Юдифь придирчиво разглядывала себя в ручное зеркальце, не находя ничего утешительного. Под глазами — темные круги от недосыпания, лицо побледнело и покрылось пятнами. Женские недомогания, которые в последние два года отличались нерегулярностью, теперь приобрели устойчивый цикл, и каждые четыре недели доставляли неудобства. Мало утешало, что такое положение вещей естественно, заведено еще прародительницей Евой и освящено церковью. Все это Юдифь узнала от Кристины, своей четырнадцатилетней племянницы. Та также сообщила, что неудобства исчезнут, когда Юдифь забеременеет.
— Мне нужно было родиться мужчиной, — протестовала Юдифь.
— Они меньше живут, — авторитетно заметила Кристина. — И их легче держать в руках, нужно только найти подход.
— Если бы ты знала моего отца, то не говорила бы так, — возразила Юдифь, расчесывая волосы, гребнем из слоновой кости. — У него было одно средство на все случаи жизни — наполнить брюхо вином и отдубасить первого, кто попадется под руку. А тебя отец бил когда-нибудь?
— Иногда, — Кристина пожала плечами.
— До крови?
Девочка махнула на нее рукой.
— Что ты! Это твой отец мог сделать. Но Гайон не такой, с ним легко ладить, если знать, куда смотреть.
— Правда? — Юдифь изобразила удивление и вдруг захотела, чтобы ее оставили одну. Мысленно она вернулась к последним нескольким часам. Гайон лег поздно, от него сильно пахло вином, и он тут же уснул, не сказав ни слова. Возможно, думал, что жена уже спит, а она не развеяла его заблуждение, не зная точно, как он поведет себя в этом состоянии.
На утро у Гайона сильно болела голова, урчало в животе, он чувствовал себя разбитым, но дела не позволяли отлежаться. Юдифь тоже испытывала недомогание. Они перекинулись парой слов, а его поцелуй перед отъездом был лишь пустой формальностью. Гайон смотрел поверх ее головы, туда, где его ждал серый жеребец и караван навьюченных пони, и даже не дернул жену за косу, как обычно. Но разве не сама Юдифь протестовала против покровительственного отношения к себе? Наверное, Гайон решил по-другому обращаться с женой.
— Так куда мне следует смотреть? — спросила Юдифь.
Кристина медлила с ответом.
— Гайон любит охоту, — наконец сказала она. — Легко доступные женщины ему быстро надоедают. Ты должна применять различные уловки, не увиливать и не отказывать, когда он настаивает.
Юдифь удивлялась все больше.
— И конечно, — со знанием дела добавила Кристина, — он пустит в ход свой талант убеждать.
— Тебе это известно по собственному опыту? — Юдифь теряла терпение.
Кристина рассмеялась.
— Конечно, нет! Я узнала все это от Алле де Клэр, она была главной фавориткой Гайона при дворе, пока муж на узнал о ее шалостях.
— Вот оно что, — процедила Юдифь. — Понятно!
— Ничего тебе не понятно, — хихикнула Кристина. — Муж хотел, чтобы она ублажала принца Генриха, а не тратила время на мелкую рыбешку, вроде Гайона… Только ей больше нравился Гайон, поэтому она, так сказать, и попала в переплет.
— И она рассказала об этом тебе, его племяннице? — недоверчиво спросила Юдифь.
Кристина покраснела.
— Это произошло не так, как ты думаешь.
— Если бы Гайон предложил меня другому мужчине в качестве взятки, — заявила Юдифь, — я бы устроила такое, что ему и в аду показалось бы холодно. Я бы убила обоих, чтобы неповадно было торговать мною, как куском мяса.
Тут Юдифь замолчала, вспомнив, что ее замужество выглядит ничуть не лучше подобной сделки.
— Но ты любишь Гайона, а муж Алле толст и стар.
— Как ты можешь судить о моей любви?
Кристина очень удивилась.
— Я не думаю, что Гайон был увлечен Алле, — она испугалась, что вызвала ревность Юдифи и Гайона ждут неприятности. — Просто так нужно было. Король припер его к стене, иначе он и не посмотрел бы в сторону Алле.
Юдифь видела, что Кристина говорит без злого умысла, просто ей самой не все понятно. Однако стоило прислушаться — эта история могла кое-чему научить. Раньше ей не приходило в голову, что можно пользоваться своим телом, как орудием защиты. Это надо было обдумать — еще одно умение может пригодиться. Юдифь вдруг поняла, что Кристина намного опытнее в искусстве быть женщиной, чем она, хотя девочке только четырнадцать.
Как хорошо она владеет мимикой! Брови удивленно подняты, но лицо неподвижно. Волосы заплетены в одну тяжелую косу, перевязанную золотистой лентой, платье сшито из зеленой шерсти — оттенок наиболее выгодно подчеркивает свежесть кожи и цвет волос, покрой хорошо обрисовывает фигуру, лишних украшений нет, лишь бронзовая цепочка с резьбой. Ей удается выглядеть утонченной при минимальной затрате сил. Юдифь уже видела, как эти глазки умеют стрелять в цель, скрывая за полуопущенными ресницами одновременно и обещание, и отказ.
Юдифь посмотрела на себя в зеркало и скорчила недовольную гримасу, что отнюдь не украсило лицо. Раньше она не задавалась подобными вопросами, но, видимо, напрасно, учитывая последний разговор с Гайоном. А собственно, зачем? Или ей все-таки хочется увлечь мужа? Все это предстояло обдумать на досуге.
Гайону не безразлично, что происходит в его постели. Юдифь покраснела при этой мысли и подумала, что неплохо было бы научиться соблазнять мужчин. Как это достигается? Наверное, опытом. Она содрогнулась, вспомнив, как две собаки совокуплялись в зале, и как присутствующие сопровождали сцену непристойными криками. Лексикон был ей хорошо известен, но таких слов нельзя прочесть в Библии. Если можно было бы заставить себя смотреть на подобное, как на что-то возвышенное, а не унижающее достоинство!
Кристина с любопытством наблюдала за Юдифью, пока та не перехватила ее взгляд в зеркале.
— Порядочность, может быть, и лучшая политика, но кусок мяса легче проглотить, если смазать сначала медом… Я поняла, мне еще многому следует научиться.
Юдифь положила зеркало и встала.
— Нужно отдать распоряжение повару и позаботиться о найме новой швеи. Кроме того, я должна проверить, все ли специи заготовлены и достаточно ли тканей в сундуке. Мастер Мейдок обещал привезти все, что я попрошу… потом подумаю, как приступить к изучению женских хитростей.
Кристина улыбнулась, но про себя решила в дальнейшем держать рот на замке.
В своей комнате Алисия встряхнула мрачное вдовье платье. Из складок выпали лепестки лаванды и розы, что не помешало моли оставить на ткани явные следы. Алисия бросила платье на кровать.
— Не возьмете его, миледи? — поинтересовалась Агнес, рассматривая дыры.
Алисия отрицательно покачала головой, в нерешительности стоя над раскрытым сундуком. У нее было достаточно платьев для вдовьей жизни, даже слишком много, если жить в уединении на своих наследных землях. В этом случае, розовое платье, которое она надевала на свадьбу дочери, вряд ли могло пригодиться, разве только ее в нем похоронят.
Фамильное поместье находилось в некотором отдалении от границы. Там Алисия сможет пребывать в одиночестве и не терзаться мыслью о неприличном влечении к постороннему мужчине. Что полагается делать, если предмет вожделения не оставляет тебя в покое и преследует по пятам? Либо сходить с ума, либо бежать без оглядки.
— А этот пояс, миледи… положить его? — Агнес замолчала, присела в реверансе.
Алисия резко обернулась, сердце бешено заколотилось. Над раскрытым сундуком стоял Майлз, изучая его содержимое: одежду, гребни, украшения. Взгляд скользнул по заваленной платьями постели, пустым вешалкам, затем снова остановился на Алисии.
— Если это из-за меня, то напрасно. Завтра я уезжаю.
Алисия не могла выдавить ни слова. Майлз бросил взгляд в сторону Агнес.
— Мне нужно поговорить с вами, — начал он. Алисия ответила испуганным взглядом. — Можете связать меня, если боитесь, что причиню вам вред, — сказал он непринужденно, но веселья в тоне не было.
Алисия бережно сложила вуаль, которую держала в руках и сделала знак Агнес. Служанка поджала губы, но не посмела ослушаться и удалилась за тяжелые портьеры.
Майлз сел на кровать и взял вуаль, только что сложенную Алисией.
— В последний раз, когда мы были наедине, я вел себя как безрассудный желторотый юнец. Простите меня. Это был порыв.
Алисия не ответила, только сжала пальцы так, что костяшки побелели.
— Алисия, посмотрите на меня.
Она устало подняла веки, взгляд был темен, глубок и скрывал бушующие в сердце страсти.
— Вы же не думаете, что это осталось незамеченным? Ради детей мы должны прийти к одному решению.
— Именно поэтому я удаляюсь в свое поместье.
— Потому что боитесь?
— Не того, что вы думаете.
Майлз развернул вуаль. Та была сделана из тончайшей прозрачной ткани и искусно вышита золотой нитью.
— Вы будете скучать по дочери.
— У нее теперь своя жизнь, скоро я буду ей не нужна. Она научится справляться сама. Со временем мы поменяемся ролями, я буду искать у нее поддержку. Эта перемена уже началась. Юдифь не делится со мной своими мыслями и тревогами. У нее очень сильная воля.
— Не похожа на отца, да?
Воцарилось молчание. Алисия побледнела, но взяла себя в руки.
— Этого я бы не сказала. У них очень много общего.
В тоне звучала фальшивая нота. Память Майлза выдала разрозненные подробности. Вдруг его осенило.
— Кто он?
Майлз слышал, как стучали металлические украшения на ее платье, видел дрожащие плечи.
— Это касается только меня, — резко ответила Алисия.
— И меня тоже. Ведь речь идет о крови моих внуков, — Майлз подошел к Алисии и повернул ее к себе.
— А если я скажу, что это конюх или проезжий торговец?
— В таком случае, вы бы не отказали мне тогда, — он провел кончиком пальца по ее щеке.
От нежного прикосновения Алисия задрожала. Она знала, чем рискует, если признается.
— Он еще жив?
— Да.
— Знает?
— Может быть, и нет. Для него это была ночь удовольствия, о которой забывают на заре.
— А для вас? — он напряженно следил за выражением лица женщины.
— Средство достижения цели. Когда один жеребец оказывается несостоятельным, нужно прибегнуть к услугам другого, — она горько улыбнулась.
Майлз нахмурился.
— Звучит не очень красиво, не так ли? Наставила рога мужу в его собственном замке… однако, вы слишком проницательны, милорд. Или это я стала неосторожна в последнее время?
— Да, я вижу слишком много, потому что хочу вас, — его лицо исказила гримаса боли.
— Вы даже не знаете меня как следует.
— Достаточно хорошо, чтобы понимать, что происходит… И потом, я знаю вас с тех пор, когда вам было столько же лет, сколько сейчас Юдифи, и когда вы осмеливались не соглашаться с волей отца. С тех пор я наблюдаю за вами на расстоянии. Вы взрослели и менялись.
— И хотели меня? — спросила она с вызовом. Майлз почувствовал ловушку.
— У меня была Кристина. Для другой женщины места не оставалось. Вам это известно.
Выражение лица Алисии стало менее враждебным: Майлз пожал плечами.
— Вот уже два года, как я ее потерял. Иногда кажется, это было вчера. Иногда от одиночества буквально сходишь с ума. У меня были женщины — стремился заполнить пустоту — но они не приносили утешения. Мне нужна жена. Если можете простить, то я хотел бы знать, согласны ли вы принять мое предложение.
Алисия не ожидала такого поворота событий.
— Это невозможно!
— Прощение или согласие? Ранулф Фламбард за соответствующее вознаграждение сотворит чудо, а я не приму отрицательного ответа… без крайне уважительных причин.
Алисия дрожала от волнения.
— Могу их представить, — неуверенно сказала она.
Майлз настаивал. На каждый протест у него был готов ответ и разумное решение. Он показал беспочвенность ее страхов… кроме одного. Алисия сообщила имя отца Юдифи. Майлз очень удивился.
— Да, — сказала она в отчаянии. — Ему было четырнадцать, а мне двадцать восемь, и за одну ночь он многому научил меня, тому, на что у Мориса не хватало воображения.
— Боже праведный! — Майлз силился переварить услышанное.
Алисия ожидала, что он выразит отвращение, но этого не произошло.
Прошла минута. Майлз овладел собой. Алисия дрожала так, что казалось, можно услышать стук костей. Он положил руку на плечо женщины.
— Это в прошлом. Зная его, могу сказать, даже в четырнадцать лет его невозможно было совратить без собственного на то желания.
Алисия вспомнила, как это было — она, еще не будучи полностью уверена в разумности своего плана, и он, уже принявший решение. — Значит, вы выйдете за меня?
— Неужели вы хотите сказать, что вам это безразлично? Ведь я намеренно обманула мужа.
— Вы сами себя достаточно наказали, — Майлз взял ее руки в свои. — Я не сомневаюсь в вашей порядочности. У валлийцев есть пословица: плоха та любовь, которую уносит первый порыв ветра. Считаю, ваш грех гораздо меньше моего — я делил свою постель с женщинами, но не только от отчаяния, но и ради удовольствия. Губы Алисии дрожали.
— Вы очень настойчивы, милорд.
— Это говорит валлийская кровь, — Майлз повеселел.
— Сейчас не могу дать ответ, — Алисия чувствовала, что сгорает на костре собственной страсти. — Вы застали меня врасплох, я не могу здраво рассуждать.
Майлз хотел обнять ее, но решил не рисковать — приходилось соблюдать осторожность, как с чутким оленем на охоте, где не допускалось никаких резких движений.
— Хорошо, поживите в своем поместье. Это даст время на размышление.
Алисия сделала пару шагов назад. Ясно, его решение принято. Он знал ее сокровенную тайну и не считал, что это повлияет на их отношения. Впервые в жизни Алисия чувствовала, что человеку нужны не ее земли, а она сама. Это наполнило сердце гордостью и сознанием собственной значимости. Жаль только, что это чувство опоздало на тридцать лет.
— Вижу, вы не часто уступаете в споре.
— Зависит от темы, — ответил он с обезоруживающей улыбкой, разбередившей ей душу.
— Я могу проводить вас до поместья, если желаете. Сейчас у меня дело с Хью Честером — ему нужен сильный боевой конь, способный выдержать его тяжесть. Но дня через четыре я освобожусь.
Алисии показалось, что Майлз пытается навязать ей угодное ему решение.
— Придется придумать другой ход, — Майлз все еще улыбался.