Люди войны

ГЛАВА 1

Орлов точно знал, что должен был сделать и как этого добиться. Долгие годы, проведенные в опасном российском криминальном мире до того, как он пришел на флот, теперь сослужили ему хорошую службу. Он знал, когда говорить, а о чем молчать, как смешаться с нищими и разбойниками любого рода, как затеряться среди сброда. Но что-то большее, чем сумма его недостатков и дурных привычек призывала его к более решительным действиям теперь, когда он находил себя волком в целом мире овец.

Именно так он и видел себя, большим и страшным волком, упавшим с неба, словно полубог, собравшийся вытащить из моря терпящих бедствие рыбаков. Он оказался в Картахене, где вскоре обосновался в портовом районе, перебираясь из одного бара и борделя в другой. Здесь всегда можно было найти выпивку и поговорить с барменом, если он мог найти такового, говорящего по-русски. Деньги не были для него проблемой, так как их можно было добыть у любого зазевавшегося бродяги, с которым он мог столкнуться. Рыбаки пытались объяснить ему, что ему нужно было вести себя осторожнее, но делали это на испанском, языке, которого он не знал. Вместо этого он объяснялся с ними жестами, что было в духе его агрессивной натуры.

Будучи крупным человеком с хорошо развитой мускулатурой, он редко встречал кого-то, кто хотел серьезно перечить ему в барах, где он пил и упивался своей вновь обретенной свободой. Время от времени он встречал выходцев из восточной Европы — поляков, венгров, литовцев, некоторые из которых даже знали его родной язык, русский. Это не было чем-то необычным, нейтральная Испания привлекала свою значительную долю блуждающих душ, людей, уставших от войны или бежавших от нее, потерянных людей, которых никому не будет не хватать и о которых никто не станет думать.

Однажды ночью Орлов встретил другого человека, говорящего по-русски, Ивана Петровича Рыбакова, который работал кочегаром на пароходе, пришедшем в порт этим утром. Они сразу же нашли общий язык, заведя разговоры о женщинах и выпивке, и, в конец концов, набрались достаточно, чтобы достать бармена, который вызвал наряд, чтобы убрать их отсюда.

Двое сотрудников Гражданской гвардии появились спустя некоторое время и начали несколько сильнее, чем нужно, давить на человека, который привык давить сам. Гвардейцы были вооружены дубинками и умели их использовать, но Орлов был не в том настроении, чтобы спускать двоим тощим испанцам подобное отношение, и высказал им все, что о них думал, хотя и по-русски. Гвардейцы услышали достаточно, чтобы понять, но сглупили, решив, что их форма, дубинки, а также значки на фуражках помогут им решить данный вопрос.

Они сильно ошибались.

Орлов взорвался, выхватив у одного из них дубинку, и быстро сломал ей ему нос. Когда второй гвардеец попытался вмешаться, он заработал перелом руки, а через несколько минут оба валялись на грязной вонючей соломе, который был покрыт пол бара, холодные, как камень.

Глаза Рыбакова широко раскрылись, когда он увидел, как легко Орлов уложил обоих, но он понял и то, что это причинит очень много неприятностей, и довольно скоро. Несколько посетителей уже выбежали наружу, а бармен снова сидел на телефоне с лицом, посеревшим после того, как он увидел случившееся, в особенности то, как Орлов сломал стул о спину одному из гвардейцев.

— Пошли, дружище, — прошипел он. — Надо убираться отсюда, пока еще можно. Я знаю надежное место!

Орлов пнул лежачего гвардейца в живот, взял кружку с пивом, чтобы допить, а затем обхватил крепкой рукой Рыбакова, и они оба скрылись на темных улицах Картахены. Сначала Орлов задумал направиться в хороший бордель, но его новый друг убедил его, что это будет в высшей степени неразумно.

— Пошли со мной, товарищ, — прошептал он. — Нам нужно скрыться на некоторое время. Этих двоих мышей ты раскидал достаточно легко, но скоро прибежит намного больше.

— Пусть рискнут здоровьем, — невнятно проговорил Орлов.

— Верю, дружище, но не сегодня. Гражданская гвардия скоро проверит все бары и бордели в районе порта, но у меня есть прекрасное место, где нас никто не найдет.

Рыбаков повел его по темному переулку к причалу, где у длинного деревянного пирса стоял старый ржавеющий пароход. Оба проскользнули на борт, словно две тени, ржа на ходу, и Гражданская гвардия не нашла их. Они пробрались во внутренности корабля, трампового парохода[12] из Кадиса, предпринявшего очень рискованный в современных условиях рейс. Он прибыл сюда из Барселоны, заходя по пути в Валенсию и Картахену, чтобы забрать Груз, и должен был отбыть в Сеуту на Алжирском побережье в районе Гибралтара, чтобы затем отправиться в Кадис на побережье Атлантического океана.

— Мы отбываем утром, но ты не волнуйся. Пойдем с нами! Капитан тебя примет. Ему нужен такой здоровый человек, как ты, чтобы кидать уголь, а завтра я покажу тебе Сеуту. Там шлюхи так работают, что глаза из орбит вылезают. Я таких только там видел, дружище.

Такие суда, как это, часто брали на борт случайных людей без особых требований и долгих разговоров. Так Орлов оказался на борту в качестве рабочей силы, так как его руки и плечи как нельзя лучше подходили для того, чтобы швырять уголь в старую топку. Там работали пятеро, двое из которых были из Восточной Европы, как и он и его подельник Рыбаков. Все они были потерянными душами, затянутыми в водоворот Второй Мировой войны. Это была не самая лучшая жизнь, но Орлов, наконец, смог выбраться из города, вместо того, чтобы совершать столь же рискованный путь по суше.

Он подумывал о том, чтобы отправится на восток, в Россию, но перспектива путешествия через большую часть Европы, оккупированной Германией, не обнадеживала. Возможно, он задержится в Алжире на некоторое время, сбежав с корабля и опробовав по совету Рыбакова местные бордели. К счастью, его новый корабль, «Дуэро» совершил дневной переход без происшествий.

Была определенная ирония в том, что Орлов направлялся на юг вдоль испанского побережья тем же маршрутом, которым прошел «Киров» несколько месяцев назад. Тем не менее, его прежний корабль и его прежняя жизнь уже давно словно затерялись в тумане времени. Пока он проматывал время в Картахене, «Киров» с боем прорвался через Средиземное море, достиг договоренности о безопасном проходе к острову Святой Елены, а затем исчез в тумане, чтобы снова появиться на Тихом океане. Теперь корабль давно ушел и из 1942 года, и от войны, которой Орлов всеми силами пытался избежать.

Однажды, подумал он, нужно будет серьезно отнестись к ситуации и начать использовать невероятное знание будущего, чтобы найти лучшее место в жизни. Тем не менее, на данный момент он был доволен выпивкой и шлюхами по побережью Испании, и забывал прежнюю жизнь. Однажды я начну вспоминать ее, подумал он, и задавать вопросы. Да, я знаю, что случиться в будущем, и скоро, очень скоро стану богат и влиятелен.

Он не был образованным человеком, как Федоров, который мог называть имена, даты и прочее по памяти, читая лекции всем остальным на корабле… Да, на «Кирове», самом мощной военном корабле в мире. Он оказался на этой войне случайно, по крайней мере, Орлов так полагал, и творил ад, куда бы не направился. Он задавался вопросом, что случилось с кораблем, и слышал ли этот плосколицый толстоносый Николин его сообщение, которое он отправил однажды, вломившись ночью по пьяному делу на телеграфную станцию в Картахене. «Николин, Николин, Николин… Ты лузер».

Это было его последним убогим прощанием с жизнью, которую он знал когда-то. Да, все они были для него сборищем лузеров. И пусть они все идут нахрен. У них остался корабль и их личная война, а у него было кое-что другое, и он собирался при помощи этого стать самым влиятельным человеком в мире. Да, Орлов не был образован, но не был и глуп. Он знал, что никогда не сможет так, как Федоров, помнить все даты, имена и еще кучу всего в мире. Но в библиотеке «Кирова» было очень много полезной информации, которую он догадался загрузить в свой компьютер, встроенный прямо в куртку, которую он все еще носил.

Устройства с сенсорными экранами произвели революцию в мире вычислительной техники в начале 21-го века, возвестив «Эру персональных компьютеров в эпоху после персональных компьютеров». Смартфоны и планшеты с сенсорными экранами проникли практически всюду. Единственным ограничением был источник питания, который требовал постоянной подзарядки от сети. Затем кому-то предприимчивому пришла в голову идея, что нам больше не нужны были пальцы, чтобы касаться ими экранов, и мы могли бы сделать еще один шаг вперед и начать использовать свой голос.

Вскоре компьютеры стали частью одежды и других личных вещей, таких, как очки или ювелирные изделия. У Орлова имелся гибкий и очень прочный планшет, встроенный прямо в подкладку куртки в водонепроницаемом полифлексовом кожухе. Ткань была прошита светочувствительным волокном, обеспечивавшим планшет питанием за счет солнечного света в любом месте. Модель была военной и особо надежной, рассчитанной на суровые условия боевых действий. В воротник был встроен микрофон, позволявший отдавать системе команды голосом, а для выслушивания ответов служила беспроводная гарнитура. В корабельной библиотеке он закачал на планшет «Портативную Вики», чтобы использовать имеющиеся в ней сведения и стать богатым. Все, что ему было нужно, это прошептать вопрос и выслушать ответ «Светланы», голоса русскоязычной Вики, и получить все сведения, которыми Федоров набивал голову многие годы. Да, Орлов был очень умен. По крайней мере, он сам так считал.

Он так считал и на следующую ночь, когда покутил в Сеуте, просадив все средства и вступив в потасовку из-за цены, едва не ввязавшись в очередную драку. В конце концов, он вернулся на корабль, планируя сбежать после короткого отдыха. Вместо этого, он провалился в глубокий, почти наркотический сон без сновидений, проспав всю ночь. Рыбаков не стал будить его до десяти утра, когда корабль был далеко в море. В итоге, Орлову пришлось заплатить намного больше, чем он думал в ту последнюю ночь в борделе в испанском Марокко. Гораздо больше.

U-118 совершала свой третий боевой поход. Экипаж завершил подготовку на три месяца раньше, чем случилось в истории, записанной в книгах Федорова, где она должна была отправиться в первый поход только 19 сентября 1942 года. Третий поход должен был состояться только в конце января 1943, но это происходило сейчас. Просто еще одно случайное изменение линии времени, порожденное проходом «Кирова» через этот регион.

Капитан Вернер Чиган имел мало успехов в двух первых боевых походах, действуя в составе «волчьих стай» «Вотан» и «Вестфаль» в Атлантическом океане. Он вернулся в Лорьян не столько с пустыми руками, но и с повреждением корпуса после того, как в один вечер в сумерках лодку обнаружил самолет, сбросив глубинную бомбу совсем рядом с правым бортом.

Он знал, что прошел на волосок от смерти, но это разозлило его еще больше и усилило решимость добиться успеха и вычеркнуть что-нибудь из реестров Союзников. Проблема была в торпедах, так он думал. Они, похоже, просто не работали так, как надо, но у него были и другие варианты.

Однажды ночью в Лорьяне он имел долгий разговор со своим старшим помощником, оберлейтенантом Гербертом Браммером, и они решили сменить подход. Решение оказалось настолько же роковым, насколько успешным.

— Давай взглянем правде в лицо, Вернер, — сказал ему Герберт за пивом. — В наши дни есть мало лодок нашего типа, а еще меньше уважения к ним. Нас придают «волчьим стаям», потому что мы большие и толстые, и можем нести много мин. Но для нас в любом случае нет дела посреди Атлантики. Мы должны действовать в прибрежных водах, охотясь на корабли вблизи Гибралтара. Эта лодка построена именно для минных постановок.

— Наверное, ты прав, Герберт. Но мы идем туда, куда нас посылают. — Капитан знал, что пытался сказать ему старпом. Он был командиром лодки типа ХВ, одной из всего восьми больших лодок этого типа, введенной в строй в 1938 году. Они были разработаны как океанские лодки, имея водоизмещение 2 700 тонн при полной загрузке, но, как с горестью признавал Брамер, большая часть этого веса составляли припасы и расходные компоненты. Лодка имела боезапас в 15 торпед, но имела весьма странную конструкцию, так как была вооружена всего двумя аппаратами, и находились они на корме.

— Двух аппаратов достаточно, когда можно встать носом к цели и выстрелить, — сказал капитан. — Но каждый раз, когда мы замечаем что-либо, достойное расхода торпед, нам нужно сначала повернуться к цели задом и попытаться пернуть в нее. И у нас этого не получалось уже шестьдесят дней.

— Я хочу сказать, что наша лодка была создана не для этого, капитан. Вы знаете это, так же, как и я. Как вы думаете, зачем нам бортовые шахты? Вот наша настоящая задача — постановка мин на вражеских коммуникациях. А торпедные аппараты на заднице нужны нам только для того, чтобы мы могли выстрелить из них в кого-либо, кто решит нас преследовать. Вы хотите, чтобы мы бросались на врага, как кошка, как остальные лодки, но наша задача состоит не в этом. Мы должны действовать, как паук. Расставить сеть из мин, а потом засесть в засаде и ждать, пока кто-либо на них не подорвется. Да, у нас есть еще и 10,5-сантиметровое[13] орудие, и если цель попытается уйти, то мы можем добавить из нее. Но не в океане! Нельзя ставить мины где попало. Нам нужно подойти в Гибралтарскому проливу и расставить сеть на западных подходах. Там ходят корабли, и вот где вы сможете добиться успеха и что-то потопить.

Капитан сделал глоток пива и протер губы.

— Ты снова прав, Браммер. Я сделаю специальный запрос перед следующим походом. Я хочу, чтобы эти проклятые шахты загрузили минами. Тогда мы сделаем то, что вы предлагаете, друг мой. Давайте выпьем за это! — Он поднял кружку и оба залпом выпили темного пива, скрепляя договор, который возымеет самые драматические последствия, хотя они оба не узнают и даже не поймут, что они только что сделали.

Жизнь, время и замысловатые линии судьбы сделают все остальное. Капитан с невозможной фамилией Чиган собирался добиться успеха при помощи минных постановок, которыми многие командиры подводных лодок брезговали, будучи слишком горды, чтобы снисходить до подобного, полагая себя подводной элитой Гитлера, молчаливыми волками океана.

Чиган вывел U-118 в море 25 августа 1942 года, заводясь от возможности обнаружить кильватерную колонну линкоров и крейсеров Флота Метрополии адмирала Тови, следующих на север в Скапа-Флоу. Ему было приказано вести наблюдение и не атаковать их, и вскоре длинная колонна кораблей исчезла за горизонтом. Следуя на юг чуть больше недели, и пытаясь выследить случайное грузовое судно, он, наконец, решил пренебречь торпедными аппаратами и начал постановку мин на западных подходах к Гибралтару.

Это был район, через который Королевский флот часто будет проводить большие конвои и соединения военных кораблей, направляющиеся в Средиземное море. Пять авианосцев вошло в него прошлым летом для участия в операции «Пьедестал», и корабли, которые он только что наблюдал, предположительно, проводили здесь полномасштабные учения. Возможно, в ближайшее время какой-нибудь достойный военный корабль найдет корпусом одну из его мин, а если нет, то в этом районе все равно будет оживленное судоходство, и кто-нибудь да попадется в его сеть. Да, он будет вести себя как паук, как и посоветовал ему старпом, и такой подход принесет свои плоды в ближайшее время.

U-118 выставила 66 мин типа SMA к западу от мыса Спартель, а затем направилась на юго-запад, ища возможность использовать двенадцать имевшихся на борту торпед. Через несколько дней они получили весьма хорошие новости.

Конвой MKS-7B шел темной сентябрьской ночью из Алжира в Ливерпуль через Гибралтарский пролив. Это был очень жирный конвой в составе более шестидесяти судов, шедших в двенадцати кильватерных колоннах прямо на расставленные U-118 мины. Чиган мог претендовать на три потопленных корабля — небольшой 2 000-тонный «Балтония», намного больший «Эмпайр Мордред», водоизмещением более 7 000 тонн, а также 5 000-тонный «Мэри Слессор». Он был в приподнятом настроении — три потопленных корабля за одну ночь без единого пуска торпед! Он в одночасье записал на свой счет 14 064 тонн и мог рассчитывать на получение Железного Креста 1-го класса за свой новый подход. Наконец он смог использовать свою лодку по ее прямому назначению.

Мины, выставленные U-118, еще некоторое время оставались угрозой для судоходства в регионе. Еще три корабля подорвались на них, записав на счет Чигана еще 12 870 тонн. Но был и четвертый корабль, непритязательный пароход из Кадиса, заложенный как «Монассир». Затем этот корабль был переименован в «Швейцарию», затем был сдан в аренду испанским республиканцам во время гражданской войны и ходил под итальянским флагом и названием «Урби», перевозя контрабанду и другие неприглядные грузы вдоль побережья Испании. После окончания гражданской войны корабль был возвращен прежнему владельцу, переименовавшему его в «Дуэро» в честь каменистого винодельческого региона в северной части центральной Испании у города Аранда де Дуэро.

Переименовывать корабль всегда считалось плохой приметой, хотя это и было общераспространенным явлением. Но переименовывать корабль четыре раза было уже перебором. И так случилось, что корабль, сменивший четыре названия, стал жертвой мины, выставленной U-118 ночью 10 сентября 1942 года, и погиб равно за пять месяцев до того, как это должно было случиться.

Казалось бы, что такого — обычный непритязательный пароход, налетел на мину, поставленную расстроенным капитаном немецкой подводной лодки — но эта ночь изменила весь ход истории, не только истории войны, но и всего, что последовало за ней. Потому что на борту этого парохода находился один очень особенный человек — бродяга, неимущий чернорабочий, никто, взятый в качестве дешевой рабочей силы несколько недель назад.

Его звали Геннадий Орлов.

ГЛАВА 2

При водоизмещении всего в 2000 тонн «Дуэро» не имел конструктивной защиты, стоившей упоминания, так что взрыва, сотрясшего его в ту ночь, оказалось достаточно, чтобы пробить в корпусе дыру, через которую начала заливать морская вода. Им просто повезло, что британский эсминец оказался рядом и смог отреагировать достаточно быстро, чтобы взять судно на буксир и потащить «Дуэро» обратно в Гибралтар. Так как многие отсеки были затоплены, капитан принял решение переправить большинство членов экипажа на эсминец на шлюпе. Рыбаков и Орлов были в их числе.

— Орлов, ничего не говори, — предупредил его Рыбаков. — Помни, что мы нейтралы. Я уже был на борту нескольких британских кораблей в свое время и мне никогда не было о чем беспокоиться, но тебе надо иметь голову на плечах и держать рот на замке.

Орлов был слишком счастлив выбраться со старого ржавого парохода, полагая, что сможет легко исчезнуть и перебраться на любое другое судно в порту, как только сойдет на берег и продолжить свой путь. Однако судьба и время сказали свое веское слово в эту ночь в виде эсминца HMS «Интепид», выполнявшем рутинное патрулирование пролива под командованием лейтенант-коммандера[14] Колина Дугласа Мода.

Этот же корабль участвовал в бешеной погоне за призрачным кораблем в Средиземном море несколько месяцев назад, когда Мод отчаянно пытался выйти на дистанцию пуска торпед. Он не смог нанести в ту ночь удар по «Кирову», но теперь, сам того не зная, заполучил частичку этого корабля прямо в свои руки. Прошло немного времени прежде, чем Орлов попался ему на глаза, так как было в нем что-то странное для простого чернорабочего на старом испанском пароходе.

Мод был уже достаточно просоленным человеком, и знал, что море меняет людей, уходящих в него. Орлов сразу же бросился ему в глаза, когда лодка швартовалась к эсминцу и люди с нее начали подниматься на борт. Было заметно, как он перемещается по лодке, как берется за веревочную лестницу, поднимается, правильно и уверенно ставя ноги, в то время как остальные шумели, скользили и вообще выглядели похожими на обезьян. Но не Орлов. Это был человек, который знал привкус соли в воздухе, и явно знал море. Мод был уверен в этом с первого взгляда на него. И было в нем что-то еще… Естественная уверенность человека, знавшего власть, а также пистолет в кобуре под мышкой, который Мод заметил сразу, хотя тот предпринял больше, чем разумные попытки скрыть оружие.

«Ви Мак», как его прозвали в Королевском флоте, посмотрел на незнакомца с волнением и каким-то внутренним пониманием того, что с ним следует быть осторожным. Его легкое рукопожатие производило обманчивое впечатление, учитывая, что он был крепко сложен, с широкой грудью и густой черной бородой, делавшей его похожим на пирата Берберского побережья. Он бросил взгляд на Орлова, заметил револьвер, и постучал тростью, которую всегда брал с собой по фальшборту, привлекая внимание уоррент-офицера.

— Вот тот человек, — сказал он, указывая тростью. — У него оружие. Я не допущу вооруженных людей на своем корабле, если они не служат в Его величества Королевском флоте. Передайте пистолет оружейнику и пусть тот немедленно его осмотрит.

— Так точно, сэр.

У Орлова действительно имелось оружие — пистолет «Глок», который не будет придуман, разработан и создан еще многие десятилетия. Это был «Товарищ Глок», тот самый пистолет, что он захватил по поручению Карпова на мостик, дабы подстраховаться, что задуманный ими бунт пройдет без проблем. Несмотря на шумные возражения Орлова, в ходе которых он схватился на кобуру, побудив двоих морских пехотинцев передернуть затворы и направить винтовки на него, пистолет у него был изъят. Рыбаков быстро вмешался, шепнув ему, что пистолет вернут, как только они прибудут в порт, и что не следует усложнять ситуацию. Однако затем пистолет принесли на мостик, дабы удовлетворить любопытство Колина Дугласа Мода, бывшего весьма любопытным человеком. С этого все и началось.

Сначала капитан Мод подумал, что это был русский ТТ-33, в особенности потому, что узнал, что человек, у которого его забрали, был русским. Тем не менее, открыв кобуру и достав оружие, он понял, что это не «Токарев». Очень любопытный образчик. Мод разбирался в пистолетах, и это был не польский «Вис» и не «Браунинг-Кольт М1911», на которые, как было принято считать, оглядывался Токарев, создавая ТТ[15]. Он действительно долго рассматривал этот пистолет.

На самом деле это был замечательный «Глок-31», имевший калибр.357 SIG и магазин на 15 патронов. Он был разработан в середине 1990-х и был известен замечательным останавливающим действием и точностью на большой дистанции. Его название было выгравировано на боковой части ствольной коробки, хотя его было легко не заметить, не зная. Первая буква G выглядела как разомкнутый круг, опоясывающий буквы LOCK, под которыми шла горизонтальная черта, превращавшая «круг» в букву G. Рядом был выгравирован ключ к пониманию происхождения пистолета, слово «AUSTRIA», а рядом калибр, «.357». Тот же странный логотип «Glock» был выгравирован на рукояти.

Мод никогда не видел такой модели, и неспроста. Никто не мог видеть такого пистолета в 1942 году, потому что он был впервые выпущен в 1998 году, через пятьдесят шесть лет. Его привлекло какое-то странное приспособление под стволом, державшееся на паре зажимов на спусковой скобе… На нем было что-то, похожее на окуляр прицела, но в него явно нельзя было смотреть, держа пистолет в положении для стрельбы. Возможно, оно просто крепилось туда для переноски, а затем снималось и ставилось на верхнюю часть ствольной коробки в случае надобности, подумал он.

Это, однако, был не окуляр. Это был российский лазерный целеуказатель-дальномер[16], установленный Орловым несколько лет назад. Ему никогда не приходило в голову, что это приспособление может показаться странным человеку этой эпохи, да и вообще, он не думал, что кто-либо будет пристально осматривать пистолет.

В голове капитана Мода появился длинный перечень вопросов, не имевших ответа об этом человеке и его пистолете, поэтому он тихо сказал своему старпому отвести русских в кают-компанию и приставить к ним пару морпехов. Он хотел начать задавать вопросы и посмотреть, что ему удастся узнать об этих людях.

Наконец, получив возможность как следует рассмотреть обоих, он увидел между нами огромную разницу. Один, назвавшийся Иваном Петровичем Рыбаковым, имел вид бездомной морской крысы. Его руки и лицо почернели от угольной пыли, а неопрятный вид выдавал в нем темную личность. Он немного мог говорить на ломанном английском, что несколько облегчило жизнь Моду, так как второй, заинтересовавший его куда больше, мог говорить только по-русски.

Его звали Геннадий Орлов — для Орлова не было никакого повода скрывать свое имя. Он знал, что никто на «Кирове» никогда не узнает о его местонахождении и никак не сможет найти его. Рыбаков ответил на большую часть вопросов, рассказав капитану, что они устроились на судно некоторое время назад в качестве подсобных рабочих. Он сказал, что отправился на запад из Венгрии, когда стало ясно, что на востоке начнется война. Он хотел избежать ее, перейти надвигающийся фронт и добраться через южную Францию в Испанию.

История второго была не столь правдоподобна. Орлов ответил через Рыбакова, что служил на советском торговом судне на Черном море, а затем устал от войны и дезертировал в Турцию, где устроился на судно, направившееся на запад через Средиземное море. Именно так он и ответил Моду, но капитану этот дородный человек показался подозрительным.

— Да уж, далеко вы от дома, — сказал Мод, подозрительно глядя на него. Находиться на судне в Черном море было очень нелегко. Немцы перебросили туда подводные лодки, по крайней мере, так он слышал. Они разбирали чертовы штуки, перевозили их по Дунаю, а затем собирали. Они находились под командованием Хельмута Розенбаума, бывшего командира U-73, атаковавшей «Киров» у берегов Менорки. Он уцелел только потому, что Федоров сохранил ему жизнь, хотя делал все, чтобы торпедировать российский крейсер.

Да, подумал Мод, на Черном море сейчас было нелегко, но куда более нелегко было бы добраться на запад через Средиземное море до Испании, а этот человек не выглядел усталым и оголодавшим, как его спутник. Он был хорошо сложен, сыт, и его дерзкий и самоуверенный вид говорил Моду о многом. Этот Орлов привык отдавать приказы, а не принимать их. Он, похоже, был возмущен допросом, что проявлялось в том, что отвечал он кратко и резко по-русски, и рисовал не слишком достоверную картину. Он забыл название корабля, на котором прибыл на запад. Утверждал, что провел весь долгий путь до Испании, работая кочегаром, но Мод видел кочегаров ранее и знал, что эту работу тот выполнял не более нескольких дней. Он не был с ног до головы покрыт угольной пылью, у него не было ни потемневших рук, ни почерневших ногтей, который порой уже невозможно было отмыть. Нет, он точно не работал ни кочегаром, ни на погрузке угля. Короче говоря, он лгал.

Чем больше Мод наблюдал за обоими, чем тем больше убеждался в этом. Они оба врали, что, скорее всего, было не к добру. За Рыбакова можно было не беспокоится. Он явно был тем, за кого стремился себя выдать, но не Орлов. Нет, от него ощутимо несло военным. Его история была дырявой, словно сито, у него имелся при себе необычный пистолет. Его куртка также имела военный покрой и странным образом отражала свет. Он не преминул отметить кнопки на плечах, которые явно предназначались для крепления погон, хотя Мод и не знал, что в воротник было также кое-что встроено. Да, этот человек был офицером, он был в этом совершенно уверен, стукнув тростью по палубе, завершая допрос.

Он начал подозревать, что Орлов, вероятно, был из разведки или что-то вроде того. Испания манила личностей подобного рода, роившихся там, словно личинки в мясе с начала войны пять лет назад. Британская SIS имела там своих людей, как и Абвер, французское подполье, вишистская Франция, итальянцы, а помимо них имелось бессчетное количество подпольных и полуподпольных групп в самой Испании, бывших наследием недавней гражданской войны. Его бы не удивило, если бы Орлов оказался советским шпионом, и с этой мыслью он решил запереть обоих в помещении под палубой, а затем сдать британской разведке в Гибралтаре. Как только они прибыли в порт, он сделал звонок, вызвав группу, которой объяснил, что Орлов явно был не тем, за кого себя выдавал. Пускай теперь ребята из МИ-6 разбираются, подумал он. С меня достаточно.

Гибралтар был более, чем одной из жизненно важных для британцев гаванью и портом, это были ворота в Средиземное море и одна из важнейших баз во всей Империи. Часто считавшаяся неприступной, Скала была источником постоянного беспокойства для британцев, опасавшихся, что правильно организованный штурм может привести к ее захвату, несмотря на все оборонительные меры. Гибралтар находился в пределах досягаемости трех испанских артиллерийских батарей, одной на горе Ачо в Северной Африке, и двух других в пяти милях от базы вблизи Альхесираса. На территории Испании поблизости дислоцировались более 30 000 солдат, которые, как опасались британцы, могли быть усилены немецким подкреплением, что могло создать ударную силу, с которой 15 000 гарнизон Скалы не мог бы остановить.

Бывший оплотом британского морского могущества многие столетия, Гибралтар был базой Соединения «Н» под командованием адмирала Сомервиля и гнездом британской Специальной разведывательной службы SIS (МИ-6), задачей которой была защита жизненно важной базы от диверсантов всех мастей. Итальянцы пытались бомбить это место многие годы, и ночное небо часто разрывалось длинными холодными лучами прожекторов во время воздушных налетов. Днем королевские ВВС обеспечивали прикрытие Скалы и не допускали подобных попыток, но противник пытался проводить операции и другими средствами.

Итальянские боевые пловцы из «Десятой флотилии MAS» предпринимали много попыток диверсий в гавани, действуя с тайной базы на частной вилле Кармелла, примерно в трех милях на побережье Испании, а также с итальянского танкера «Ольтерра». Им удалось повредить несколько грузовых судов, но в целом они наносили немного вреда, хотя их присутствие заставляло предполагать в них путь проникновения на Скалу агентов и диверсантов.

Для усиления обороны Скалы, в ее известняке был проложен лабиринт туннелей и подземных сооружений. Глубоко внутри мыса находился целый подземный город, созданный британскими и канадскими инженерами при помощи буров с алмазными наконечниками. Он располагал собственной электростанцией, госпиталями, казармами, а также запасами воды и продовольствия, рассчитанными на 30 000 личного состава. На самом деле, Скала была скорее в этих милях туннелей, чем в комплексе наземных сооружений.

Проведенные через этот лабиринт длинных туннелей, Орлов и Рыбаков оказались в защищенном бункере, занятом британской Секретной разведывательной службой, или МИ-6. Те тоже долго и внимательно изучали пистолет Орлова, и задали много вопросов, когда им удалось найти человека из русского отделения, который мог выступить в качестве переводчика. Вскоре они также направили запросы в другие разведывательные службы, группу анализа военной техники МИ-10 и отделение Восточной Европы в МИ-3.

История Орлова не складывалась. Самым необычным было его оружие, в особенности изумивший их странный прибор, испускавший тонкий узконаправленный луч зеленоватого света. Ничего подобного они раньше не видели. У МИ-6 было немало собственных хитроумных приспособлений — встроенных в часы, кольца, цепочки для ключей, зажимы для галстуков, ботинки — но это их совершенно ошарашило. Объяснения Орлова, что это был не более чем фонарик, их не удовлетворили, а лишь усугубили подозрения.

Разведывательные службы серьезно интересовались любой советской деятельностью в водах в районе Гибралтара после знаменитого «инцидента» с участием странного военного корабля, из-за которого на место событий был вынужден примчаться весь Королевский флот. Там случилось морское сражение у побережья Испании с участием линкоров «Нельсон» и «Родни», участвовавшими в операции «Пьедестал», однако затем вся информация была очень серьезно засекречена. По «солдатскому радио» поползли слухи о том, что отчаянный французский капитан вывел линейный крейсер «Страсбур» из Тулона, чтобы укрепить силы режима Виши в Северной Африке перед операцией «Факел». Но очень немногие могли поверить в то, что один корабль мог нанести такие повреждения двум британским линкорам. Еще меньше поверивших в это было в МИ-6, которое начало разбираться в этой истории — пока им недвусмысленно не намекнули, что именно этой линии они должны были придерживаться.

Однако затем поползли слухи о том, что этот корабль был не французским, а советским, а один матрос утверждал, что присутствовал на встрече адмирала Джона Тови с адмиралом с призрачного корабля, пропавшего в тот же день. Больше об этом инциденте ничего известно не было.

Корабль, чем бы он ни был, был «отконвоирован» к острову Святой Елены на время войны. Это была еще одна официальная версия, хотя сразу же поползли странные слухи. Когда ветеран-ныряльщик Лайонел Крэбб направился в специальную командировку на остров Святой Елены, слухов поползло еще больше.

Крэбб, получивший от американцев на Скале прозвище «Бастер», был приятным человеком и опытным водолазом, сыгравшим важную роль в противодействии попыткам итальянских боевых пловцов совершать диверсии в порту. Он регулярно совершал погружения, проверяя суда на наличие подводных мин, получив за это Медаль Георга[17]. Теперь Адмиралтейство хотело, чтобы он как следует проверил морское дно вблизи острова Святой Елены, где таинственный корабль исчез в тумане в конце августа 1942 года, следуя туда под конвоем двух быстроходных крейсеров. Он не нашел ничего, ни малейшего следа обломков на морском дне. Доклад был погребен под завесой секретности, а Крэбб получил приказ никому об этом не говорить.

Он выполнял этот приказ в течение многих лет, пока однажды в 1956 году не проговорился в баре о том, что на дне у острова Святой Елены не было ничего, даже близко напоминающего остов корабля. Через несколько дней Крэбб пропал во время погружения с аквалангом с целью исследовать винторулевую группу советского крейсера «Орджоникидзе», доставившего Никиту Хрущева с дипломатическим визитом в Великобританию[18].

Так что вопросы, касающиеся русских, приобрели неожиданную особую важность для МИ-6, особенно в районе такой жизненно важной базы, как Гибралтар. Странное поведение Орлова немедленно привлекло к нему внимание очень многих отделов разведывательной службы, и вскоре он оказался заперт в пещере глубоко под Скалой.

Рыбаков прошел проверку достаточно легко и был выброшен обратно в то мое бродяг на испанском побережье. Однако доя Орлова случившееся было лишь началом долгой и напряженной серии допросов, и прошло немного времени прежде, чем новости о странном русском, о котором предполагаемые союзники из СССР не имели никаких сведений, достигли Блэтчли-Парк.

ГЛАВА 3

Лейтенант Томас Лобан откинулся на спинку стула, пристально глядя на человека, сидящего перед ним. «Орлов», подумал он. «Что означает «сын Орла». Откуда же он взялся?».

Лобан был ветераном МИ-6 с пятилетним стажем и сыном богатого бизнесмена, который женился на не менее богатой особе из Великобритании после Первой Мировой. Его мать, Елена Чейз, владела крупным состоянием и убедилась, что ее сын получит достойное образование, с отличием окончив Кембриджский университет, а затем продвинула его в SAS вскоре после того, как она была создана, от Империи мало что осталось, а мир охватила неразбериха. Он был готов служить, обладал острым умом и способностью замечать детали, что вскоре привело его на должность в разведывательном отделе, где его двуязычие могло приносить наибольшую пользу.

В юности он бывал в Восточной Европе с отцом, хорошо освоив местную культуру, которую находил гораздо более подходящей себе по душе, чем погрязшее в чопорности, классовости и предрассудках британское общество. Он проводил летние каникулы за рубежом, в Белоруссии, на Украине и, наконец, в Москве, где отец по прежнему имел представительство, пытаясь заниматься горнодобывающим бизнесом. Лобан завел там немало связей во многих темных углах этого города. Когда началась война, он гостил у матери, и быстро получил должность в дипломатической службе, вскоре приведшую его в Гибралтар. Однако он всегда видел своем место рядом со своей семьей и пытался отсюда выбраться. Темный комплекс подземных сооружений под Скалой было не совсем тем, к чему он стремился, но именно там ему и приходилось пока проводить большую часть своего времени за анализом радиоперехватов и изучением докладов с восточного фронта с целью получения представления о происходящем там.

МИ-6 не присваивала воинских званий своим сотрудникам, но он сохранил свое звание SAS когда перешел сюда, и товарищи любили называть его «лейтенант».

В этом поручении было что-то новое, какой-то перерыв в обычной рутине, и оно показалось ему несколько интересным. Этот человек был подобран с испанского парохода, подорвавшегося на мине у западных подходов. В этом не было ничего необычного, но чем больше он изучал этого человека, тем больше понимал, что судьба подкинула МИ-6 некий интересный улов. На самом деле, даже очень интересный.

— Позвольте мне подытожить, мистер Орлов, — сказал он на чистейшем русском. — Вы прибыли из Стамбула, проделали весь путь через Средиземное море до Кадиса и не можете сказать, на каком корабле?

— Я там работал, — ответил Орлов. — Какое мне было дело до того, как они назвали корабль? Я хотел попасть на запад и это был единственный путь.

— Вам было плохо в своей стране?

— В Матери-России? — Кисло улыбнулся Орлов. — Каждый сын востока любит свою Родину, верно? Просто я не люблю войну, вот и все.

— Вы кому-либо служите?

— Все мы кому-то служим, и я не исключение.

— Значит, вы дезертир.

— Как хотите. Я просто слишком все понимал. Большинство в конечном итоге погибает, залетает в рабочие бригады или идет на корм НКВД. Я оказался достаточно умен, чтобы уйти до того, как станет слишком плохо. И что из этого?

— Что из этого? Ну, допустим, дезертиров они расстреливают, по крайней мере, я так слышал, господин Орлов, и в весьма большом количестве[19].

Орлов сложил руки на груди и склонил голову, явно не будучи впечатление.

— Так расстреляйте меня, — холодно сказал он. — Вы работаете на Иосифа Сталина?

Лобан улыбнулся и сменил тему.

— Вы военный? Откуда? Из какого подразделения?

Орлову нужно было соображать быстро и говорить нечто убедительно, хоят он и знал, что ему говорить. Вопросы были относительно деталей, потому что что-то подсказывало ему, что этот человек не удовлетвориться общими ответами. Ему нужны были подробности, и Орлов силился вспомнить то, что слушал долгие часы от своего дела, о войне, об осаде Севастополя, о том, как он выбрался на корабле из города прежде, чем немцы сомкнули стальное кольцо вокруг города, о том, как добрался до Новороссийска. Бедняга в итоге оказался в Сталинграде.

— Советский флот, — решительно сказал Орлов. — Грузовое судно «Украина». Это был корабль, но я провел на нем не слишком долго. Немцы потопили его в Новороссийске и я оказался на берегу. Пошли слухи, что всех нас собираются призвать в армию, а я этого не хотел. Так что взял увольнительную, — Он снова улыбнулся, прикрывая очевидное признание в дезертирстве.

Лобан сделал пометку проверить название корабля, однако вскоре сказанное подтвердилось. «Украина» действительно была грузовым и пассажирским кораблем Черноморского государственного морского пароходства. Немецкие «лаптежники» потопили его в гавани, когда он входил в Новороссийск. Орлов никогда не служил на этом корабле, но на нем служил его дед, много раз рассказывавший внуку об этом.

— Как звали вашего капитана?

— Половко, — легко ответил Орлов. Дед говорил мог говорить об этом человеке бесконечно. Половко сказал то, Половко сделал это… Половко имел большой рундук, в котором хранил табак и водку, а его дед сделал этот рундук готовым источником приятных мелочей жизни. «Всегда найди своего Половко, Гена», — говорил ему старик много раз. — «Blat and babki это не все. Половко сделают остальное». — Орлов хорошо это запомнил.

— Значит, когда немцы потопили корабль, вы сбежали, чтобы не быть призваны в армию. Верно?

— Верно. Я флотский. Моряк. Я не собирался хлопать ушами и закончить в Сталинграде, как остальные.

— Сталинграде? Похоже, что немцы ведут крупное наступление на этот город. Вашим соотечественникам там приходится тяжело.

— Не рад слышать это, — сказал Орлов. — Но немцы проиграют, это будет не первый раз, когда мы дадим им под зад. Мы вернем Ростов в ближайшее время. И Харьков. — Орлов слушал материалы через наушники, пока был на «Дуэро», бездельничая в свободное время и думая о том, какие сведения о том, что происходило в мире могут пригодиться ему. Все, что ему нужно было сделать, это нажать кнопку на воротнике куртки или правом наушнике и задать вопрос. «Портативная Вики» реагировала как повар в ресторане быстрого питания, выдавая ему все, что он мог пожелать. Он знал, что в этом месяце немцы начали наступление на Сталинград, но в конечном итоге проиграли великую битву, а потеряли все захваченные города после того, как советское контрнаступление зимой смыло их прежде, чем началась весенняя распутица. Затем было аккуратное выравнивание линии фронта до великой битвы на Курской дуге летом.

— Подождите, пока распутица не закончиться к следующему лету, — хвастливо сказал Орлов. — Мы погоним этих козлов до самого Берлина. — Он сложил руки, понимая, что несколько раскрылся, но надеялся, что это будет воспринято как простая бравада.

— Конечно же, я надеюсь, что вы правы, мистер Орлов, хотя, как мне представляется, они теперь сделают все это без какой-либо вашей помощи, — Лобан прервался на мгновение, заставляя Орлова несколько понервничать, дабы посмотреть, отреагирует ли тот как-либо. Но крупный человек был невозмутим.

— Уж как-нибудь разберутся без простого кочегара.

— Понятно… Но вы, честно говоря, выглядите не очень на него похожим. Капитан Мод говорил, что видел тысячи кочегаров, но никогда не видел такого чистого, как вы.

Орлов понимал, что теперь должен был привести в порядок мелкие подробности, решив поступать так, как давно научился в российском криминальном мире. Если кто-то тебя допрашивал, можно было бравировать, можно было свободно загружать его ложью, но при этом всегда нужно было помнить, о чем врал. Было ясно, что его как-то опознали потому, что он смотрелся чужеродно на том задрипаном пароходе. Он мало что мог с этим поделать, так что решил попытаться просто проскочить эту тему.

— Приму этот как комплимент, — сказал он с усмешкой. — Надеюсь, ваш капитан Мод не хочет станцевать со мной?

Лобан улыбнулся.

— О, я бы не стал нарываться с Ви Маком. Вы же видели его, он сложен, что эта Скала, под которой мы находимся. Будете слишком много шутить, и он вас горбатым сделает.

— Я так тоже могу, — сказал Орлов, прищурив глаза и сложив руки на широкой груди.

— Не сомневаюсь, — сказал Лобан. — Но, на самом деле, я бы сказал, что вы не матрос, мистер Орлов. На вашей куртке есть кнопки на плечах. На наших офицерских шинелях такие же. — Он посмотрел на Орлова с понятным намеком. — Так что я думаю, такая замечательная куртка может быть только у офицера, верно? Или же вы собираетесь сказать, что украли ее? Полагаю, нет. Ваша фамилия нашита на нагрудном кармане.

Орлов понял, что он оказался загнан в угол и не мог просто соврать, так что решил сказать правду.

— Офицер может быть разжалован, — угрюмо сказал он. Он быстро нашел точку опоры в этом ответе, так как это не было ложью, ему не пришлось бы придумывать ничего на ходу и, соответственно, не было вероятности запутаться.

— Разжалованы? Вы были офицером?

— Они называли меня «начальник», — честно сказал Орлов. — Моей задачей было строить всех на корабле и все такое прочее[20].

- За что вы были разжалованы?

— За тяжелый характер, — быстро ответил Орлов. — Если кто-то раздражал меня, я всегда был готов дать ему по роже. Капитану это не понравилось, так что он сделал меня самого матросом и сказал, что теперь мне придется вернуться обратно своим ходом и научиться нормально относиться к людям. А пошел он! Немцы сделал мне одолжение, потопив этот чертов корабль. Так что я сам себя продвинул по службе и ушел. — Он хорошо состряпал эту историю, наполовину состоявшую из правды, наполовину из вымысла. Ее было легко запомнить.

— Очень хорошо… — Лобан сделал еще одну пометку, а затем задал следующий вопрос. — Пистолет, который нашли при вас, это ваше табельное оружие? — Он достал его, рассмотрел в тусклом свете, а затем просто положил на стол перед собой. Было не вполне обычно допрашивать задержанного при наличии оружия помещении, но из него достали магазин, а по другую сторону зеркала другие люди пристально следили за происходящим и записывали сказанное.

— Конечно нет, — сказал Орлов, будучи достаточно умен, чтобы понять, что именно чертов пистолет и привел его сюда. «Товарищ Глок» вызывал вопросы у каждого, кто видел его впервые, и Орлов понимал, что должен придумать убедительную историю. — Он сделан для меня на заказ в Москве.

— Сделан на заказ? Кем?

— Человеком по фамилии Глок. Имя как раз для оружия, верно? — Это была безопасная игра. Гастону Глоку, австрийскому инженеру, создавшему этот пистолет, сейчас было двенадцать лет. Свою компанию он создаст только в 80-е годы.

— Вот значит как? Понятно… И значит, господин Глок делает пистолеты для жителей Москвы? — Еще одна пометка. — А что насчет вот этого примечательного устройства? Господин Глок тоже сделал его для вас?

— Конечно. Я сказал ему, что мне нужен фонарик для темноты. Он ответил, что может это сделать.

— Вы хотите сказать, что это не более чем фонарик?

Орлов кивнул.

— Очень странно светит. Не могу понять, как им можно что-то освещать.

— Это для прицеливания, — сказал Орлов. — Видите световую точку и сразу понимаете, куда выстрелите. Что такого таинственного в дурацком фонаре?

— Что же, я никогда не видел, чтобы фонарь так светил. Такой узкий луч… И зеленый? Там что, цветное стекло? — Первый лазер — источник узконаправленного луча света с одной длиной волны — будет создан только в через восемнадцать лет, в 1960 году.

Орлов просто пожал плечами. Дед никогда не говорил ему ни о чем подобном, и это было одно из тех слабых звеньев, от которых, его история, скорее всего разъедется по швам. Лазер, наушники, куртка — как было объяснить все это, если они начнут копаться более пристально? Если он не найдет выход из ситуации в ближайшее время, его ожидали серьезные проблемы. Пока что они нашли наушники в карманах куртки, но он сказал им, что это были просто беруши. Он не говорил никогму о том, что это были беспроводные наушники, подключенные к гибкому планшету, зашитому в подкладку куртки, питаемые от светочувствительных волокон, соединенных со сверхтонкими батареями. Они ведь никогда не слышали о компьютерах, так как они могли найти то, о чем не имели никакого представления, верно?

Он ошибся. Лобан снова взял наушники, а куртка висела на стене в комнате, слишком близко — так как находилась в пределах досягаемости. Лобан поигрывал наушниками, что заставляло Орлова несколько нервничать, хотя он и пытался казаться невозмутимым.

— Эти беруши… Какие-то слишком твердые, не правда ли? Я не думаю, что с ними очень удобно спать.

Орлов снова просто пожал плечами. Лобан прокатал наушник между пальцами, а затем посмотрел на тонкую металлическую пластину стороны. Орлов понимал, что его история может развалиться, и от этого сердце забилось чаще.

— Тоже сделаны на заказ? Я так понимаю, мистером Глоком? — Лейтенант пристально посмотрел на него взглядом, ясно дающим понять, что он знает, что это были своего рода устройства связи. Но это же было и крайне необычно. Беспроводное устройство такого размера? Он задавался вопросом, как они могли работать. Ребята из технической группы горели желанием вскрыть эти проклятые штуки, чтобы посмотреть, но он убедил их подождать, пока не поговорит с задержанным. Он заметил, что Орлов беспокойно поерзал и отвел взгляд — верный признак того, что он беспокоился насчет этих «берушей».

Молчание Орлова было столь же красноречиво, как и все, что тот мог бы сказать. Оно ясно дало Лобану понять, что это действительно были очень особенные устройства. У них была какая-то выпуклость с одной стороны, которая, казалось, немного поддалась, когда он сжал наушник…

… И случилось одна из тех чистых случайностей, которые изменили все. Из наушника раздался странный, неестественный женский голос, говоривший по-русски! Глаза Лобана широко раскрылись, он уставился на устройство. Голос исходил из него, прямо из небольшой металлической пластины на одном конце.

— Да ты что… — Сказал он, вставив затычку в ухо и снова нажав на выступ. Голос раздался гораздо громче и яснее.

— Пожалуйста, говорите четко и задайте свой вопрос.

Он вынул затычку из уха, лихорадочно соображая. Этот человек, вероятно, находился на связи с кем-то другим, но чтобы сигнал мог проникнуть сюда, под Скалу, этот другой должен был находится совсем рядом. Ему вдруг пришло в голову, что Орлов, возможно, имел намерения проникнуть сюда, и это ему удалось!

Лобан сжал затычку в кулаке, глядя на покрасневшего Орлова с очевидным вопросом.

— Кто она? — Медленно спросил он. — Это ваш куратор или просто местный связной? А теперь вы расскажете мне, кто вы такой и на кого на самом деле работаете, господин Орлов.