он сам не проснется, а тогда и узнаем, кто привез его домой.

— Скорее всего очередная подстилка, — пробормотал Лаки.

Марси было более чем достаточно. Она сумела наконец, ухватившись за дверную ручку, повернуть ее и ввалиться в комнату под тяжестью пакетов с припасами. Все трое поспешно повернулись в ее сторону, и на нее тотчас уставились три пары изумленных глаз:

— Мисс Джонс!

— Хэлло, миссис Тайлер.

Марси польстило, что Лори Тайлер узнала ее. Несмотря на то что они с Чейзом учились в одном классе, у них были совершенно разные компании. Выписавшись из больницы, Марси уже подумывала было повидаться с Лори и извиниться за Танину смерть, но в конце концов решила этого не делать: обе вполне могли обойтись и без этой нелегкой встречи.

— Лаки, а ну-ка помоги, — распорядилась Лори, подталкивая вперед ошеломленного младшего сына.

— Марси, какого черта ты здесь делаешь?

Лаки освободил ее от покупок, завалив ими стойку бара, отделявшую маленькую кухню от гостиной.

Кошелек и ключи Марси тотчас положила на стул, на котором валялись непрочитанные письма и какая-то одежда. Судя по скопившейся на всем этом пыли здесь давно не прибирали.

— Смею тебя уверить: я отнюдь не очередная подстилка Чейза, — заметила она, скидывая пальто.

Лаки здорово смутился, правда, всего лишь на секунду.

— Весьма сожалею, что ты услышала, но в чем дело? Мы попросили хозяина дома последить за Чейзом и оповестить нас, когда он вернется. Домовладелец позвонил примерно полчаса назад и сообщил, что в квартире свет, хотя грузовичка Чейза здесь нет. Мы — сюда и вдруг видим, что брат один и в полной отключке!

— Да еще в бинтах, — добавила Девон. — Что-нибудь серьезное?

— Он, конечно, чувствует себя неважно, но, в общем, ничего страшного. Вчера вечером на родео в Форт-Уорте его потоптал бык.

Марси поведала им о происшествии и о том, как она оказалась на родео. Не сказала только о том, что провела ночь в больнице, в его палате, откуда лишь ненадолго отлучалась в гостиницу: приняла душ, переоделась, собрала свои вещи, а потом заехала в «Колизей» за его пожитками.

— Этим утром, когда я вернулась, он терроризировал ночную смену: отказался бриться, а уж о том, чтобы его обтерли, и речи не могло быть. Он вовсю настаивал на выписке.

— С ума сойти!

Девон кинула на мужа уничтожающий взгляд.

— Можно подумать, ты был бы послушным пациентом. Могу себе представить, как бы ты согласился на обтирание в постели! — Она снова обратилась к Марси: — И что, он взял и ушел из больницы?

— Ушел бы, если бы я не вызвала врача. Тот еле успел подойти. Осмотрев Чейза, рекомендовал ему полежать в больнице еще несколько дней. Впрочем, осознав, что с тем же успехом мог бы спорить со стенкой, доктор подписал выписку… Я вызвалась отвезти Тайлера домой и обещала врачу обеспечить больному постельный режим. Чейзу выписали рецепт на болеутоляющее — пузырек с пилюлями у него на тумбочке. Он принял только предписанную дозу.

Успокоившись, Лори опустилась на диван.

— Слава Богу, что вы там оказались, мисс Джонс, и взяли на себя труд позаботиться о нем.

— Пожалуйста, зовите меня Марси.

— Большое спасибо.

— Иначе и быть не могло.

Тут все разом замолчали. Без слов стало ясно, что помощь Марси была лишь слабой попыткой расплатиться за тот несчастный случай, когда погибла жена Чейза.

Девон первой нарушила неловкое молчание.

— А это что? — она указала на пакеты, разложенные на стойке.

— Еда. В холодильнике я нашла только банку протухших сардин, а в шкафах вообще пусто. Еще я купила чистящие и моющие средства.

Лори провела пальцем по кофейному столику. Да, пыль, похоже, здесь сто лет не вытирали.

— По-моему, здесь не убирались с тех пор, как погибла Таня.

— Так оно и есть, не убирались.

Все как один повернулись к Чейзу, возникшему в дверях. Из-под купального халата, болтающегося у него на плечах, высовывались крепкие голые ноги, в открытом вороте виднелись белые бинты. Волосы старшего брата стояли дыбом так, будто он побывал в аэродинамической трубе, а щетина стала еще темнее. Однако ничуть не темнее его мрачного лица.

— И гостей сюда тоже не приглашали, — добавил он. — И это меня устраивает. Так что теперь, когда вы закончили свое небольшое обсуждение моих недостатков, можете выметаться отсюда к чертовой матери и оставить меня в покое.

Лори, сохранившая гибкость, несмотря на свои пятьдесят с лишним лет, легко вскочила на ноги:

— А теперь выслушай меня, Чейз Тайлер! Я не допущу, чтобы мои дети разговаривали со мной в таком тоне, это касается и тебя тоже. Мне наплевать, что ты уже вырос. — Она засучила рукава, словно готовилась вступить с ним в драку, если будет на то необходимость. — А выглядишь-то как! Мне даже стыдно признаться, что ты мой старший сын, от которого разит, как из помойки. Квартира эта — свинарник, непригодный для жилья. Пора положить этому конец. С этой же минуты, — подчеркнула она. — Я сыта по горло твоей жалостью к себе самому, твоим нытьем и постоянно хмурым видом! Я устала ходить вокруг тебя на цыпочках. Когда ты был мальчишкой, я старалась ради твоей же пользы — не важно, нравилось тебе это или нет. И вот теперь ты взрослый и можешь якобы сам о себе позаботиться… Но, видимо, пора мне все-таки воспользоваться некоторыми правами матери. Нравится тебе это или нет — уж не обессудь.

Она выпрямилась и скомандовала:

— Иди побрейся и прими ванну, а я приготовлю куриную лапшу.

Чейз постоял минуту, покусывая щеку изнутри, потом взглянул на брата:

— Сгоняй за бутылкой, а?

— Черта с два! Не хочу, чтобы она и ко мне прицепилась.

Чейз опустил голову, бормоча проклятия. Когда он снова поднял глаза, его гневный взгляд уперся в Марси.

— Это все ты виновата! Понятно?

С этими словами он повернулся и тяжело зашагал по прихожей к своей спальне. Потом громко хлопнул дверью.

Марси невольно отступила на шаг, как будто он ударил ее, и, сама того не замечая, прижала руку к груди, словно защищаясь. Девон тотчас обняла ее за плечи.

— Он совсем не это хотел сказать, Марси.

— А я думаю, это, — выдавила та потрясенно.

Лаки попытался успокоить женщину:

— Он же не об аварии, Марси. Он заикнулся о том, что ты навлекла мамин гнев на его голову.

— Он не в себе, Марси. — Воинственность Лори поулеглась, она нежно улыбалась. — Глубоко в душе он наверняка благодарен вам за то, что вы были с ним вчера вечером и помогли ему решиться на то, чего ему действительно хотелось — вернуться домой. Вы дали ему возможность подчиниться вам и все же не потерять лицо. Мы все вам глубоко благодарны, и Чейз тоже.

Марси неуверенно улыбнулась, потом взяла свое пальто и ключи.

— Раз вы здесь, я могу попрощаться.

— Я провожу тебя до машины.

— Не стоит, Лаки, — откликнулась женщина, поспешно отворачиваясь. Незачем им выдавать ее слезы. — Я зайду позже — проведаю его. До свидания.

То, что было мокрым снегом в ста милях к западу, в восточном Техасе обернулось мерзким и хлестким от ветра дождем. Марси вела машину очень осторожно: капли дождя на ветровом стекле и ее собственные слезы делали дорогу почти невидимой.

Когда поздно вечером того же дня в дверь постучали, Чейз разразился долгими проклятиями. После того как его квартиру пропылесосили, вымыли, вычистили и обработали дезинфектантом, она наконец стала чистой, пустой и молчаливой. Оказавшись наедине с самим собой и неотступной болью в ребрах, он, блаженствуя, доедал обед.

Отзываться на стук не хотелось. Пришедший, кто бы он ни был, подумает, что Чейз спит, и уйдет. Однако в нем еще теплилась надежда, что это Лаки, тайком притащивший ему что-нибудь покрепче, чем чай или кофе. Чейз поднялся из-за стойки бара и босиком прошлепал к двери.

На пороге стояла Марси с букетом цветов. Он что-то не припоминал, чтобы она раньше ходила в джинсах. Оказалось, у нее длинные и стройные ноги.

Под коротким стеганым жакетом из джинсовой ткани виднелась футболка, украшенная брызгами металлизированной краски, футболка! — нечто весьма далекое от деловых костюмов, в которые она обычно одевалась.

И волосы распущены! Вместо аккуратно собранного пучка, который у нее был утром, по плечам женщины рассыпались локоны цвета темного пламени. Капли дождя на них переливались, как осколки бриллиантов, в ярком свете фонаря на крыльце. Ему не особенно нравились рыжие волосы, но волосы Марси казались сегодня вечером шелковистыми и красивыми.

Единственной знакомой деталью оказались очки: почти все годы в школе Зануда Джонс носила их не снимая. Теперь он вдруг припомнил, что два года назад, когда они снова встретились у него в кабинете в тот самый злополучный день, когда погибла Таня, Марси, по-видимому, была в контактных линзах.

— На улице холодновато, — сказала она.

— Ох, извини!

Шаркая, он посторонился, и она проскользнула в дом.

— Ты один?

— Слава Богу.

Закрыв дверь, он повернулся к ней. Глаза ее обеспокоенно забегали, и ему захотелось улыбнуться. Чтобы сделать матери приятное, он принял ванну, побрился и вымыл голову, но одеваться не стал и по-прежнему расхаживал в купальном халате.

Старая дева вроде Марси, наверное, не привыкла разговаривать с босыми, голоногими и гологрудыми мужиками, хотя она не утратила самообладания, когда он в больнице встал с кровати в одной только грудной повязке.

Однако больничная палата — это безопасное, некомпрометирующее окружение в отличие от квартиры вдовца. Чейз почувствовал ее неловкость и решил, что так ей и надо, раз она вперлась туда, куда не звали.

— Это тебе. — Марси протянула ему живописный букет.

— Цветы?

— Это что, роняет мужское достоинство? — раздраженно поинтересовалась она.

— Не в этом дело. Они напоминают мне о похоронах. — Он положил букет на кофейный столик, который Девон сегодня днем отполировала до зеркального блеска. — Спасибо за цветы, но я предпочел бы бутылку виски. Все равно какого сорта.

Она покачала головой.

— Пока ты принимаешь болеутоляющее — ни за что.

— Эти пилюли не снимают боль.

— Если у тебя такая сильная боль, то, может быть, следует вызвать «скорую помощь», чтобы тебя положили в больницу?

— Я вовсе не об этой боли, — пробормотал Чейз, отворачиваясь и направляясь к бару, где остался его обед. — Хочешь?

— Чили? — Она с отвращением уставилась в плошку с жирным мясом, тушенным по-техасски, с острым красным перцем. — А что случилось с куриной лапшой, которую приготовила тебе твоя мать?

— Я ел ее во время ленча, но второй раз за день она мне в глотку не полезет.

— Я захватила консервированное чили; думаю, через пару дней для тебя это будет самая подходящая пища. Но сейчас — вряд ли это то, что тебе нужно.

— Не нуди насчет того, что я ем.

Он опустился на табуретку и отправил в рот еще ложку. Подняв голову, кивнул на другую табуретку, приглашая ее сесть. Она сбросила жакет и села.

Очистив плошку до дна, он отодвинул ее в сторону. Марси тотчас отнесла ее в мойку и, тщательно вымыв, поставила рядом с кастрюлькой, в которой он грел мясо. Потом приблизилась к кофейному столику, взяла букет и поставила его в высокий стакан, который поместила на стойку бара прямо перед ним.

— Нет смысла обрекать цветы на преждевременную смерть только из-за того, что ты идиот, — сказала она, снова устраиваясь на табуретке.

Он нахально хмыкнул:

— Пропадаешь зазря, Марси. Из тебя вышла бы чудесная женушка. Ты такая… — Он замолчал и всмотрелся в нее попристальнее. — Что у тебя с глазами?

— Что ты имеешь в виду?

— Вроде бы покраснели. Ты плакала?

— Плакала? Конечно, нет. Меня что-то линзы стали беспокоить. Пришлось их вынуть.

— Линзы… Пока я не увидел тебя в очках, мне и в голову не приходило, что ты теперь носишь контактные линзы. Твоя внешность очень изменилась по сравнению со школой.

— Несколько двусмысленный комплимент, но все равно — спасибо.

Он перевел взгляд пониже.

— И грудь появилась.

— Все равно ничего примечательного. Не то что у твоей возлюбленной.

Он как-то заметно подобрался, на лбу проступили морщины.

— Возлюбленной?

— Та, вчерашняя дама…

Он успокоился.

— А… У нее сиськи что надо, а?

Марси вытянула руки вперед:

— Вот досада! Ты что, не помнишь?

— Нет. Ни единой черты.

— Не помнишь серебряные волосы и пронзительно-алые ногти?

— Не-а! — Глядя ей прямо в глаза, он добавил: — Она была просто удобная шлюшка.

Марси хладнокровно навалилась на стойку бара. Не отводя взгляда, она подалась вперед.

— Послушай, Чейз, давай я избавлю тебя от усилий, которые ты тратишь, чтобы меня оскорбить. Не существует такого оскорбления, которого я не слышала бы, начиная с того, что меня звали Четырехглазой Куриной Ножкой, и Занудой, и Рыжиком… Так что ты можешь вести себя как подонок, когда я приношу тебе цветы, и это меня не оскорбляет. Что до непристойностей, то я работала вместе с мужиками, с тех пор как окончила колледж. На любую неприличную шутку, которую ты только можешь придумать, я могу ответить еще более неприличной. Я знаю все слова, которые пишут в сортирах. Ты не можешь сказать ничего, что бы меня возмутило или шокировало… Понятно, что твоя потенция не умерла вместе с твоей женой, хотя тебе этого, быть может, и хотелось бы. У тебя есть физиологические потребности, которые ты удовлетворяешь с теми бабами, которые в данный момент оказываются под рукой. Я тебя не хвалю и не осуждаю за это. Сексуальность естественна для человека, и каждый из нас распоряжается ей по-своему. Нет, меня ставит в тупик не твое поведение, а поведение тех женщин, которые позволяют тебе себя использовать. Кругом люди, которые о тебе беспокоятся, а ты упорно отвергаешь их внимание и злоупотребляешь их заботой. Но я не позволю тебе поступать подобным образом со мной. У меня есть более подходящие и намного более приятные способы проводить время.

Она встала, потянулась за жакетом и надела его.

— Ты, наверное, слишком туп, чтобы понять, что самое лучшее, что с тобой случилось, — это бык по кличке Эльдорадо. Жаль только, что он не лягнул тебя как следует в башку. Может, вбил бы тебе немного здравого смысла!

Она направилась к двери, но не смогла и шагу ступить. Чейз поймал ее за полу жакета.

— Извини, пожалуйста, останься ненадолго!

Повернувшись, она бросила на него возмущенный взгляд:

— Чтобы ты еще раз проехался насчет того, что я не замужем? Чтобы снова попытался шокировать меня непристойностями?

— Нет. Чтобы я не был таким чертовски одиноким!..

Чейз не знал, почему он так открылся перед ней. Может, потому, что она была так же честна с ним. В глазах всех остальных она была добившейся успеха привлекательной женщиной. Однако когда она смотрела в зеркало, то видела там высокого, худого очкарика с волосами цвета морковки и накладками на зубах.

— Пожалуйста, Марси…

Для виду она еще поупиралась, когда он потянул ее за руку, но в конце концов смягчилась и снова уселась на табуретку с гордо поднятой головой. Впрочем, после того, как их пристальный взгляд в глаза друг друга растянулся на долгие секунды, нижняя губа Марси начала подрагивать.

— Ты все-таки винишь меня в смерти Тани, да?

Он поймал обе ее руки и сжал их в своих ладонях.

— Нет, — ответил он твердо. — Нет. Очень жаль, если у тебя все же создалось такое впечатление.

— Наутро после аварии вы с Лаки пришли ко мне в больницу, и я спросила, считаешь ли ты меня виноватой в смерти Тани. Помнишь?

— Нет. Я был переполнен горем и почти ничего не помню о том времени. Лаки потом сказал мне, что я вел себя как настоящий шизик. Но что я помню точно, так это то, что у меня не было зла на тебя. Виноват тот парень, который вылетел на красный свет. Бог так распорядился, при чем здесь ты? Ты тоже пострадавшая. Я убедился в этом, когда мы ехали домой.

Он невидящим взглядом уставился на свои руки, но не почувствовал ничего даже, когда провел большим пальцем по костяшкам ее пальцев.

— Я так любил Таню, Марси.

— Знаю.

— Но тебе не понять… Никто не может понять, как сильно я ее любил. Такая добрая, чуткая… Она никогда не скандалила, очень переживала, когда кто-нибудь расстраивался. Умела дразнить так, чтобы было смешно, но совсем не обидно. Таня никогда не причиняла боль. Нам было невероятно хорошо вместе. Плохие дни с ней становились лучше, а хорошие — великолепными.

Он вздохнул полной грудью.

— А потом ее не стало. Так внезапно. Так необратимо. Только пустота и туман вокруг.

Он почувствовал, как к горлу подступает комок — свидетельство того, что мужество покидает его, и с трудом сглотнул.

— Я попрощался с ней. Обнял и поцеловал. Помахал ей вслед, когда вы уезжали. А потом я увидел ее уже в морге. На столе. Было холодно, у нее посинели губы…

— Чейз!

— И ребенок, Марси… Мой ребенок! Он погиб. — Глаза его наполнились жгучей влагой. Чейз отпустил руки Марси и, сжав кулаки, размазал предательские слезы. — Иисусе…

— Поплачь, поплачь — станет легче…

Он ощутил на своем плече ее руку.

— Если бы только я поехал с вами, как она хотела, может, ничего и не случилось бы!

— Ты не можешь знать это наверняка.

— И почему я не поехал? Какие-то важные дела задержали, что ли? Если бы я поехал, то, может быть, сидел бы там, где была она. Может быть, она выжила бы и родила нашего ребенка, а я бы погиб. Жаль, что не погиб. Было бы лучше…

— Нет, не лучше! — Резкий голос Марси заставил его вздрогнуть. Он отнял руки от лица. — Если ты еще раз скажешь что-нибудь в том же роде, я снова дам тебе пощечину.

— Но ведь так оно и есть, Марси.

— Неправда, — резала она, категорично тряхнув головой. — Если ты и в самом деле хотел смерти, почему ты не похоронен рядом с Таней? Почему ты не нажал на спусковой крючок, или не бросил с моста машину, или не взял в руки опасную бритву, или не проглотил горсть пилюль?

Она вскочила, дрожа от возмущения и продолжая наступать на него.

— Есть десятки способов покончить с собой, Чейз. Пьянство, бабы и родео тоже к ним относятся. Но можешь не сомневаться: это чертовски медленный способ саморазрушения. Так что либо ты лжешь, утверждая, что хотел умереть, либо ты действуешь поразительно неумело. Единственное, что тебе прекрасно удалось — это совершенно расклеиться и испортить жизнь всем окружающим.

Чейз тоже вскочил с места. Теперь его раненая грудь горела не от горя, а от гнева.

— И какого дьявола ты позволяешь себе так со мной разговаривать?! Вот когда потеряешь любимого человека и своего ребенка, тогда и будешь вправе говорить, что я расклеился. А до той поры — убирайся прочь из моей жизни и оставь меня в покое!

— Отлично! Но напоследок я выскажу тебе еще кое-что… Ты не чтишь памяти Тани. Твое горе бессмысленное и нездоровое. За то недолгое время, что мы общались, Таня показалась мне очень жизнелюбивым человеком. И она буквально боготворила тебя, Чейз! В ее глазах ты был непогрешим. Интересно, осталась бы у нее хоть капля уважения к тебе, посмотри она хотя бы краешком глаза, во что ты превратил свою жизнь? Думаешь, она обрадовалась бы, что ты совершенно раскис? Что-то я в этом сильно сомневаюсь!

Чейз с такой силой стиснул зубы, что даже челюсти заболели.

— Я сказал — убирайся!

— Ухожу. — Марси торопливо пошарила в сумочке, достала оттуда сложенный листок розовой бумаги и расправила его на стойке. — Вот оплаченный мной и расписанный по пунктам счет из больницы. Надеюсь, завтра я получу сполна.

— Ты же знаешь, что у меня нет денег…

— Тогда советую тебе достать их. Доброй ночи!

Она и не подумала подождать, чтобы он проводил ее, а пересекла гостиную, решительно взялась за ручку и выскочила прямо под дождь, громко хлопнув дверью.

— Сучка, — пробормотал он зло, смахнув счет за лечение на пол. Листок упал к его ногам. Он с ненавистью пнул его, но движение отдалось в ребрах острой болью. Поморщившись, он заковылял в спальню за пузырьком спасительных таблеток на тумбочке.

Вытряхнув таблетку на ладонь, он закинул ее в рот и проглотил, не потрудившись налить стакан воды.

Закрывая лекарство, он вдруг задумался и стал крутить в руках пузырек янтарного цвета. А ведь и правда, все эти таблетки можно принять одновременно!

Раньше он и помыслить не мог о таком.

Чейз рассеянно опустился на кровать. Значит, Марси права? Если он серьезно хотел покончить с жизнью после смерти Тани, то почему до сих пор не сделал этого? Возможностей хватало — вдали от дома, в пути, в компании случайных приятелей, когда он был одинок, без денег, пьян и подавлен… Но ведь он даже ни разу не подумал о самоубийстве.

Где-то в глубине души он, должно быть, ощущал, что жить, конечно же, стоит. Но для чего?!

Чейз поднял взгляд на фотографию в рамочке… Они с Таней сфотографировались в день свадьбы. Господи, как она хороша! И такая сердечная улыбка. Он ни на минуту не сомневался, что она его любит. И умерла, зная, что любима им. Да и разве могло быть иначе? Всю свою жизнь Чейз старался построить так, чтобы у нее даже не возникло сомнений.

Марси абсолютно точно подметила и другое — он попрал память Тани своим теперешним образом жизни. Странно, что никто из родных не понял этого и не угадал, на какие кнопки нажать, чтобы заставить его опомниться и присмотреться к своей жизни.

А ведь Таня гордилась его планами. Впрочем, после ее смерти все планы куда-то испарились; осталось только желание напиться так, чтобы чувства притупились и память затуманилась. Сначала он ради проформы еще появлялся в конторе «Тайлер дриллинг», но однажды утром явился туда пьяным в тот самый момент, когда Лаки беседовал с предполагаемым клиентом. Младший брат взорвался: лучше бы Чейзу здесь вообще не появляться, раз уж он отваживает тех немногочисленных клиентов, которые у них еще остались.

Вот тогда-то он и пустился во все тяжкие, кочуя с места на место и выступая на родео так часто, как только удавалось платить взнос участника. Он выигрывал ровно столько денег, сколько требовалось на виски и бензин, а большего ему и не хотелось. Заправляя бак грузовика бензином, он ехал дальше, виски же позволяло на время забыть о сердечной боли и опустевшем доме…

Жизнь его превратилась в бесконечный круговорот распутства, пьянства, азартных игр, драк, родео. Он выигрывал и просаживал деньги, бесцельно скитался по стране, не останавливаясь нигде надолго, чтобы не столкнуться с тем, от чего убегал.

Улыбающийся жених на фотографии теперь даже внешне не походил на него. Больше того — он над ним издевался! Как наивно было тогда думать, что жизнь дается с гарантией непрекращающегося счастья! Чейз всмотрелся в светлую красоту жены, прикоснулся губами к ее улыбке и устыдился своего малодушия.

По словам матери, терпение близких уже иссякло; всех своих друзей он оттолкнул сам, остался абсолютно без средств, спал с женщинами, которых наутро даже вспомнить не мог. Блудный сын да и только!

Что ж, пора встряхнуться. Жизнь, конечно, отнюдь не подарок, но в одном можно не сомневаться: хуже, чем сейчас, уже не будет.

Завтра он поговорит с Лаки и узнает, как идет дело, и вообще, есть ли оно еще у них? Завтра он увидится с матерью и поблагодарит ее за куриную лапшу. Завтра же наскребет денег и расплатится с Марси. Надо же когда-то начинать! Придется жить одним днем.

Но сначала, подумал Чейз, прикасаясь к фотографии губами и целуя изображение, он еще раз поплачет о Тане.