Глава 42

Прочистив горло, беглым взглядом осмотрела Лёшу. Белая рубашка с коротким рукавом, синие шорты и кеды. У матери случится инфаркт. Это не Эдик в своём джентельменском костюме, а спасатель Малибу какой-то. И слава Богу. Второго такого моя психика бы не выдержала.

— Чего застыла, Василёк? Не можешь поверить своему счастью?

Резко подняв голову, столкнулась с нахальным взором зеленых глаз и ехидной улыбочкой.

— Пытаюсь понять, от рождения ты такой дурак или жизнь заставила? — Ответила, подперев плечом дверной косяк. И пусть снаружи я оставалась серьезной, в душе хотелось визжать от захлестнувшей меня радости. Если Лёша здесь, все страхи автоматически испаряются, как по дуновению ветра. И сейчас, зная, что в нескольких метрах меня ожидает не самая приятная компания, я больше не чувствую отчаяние и скуку. Мне хочется дышать полной грудью. Жить хочется. Улыбаться, черт возьми. Искренне, по-настоящему.

— И я рад тебя видеть, кукурузина — Хохотнул Лёшка и заграбастал меня в медвежьи объятия.

— Надушился-то — Проворчала я.

— Всё для тебя, мадмуазель.

— Кто бы сомневался. Какой план?

— План?

— Ну да, план. — Я высвободилась из уютных объятий и сделала шаг назад, чтобы отчетливее видеть Соколова. Светлые брови, привычный мне бардак на голове, ровный нос, ямочка на подбородке. В который раз убеждаюсь, что, не смотря на несносный характер и буйную фантазию, я не могу не замечать, как хорош этот мужчина. Спортивный, фактурный, с идеальными пропорциями. А еще Лёша — добрый, заботливый, готов прийти на помощь в трудную минуту. Интересно, когда он встретит ту самую наши отношения останутся прежними? Или он забудет обо мне? С тех пор, как Лёша проявил желание найти себе девушку, я всё чаще об этом задумываюсь. Возможно, этот страх сидит во мне после потери Славы. Возможно, я просто устала разочаровываться в людях. Но чем больше в голове подобных мыслей, тем сильнее приходит понимание собственного несчастья. Я ведь никогда по-настоящему не ощущала себя свободной, полноценной, удовлетворенной. Сначала школа, мать, которая с годами стала только невыносимее, первая любовь и предательство. Самарин со своей амнезией. Удар по самооценке, желание исчезнуть из жизни. Болезненный развод. Принятие поражения. А счастье-то где? Где мой кусочек радости? Мой вечный леденец? Несправедливо! Если бы не Лёша, я бы, может, вообще упала в пропасть депрессии. Даже кафе не питает такой мотивацией, как он. Так что же получается? Моё счастье в данный период бытия Соколов? Только рядом с ним мне хочется дышать полной грудью. Развиваться, творить, смеяться. Ходить на работу. Не отчаиваться и улыбаться. Кто бы мог подумать Соколов — моё счастье. Смешно, конечно, но так оно и есть.

— Ты так смотришь, что мне становится не по себе — смеётся Лёша, возвращая меня в реальность. — Опять с алкоголем перебрала?

— Тебе бы всё шуточки шутить. А я вообще-то хотела сказать тебе спасибо.

— За что? — С искренним удивлением посмотрел на меня.

— За то, что ты есть.

— Начина-а-ается. — Соколов положил ладонь на грудь и, откинув назад голову, театрально ахнул — Боже! Нееет! Сердце! Кхе-кхе.

— Дурак — хохотнула я, ударив по плечу друга. — Клоун!

— А с чего был этот секундный сентиментальный перформанс? — Спросил он меня, продолжая изображать веселье на своём лицо.

— Потому что это правда. — Ответила, не придумав ничего умнее.

— Потому что это правда — пропищал Лёша тоненьким голоском. — Ты ведь знаешь, не люблю я всего этого. Сопли слюни, ворох благодарностей и прочей хрени. Не обижайся только, но мне проще, когда ты меня в задницу посылаешь, чем сладостные речи на уши вешаешь. Потому что это капец как подозрительно звучит.

— Сухарь! — Буркнула я.

— Я-то сухарь? — Оскорбительным тоном воскликнул Соколов.

— Сухарь, сухарь. Огромный такой, черствый сухарь!

— Я вообще-то за свою жизнь беспокоюсь! Просто реально страшно слушать дифирамбы в свой адрес от такой вредины, как ты.

— Идиот!

— Согласен.

— Придурок!

— Без сомнений.

— Сушеный урюк!

— Ну всё! Сейчас ты у меня получишь!

Лёша схватил меня за талию, притянул к себе, и шаловливые пальцы скользнули по моим бокам, ребрам и подмышкам. Я взвизгнула, пытаясь увернуться, но этот бугай буквально вдавил меня в стену, продолжая издеваться.

— Господи. От-отпусти, Соколов! Ааа! Я тебя убью.

— Вот он, вкус возмездия!

— Дурак! Ахаха!

— А что здесь происходит? — Холодный тон матери полоснул по ушам, заставив меня вздрогнуть. Мы застыли, как две статуэтки в музее, и медленно повернулись на звук. Мама стояла в проеме, сверля нас презрительным взглядом, а позади топтались Эдик с Зоей Васильевной.

— Здрасьте, всем — первым отмер Лёша, наконец- то убрав от меня руки. Я быстро поправила задранную блузку и встала рядом с ним, ощущая, как к щекам приливает румянец стыда и смущения. Вот же чёрт. Я совсем забыла о посторонних в гостиной.

— Можно узнать, чем вы здесь занимались? — Спросила мама уже спокойнее, но я видела, что она едва держаться от переполняющих эмоций и готова наброситься на нас, растерзав в клочья.

— А чем ещё мы могли заниматься посреди прихожей и кучей свидетелей? — Ухмыльнулся Леша — Дурачились мы.

— Дурачились они — фыркнула мама — Как же.

— Тебе не стыдно позорить Лидочку? — Выплюнула брезгливо тёть Зоя. — Зажимаешься с каким-то мужиком, ещё и врёшь! Мы всё видели! Эдичка всё видел. Думаешь, после такого он захочет на тебе женится?

— Мама, не надо — попытался осадить её Эдик, но ту уже было не остановить. Уверенным шагом она подошла к нам с Лёшей. Посмотрела сначала на него с тем же презрением, а после её глаза впились в моё лицо, как две острые бритвы.

— Потаскуха — прошипела она сквозь зубы. — Эээ. Ты че, бабуля? — Рыкнул, Соколов. — Охренела в край?

— Леш не надо.

— В смысле, не надо? Она только что назвала тебя потаскухой. Ни за что! А я должен молчать?

— Просто давай уйдем — попросила молящим голосом, продолжая смотреть на перекошенное от злости лицо Зои Васильевны. — Я не стану опускаться до оскорблений в адрес этой женщины. Потому что я выше её и умнее.

— Да что ты себе позволяешь? — Ахнула Зоя Васильевна.

— Это вы себе много чего позволяете — твердо проговорила я — Невоспитанная хабалка!

— Эдик, ты слышал? — Визгливо закричала она, обращаясь к сыну, который в этот момент наблюдал за всей этой заварушкой со скучающим видом. — Почему ты молчишь? А ты, Лида? Совсем дочь не воспитывала?

Мама тактично промолчала, но было заметно, как ей стыдно. Не за свою подружку, а за меня. Дочь, которую оболгали и унизили.

Неприятный укол обиды пронзил сердце.

Это была последняя капля в наших взаимоотношениях. Сейчас каждый пойдет своей дорогой. Мама осознанно сделала свой выбор. А я нашла в себе силы принять его.

— Пошли, Леш — прошептала другу и быстро всунув ноги в домашние тапочки, первая выбежала в подъезд.

Загрузка...