Любовь по расчету

Глава 18

На вершине холма Гайон остановил Раддема и, прикрыв глаза рукой, наблюдал за полетом ястреба-тетеревятника, который рывками набирал высоту, чтобы камнем упасть на зазевавшуюся куропатку.

Принц Генрих, которому принадлежал ястреб, торжествовал победу, следя за падением птицы, на лету терявшей перья. Охотник и сокольничий поспешили к птицам — одна гордо села на руку принца, другая пополнила груду своих незадачливых сородичей, чтобы позднее украсить праздничный пир. Норвежский ястреб короля тоже оказался искусным охотником.

Генрих погладил грудку птицы, сидевшей на его руке, сложив темные крылья, и ловко набросил кожаный колпачок на свирепые золотистые глаза хищного пернатого.

— Слышал, вчера твоя жена произвела сильное впечатление, — заметил он, ухмыляясь.

— Она не привыкла столько пить, милорд, — извиняющимся тоном произнес Гайон. Ночь он провел на неудобном жестком матрасе на сквозняке, отчего сильно болела спина.

— Нет, я не имею в виду стычку с Алле, хотя жаль, что меня там не было. Я говорю о ее сходстве с моей бабкой Арлет. Старик Хьюберт не поверил своим глазам, словно увидел призрак, а Руфус подтвердил то же самое сегодня утром, во время мессы… он также передал ужасный анекдот.

Гайон пожал плечами.

— Насколько мне известно, Юдифь имеет общие корни с вашей семьей по линии дедушки матери, но графиня Контевиль тоже не прямая родственница.

— Дочь Мориса ФитзРоджера? — Генрих задумался. — Сколько ей лет?

— Она родилась в ноябре восемьдесят третьего, милорд, — Гайон испытующе посмотрел на принца, взгляд которого начал беспокойно бегать, как бывало после совещаний с Гилбертом и Роджером де Клэр. В этом тихом омуте водились такие черти, о которых никто не догадывался.

— Каждая женщина семнадцати лет, похожая на мою бабку, заслуживает более пристального внимания, — Генрих продолжал поглаживать птицу, избегая взгляда Гайона.

— Хотите напроситься на приглашение? — пошутил Гайон с некоторой фамильярностью, на которую ему давало право долгое знакомство и более тесные отношения.

— Как ты догадался? В любом случае, дом, где вы остановились, снимал когда-то я. Отказа не принимаю. Сегодня вечером устроит? После охоты.

Гайон почувствовал беспокойство, ибо интерес принца был слишком настойчивым, чтобы рассчитывать на чисто дружеский визит.

— Я хотел узнать, — говорил принц, обращаясь к птице, — но она не сообщила ни слова. Возможно, так лучше.

— Милорд…? Генрих встрепенулся.

— Ради Бога, Гай, что за мысли приходят тебе в голову? — засмеялся он. — У тебя такое лицо… словно я собираюсь совратить твою жену у тебя на глазах! Успокойся, я просто хочу познакомиться с ней. Смотри, Руфус пошел на зайца! — он передал ястреба сокольничему и пришпорил коня.

Гайон последовал за принцем, но не спешил, его терзали сомнения. Генрих умел виртуозно лгать, когда возникала необходимость, при этом лицо выражало полную невиновность. Гайон не был уверен, что сказанное принцем — явная ложь, но чувствовал — от него что-то скрывают. Наипервейшая задача — понять, что именно.

Юдифи нужно сообщить, что вечером будут гости. Утром он заглянул к ней в комнату, но она крепко спала, свернувшись калачиком. Гайон знал, как плохо ей будет, когда она проснется. Снова начнется тошнота, головная боль, мучительная жажда и, возможно, потеря равновесия. Едва ли подходящее состояние, чтобы организовать угощение и подобающий прием для наследного принца, который приедет с визитом, потому что хочет убедиться в ее сходстве со свой бабушкой. В этом состоянии Юдифь едва ли окажет честь высокой даме, скорее, знатная леди перевернется в гробу. Гайон с облегчением посмотрел вслед удалявшемуся принцу, подозвал Эрика и отправил с поручением к Юдифи.

Юдифь проснулась поздно утром, испытывая все симптомы, которые предполагал Гайон. Проведя полчаса в гардеробе[7], где ее чуть не вывернуло наизнанку, она дала себе клятву никогда больше не притрагиваться к безобидному на вид анжу, которое действовало сильнее, чем можно предположить. Надеялась, что вино поможет победить страх, а вместо этого попала в настоящий ад. Она ничего не помнила о прошлом вечере, кроме того, что ей было плохо.

Цвет лица все еще носил зеленый оттенок. Слабым голосом Юдифь попросила Хельгунд приготовить валериановый настой, чтобы облегчить головную боль и спазмы в желудке. Выпив отвратительный на вкус настой, она снова легла в постель, чтобы снадобье быстрее подействовало. Примерно час спустя, приехал Эрик с посланием, привез с полдюжины куропаток.

Следующие полчаса Юдифь предавалась панике. Головная боль усилилась, но нужно было готовить прием, а дом своим хаосом напоминал преисподнюю. Однако рассудок и воля одержали верх. Когда-то это был дом принца Генриха. Ну и хорошо, пусть делают для принца, что необходимо. Выпив еще валерианы с молоком и медом, Юдифь причесалась, надела чистое платье и спустилась вниз, чтобы поделиться затруднениями с сэром Уолтером.

К полудню в кухне кипела работа, повар вспоминал рецепты любимых блюд Генриха, двое слуг отправились на рынок. Наняли менестреля[8], Хельгунд и Элфин чистили комнаты и полировали мебель, Юдифь с наслаждением приняла горячую ванну, ароматизированную настоем розовых лепестков, чтобы подготовить себя к вечернему испытанию.

Она сидела в ванне так долго, что Хельгунд заволновалась. Глядя на кровать, Юдифь старалась вспомнить, как ее доставили сюда, и где спал Гайон. Возможно, внизу с сэром Уолтером. Понемногу вспоминались события вечера. Она вспомнила, как Алле де Клэр шепталась с Гайоном и прижималась к нему. Уж не с ней ли он провел ночь?

Юдифь почувствовала, что задыхается от ревности. Алле де Клэр может дать Гайону то, что ему нужно, без жалоб, капризов и ненужных страхов. И другие женщины при дворе тоже. Она видела, какие взгляды они бросали на него… и на нее — недоуменные и враждебные. В их глазах читался вопрос — как долго она сможет удержать его супружескую верность?

Юдифь осмотрела свое тело, казавшееся со всем белым под водой, потом перевела взгляд на руку, покрытую веснушками. На запястье большой синяк. Она вспомнила, как угрожала Алле кинжалом. Но теперь нужно думать о главном. Она не обладает ни таким привлекательным лицом, как Алле, ни соблазнительными изгибами тела, ни сластолюбием.

Но, с другой стороны, ей нельзя отказать в богатом воображении и способности быстро овладевать любой наукой. Единственная загвоздка — как преодолеть страх боли и унижения оттого, что ее используют, не считаясь с ней, как с личностью. Юдифь понимала, что ее опасения неразумны, но ничего не могла с собой поделать.

Она тихо выругалась и велела Хельгунд принести полотенце.

Принц Генрих одобрительно втянул носом воздух, когда они проезжали мимо домашней кухни, имевшей отдельный вход. Оттуда доносились вкусные запахи, а также свист плетки — повариха наказывала поваренка, забывшего повернуть вертела.

Дедушка Саймона вышел навстречу охотникам. Генрих остановился поговорить со стариком. Гайон подозрительно косился на кухонную дверь, где кипела бурная деятельность. Уолтер подмигнул Гайону.

— Ваша половина обладает завидной находчивостью, — ухмыльнулся он, когда все поднимались по лестнице.

Хельгунд и Элфин стояли в дверях в свежих белоснежных фартуках и наколках. При приближении Генриха они присели в глубоком реверансе. В доме гостей приветствовала Юдифь.

Она показалась принцу очень стройной — тонкая талия, плавные, изящные линии бедер, маленькая, высокая грудь, чистый грудной голос. У него закружилась голова, словно время обратилось вспять и уже другая женщина встречает его в другом доме. Женщина с темными волосами и синими, широко посаженными глазами. У Юдифи был тот же разрез глаз, но цвет — серый с коричневыми крапинками, а волосы светлые, цвета золотистого песка с рыжеватым отливом.

— Надеюсь, что не очень обременил вас, леди Юдифь, — произнес принц с улыбкой, подавая ей руку. Эти слова были пустой формальностью, Генрих не забивал себе голову заботами об удобстве других людей.

Юдифь заверила, что счастлива видеть его, взяла плащ принца и передала Хельгунд. Гайон тоже снял накидку, оглядел жену.

— Рад, что тебе лучше.

На Юдифи была простая туника кремового цвета поверх платья с длинными рукавами из плотного золотистого шелка. Золотые византийские серьги поблескивали в ушах. Янтарный пояс с золотыми кольцами стягивал талию. Лицо было безмятежно и свежо, загадочно, как мордочка Мелин, и не выдавало пережитого недомогания.

— Спасла валериана, — сказала она тихо. — Голова все еще раскалывается, но благодарю, что предупредил — было время подготовиться.

— Не только время, — Гайон дернул ее за косу и обвел взглядом белую льняную скатерть на столе, изысканные чаши и кувшины, длинные восковые свечи в окружении свежих цветов и зелени. — Боже праведный! — в восхищении произнес он.

— В чем дело?

Гайон только покачал головой и прошел в комнату. Генрих сделал Юдифи комплимент по поводу способностей хозяйки дома. Гайон сделал знак одному из слуг сэра Уолтера, тот начал разливать вино. Гайон думал о своем, пораженный увиденным. Украдкой посмотрел на Генриха, вспоминая фразу, произнесенную им как бы в забытьи. Практически это было невозможно. Генриху сейчас только тридцать два года.

Гайон вспомнил себя в четырнадцать лет. Тогда откуда это сходство? Тайна, покрытая мраком. В этом возрасте он был способен разве что на случайные поцелуи в темных уголках, легкие объятия… Глаза матери бдительно следили за его проделками со служанками. А Генрих? На что он был способен в четырнадцать? Должно быть, имел достаточный опыт в подобных делах и был уверен в себе.

— О чем думаешь, Гай? — раздался голос Хью Честера.

— Не угадаешь, — отмахнулся Гайон и подошел к Генриху. Хью Д'Авренчес насупился, но вскоре присоединился к ним.

Вечер шел своим чередом, сомнения Гайона нарастали. Сходство было едва уловимым — улыбка, поворот головы, но поведение принца придавало этим чертам весомость. Он действовал на двух уровнях. На поверхностном — как приятный, любезный гость, легко поддерживающий беседу, обладающий изысканными манерами. С другим были знакомы только те, кто знал его близко. В продолжение всего вечера он изучал Юдифь, черточку за черточкой, с головы до пят. Почувствовав внимание принца, Юдифь старалась не разочаровать высокого гостя, открываясь ему навстречу, как бутон розы под солнечными лучами.

К концу вечера, когда мужчин разморило от выпитого вина и обильной пищи, разговор перешел на достоинства ирландских гончих в охоте на оленя, менестрель тихо играл на лютне «Морскую Звезду». В это время к принцу прибыл посыльный.

С досадой оторвавшись от приятной расслабленности, Генрих слушал преклоненного гонца. Лицо не выражало беспокойства, но шея вдруг покраснела, чаша дрожала в руке.

Брат Роберт, в ореоле славы возвращавшийся из крестового похода, остановился в Сицилии, где у него появилась невеста, некая Сибил де Конверсано, дочь апулейского графа, обладавшего крепкими связями в Нормандии. Имя и титул будущего родственника не имели большого значения, но значительное состояние невесты даст Роберту возможность выкупить у Руфуса отданное под залог герцогство, да и сам брак грозит рождением наследника на престол. В момент радужная перспектива восхождения Генриха на английский трон стала далекой и призрачной.

Посыльный замолчал. Воцарилась тишина. Собравшиеся избегали смотреть друг на друга. Гилберт де Клэр что-то прошептал, Генрих метнул на него предупреждающий взгляд.

— Тост! — произнес он с наигранной веселостью и поднял чашу. — За моего брата и его невесту, за то, чтобы они благополучно добрались до дома.

Чаши звенели. Последовал еще один тост.

— Что же теперь будет? — спросил Хью, сложив руки на животе.

Генрих поджал губы, метнув на де Клэра многозначительный взгляд.

— Ничего особенного. Просто Руфус не сделает меня наследником. Предоставляю Роберту беспокоиться об остальном. Полагаю, мне надлежит последовать примеру отца.

Честер отогнал от лица надоедливого комара.

— Если предлагаете гражданскую войну, прошу на меня не рассчитывать. У меня достаточно проблем с Уэльсом, не хватает еще и этой занозы.

— Гражданская война? — Генрих повернул к нему невинное лицо. — Отнюдь! У меня не будет сторонников. Кто захочет меня поддержать?

— У вас есть друзья, сэр, — многозначительно произнес Роджер де Клэр.

— Мне нужны не друзья, а удача и военная поддержка. Ты поможешь мне, Гай? — в глазах Генриха зажглись озорные искры.

— Клятва, данная феодалу, священна, милорд, — ответил Гайон после небольшой паузы. — Я бы не смог отказать вам в поддержке и закрыть перед вами ворота моих замков.

— Вот именно, — Генрих улыбнулся. — Отличный строительный материал, не хуже моего. У этой верности есть мотивы?

Их взгляды встретились.

— Никаких. Я сказал бы то же самое, даже, если бы вы оказались моим родственником, милорд, — равнодушным тоном сказал Гайон.

— Я так и думал. Но, если бы пришлось выбирать между мной и Робертом, что тогда?

— Тогда, надеюсь, сумел бы сделать правильный выбор, — дипломатично ответил Гайон.

— Гай, а на чьей стороне окажется твой отец? — вежливо осведомился граф Хью.

— Он не ел из чужих рук, а всегда сам охотился для своего стола.

Юдифь решила, что разговор принимает не нужный оборот, и как бы невзначай, уронила чашу. Издав огорченный возглас, нагнулась, собирая осколки дорогой вещи, но задела рукавом сосуд с водой для омовения рук и опрокинула на Генриха.

Тот поперхнулся от неожиданности и на мгновение замолчал. Граф Хью не смог удержаться и разразился смехом. Рука тяжело опустилась на стол, стеклянный острый нож вошел прямо в ладонь. Хлынула кровь. Смех перешел в вопль боли. Юдифь схватила со стола салфетку, бросилась устанавливать кровь, но в спешке опрокинула подсвечник. Широкий рукав нарядной одежды Гилберта де Клэра загорелся.

Гайон в отчаянии схватил кувшин и вылил на гостя вино. Охотничий пес Гилберта зарычал и пытался укусить Гайона за ногу, но был отброшен к противоположной стене и жалобно скулил. Музыка смолкла, менестрель ретировался из комнаты, за ним, агрессивно рыча, последовала собака де Клэра. Юдифь металась по комнате, создавая больше неразберихи, чем, наводя порядок. Наконец, кое-как перевязав рану Честера, она остановилась, обвела взглядом причиненный ущерб, закрыла лицо руками и разрыдалась.

Гайон быстро нагнулся, поднял с пола сброшенное блюдо, пытаясь сохранить хладнокровие. — Предлагаю, мадам, поискать сухую одежду для милорда Генриха, нашего принца, — он с трудом подавил волнение.

Юдифь выбежала. Гилберт де Клэр наблюдал, как стойко борется с волнением разгневанный супруг, поставленный в столь нелепое положение недотепой-женой: Хью Честеру ситуация виделась иначе: ему казалось, что Гайон готов разразиться смехом и с большим трудом сдерживает порыв. Он также понимал причину переполоха. Зная медицинские способности Юдифи, смотрел на свою рану без опасений.

Все еще не успокоившись, появилась Юдифь, плечи ее вздрагивали. Она почтительно подала Генриху тунику и панталоны.

— Не переживайте, леди Юдифь, — Генрих величественно делал вид, что не понимает истинной сути происходящего. — В жизни всякое случается.

Гилберт де Клэр кашлянул и, бросив быстрый взгляд на Генриха, занялся созерцанием остатков пищи, разбросанных по полу. Генрих сделал вид, что не заметил взгляда, и начал переодеваться. Они с Гайоном были примерно одной ширины плеч, но Гайон выше, пришлось на месте подшивать панталоны. Наконец, все привели в порядок, и вечер закончился шутками и весельем.

В освещенном факелами дворе Генрих сел на подведенного коня, все еще продолжая улыбаться.

— Гай, тебе необычайно повезло с женой, — он бросил взгляд в сторону Юдифи.

Рукава туники доходили ему почти до кончиков пальцев.

— Знаю, милорд, — серьезно ответил Гайон. — Хотя, как вы успели заметить, ни одно из ее предприятий не проходит гладко, она колет, даже, когда гладит.

Генрих крякнул.

— Этого следовало ожидать — ведь она родилась под знаком Скорпиона.

Гайон испытующе взглянул на принца.

— Передайте привет Алисии, когда увидите. Скажите, что я одобряю.

Гайон отступил, освобождая проезд для отличного скакуна, приобретенного принцем у его отца, Генрихом последовали Гилберт де Клэр и телохранители.

— Что это была за таинственная фраза насчет родства? — спросил граф, наклонившись к Гайону.

— Ничего особенного, — отмахнулся тот, заметив, что от Честера почти ничего не ускользнуло. — Наша шутка. Я сам ее не вполне понимаю. Меня больше беспокоит близость Генриха и де Клэра. На этот счет тоже ходят слухи.

— Не суйся в их дела. Юдифь молодец, во время затеяла заварушку. То, что глаз не видит, а ухо не слышит, не может впоследствии вызвать сожалений.

— О, да, — с горечью согласился Гайон. — В искусстве дипломатии мне опыта не занимать.

— Ну что ж, в таком случае поберегись де Клэров. Они уверяют, что скоро станут не менее могущественными, чем Монтгомери. Едешь завтра на охоту? Увидимся.

Гайон проводил его взглядом, потом отправился на конюшню проведать Раддема — у лошади было небольшое растяжение связок, на охоте это могло сильно помешать.

Наверху Хельгунд прибирала спальню — зажигала свечи, приводила в порядок постель. Юдифь медленно расстегнула золотые заколки, скреплявшие косы, распустила волосы. Хельгунд помогла снять верхнее платье, повесила на вешалке в углу, принесла гребень из слоновой кости.

Юдифь задумчиво рассматривала себя в зеркало. На нее смотрело торжественное лицо угловатой девушки. Вечер не прошел без инцидента, но, по крайней мере, удалось предотвратить главную неприятность. Она пожалела, что принц оказался проницательнее Гилберта и Роджера де Клэров — они приняли ее за дурочку, у которой мозги набекрень. Но Генриха происшествие только позабавило. Он видел ее насквозь и умел смотреть вперед, поэтому мог позволить себе посмеяться. Мысль была не из самых приятных, но не хуже других, которые волновали в последнее время.

Юдифь неторопливо расчесала волосы, и те покрыли ее до самых бедер блестящим каскадом. Она поблагодарила Хельгунд и отпустила спать. Служанка сделала книксен и вышла. Наступила тишина, только звуки ночи доносились извне. Юдифь сидела перед зеркалом, развязывая ленты нижнего белья.

Когда Гайон, наконец, пришел в спальню, убедившись, что лошадь находится в полном здравии, Юдифь сидела на постели, полируя ногти, пламя свечи ореолом отражалось в волосах. Она натянуто улыбнулась и подошла к столу, чтобы налить ему вина. Гайон рассеянно принял чашу, потом, казалось, пришел в себя и остановил взгляд на лице жены.

— Что случилось? — спросила она. — Почему ты так странно смотришь на меня?

Да, сходство было налицо. Для тех, кто знал, оно просто бросалось в глаза — мимика, иногда манера смотреть, подергивать уголками губ, форма бровей…

— Ничего, — ответил он ровным голосом, пытаясь угадать, известно ли об этом отцу. Но, если бы секрет стал достоянием гласности, результат мог бы оказаться трагичным. Раз Юдифь не дочь Мориса Равенстоу, она не может считаться потомственной баронессой, а принадлежит своим дядям по линии Монтгомери — Роберту де Беллему, Арнулфу и Роджеру. Мурашки пробежали по спине Гайона.

— Гай? — Юдифь испуганно тронула его за рукав. Тот не шевельнулся, смуглое лицо отдавало желтизной. Он смотрел на нее так, словно видел впервые.

— В чем дело? Принц Генрих узнал, что я…

— Принц Генрих? — он издал отрывистый смешок. — Откуда ему знать?

О нет, ему это, пожалуй, на руку. Узы крови. Гайон подошел к окну, распахнул ставни. Запах цветущего боярышника ворвался в комнату сладким ароматом. Белые распускающиеся бутоны мерцали в темноте. Легкий ветерок трепал волосы и колыхал легкую занавеску.

— Это так ужасно, что ты не можешь мне сказать? — спросила Юдифь, подойдя. — Нам грозит гибель, разорение?

Гайон ответил не сразу.

— Сейчас не могу сказать, любовь моя. Считай, это политический секрет. Это нечто, что я не выдам даже под угрозой смерти.

Юдифь нахмурилась. Она была уверена, Генрих во дворе сказал Гайону что-то важное, и только питала надежду, что это не связано с проявленной ею неуклюжестью.

— Знать секреты могущественного человека небезопасно, — промолвила Юдифь с сомнением. Гайон отошел, чтобы не ощущать близости жены и запах розы и лаванды, исходивший от нее.

— Генрих намеренно посвятил меня, укрепил смутные подозрения.

— Разве это так важно, чтобы держать втайне даже от меня?

Гайон допил вино, посмотрел на ее силуэт на фоне окна.

— Особенно от тебя, котенок, — он поставил чашу и направился к двери.

— Куда ты?

— Вниз, к Уолтеру. Там мне соорудили постель в алькове, уже поздно, — он взял накидку.

— Но кровать… — Юдифь жестом указала на приготовленную постель. — Она очень широкая.

— Нам в ней будет тесно, — ответил он уверенно.

— Поместимся, — настаивала Юдифь, хотя зрачки расширились от страха.

От ее жертвенной храбрости у Гайона защемило сердце.

— Котенок, когда я подписывал брачный контракт, я не хотел тебя. Теперь хочу. Если бы это было просто влечение, то не придал бы ему значения, а просто удовлетворился бы на стороне. Так что я лучше посплю внизу.

Юдифь безуспешно старалась проглотить комок, стоявший в горле.

— Ничего, котенок, держись, — Гайон щелкнул пальцами Кади и, перекинув плащ через плечо, взялся за портьеру.

Юдифь старалась побороть страх и, наконец, сказала:

— Гайон? — он обернулся. — Пока ты не ушел, может быть, поможешь мне? Я отпустила Хельгунд и не хочу будить ее из-за узла, который не могу развязать.

Гайон помедлил, положил плащ. Юдифь показала непослушный шнурок.

— Я не горничная, — ворчал Гайон, согнувшись над узлом. — Лучше разбуди Хельгунд или поспи так.

— В белье жарко, а Хельгунд сегодня совсем сбилась с ног, пусть поспит.

Гайон повернул ее к свету, чтобы лучше видеть, но начал понимать — с задачей ему не справиться. Даже искусная служанка вряд ли смогла бы развязать узел, так туго он был затянут. К тому же, обычно ловкие пальцы не слушались, исходивший от Юдифи запах кружил голову, а ее волосы, словно нарочно путались под руками и мешали.

Нетерпеливым жестом Гайон вынул нож. — Придется разрезать. Как тебе удалось так его затянуть?

Чтобы разрезать узел, не поранив Юдифь, Гайон прижал ее к себе. Она не отстранилась. Шнур разошелся, и нижняя рубашка почти упала с плеч.

У Гайона пересохло в горле, он понял, что если немедленно не возьмет плащ и не удалится, произойдет то, что не должно произойти.

— Побойся Бога, Юдифь, — хрипло сказал он. — Неужели ты думаешь, что я сделан из камня?

Она посмотрела ему в глаза. В расширенных зрачках Гайон увидел решимость.

— Научи меня, — Юдифь, встав на цыпочки, обвила руками его шею. — Я хочу знать.

Теперь она стояла совсем нагая, прижимаясь к нему всем телом. Гайон закрыл глаза, борясь с непреодолимым желанием бросить ее на кровать и немедленно овладеть. Это была похоть, не любовь. К тому же, лучшие вина полагается пить медленно, смакуя каждую каплю, что было трудно сделать, когда душит жажда.

— Не лучше ли вложить нож в ножны? — тихо сказала Юдифь, почти касаясь губами его лица.

Гайон вспомнил, как однажды Розин сказала эти же самые слова. Только в ее голосе звучал опыт искушенной женщины, а Юдифь была невинна и не умела придать голосу призывные интонации. Смысл, однако, остался тем же. Он вложил нож в ножны. Юдифь спрятала лицо на его плече, он нежно отстранил ее, чтобы заглянуть в глаза.

— Хорошо, котенок, — сказал он тихо. — Правда, я не уверен, что момент подходит для этой цели.

— Гайон, я…

Приложив палец к ее губам, взял ее ледяную ручку в свою, подвел к кровати и усадил, нашел ночную рубашку.

— Надень. Без нее ты — слишком большой соблазн.

Слезы навернулись на глаза Юдифи, но она пыталась держать себя в руках.

— Говоришь, не уверен. А я уверена. У меня было достаточно времени на размышление. Если я буду продолжать думать об этом, то сойду с ума, клянусь. Чувствую себя как бык перед убоем, и покончить с этим кошмаром можно только одним способом.

Гайон покачал головой. Противоречивые чувства разрывали душу — сомнение и желание, опасение и потребность в ее тепле.

— Я даже не знаю, смогу ли что-нибудь продемонстрировать. Плохо представляю, насколько могу контролировать себя сейчас.

Юдифь покраснела, разгладила покрывало.

— Тебе не нужно сдерживать себя, — робко предложила она. — В нашем распоряжении вся ночь.

Он засмеялся.

— Ты продолжаешь слепо доверять мне, да?

— А что я еще должна делать?

Гайон сел на кровать и долго смотрел на нее тяжелым взглядом.

Юдифь искала подходящую фразу, чтобы разрядить тягостное молчание. Шелковое покрывало было прохладно на ощупь, цвет напоминал кровь. Юдифь вспомнила его происхождение.

— Ты еще не произнес благодарственные молитвы, — напомнила она, заставляя себя улыбнуться.

— Я и к Деве Марии еще не взывал, — Гайон обнял жену одной рукой за плечи и увлек под балдахин постели.

Потрясенная тем, что отважилась на такой шаг, Юдифь сначала не отвечала на ласки, только, дрожа, прижималась к Гайону, сердце учащенно билось. Гайон нежно гладил ее, шептал ласковые слова, усыпляя и успокаивая.

Понемногу Юдифь расслабилась, поддалась приятным ощущениям, забыв о беспокойстве. Тело стало более гибким и податливым, исчезло чувство холода. Она доверчиво прильнула к мужу, обняв его за шею. Он нежно касался губами ее висков, уголков губ, мочек ушей, ямочек позади них.

Юдифь прижалась крепче, странное волнение охватило все ее существо, отдаваясь ноющей болью внизу живота. Она неуверенно гладила его шею, опустила руку ниже. Сильная рука сжала ее талию, сладкая истома разлилась по телу. Она поцеловала его в ложбинку у ключицы.

Когда Гайон просунул руку под ее рубашку, Юдифь замерла скорее от удивления, чем от страха, но он тут же остановился, словно желая убрать руку. Юдифь удержала.

— Научи меня, — снова сказала она. — Я хочу знать, — и ответила на вопросительный взгляд Гайона напряженным взглядом. Она целовала его шею, пробовала кожу на вкус. Гайон с трудом вдохнул, нашел губами ее губы. Юдифь приникла к нему, издав грудной звук, губы сладостно поддались его губам.

Гайон легко провел рукой по ее груди, бедру и остановился на пушистом покрове, скрывавшем заветную тайну. Юдифь вскрикнула от острого желания чего-то, чего сама не понимала.

Сжав тонкую талию, Гайон повернулся, увлекая Юдифь так, что она оказалась поверх него, ее волосы укрыли обоих, он нежно ласкал золотистые пряди.

— Преимущество на твоей стороне, котенок, — сказал он мягко. — Я в твоей власти, делай со мной что хочешь.

Юдифь откинула назад волосы и смотрела на Гайона без всякого страха, но с нарастающим желанием. Одной рукой он все еще гладил ее сосок, ласка горячей волной отдалась во всем теле. Его пояс с висящим на нем кинжалом давил ей на живот и вызывал неудобство.

— Ты действительно этого хочешь? — она села на нем, чувствуя, что сознание собственной власти опьяняет не хуже вина, протянула руку к поясу.

— В пределах разумного, — ответил он с некоторым сомнением.

Ее личико сложилось в озорную гримасу, Юдифь отстегнула пояс, не сводя глаз с его лица. Гайон выгнулся, чтобы освободить пояс, тот с громким стуком упал на пол. Юдифь чувствовала горячую упругость его плоти, но страха уже не было. Она немного поерзала, поддразнивая, и почувствовала, как Гайон затаил дыхание, выражение удовольствия и боли отразилось на лице, ее собственные ощущения приобрели остроту от со знания, что она в состоянии вызвать в нем подобные чувства.

Гайон перевернул Юдифь на спину и снял с нее рубашку. Сладостная дрожь пробежала по ее телу.

— Подожди, — задыхаясь, произнес Гайон и начал раздеваться. Юдифь с удовольствием смотрела на его широкие плечи, мускулистую грудь, закаленную в боях и носившую следы сражений. Раздевшись до пояса, он обнял ее за талию, прижал к себе, целуя шею, ложбинку на груди, снова положил на себя и крепко прижал. Юдифь мурлыкала, терлась об него, как котенок, целовала шею и грудь, ее соски слегка касались его тела. Гайон тихо застонал и крепче сжал жену в объятиях. Юдифь торжествовала, видя, что ее власть над ним удвоилась. Продолжая целовать его грудь, потянула за шнурок, удерживающий нижнюю часть его одежды.

Быстрым движением Гайон перевернулся, Юдифь оказалась под ним.

— Святой Иисус! — воскликнул он хрипло. — Да мне и учить тебя не нужно, ты сама все знаешь!

Юдифь слабо вскрикнула. В его голосе слышалось вожделение и дикая страсть, она не знала, как вести себя в таком случае.

— Ты делаешь мне больно! — почти рыдала она, чувствуя, как напряглось ее тело.

Гайон перелег на локоть, дрожа, втянул воздух, выдохнул, овладевая собой.

— Прости, — он убрал прядь волос, упавшую ей на лицо. — Просто я не ожидал, что ты освоишь эту науку так быстро. Ты опередила меня.

Юдифь вытерла глаза тыльной стороной ладони.

— Ты ведь знаешь, я не причинил бы тебе боль ни за что на свете, — он поцеловал ее влажные веки, губы, игриво лаская, пока она снова не прижалась к нему.

— Доверься мне, — прошептал Гайон, целуя ее губы, затем осторожно спустился ниже. — Юдифь, ты доверяешь мне? — спросил он глухо, слегка пощекотав ее.

— Нет! — крикнула она. — Остановись! Нет! — она легко ударила его и засмеялась. Гайон поймал ее пальцы, перецеловал один за другим, перевернул руку и провел губами по ладони, плечу, шее, губам, играл густыми бронзовыми прядями волос.

— Доверяешь?

— Нет, — прошептала Юдифь, обвивая его шею и выгибаясь.

Гайон нежно гладил ее тело, грудь, бедра, ложбинку меж ног. Юдифь извивалась и вскрикивала, раскрываясь навстречу движениям его умелых пальцев. Непроизвольно ее ноги раздвинулись, она выгнулась и подалась вперед.

Гайон быстрым движением прижался к ее раздвинутым ногам, проник в нее и остановился.

— Юдифь, посмотри на меня, — ласково произнес он.

Она открыла глаза. Внезапная острая боль, пронзившая тело, отступила, но осталось странное ощущение внутри. То, чего она так боялась, свершилось, и хотя она не испытывала страха, ощущение волнения и дискомфорта осталось.

— Я изменился?

Юдифь всмотрелась в лицо мужа — сияющий взгляд темных глаз в тусклом свете свечей, выражение нежности, капельки пота на груди и шее, дрожь напряженной плоти, остановленной в быстром движении…

— Нет, милорд, — Юдифь улыбнулась, коснулась его щеки и инстинктивно передвинулась, чтобы ослабить давление внутри. Это движение позволило ему войти глубже, невольно ее ноги сжались не его бедрах. Еще раз возникло незнакомое острое ощущение. Она крепче сжала бедра. Гайон запрокинул голову, закрыл глаза, движение перешло в стон. Юдифь подалась навстречу, испытывая неслыханное удовольствие, обострявшееся сознанием, что он испытывает то же самое, и она выиграла сражение. Гайон начал медленно двигаться.

К Юдифи вернулось ощущение, возникшее, когда она впервые выехала на Аурайд — чувство дикой радости, поглотившее ее целиком, чувство блаженного страха, несущего вперед и не позволявшего оглянуться назад. По мере того, как возрастала скорость движений Гайона, увеличивалась потребность ее тела.

Юдифь вскрикивала и впивалась пальцами в его плечи, искала губами его губы, прижималась, словно в бреду, стараясь удержать единственное, что давало чувство надежной защищенности. Потом мыслей уже не было. Она выкрикивала его имя, не сознавая этого, разум буквально растворился в дрожи экстаза, охватившей тело.

Гайон обхватил ее бедра и пытался удержать, но Юдифь не слушалась, и все старалась вернуть то, в чем еще испытывала потребность.

— Юдифь, я не могу…

Она впилась ногтями в его плечи, выгнулась и прижалась, не давая отстраниться. Гайон задрожал и, уже не контролируя себя, отдался блаженному ощущению свершения.

Понемногу к Юдифи вернулось чувство тяжести его тела, напряженности дыхания. Она провела ладонями по влажной коже Гайона и слегка подвинулась, чтобы уменьшить тяжесть его веса.

Гайон пробормотал что-то невнятное и провел губами по ее шее. Заглянул в глаза.

— Ты меня раздавишь, — пожаловалась Юдифь и чуть не засмеялась, видя, что он состроил кислую мину.

— Тебе было больно? — можно, не верить ее сдавленным крикам, следам от ногтей, но не дрожи тела. — Распутница! — произнес он игриво, переворачиваясь на спину и увлекая ее за собой. — Больше не буду звать тебя котенком, скорее, дикой кошкой.

Юдифь устроилась поудобнее на сильном теле Гайона.

— Это немного лучше, чем напиваться до бесчувствия, — она хихикнула. — Честно!

— В следующий раз напомни, чтобы я спросил тебя в середине, а не в конце.

— В следующий раз?! Ты хочешь сказать, что мы еще будем этим заниматься? — она театрально округлила глаза. — Где мазь?

— Для моей спины? Ты разодрала ее в клочья!

— Нечего быть таким неуклюжим! — она показала язык, потом провела кончиком по его шее и крепко обхватила его бедра своими.

Гайон засмеялся.

— Для этого нужна практика, — он привлек ее к себе.

Юдифь проснулась от блеяния стада овец, которых гнали по большой дороге в город, и от резких криков пастуха, отдающего команды собакам. Это были звуки, знакомые с детства. Она с грустью подумала о цветущих лугах родных мест, захотелось скорее уехать из города, вернуться домой.

Рука Гайона приятной тяжестью давила на грудь. Он все еще спал, лежа на животе, и после последнего любовного приступа даже не шевельнулся. Юдифь винила себя в его усталости. Зря она сказала, что любовные утехи ее привлекают больше, чем поглощение избыточного количества вина. Так и было в действительности, но слишком много любви могло принести не меньший вред, чем избыток крепких напитков.

Страх перед близостью с мужчиной, вызванный неудачным замужеством матери, заставлял доказывать себе снова и снова — удовольствие, которое она получила с Гайоном, не иллюзия. В последний раз Гайон между стонами спросил, не собирается ли она лишить его жизни. Юдифь лениво потянулась, чувство полного удовлетворения переполняло ее, отдаваясь легкой болью в нижней части спины.

Донесся голос сэра Уолтера, о чем-то беседующего с пастухом. Не желая возвращаться к суетной действительности, она прижалась к Гайону и закрыла глаза.

Когда Гайон, наконец, проснулся, солнце стояло высоко, утренняя служба давно окончилась, а охота была в разгаре. Солнечные лучи, проникая сквозь ставни, придавали красному шелку, скрывавшему кровать, сходство с пламенем. Ночная свеча догорела. Он бросил взгляд на спящую рядом невинность. Невинность! В сравнении с ней Розин и даже Алле де Клэр казались неопытными новичками. Сколько раз это происходило прошлой ночью? Не меньше четырех. Насилие… Она всегда боялась насилия… Гайон подавил смешок.

Он нежно погладил роскошные волосы, вспомнил, как Юдифь боялась его прикосновений, робкий подросток с расширенными от ужаса глазами. Они долго шли к этой ночи, каждый своей дорогой, но, наконец, пути пересеклись. В ней причудливо смешалась кровь Вильгельма Завоевателя, потомка викингов герцога де Ролло и простого дубильщика.

После того, что ему открылось ночью, Гайон задумался — кто же был настоящим отцом Юдифи? Что могло толкнуть Алисию на связь с подростком вдвое моложе ее, но в два раза опытнее в отношениях полов? Возможно, так и не удастся разгадать эту тайну. Видно, у обеих сторон есть веские причины держать ее в секрете, этого же требуют и интересы сжавшейся комочком фигурки, лежащей рядом.

Словно угадав его мысли, Юдифь потянулась и зевнула.

— Доброе утро, дикая кошка, — он легонько поцеловал жену в губы.

— Ты проспал охоту, — она блаженно улыбнулась.

— Нет, не проспал. Просто не знал, что сам превращусь в добычу, — Юдифь покраснела. — Не имеет значения, можно найти лучший способ провести день. Кроме того, сегодня мне лучше не ездить верхом.

Юдифь покраснела еще больше, теперь краска залила шею и плечи.

— Ты злишься на меня за эту ночь?

— За какую часть? — поддразнил он. — За ту, когда ты заморозила мужскую прыть Генриха в чаше для омовения пальцев, или за ту, когда выхлебала мою до основания?

Юдифь смотрела на него сияющим взором.

— Это было похоже на то желтое вино. Я никак не могла остановиться, — извиняющимся то ном произнесла она. — Гайон, прости, пожалуйста!

— Упиваться две ночи подряд! — подзадоривал Гайон. — Что мне делать с такой пьянчужкой? Нет, не говори ничего, у меня просто нет сил. И больше не проси обучать тебя, даже, если до смерти захочется что-нибудь узнать.

Она ткнула его кулаком в грудь, он вскрикнул.

— Скажи, разве твоя душенька не испытала облегчения, узнав, как это легко делается?

— Легко?! — возмутился Гайон. — Я чуть не отдал концы! — посмотрел на ее разрумянившееся личико и добавил: — Но если ты довольна, игра стоила свеч. Готов умереть, совершая этот славный подвиг, если только не нужно будет совершать его четырежды за одну ночь!

Юдифь хитро прищурилась.

— По крайней мере, Алле де Клэр немного достанется, — она села в постели.

— Алле де Клэр мне не нужна, — потянувшись, заверил Гайон. — Кто позарится на мусор, если владеет золотом?

Юдифь заметила на его теле следы своих ногтей.

— Мне кажется, я вижу чудесный сон. Однажды проснусь и обнаружу, что все это — плод воображения.

— То, что случилось ночью? Разве это не реальность?

— Гайон, я не об этом. Как раз наоборот. Судьба дает мне слишком много. Это не может быть правдой.

— Тебе трудно угодить, — Гайон обнял жену. — Что я должен сделать? Разрезать вторую руку и дать клятву до гроба?

Юдифь покачала головой, отказываясь принимать шутливый тон.

— На этот раз я проливала кровь, — сказала она тихо, откинула покрывало и открыла высохшие пятна крови на простыне.

— Ты все еще веришь мне?

— А Розин верила?

Гайон не ожидал вопроса. Отстранившись, сел.

— Ты знаешь, куда бить, не так ли? Юдифь опустила глаза.

— Розин не нужно было доверять мне, — сказал Гайон после паузы. — Мы не были связаны брачными узами. Розин это прекрасно понимала.

Юдифь серьезно смотрела на него.

— Гайон, я не могу отдать тебе душу.

— Мне это и не нужно, — возразил он спокойно. — Душа — слишком личная штука, чтобы ею владели другие люди. Береги ее для себя, котенок. Я понимаю больше, чем ты думаешь.

Юдифь потерла глаза от удивления. За дверью раздавались голоса Элфин и Хельгунд, и звук наливаемого в сосуд эля или молока. Под дверью скулила Кади. Юдифь обняла Гайона и поцеловала.

— Я искренне верю, что ты можешь выбраться невредимым из самых колючих зарослей.

Он вернул поцелуй и занялся поиском нужной одежды среди груды вещей на полу.

— Как ты думаешь, что я сейчас делаю? — спросил он с хитрой улыбкой. — Ты и есть самая колючая чаща! — он нагнулся и снова поцеловал ее нежную шею. — И самая сладкая роза.

— Ты не можешь справиться с обеими одновременно.

Юдифь старалась не думать об этих словах, но те упорно сверлили мозг, как пророчество. Гайон оделся и направился к двери.

— Я пришлю Хельгунд, — он погладил Кади, поднял валяющуюся на полу рубашку Юдифь с разрезанным шнуром и бросил на кровать.

— Ты сделала это нарочно, не так ли?

Юдифь откинулась на подушки и улыбнулась, совсем, как ее отец.