— Откуда ты узнал о них? — спрашиваю я. Настала пора выяснить все до конца, вопросы уже стучат мне в лоб, вырываясь наружу. — О маме и Джейкобе?
Кеннет усмехается.
— Их роман в истории Беккеров едва ли не самое печальное и значительное событие. Теперь мне и не вспомнить, от кого я впервые услышал этот рассказ. Определенно не от бабушки — она до последнего, когда еще не была столь немощной, запрещала упоминать при ней об Эмили. Остальные рассказывали о них с отцом пасмурно, но весьма многословно. Особенно тетя Джейн. А мне, поскольку я никогда не знал отца, хотелось слушать о нем и слушать хоть одно и то же сотню раз подряд.
Поначалу, признаюсь, я был тоже страшно зол на Эмили. Потом, когда повзрослел, задался целью раздобыть о них двоих и вообще об этой истории как можно больше подробностей, и это переросло в своего рода увлечение, жизненно важную игру.
— Жизненно важную? — медленно спрашиваю я.
— Конечно! — с чувством восклицает Кеннет. — Эта любовь его погубила. Я поставил перед собой задачу постичь, был ли в этом хоть какой-то смысл и что все это значило.
Киваю, глядя в пустоту, наполненную желтым светом ламп, и раздумывая о том, есть ли вообще смысл в любви. Почему так нередко она не созидает, а крушит, озадачивает, приносит несчастья?
— Поначалу все мои расследования были детски бестолковыми и бесполезными. Все неизменно заканчивалось тем, с чего началось: семейными россказнями, значительно приукрашенными и искаженными временем. Потом я окончательно встал на ноги, выбрал профессию, которая в итоге изрядно мне помогла, и дело сдвинулось с мертвой точки.
— Кто ты по профессии? — интересуюсь я, вспоминая, что все собиралась об этом спросить, но так и не выдалось удобной минуты.
— Детектив, — отвечает Кеннет. — Работаю в сыскной полиции.
Присвистываю.
— Ого! Раньше надо было предупреждать!
Кеннет смеется.
— Что бы от этого изменилось?
— Я бы десять раз подумала, стоит ли уединяться с тобой в номере и не опасно ли это. — Многозначительно кошусь на его исполинские плечи.
Он сгребает меня в объятия.
— Чего же тут думать, глупый ты человечек? Со мной, наоборот, безопасно. Я, конечно, не Господь Бог, но разных подонков и их проклятые ходы и трюки знаю как свои пять пальцев. — Он кашляет, и я чувствую, что это не от простуды и не оттого, что в горле застрял кусок бутерброда. — Я не настолько порядочен, как твой Джонатан, — несколько сдавленным голосом говорит Кеннет. — Могу немного выпить, особенно когда после долгих мучений отловлю очередного гада, живу отнюдь не по расписанию… И со мной не спокойно… — Он взволнованно проводит рукой по коротким волосам, усмехается и добавляет куда более бодро: — Но, знаешь, мне кажется, я вправе потягаться с ним. Подумай об этом.
— Непременно. — Смеюсь, твердя себе, что все это несерьезно. Ночь скоро подойдет к концу, и все вернется на круги своя.
— Поначалу я считал, что отец после исчезновения Эмили просто немного сошел с ума, — после непродолжительного молчания снова серьезным тоном говорит Кеннет. — Потом стал встречаться с людьми, с которыми он дружил или просто знался до и после того, как познакомился с твоей матерью, разыскал даже врача, к которому он по тому или иному поводу обращался в последние полтора года жизни.
Я слушаю, почти не дыша. При мысли, что мы дети тех влюбленных и что нас тоже, пусть на одну ночь, соединила судьба, снова и снова бросает в дрожь.
— Джейкоб не был сумасшедшим, — уверенно произносит Кеннет. — Оказывается, он даже специально проверялся, все ли с ним в порядке. Тесты подтвердили, что его психика не нарушена. Дело было в обыкновенной, правда чересчур пламенной, любви…
Слово окатывает меня холодной морской волной. Любовь… Получается, она нечто вроде наркомании или азартных игр? И то и другое ведет к одному финалу — гибели. Или я чего-то недопонимаю?
— Я буквально заболел этой историей, — продолжает Кеннет. — И стал наводить справки об Эмили. Оказалось, она вполне порядочная дама, много лет замужем за одним и тем же мужчиной и у нее есть дочь, Рейчел…
Сдвигаю брови и смотрю на него в недоумении.
— Откуда ты все это узнал?
Он берет меня за руку и крепко сжимает ее, будто боится, что сейчас я выпорхну в приоткрытое окно.
— Я работаю в полиции Нью-Йорка, у меня масса знакомств по всему свету. Впрочем, общие сведения в наши-то дни, когда всякому доступен Интернет, нетрудно узнать о ком угодно. — Он разжимает руку и изучает мои пальцы, словно поставил перед собой задачу в точности запомнить расположение и изгиб каждой черточки. — В тот момент у меня и возникло это странное чувство…
Мне снова делается страшно. Я ощущаю себя навек заключенной в клетку наших общих чувств и пока не могу понять, принесет ли мне такая жизнь счастье.
— Я сказал себе, что рано или поздно все равно тебя встречу, — рассказывает Кеннет, не поднимая глаз. — А когда Нора надумала выйти замуж, пристал к Джейн с просьбой… — Он умолкает.
До меня доходит, как все получилось. Я резко поворачиваю голову и смотрю на Кеннета широко раскрытыми глазами.
— Значит, если бы не ты, они, составляя список гостей, про нас и не вспомнили бы?
Он пожимает плечами.
— Не знаю… Вспомнить, может, и вспомнили бы, но приглашать скорее всего не стали бы.
К моим щекам приливает краска.
— А если бы я не приехала? Я приняла решение в последнюю минуту, да и то под влиянием настроения.
— Но ведь приняла же, — говорит Кеннет, приковывая ко мне взгляд своих темных глаз. — Иначе не могло быть…
— Нет, могло! — Я вырываю у него руку, вскакиваю и начинаю взволнованно ходить взад-вперед перед кроватью, еще не вполне понимая, что меня так не устраивает. — Я до сих пор удивляюсь, что приехала! Мне могли не дать выходных или Джонатан запротестовал бы — да мало ли как сложились бы обстоятельства! Я здесь по чистой случайности! — Останавливаюсь лицом к Кеннету и встряхиваю волосами, из которых так и не вытащила последние шпильки.
— Если бы ты не приехала, я придумал бы что-нибудь еще, — говорит он. — В крайнем случае сам явился бы в Сидней, нашел бы повод с тобой познакомиться. В конце концов, пришел бы к вам в дом под видом электрика или водопроводчика.
Смеюсь.
— Я сразу раскусила бы тебя, когда увидела бы, что ты не имеешь понятия, как устранить засор в душе.
— Засор в душе! — Кеннет ухмыляется. — Подумаешь, проблема! По-твоему, я настолько беспомощный? Не в состоянии справиться с элементарной задачей, умею лишь бегать за тенями из прошлого да припирать к стенке убийц?
С моих губ слетает вздох.
— Не знаю.
Кеннет барабанит пальцами по коленям.
— У меня, можно сказать, золотые руки. Я без труда починю телевизор, поправлю прохудившуюся крышу и даже немного готовлю. Словом, в домашнем хозяйстве я незаменим.
— Рекламируешь себя?
— А что тут такого? Без рекламы о товаре вообще не будут знать.
— Это ты себя называешь товаром? — спрашиваю я, заправляя за уши волосы.
— Образно выражаясь, — тотчас находится Кеннет.
Тут неясная мысль, которая все это время не давала мне покоя, окончательно сформировывается и меня опаляет жгучая злость.
— Подожди-подожди… — Складываю руки на груди и наклоняю вперед голову. — Но ведь ты совершенно не знал меня, понятия не имел, как я выгляжу, что собой представляю и чем занимаюсь!
— Да, но… — растерянно бормочет Кеннет, однако я его перебиваю:
— Получается, когда я здесь появилась, ты взглянул на меня не как на… гм… женщину, которая пришлась тебе по вкусу, а всего лишь как на дочь Эмили, в которую был безумно влюблен твой отец, как на ту, кем ты непременно должен увлечься… — Собственные слова потрясают меня до глубины души, и хочется повернуть время вспять, чтобы отказаться от поездки и никогда не знать о существовании Кеннета О’Дина.
Он поднимает руки, желая что-то сказать, но я не даю ему такой возможности:
— Ты убедил себя в том, что их любовь не могла бесследно исчезнуть, поверил, что мы должны стать своего рода наследниками, и не учел самого важного: чтобы не постигло жестокое разочарование, надо прежде всего разглядеть и узнать того, кого выбираешь. А обросшие выдумками рассказы и юношеские мечты отставить в сторону. — Вся кипя от возмущения, я начинаю собирать с пола свою одежду и продолжаю говорить: — Не исключено, что завтра, когда рассеется дымка сказочности и я надену обыкновенные джинсы, ты увидишь меня совсем другой. Господи, как же все мерзко и глупо… А я-то, дурочка…
— Да помолчи же ты хоть минутку! — требует Кеннет.
Я замираю с лифчиком в руке.
— Иди сюда, — с ласковой требовательностью велит Кеннет, хлопая по кровати рядом с собой. — И оставь в покое свои тряпки. Еще успеешь их поднять. — Он берет у меня лифчик, с улыбкой умиления гладит пальцем бусину между чашечками и бережно откладывает вещицу на край кровати.
— Послушай, я знаю, что сейчас ты будешь все отрицать, — торопливо говорю я.
— Можно мне вставить хоть слово? — спрашивает Кеннет с обидой.
Поднимаю руки, сдаваясь.
— Ладно, слушаю.
— Слушай внимательно, — просит он.
Киваю.
— Я давал себе отчет в том, что могу чересчур увлечься своей игрой и действительно, так сказать, запрограммировать вспышку страсти к тебе, какой бы ты ни оказалась, — спокойно и размеренно начинает объяснять Кеннет. — Поэтому специально беседовал об этом со своим психоаналитиком, и он сделал все возможное, чтобы я не попался в ловушку самовнушения.
Скептически ухмыляюсь, но Кеннет жестом просит не перебивать его. Молчу.
— Но главное не в этом, — хрипловато говорит он. — Главное в том, что я почувствовал, когда впервые увидел тебя. — На его губах появляется нежная улыбка. — Ты смотрела в другую сторону и еще знать обо мне не знала. А я, как только взгляд упал на тебя, буквально обмер — такое это было потрясение.
— Узнал? — недоуменно спрашиваю я.
Кеннет шире улыбается и смотрит на меня так, будто я средоточие всего самого удивительного в целом мире.
— Ты похожа на мать. Но я понял это только через некоторое время, — поспешно повторяет он. — А эти первые мгновения… Они-то и доказали, что не напрасно я тешил себя сказками про единственную и долгожданную встречу… — Его голос стихает.
Я сижу ни жива ни мертва. Мне навязчиво вспоминается тот миг, когда встретились наши взгляды, и меня не оставляет ощущение, что нас соединила некая потусторонняя сила, против которой нет оружия. В ушах снова звучат слова Кеннета, и я только теперь обращаю внимание на одну странность.
— Послушай, ты говоришь, что узнал меня, что я похожа на мать… Но ведь с ней ты не знаком?
— Отчасти знаком, — с загадочным видом говорит Кеннет.
Сдвигаю брови. Он смеется.
— По крайней мере, знаю, как она выглядела в те дни, когда жила с отцом среди леса.
— Откуда тебе знать? — недоуменно спрашиваю я.
— Не бойся, я не колдун, — с улыбкой бормочет Кеннет. — Расслабься. — Он гладит меня по ноге. — Я всего лишь видел портреты Эмили.
— Портреты? Он рисовал ее?
Кеннет кивает.
— Было бы любопытно взглянуть.
— Я непременно покажу их тебе.
Какое-то время ни я, ни он не произносим ни слова.
— Да, мы знакомы всего ничего, — наконец медленно говорит Кеннет. — И слишком уж невообразимы обстоятельства нашей встречи. Это даже немого пугает. К тому же ты замужем и не собираешься оставлять своего Джонатана… — Он едва слышно вздыхает. — Я не вправе ничего требовать от тебя и пока не желаю ничего обещать… Но прошу об одном: давай хотя бы попробуем… чтобы после не кусать локти.
Мне представляется лицо Джонатана, мозг простреливает мысль о том, что счастье с Кеннетом чересчур не похоже на правду, и я качаю головой.
— Это исключено. Я не уйду от Джонатана, что бы ни случилось. Не смогу…
— Подожди, — умоляюще просит Кеннет, сжимая мою руку. — Я не надеюсь, что ты немедленно порвешь с ним. В конце концов, у вас семья, не просто встречи от раза к разу, как было у нас с Анабелл. От столь серьезных отношений не отказываются из-за… вспышки страсти, — произносит он, и я слышу в его голосе плохо скрываемую боль.
— Дело даже не в том… — бормочу я.
— Пожалуйста, не перебивай, — громким шепотом просит Кеннет.
— Хорошо.
— У меня к тебе единственная просьба: давай проверим, нужны ли нам эти отношения. Может, они гораздо важнее, чем ваш брак с Джонатаном? Может, мы обязаны поддержать их, чтобы зародить новую жизнь? Даже не одну…
— Обязаны перед кем? — тихо спрашиваю я.
— Перед судьбой, перед самими собой, — взволнованно шепчет Кеннет. — Перед родителями.
Качаю головой.
— Я не смогу, не смогу так ранить его!
Кеннет хватается за голову, проводит руками по лицу.
— Умоляю, не торопись. И не будь так категорична. Вдруг решение найдется само собой, вдруг он все поймет и сам отпустит тебя? Если… это будет нужно…
Мне кажется, я все глубже проваливаюсь в сладостно-усыпляющее болото. Еще немного — и оно поглотит меня, а что ждет там, на глубине — неизвестно.
В который раз порывисто вскакиваю и иду туда, где разбила стакан.
— Осторожнее! — вскрикивает Кеннет, и я останавливаюсь рядом с крупным осколком.
— Ах да! Я совсем теряю рассудок.
— Из-за меня, — бормочет Кеннет, глядя в пол.
— Да, из-за всего этого приключения. — Вздыхаю и отхожу подальше от мини-бара.
Кеннет вскидывает голову и смотрит на меня с прищуром.
— Для тебя это всего лишь приключение?
— Гм… — Черт! Если бы он только знал, чем стала для меня эта ночь и его объятия! — Нет, не только. Я просто не так выразилась.
— Что же тогда… я для тебя значу?
В эти мгновения накачанный коп, гроза насильников и убийц, сидит передо мной беззащитный и легкоранимый. Я чувствую, что, если отвечу резко или вообще промолчу, причиню ему боль.
Кеннет тоже поднимается с кровати, подходит, обхватывает мое лицо руками и смотрит мне прямо в глаза, чтобы, если я солгу, увидеть это.
— Скажи честно, Рейчел, что я для тебя? Пустое развлечение или нечто большее?
Я, даже если бы очень захотела, не смогла бы соврать. Опускаю глаза.
— Разумеется, большее. Гораздо большее. Разве по мне было… не заметно?
Из груди Кеннета вырывается тихий счастливый смех. Он прижимает меня к себе и покрывает мое лицо поцелуями.
— Заметно. Конечно, заметно. Но я хотел знать наверняка, хотел услышать это из твоих уст…
Его преданность и отклик на его близость моей собственной души повергают в отчаяние. Я крепко-крепко обнимаю его, резко отстраняюсь и отворачиваюсь.
— Хорошо, допустим. Предположим, мы решили проверить, нужны ли кому-нибудь эти отношения. — Я стою к Кеннету спиной и прижимаю ладони к лицу. — Как ты это себе представляешь?
Он осторожно кладет руки мне на плечи, я прислоняюсь к нему спиной, он обхватывает меня под грудью и целует в макушку.
— У нас масса вариантов. Во-первых, ты могла бы для начала просто задержаться в Штатах, скажем на несколько дней. Я показал бы тебе Нью-Йорк. У одного моего приятеля есть потрясающий старенький «лендровер», сущий раритет, я мог бы взять его на денек-другой. Ну или поездим на моем «БМВ». Пообщаешься с американцами, посмотришь, какая она, наша жизнь. И поближе узнаешь меня.
Я поворачиваю голову и смотрю на него. Его лицо расплывается в мечтательной улыбке, и я ненавижу себя за то, что должна немедленно опустить его с небес на землю.
— Нет-нет. Твое предложение очень заманчиво, но об этом не может быть и речи. — Отворачиваюсь.
— Почему? — Кеннет наклоняет голову и заглядывает в мои глаза.
— Мне дали всего два выходных. В понедельник я должна выйти на работу.
— Позвони своему боссу и солги, что у тебя… гм… пищевое отравление. А родным, в том числе и Джонатану… — он вздыхает, — скажи, будто Беккеры настолько рады твоему визиту, что попросили немного погостить у них. Это будет почти правдой. Я, хоть у меня и другая фамилия, один из них.
— Оливия тут же позвонит Джейн, чтобы поблагодарить ее за столь радушный прием, а та заявит, что после свадьбы в глаза меня не видела.
— С тетей Джейн я договорюсь, — тотчас предлагает Кеннет. — О том, что между нами что-то возникло, думаю, догадались все, кому это в той или иной степени было интересно.
Вспоминаю ужас, отразившийся на физиономии Клары, когда она узнала, что я дочь Эмили, и косые взгляды на нас других гостей, и все становится ясно. Качаю головой.
— Я и так по уши во вранье, не хочу совсем в нем погрязнуть. И потом у нас в офисе очень не любят работников со слабыми желудками.
Кеннет тяжело вздыхает.
— Тогда давай я поеду в Сидней вместе с тобой? Поживу, конечно, в гостинице. Будем встречаться во время ланча и беседовать о жизни?
Чувствую к нему прилив поразительной нежности и прижимаюсь щекой к его щеке, на которой уже пробивается щетина.
— Нет, ну что ты. Так я совсем потеряю покой: мне каждую минуту будет мерещиться, что где-то поблизости оказывается Джонатан.
— Насколько я понял, он очень предсказуем, — шепчет Кеннет почти мне в ухо. — Будем выбирать такие места, куда твой Джонатан не ездит.
— Даже самые предсказуемые иногда становятся пленниками непредвиденных обстоятельств, — возражаю я. — В любом случае, если ты будешь в Сиднее, меня будет преследовать чувство неискупимой вины. И потом как ты оставишь свою жуткую работу?
Кеннет хихикает.
— Почему же она жуткая? Моя работа крайне важна. Но у меня как раз начался отпуск.
Содрогаюсь при мысли о том, в каких операциях он участвует и с какими людьми вынужден сталкиваться. В ушах звучат выстрелы кольтов и беретт и стук прыгающих по асфальту гильз.
— Не представляю… — Поворачиваюсь и обнимаю его за шею. Хочется сделать так, чтобы он больше никогда в жизни не подвергал себя опасности. — Не представляю, что бы со мной было, если бы мы правда… сошлись. Как я ждала бы тебя ночами дома, если бы знала, что в эти минуты ты гоняешься за головорезами? Наверное, после первого же дела поседела бы. — Провожу подушечкой пальца по его шершавой щеке и шепотом добавляю: — И так-то, если мы будем в разных городах, на разных континентах, мне теперь не будет покоя.
Кеннет утыкается подбородком в мою голову и снова становится уязвимым и до головокружения моим.
— Я размышлял об этом, — говорит он.
— О чем?
— О том, что если мне когда-нибудь доведется повстречать свою женщину, я должен буду подумать о ее спокойствии. — Он вздыхает. — Я увлечен своей работой и знаю в ней толк, но, наверное, мог бы оставить ее, заняться чем-то менее опасным — юридическими консультациями или преподаванием. Я честно отработал свое, много лет. И, кажется, почти готов уступить свое место более молодым и проворным.
Кладу голову ему на плечо. Его речи как сильнодействующее успокоительное. В первые мгновения не чувствуешь ничего, потом наступает нечто вроде опьянения, потом полностью оказываешься во власти лекарства. Мне начинает казаться, что в словах Кеннета есть смысл, и я уже почти не сопротивляюсь, просто молча слушаю.
— Если хочешь, я поеду с тобой, но мы не будем уединяться, пальцем друг к другу не прикоснемся, — предлагает он. — Будем просто видеться и общаться, чтобы лучше друг друга узнать, тогда и упрекнуть нас будет не в чем. Ты же имеешь право общаться просто с друзьями?
Поначалу его план представляется мне вполне приемлемым, но я задумываюсь, так ли будет просто претворить его в жизнь, и качаю головой.
— Но почему? — с удивлением и разочарованием спрашивает Кеннет.
— Потому что если нас кто-то увидит вместе, пусть в самом людном месте, я тут же вспомню про сегодняшнюю ночь и стану пунцовой от стыда. Если бы между нами ничего не было, тогда бы другое дело.
Кеннет вздыхает.
— Эх! Знать бы обо всем заранее. Тогда мы могли бы и потерпеть.
— По-твоему, смогли бы?
Кеннет смотрит на меня почти с обожанием и счастливо улыбается.
— Вряд ли. Скорее всего, нет. Что же нам придумать? — Он сосредоточенно размышляет, почесывая лоб. — Может, приедешь еще раз, попозже? Через неделю? Или через две? У меня еще не закончится отпуск.
— Я свой отпуск отгуляла два месяца назад. В следующий меня сейчас не отпустят, как ни упрашивай.
— Гм… тогда…
Сидеть с ним рядом и слышать его протяжную речь до того здорово, что я без раздумий уволилась бы, но вот Джонатан… Жестоко ранить его не хочется до чертиков, однако эта мысль уже не слишком меня пугает. В душе мало-помалу поселяется умиротворение. Кажется, все идет как должно и моя задача — лишь приспособиться к обстоятельствам. И наслаждаться нежданно-негаданно свалившимся на голову счастьем.
— Тогда будем ждать твоего следующего отпуска, — решительно говорит Кеннет. — Конечно, придется запастись терпением, но я готов на любые жертвы.
— Гм… в отпуск мы всегда ездим с Джонатаном, — осторожно произношу я. — Причем он заранее продумывает, где отдохнуть, покупает путевки или билеты и все остальное, что может понадобиться, например новые чемоданы.
— Ага. — Кеннет шлепает себя по бедру, поджимает губы и с минуту молчит. — А знаешь что? Давай отложим это важное дело до завтра? Сколько сейчас времени?
Поднимаю руку и смотрю на часы.
— Ого! Уже полтретьего.
— Когда у тебя самолет?
— В девять тридцать.
Кеннет потирает руки.
— Время еще есть. Предлагаю немного отдохнуть, прояснить мозги. А завтра, то есть сегодня, встанем пораньше и за завтраком решим, как нам быть.
— Отлично. — Зеваю, не раскрывая рта.
— Мы непременно найдем выход, — с уверенностью произносит Кеннет. — Ведь правда? — спрашивает он с трогательной надеждой в голосе.
— Правда, — отвечаю я, уже свято веря в то, что найти выход просто необходимо.
Кеннет забирается на кровать и хлопает по пустому пространству рядом с собой.
— Скорее иди ко мне.
Как просто и мило! До чего романтично и многообещающе…
Я ложусь возле Кеннета, мы снимаем друг с друга халаты, накрываемся простыней и обнимаемся. Мне бы правда отдохнуть перед дорогой, но тепло и дурманящий запах Кеннета наводят на мысли совсем не о сне и пробуждают отнюдь не желание подремать.
Я расслабляюсь и замираю в его объятиях лишь полчаса спустя, когда стихают наши стоны и начинает восстанавливаться дыхание. Он предложил встречаться, но не уединяться! Да это бы было сущей пыткой!
На нас невидимой тучей опускается сладостное тепло, и о чем-либо думать, искать какие угодно решения совершенно нет сил. Уже погружаясь в дремоту, я невольно отмечаю, что и этого мне катастрофически не хватало: засыпать в объятиях любимого и толком не знать, стук чьего сердца ты слышишь — его или своего.