Любовь викинга

Глава 5

— Спасибо тебе, что спасла меня, Эдит, — сказала Хильда, расчесывая ее волосы. Под взмахами щетки они заблестели точно вороново крыло. — Воистину, ты настоящая героиня. Если бы не ты, тот норманн мог бы…

— Не могла же я стоять и смотреть, как тебя убивают. — Она издала сдавленный смешок. Когда они ушли с пира, Хильда настояла на том, чтобы помочь ей раздеться и приготовиться к ночи. Эдит не противилась. В ее памяти всплыли поучения матери о том, что настоящей леди пристало покорно терпеть плотскую любовь — правда, только ради того, чтобы зачать ребенка.

Эдит закусила губу. Лучше не думать о детях и не вспоминать о том, как Эгберт ударил ее в живот, когда она осмелилась заступиться за провинившуюся служанку. В тот день, потеряв ребенка, ее прекрасного маленького сына, она потеряла надежду стать матерью и возненавидела мужа и его ласки. Слава богу, с тех пор он перестал брать ее в свою постель.

А теперь его бывшая любовница рассматривает ее оценивающим взглядом.

— Что ты хотела сказать, Хильда? — спросила она, ожидая услышать очередную тираду о норманнах и их жестокости.

— Кузина, теперь я понимаю, что вела себя глупо. Мне казалось… они такие же, как Эгберт, но…

— Эти норманны совсем другие. — Эдит забрала у нее щетку и несколько раз с силой провела по волосам.

— Опять ты за свое. Вспомни шрам на шее Бранда Бьернсона! Не сомневаюсь, мать и впрямь пыталась его задушить. — Хильда вздрогнула. — Хорошо хоть, что этот дикарь умеет держать своих людей в узде.

— Шрамы есть у всех воинов. А Бранд Бьернсон, по слухам, провел на войне всю жизнь. — Эдит отложила щетку. — Я слышала, он лучше всех проявил себя во время восстания. Якобы мятеж удалось подавить в основном благодаря его усилиям.

Кивнув, Хильда принялась мерять шагами комнату, словно ее беспокоило что-то еще. Эдит вздохнула. Переживания Хильды и необходимость выслушивать их тяготили ее. Будто у нее мало своих проблем. Память о поцелуе Бранда четко отпечаталась у нее в голове.

Ее тело мечтало поверить, что с ним все может быть по-другому. Никогда прежде она не испытывала такого парящего, такого волнительного трепета в душе. Даже в период помолвки, когда Эгберт приложил все усилия, чтобы она почувствовала себя самым бесценным в мире предметом. Она не представляла, как поведет себя Бранд, если у нее не получится доставить ему удовольствие, но умом понимала: все мужчины одинаковы. Ее передернуло от воспоминания о том, как Эгберт мстил за ее беспомощность в постели — сперва ехидными замечаниями, а потом ударами кулаков.

— Скажи мне что-нибудь, Хильда. Что-нибудь, что придало бы мне мужества.

— Ты должна знать одну вещь. Я никогда не спала с ним. По крайней мере, в прямом смысле, — выпалила Хильда и села на пол у ее ног. — Он не мог… По какой-то причине он потерял способность… Он считал, что это твоя вина.

Эдит замерла. Никогда? Эгберт утратил мужскую силу?

— Но я думала…

— Он просто не мог. — Хильда отвернулась. — Он ложился в постель пьяным, трогал меня и засыпал. После того, как ты спасла мою жизнь, ты заслуживаешь знать, как все было на самом деле. Когда я приехала к вам, он обманул меня. Сказал, что именно он замолвил за меня слово и уговорил тебя разрешить мне остаться. А после пригрозил отдать на потеху норманнам, если я не стану его слушаться. Ты же по-настоящему защитила меня. Боже, я так перед тобой виновата.

— Ты же моя родная кровь. Разве могла я поступить иначе?

— Он ясно дал мне понять, что выставит за дверь, если я откажу ему. Но поначалу я все равно пыталась сопротивляться. И тогда он обозвал меня дурой и дал мне пощечину. Знаю, я поступила плохо, но мне было страшно. Очень страшно.

— Узнаю своего покойного мужа, — пробормотала Эдит. Все ее мысли спутались.

— Ты не представляешь, что я пережила, когда на нас напали норманны. Моя жизнь оказалась разрушена. Я боялась потерять то немногое, что у меня осталось. — Она опустила голову. — Приехав сюда, я так завидовала тебе и твоему благополучию. Наверное, именно поэтому я в конце концов ему уступила. Только сейчас я осознаю, насколько была неправа.

— Неважно. Теперь все в прошлом. — Она испытала внезапное торжество. Он ничего не мог. Даже с Хильдой.

— Ты правда меня прощаешь? — Хильда залилась слезами.

Эдит стало чуть легче. Возможно, не она одна виновата в том, что потерпела крах на супружеском ложе. Кто знает, чем обернется грядущая ночь, когда она возляжет с Брандом Бьернсоном? Ее чутье подсказывало, что этот мужчина сильно отличается от ее бывшего мужа.

Взяв Хильду под локоть, она подняла ее на ноги. Хоть какие-то перемены к лучшему: теперь она перестанет испытывать боль от общения с кузиной.

— А теперь ступай. Достаточно волнений для одного вечера.

Хильда улыбнулась уголками губ.

— Понимаю, о чем ты. Бранду Бьернсону едва ли понравится заниматься этим при свидетелях. Ах, у меня просто растаяло сердце, когда он поцеловал тебя. Ты ему нравишься, уж я-то разбираюсь в таких вещах. Тебе стоило сказать ему что-то любезное, а не вытирать рот, словно он испачкал тебя.

— Он нарочно устроил этот спектакль, чтобы напомнить о моем положении. Я ему не жена. Я наложница, существующая для его услады, и только. — Она машинально коснулась своих саднящих губ.

Хильда взъерошила ее волосы, и они черными волнами упали на ее плечи.

— Ну вот. Теперь ты просто прелесть. Жаль, что Эгберт разбил зеркальце твоей матери, и ты не можешь своими глазами увидеть, какая же ты красавица.

Зеркальце раскололось во время их последней ссоры, когда Эдит отказалась отдать мужу драгоценности ее матери. Она нечасто брала его в руки, не обольщаясь насчет своей внешности, но эта вещица была дорога ей как память. Эдит бережно хранила детские воспоминания о том, как мать, держа в руке зеркальце, расчесывала свои роскошные волосы. Иногда она позволяла и дочери посмотреться в него. Жаль, что она не унаследовала материнскую красоту. Ее собственные черные волосы казались блеклыми по сравнению с ярко-рыжими, почти красными кудрями ее матери.

— Эгберт забыл, что разбитое зеркало это плохая примета. Так что во всех своих бедах он виноват сам, — произнесла она, сдерживая дрожь в голосе.

Хильда хихикнула.

— Наверное, ты права. Об этом я как-то не задумывалась.

— Я знаю, что я права. — Она накрыла руку кузины своей, собираясь затронуть самую неприятную тему. — Скажи, а он…

— Не избивал ли он меня? — закончила за нее Хильда. — После той пощечины — никогда. Думаю, я была для него чем-то вроде любимой собачки. Если верить сплетням, которые распространяли слуги, он копил свою злость, чтобы выместить ее на тебе. Просто он завидовал тому, как хорошо ты управляешь поместьем. Я часто слышала его брюзжание по этому поводу.

На глазах Эдит выступили слезы. В каком-то смысле ее утешал тот факт, что даже муж признавал ее способности, но сейчас они ничем не могли ей помочь. Бранд хотел от нее совсем другого. Как хорошая хозяйка она была ему не интересна.

— Мы вернем себе нашу жизнь. — Она стиснула ладонь Хильды. — Я должна в это верить.

— Будь ласкова с Брандом Бьернсоном. — Пальцы Хильды выскользнули из ее руки, и Эдит поняла, что кузина не больше ее верит этим словам. — Как говорила моя матушка, когда мужчина доволен на ложе, тогда и всем вокруг жить хорошо.

— Впервые слышу эту поговорку.

— От этого она не становится менее правдива. Ты справишься, Эдит. Не спорь и не ссорься с ним, лучше употреби все усилия на то, чтобы ему было хорошо. Я в тебя верю. Мы все рассчитываем на тебя. — Покончив с напутствиями, Хильда вышла из спальни.

— От этого мне еще страшнее, — прошептала Эдит, когда за нею захлопнулась дверь.

В спальню проникли розовато-серые лучи рассвета. Эдит лежала на кровати, не смея пошевелиться. Последние звуки пиршества давно стихли, но Бранд так и не пришел.

Она свернулась калачиком. Смешно — сперва ей было страшно, что он вот-вот явится, а теперь она гадает, почему же он не пришел. Но спуститься и поискать его она не решалась.

Как-то раз, на заре ее брака, она вот так пошла искать загулявшего Эгберта. А когда нашла, получила затрещину. Ночь, проведенная в его спальне, пробудила ужасные воспоминания обо всех тех моментах, когда он бывал ею недоволен, хотя после признания Хильды ей и стало немного легче. Прикосновения Эгберта всегда были ей неприятны, не вызывая ничего кроме омерзения. А от поцелуя Бранда все ее тело охватило огнем.

Но чего еще ожидать от норманна с такой репутацией, как у Бранда Бьернсона? Должно быть, нашел себе постель потеплее. А вчерашнее представление разыграл, чтобы ее унизить и только. Но хватит. Она стукнула кулаком по кровати.

Она не станет лежать тут и тратить время на бессмысленное ожидание.

Эдит знала, как только люди в замке проснутся, они начнут сторониться ее и отводить глаза. Она много раз проходила через это после стычек с мужем и отказывалась переживать это унижение снова. Довольно.

— Я выполнила приказ. А теперь буду делать, что захочу.

Она оделась, оставив волосы распущенными. А потом, решив не застилать кровать — пусть знает, что она провела тут всю ночь, — без оглядки вышла из комнаты.

В замке стояла тишина. Норманны лежали вповалку там, где их сморил сон, и она осторожно пробиралась между спящими телами, источающими запах пивного перегара. Совсем как после пирушек Эгберта.

Небо снаружи окрасилось нежно-розовым цветом. Эдит полными легкими вдохнула в себя чистый утренний воздух. Ее любимое время. Можно составить планы на день, не боясь, что тебе помешают. На мгновение она позволила себе поверить, что ничего не изменилось. Что она по-прежнему дома.

Прогулявшись до конюшен, она обнаружила, что в стойлах стоят норманнские жеребцы. После отъезда Эгберта тут стало тихо, теперь же изо всех углов доносилось лошадиное фырканье и мягкое перетоптывание копыт. Большая конюшня вновь ожила. Эдит подошла к своей кобылке Мире и потерла ее нос.

— Наверное, никак не можешь взять в толк, откуда взялись все эти лошади, да, Мира?

С негромким ржанием кобыла потянулась к ее ладони, выпрашивая угощение.

— Увы, я ничего тебе не принесла, — вздохнула Эдит. — Могу предложить разве что сено.

Она прошлась по конюшне, собирая сено, и нахмурилась, увидев, что тот, кто вчера задавал корм лошадям, разбросал его по всему полу. Мира недовольно фыркнула, когда Эдит положила сено в кормушку.

— У меня нет яблок, и не проси. Они появятся не раньше осени. — Она ласково почесала Миру за ушами, пока та жевала, опустив голову. Строго говоря, Мира тоже перестала быть ее собственностью, но эта кобыла была не просто животным, на котором она ездила верхом. Она была верным другом, а дружба не признает преград.

Пальцы Эдит замерли на лошадиной гриве. Оставалось только надеяться, что Бранд отличается от Эгберта еще и своим отношением к женщинам, которые любят ездить верхом. Она не откажется от этих поездок, несмотря на любые запреты.

— Я попробую раздобыть тебе морковку или пастернак, — пообещала она, когда Мира подняла голову. — Надеюсь, Бранд не станет жадничать. И разрешит мне ездить верхом.

Она еще немного поговорила с лошадью, а потом вышла наружу, попутно составляя в уме список работ во дворе и на конюшне. Если не следить за мелочами, вроде разбросанного сена или покосившегося забора, то потом не оберешься проблем. Однако теперь, напомнила она себе, все это не ее забота. Бог знает, хорошо ли подкованы их лошади и сколько железа может понадобиться норманнам. Ее первым порывом было пойти проверить, достаточно ли железа в кузнице, но усилием воли она остановила себя.

Эдит прижала пальцы к вискам. Все это больше ее не касается. У нее осталась одна обязанность — ублажать Бранда в постели. Да и этого пока не вышло сделать. Пребывая в самом мрачном настроении, она пнула камешек, и тот, завертевшись, покатился по земле.

Внезапно она уловила краем глаза какое-то движение за конюшней и поняла, что уже не одна. Все ее тело напряглось. Ей нельзя быть здесь. Бранд четко распорядился, чтобы она ждала его в спальне.

Ее мысли заметались. Нужно придумать, что сказать в свое оправдание на случай, если это один из норманнских воинов. Какую-нибудь правдоподобную отговорку. Она молилась, чтобы не пришлось пускать ее в ход.

Человек тем временем приближался. Бранд. Его волосы поблескивали, словно он только что искупался. Рубаха липла к груди, обрисовывая рельефные мышцы. Он был крупным мужчиной, но его тело было подтянутым, без капли лишнего жира.

Ее сердце неровно забилось. Кто дал ему право так хорошо выглядеть по утрам, в то время как она сама похожа на пугало? Но прятаться было уже поздно, и она отряхнула юбку, смахивая приставшие к ткани соломинки.

Он остановился. Под его взглядом, неспешно заскользившим по ее фигуре, она расправила плечи, мысленно ругая себя за то, что не прикрыла волосы. Никакая она не красавица, как заявила вчера Хильда, скорее похоже, будто ее волоком протащили через плетень.

— Так рано, а вы уже на ногах, леди Эдит, — крикнул Бранд. — Готовы во всеоружии встретить новый день? Или у вас другие планы?

— Мне не спалось. — Эдит сцепила руки в замок, чтобы перестать отряхивать с платья сено. Почему он поставил вопрос так, словно она замышляет что-то дурное? — Я выполнила ваш приказ. Я ждала вас в ваших покоях.

Он изогнул бровь.

— Оказывается, вы умеете не только отдавать приказы, но и выполнять их. Это радует.

Эдит стиснула кулаки. Он был так уверен в том, что она подчинится, что даже не удосужился это проверить! Больше она не повторит этой ошибки и не будет ночь напролет смотреть в потолок его спальни. Если нужно, пусть сам приходит в ее покои.

— Была ли причина, которая помешала вам прийти ко мне? — спросила она и немедленно пожалела о своих словах.

Он склонил голову набок.

— Вчера вы были похожи на испуганного зайца. Мне же нравится, когда женщина сама, без принуждения ложится со мной в постель. Удовольствие должно быть взаимным. Но некоторые из моих соплеменников не понимают этого, вот и пришлось поставить на вас свое клеймо.

Эдит отвернулась. Его низкий гортанный голос обволакивал все ее существо. Страх перед близостью с ним был настолько велик, что она вновь неправильно истолковала его поступки.

Слова застряли у нее в горле. Нет, извиняться за свои поспешные выводы она не станет. Он этого не заслужил. Так поступила бы прежняя Эдит, которая покорно терпела насмешки Эгберта. Теперь, когда она узнала о его хитрости, нервное напряжение немного отпустило ее. Она больше не допустит, чтобы над ней издевались.

— Я предпочла бы, чтобы за мной ухаживали как-то иначе. Но увы. Мы не всегда получаем то, что нам хочется.

Он подошел ближе и, взяв ее за подбородок, развернул ее лицо к себе. Их глаза встретились, и она утонула в его синем, словно глубокое озеро, взгляде.

— Нам незачем спешить. Я не хочу просто уложить вас в постель. Мне нужно от женщины нечто большее.

Внутри у нее запорхали бабочки, и она прижала ладонь к животу, пытаясь унять это ощущение. Что хочет получить от нее этот великан?

— И как же принято ухаживать у норманнов?

— Сперва мне нравится познать разум женщины, а потом уже ее плоть. Те времена, когда мне было достаточно просто иметь возле себя чье-то теплое тело, давно прошли.

Ее охватил внезапный гнев. Она провела бессонную ночь, а он даже не собирался с ней спать! Какая циничная уловка, и все лишь бы проучить ее.

— Тогда зачем было заставлять меня всю ночь мучиться? Чего вы хотели этим добиться?

Он взял ее лицо в ладони. От этого легкого прикосновения тепло разлилось у нее внутри, закрутилось жаркой спиралью внизу живота, и ей захотелось прижаться к его мощному телу.

— Неужели вы так сильно по мне скучали? — прошептал он, опаляя дыханием ее ухо. — Поэтому вы так злитесь? Я запомню, что вы не любите ждать. Мы познаем страсть, скоро, сегодня же.

Она хотела развернуться и уйти, но ноги ее не слушались. Он опять решил выбить ее из колеи, как было вчера. Или, что еще хуже, возомнил, что она упадет в его объятья, точно спелая слива. Любой разговор с ним был подобен игре в тафл, такое же интеллектуальное состязание, только на словах.

— Вопрос не в том, было ли мне скучно. — Она смело встретила его взгляд. — А в том, какое вы имели право подвергать меня этой пытке. Конечно, я благодарна за неожиданное избавление от того, чего я боялась, но…

— Я был полностью в своем праве. Вы существуете для моей услады, и я приду к вам, когда захочу. Не раньше. Или вы не согласны? Вы же приняли наш уговор.

Вынужденно соглашаясь, она пожала плечами. Похоже, он получал удовольствие, постоянно напоминая ей об их соглашении.

— Как скажете, но я не привыкла к такому обращению.

Он сверкнул глазами.

— Вы так высоко себя ставите? С какой стати мне обращаться с вами иначе, чем с другими женщинами?

— Если вы хотите благополучно править в Нортумбрии, вам стоит побольше узнать о принятых у нас нравах, — сказала Эдит и притопнула ногой, прогоняя мысли об этих его других женщинах.

Его брови сошлись на переносице.

— То есть, по-вашему, что я дурно воспитан.

— Да. — Она смело встретила его взгляд. Последствия ее больше не волновали. В их споре именно он был неправ.

— Вы ранили мою гордость.

— Ваша гордость ни капельки не пострадала. У вас ее предостаточно, хватит на нас двоих.

— Зато у вас ее нет вообще, — парировал он, изогнув бровь. — Вы же просто святая. Благородная праведница.

Эдит закатила глаза. Какая знакомая уловка. Ее отец тоже менял тему, едва заканчивались аргументы.

— У меня есть гордость. Но я горжусь только по-настоящему стоящими вещами, например своим умением вести хозяйство и заботиться о людях. — Она развела руками. — Почему я должна это скрывать? Что плохого в том, чтобы гордиться своими достижениями? Но я презираю такую гордость, которая построена на унижении других.

— А у вас острый язычок.

— Никогда не видела смысла в том, чтобы подслащивать неприятную правду. Не стану делать этого и сейчас.

— То есть, вы за честность.

— Именно так. — Эдит расправила плечи.

— Однако, соглашаясь принести себя в жертву во имя других, вы прикинулись невинным агнцем, которого отправили на заклание.

Она сглотнула, пораженная тем, что Бранд знаком с христианскими образами. Хотя, ничего странного, он ведь прожил в Англии более десяти лет.

— Не припоминаю, чтобы в нашем соглашении оговаривалось, с каким видом я обязана его принимать.

Она напряглась, ожидая расплаты за свою дерзость, но вместо этого он запрокинул голову и расхохотался.

— Спасибо за урок, кроха. Я запомню, что в споре вы хорошо держите удар.

— Я не кроха, а вполне высокого роста, — запротестовала Эдит, уводя разговор из опасного русла. Похоже, Бранд и не собирался делать ее своей наложницей на деле. От этой мысли ей почему-то стало грустно.

— По местным меркам возможно, но на моей родине женщины не уступают нам ростом. — Его взгляд затуманился. — Чтобы взрастить расу воинов, нужны сильные духом женщины. Так говорил мой отец.

— Сила женского характера не зависит от ее роста.

— Тут я с вами согласен. В этом смысле норвежки бывают разные.

В груди больно кольнуло. Где-то далеко жила женщина, которой принадлежало его сердце. Пусть так, но почему мысль об этом так ранит? Нет смысла желать чего-то большего. Она его наложница, а не возлюбленная.

— Мой муж был одного со мною роста, — тихо произнесла она. — Я не привыкла считать себя маленькой.

Его руки легли ей на плечи.

— Но вы меньше меня.

Она облизнула внезапно пересохшие губы.

— Я знаю.

— Значит, вы кроха.

— Или же вы великан.

— Зависит от точки зрения.

— Об этом я не подумала. — Ее дыхание участилось, а сердце быстро забилось в груди. Бранд стоял так близко, что она заметила каплю воды, скатившуюся в ямку у основания его горла.

Он склонился к ней. На этот раз его губы мягко терзали ее дразнящим, соблазняющим поцелуем. Эдит прильнула к нему, и он обнял ее, прижимая к себе. Она ответила на его поцелуй, познавая его чистый мужской вкус.

Когда он поднял голову, Эдит тут же отпрянула.

— Зачем это было нужно? — спросила она, задыхаясь.

— Просто так.

— По-моему, вы просто хотели остановить наш спор.

Бранд смотрел в ее запрокинутое лицо, борясь с желанием снова привлечь ее к себе и проникнуть в глубины ее существа, уже по-настоящему. Но нет. Он сполна насладится погоней. Он совсем забыл, каково это — когда с тобой спорит женщина. Слишком часто они безропотно падали к его ногам ради того, чтобы использовать его положение или добраться до его денег.

Прогоняя наваждение, он покачал головой. Это просто усталость. Никаких особенных чувств к этой женщине у него нет и быть не может. Всю ночь он занимался тем, что осматривал замок, зная, что она не посмеет покинуть его спальню и помешать ему.

— А вы любите, чтобы последнее слово оставалось за вами?

Мило покраснев, она вздернула нос.

— В этом нет ничего плохого.

— Зато я нашел прекрасный способ, как заставить вас замолчать. — И он от души расхохотался.

— Мне нужно идти. Скоро все в замке проснутся.

Он пробежался пальцами по ее плечу.

— Что ж. Тогда разрешаю вам скрыться бегством, Эдит. Но мы с вами все еще не закончили. По сути, мы даже не начинали.

Она развернулась и зашагала прочь. Предвкушая удовольствие, Бранд смотрел ей вслед. Всю его усталость как рукой сняло. Когда придет время, им будет хорошо в постели.

Но не успела она сделать и тридцати шагов, как остановилась и сдавленно вскрикнула. Он быстро догнал ее.

— Эдит, что с вами?

Она простерла руку и указала на окутанные туманом деревья.

— Смотрите! Там висельник. Так вот чем заканчиваются ваши пиры?

— С чего вы решили, что к этому причастны мои люди?

— Не знаю. — Она обхватила себя за талию. — Боже, я так надеялась избежать кровопролития.

— Издалека непонятно, что там такое. — Бранд тронул ее плечо. — Может, сходим и проверим?

— Вместе? — пискнула она.

— Если желаете. Я могу и один.

Она закусила губу.

— Лучше я пойду с вами. Я испугалась от неожиданности, только и всего.

Они молча пошли к повешенному, который покачивался на ветке. На полпути Бранд с облегчением выдохнул и расслабился. То был не висельник, а набитое соломой чучело, одетое в штаны и рубаху. Чья-то глупая шутка. Однако неизвестный шутник явно рассчитывал бросить ему вызов. Нужно найти его и наказать. Он знал, как легко можно подорвать свой авторитет, если оставлять без внимания подобные выходки.

— Что там? — спросила Эдит дрожащим голосом. Она была бледна как полотно.

— Соломенное чучело.

— Слава богу. Не придется никого хоронить на перекрестке. — Она содрогнулась. — Это всегда так тяжко.

Внутри него медленно нарастала злость на того, кто своим гнусным розыгрышем посмел ее напугать.

— Полагаю, вы ничего об этом не знали?

— Откуда? — Она сверкнула глазами и сразу стала больше похожа на женщину, которая встретила его вчера. Она смахнула с платья остатки соломы. — Я ходила на конюшню, чтобы проведать свою кобылу. Кто разбросал там все сено. — Ее пальцы дрогнули. — Вы должны мне верить.

— Вас кто-нибудь видел?

— Нет. Все еще спали. — Она стиснула кулаки. — Я не способна на такой жестокий розыгрыш!

К своему удивлению Бранд был готов ей поверить. Уж слишком неподдельным был ее испуг, когда она с побелевшим лицом указала на болтающееся на веревке тело. Не могла она быть настолько хорошей актрисой.

— Я вам верю.

Она растерянно заморгала.

— Правда?

Интересно. Похоже, шутник, прежде чем действовать, забыл спросить у нее разрешения.

— А что, есть причина подозревать, что вы говорите неправду? — спросил он.

Она медленно покачала головой.

— В юности я вот так обнаружила свою тетю. Когда ее ребенок умер от лихорадки, она тронулась умом. Мне по сей день снится это во сне. Были и другие, кто решил таким образом свести счеты с жизнью. Мне приходилось самой хоронить их. Ни наш священник, ни тем более муж не желали этим заниматься.

— Сожалею. — Обняв ее за плечо, он почувствовал, что ее трясет. — Будь там настоящий висельник, я бы о нем позаботился, как того заслуживают все ушедшие в мир иной.

— Что вы теперь будете делать?

— Сниму его с дерева. Потом узнаю, кто это сделал, и почему.

— И каким образом вы это узнаете? — Она взяла его за локоть. — Скажите. Я имею право знать. Если вы накажете сразу всех, то добьетесь лишь всеобщего негодования.

— У вас есть право знать только одно: это мое поместье, и я поступлю так, как сочту нужным.

Стряхнув ее руку, он достал нож и метким броском перерубил веревку. Чучело свалилось на землю. Бранд с отвращением увидел, что на его голове нахлобучен норманнский шлем.

Подняв шлем, он внимательно осмотрел его и сразу понял, кому он принадлежит. У него перехватило дыхание. Смелая выходка.

— Чей он?

Он покрутил шлем на пальце.

— Хререк будет изрядно смущен, когда получит его обратно.

Ее глаза распахнулись.

— Это тот самый норманн, который приставал вчера к Хильде? Мои люди не настолько смелы, чтобы красть его вещи.

— Вы хотели сказать, не настолько безрассудны? — Бранд покачал головой. — Наверное, он напился сильнее обычного. Ребята немало позабавятся, когда я буду возвращать ему шлем.

Ее брови сошлись на переносице.

— Нортумбрийцы не отважились бы на такое, особенно после вчерашнего происшествия.

— Мы воспринимаем его по-разному. — Бранд постучал пальцем по шлему. — Как по мне, Хререк не сделал ничего зазорного. Но, похоже, некоторые местные считают иначе. В конце концов, ваша кузина была любовницей покойного лорда.

Она упрямо поджала губы.

— Говорю вам, мои люди этого не делали.

— Ваши люди?

Она покраснела.

— Нортумбрийцы. Ваши новые подданные.

— Тогда кто, по-вашему, это сделал? Привидение?

— Или норманн, у кого была причина, — резко ответила она. — Быть может, кто-то затаил на вас обиду.

— И зачем моему человеку устраивать этот розыгрыш? Ради чего? Если кто на меня обижен, он может высказать это мне в лицо. Он даже волен бросить мне вызов и сразиться за право быть лидером фелага.

Она терзала белыми зубами нижнюю губу. Потом ее глаза дерзко блеснули.

— У меня нет ответа на ваш вопрос. Но может быть вы ответите на мой. Зачем кому-то из местных навлекать на себя гнев своего нового господина? Они и так живут в страхе перед вами.

— Когда я захочу узнать ваше мнение, то спрошу. А до тех пор…

Не договорив, Бранд зашагал к замку. От злости у него чесались кулаки. Вот оно, первое испытание его власти в этом поместье, и он должен выдержать его с честью. Теперь, несмотря на ее слезливую историю и казалось бы искренний испуг, он почти не сомневался в ее вине. Ее выдала солома на платье, хотя вряд ли она действовала в одиночку. Он пожалел, что не пришел к ней ночью. Надо было получить свое, чтобы у нее не осталось времени творить пакости.

— Подождите. Прошу вас! — Ее мольба эхом разнеслась по пустому двору.

— Что? — спросил он, еле сдерживая ярость.

— Вы еще не узнали всех фактов, а уже утвердились в своем мнении. Сперва опросите всех. Только тогда и не раньше вам откроется истина.

— И чего ради мне так поступать?

— Вы говорили, что будете равно править всеми, кто здесь живет. И нортумбрийцами, и норманнами. — Она подняла подбородок. — Вы же не хотите посеять распри и недовольство.

Бранд замер, вспомнив, как мать частенько бранила его за нетерпеливость.

— И вы уверены, что ваши люди здесь не причем.

— Готова поставить на это свою жизнь.

— Хорошо, я опрошу всех, но только затем, чтобы доказать, что виновен кто-то из ваших. А потом я рассчитываю, что вы покажете абсолютно все тайники со своим спрятанным имуществом.

— Вы уже все нашли.

— Не держите меня за идиота. Это меня оскорбляет.

Она потерла шею.

— Почему вы считаете, будто я прячу что-то еще?

— Потому что на вашем месте я поступил бы так же. — Отметая ее протесты, он покачал головой. — Не беспокойтесь. Рано или поздно я все найду. Просто с вашей помощью это случится быстрее.

Их взгляды скрестились, и, в конце концов, она первая отвела глаза.

— Хорошо. Если я не смогу доказать, что мои люди не виноваты, то покажу все тайники, о которых знаю. Но что получу я, если виновник — норманн?

— Право жить здесь сколько пожелаете. И безо всяких условий.

— И помогать вам с хозяйством? — Она склонила голову набок.

— Если хотите.

Она протянула ему руку.

— С удовольствием принимаю ваше предложение. Я знаю своих людей. Так что, соберем их всех и опросим разом?

— У вас есть другая идея?

Она прищурилась и склонила голову.

— Нет. Так и поступим.

Бранд слегка улыбнулся. Она попалась в ловушку, и скоро он разоблачит ее. Неплохое начало дня.