ЧАСТЬ ПЯТАЯ ГРОЗОВЫЕ ТУЧИ

«А если Завтра не настанет, если оно исчезнет неведомо куда? Если время остановится? И Вчера — то самое Вчера, где многие из нас сбились с пути, — вдруг окажется впереди, там, где мы ожидали увидеть завтрашний восход?»

Роберт Натан, «Портрет Дженни»

ГЛАВА 10

Доктор Золкин был первым старшим офицером, появившемся на месте происшествия вслед за двоими матросами и старшиной второй статьи. Около люка собрались еще три или четыре матроса, которых он быстро отогнал прочь. Заглянув внутрь, он увидел, что еще несколько матросов пытаются поднять с койки тело и быстро вошел, закрыв за собой люк.

— Оставьте его, пожалуйста, — сказал он, шагнув в сторону койки и присматриваясь к телу. С одного взгляда ему стало все понятно. Он приоткрыл веко, отметил темную борозду на шее, проверил пульс и обратил внимание на пятно на штанах в районе паха. Это был матрос Волошин, обратившийся к нему несколько недель назад с жалобой на преследующие его кошмары, в котором прямо на него пикировал японский самолет. Золкин прописал ему усиленное питание и отдых, а также выдал пару таблеток аспирина вместе с легким успокоительным, отправив в пустую каюту на офицерской палубе, где было тихо и спокойно. Это случилось несколько недель назад, но теперь Волошин вернулся обратно. Дневальный проводил уборку кубрика и обнаружил Волошина повешенным на металлической балке у стены. Он был уже холодным.

— Когда вы его нашли?

— Десять минут назад. Он был там, — старшина указал на балку и Золкин тяжело кивнул.

— Понятно. Принесите носилки и доставьте тело в лазарет. Я должен буду произвести вскрытие.

— Есть.

— И, я думаю, будет лучше, если вы не станете распространяться об этом, — предостерег доктор. — Мы проделали долгий путь за последнее время, все на пределе.

— Дело не только в этом, товарищ капитан второго ранга.

— Да?

— Волошин получил плохие известия.

— Какие?

— О его жене, товарищ капитан. Он позвонил домой, но никто не ответил. Во второй раз трубку поднял какой-то мужчина. Он спросил о ней, но тот ответил, что не знает ее.

— Понятно… — Сказал Золкин, поднимая медицинскую сумку. — Думаете, Волошин решил, что жена ушла от него к этому человеку?

Двое matros заметно поежились, а старшина продолжил:

— Дело не в этом, товарищ капитан. Волошин отправил семью во Владивосток за две недели то того, как мы вышли из Североморска. У них была квартира, прямо здесь, в Ленинском районе. Мы пошли туда с ним вечером, но…

— Но что?

— Там ничего не было, товарищ капитан. Квартира должна была быть в доме номер двадцать, но нумерация была неправильной. Были дома девятнадцать, двадцать один и двадцать три.

— Вы уверены, что искали на правильной стороне улицы?

— Разумеется, товарищ капитан. Но такого дома не было, нигде на улице. Ничего не понимаю. Мы проверили адрес по номеру телефона, и он оказался на другом конце города, Партизанский проспект 20. Однако нам нужно было здание на улице Невельского. Его это очень расстроило, товарищ капитан.

— Могу себе представить.

Золкину хотелось бы думать, что они просто ошиблись адресом. В конце концов, Волошин только что перебрался в новый город, за много тысяч километров от холодного северного Североморска. Было легко заблудиться в лабиринте незнакомых улиц и строений. Однако чем больше он думал об этом, тем больше понимал, что дело было не в том, что он забыл свой новый адрес, а в том, что он утратил надежду на то, чтобы начать здесь новую жизнь.

— Понятно. Я разберусь. Убедитесь, что его доставят в лазарет немедленно. — Он подошел к бельевому шкафу, достал оттуда чистую простынь и накрыл Волошина, соблюдая некую торжественность. Он потянулся за медицинской сумкой, когда в проходе появился высокий офицер в сером пальто с серебряными пуговицами и полосами капитана на рукавах. Человек быстро осмотрелся и остановил взгляд на докторе, понимая, что тот был старшим по званию из присутствующих.

— Что случилось?

Золкин окинул его взглядом. Он не знал этого человека, и потому представился формально:

— Капитан второго ранга Золкин, начальник медицинской части корабля.

— Этот человек болен?

— Прошу прощения, с кем я говорю?

Человек показался раздраженным, его глаза сузились, а на лице появилось надменное выражение.

— Волков, — сухо сказал он. — Капитан Волков, разведка ВМФ.

— В таком случае, я капитан Золкин, — доктор улыбнулся, протягивая ему руку, которую Волков пожал без особого тепла. — Пойдемте, — сказал Золкин. — Теперь, когда мы, капитаны, представились друг другу, лучше будет поговорить в моем кабинете. У этих людей своя работа. Пройдемте, капитан Волков? — Он указал на открытую дверь. Волков нахмурился, но вышел.

— Вы не ответили на мой вопрос, доктор, — сказал он, когда они вышли в коридор.

— Болен? Нет, капитан. Это человек мертв.

— Мертв?

— К сожалению, да. По предварительным выводам, это было самоубийство, но, разумеется, я должен буду провести вскрытие и составить отчет.

— Кто-то из остальных как-то причастен?

— Нет, разумеется. Они просто вахтенные, которым поручена уборка офицерских помещений. Они нашли его.

— Это был офицер?

— Нет. Это был матрос Волошин. Видимо, он получил плохие известия о своей семье.

— Что он здесь делал?

— Это будет долгая история, товарищ капитан.

— Понятно… Буду ждать отчета, доктор.

— Отчета? Вы новый офицер командного звена, получившего назначение на корабль, товарищ Волков?

— Я уже сказал, что я из разведки флота. Управление инспекции.

— Не помню, чтобы я должен был представлять отчеты в инспекцию флота. Я полагал, вы занимаетесь главным образом системами и вооружением кораблей.

— Боюсь, что наша сфера интересов намного шире, доктор, хотя не думаю, что должен обсуждать это с вами. Просто предоставьте мне заключение и, разумеется, копию всех ваших медицинских карт.

Золкин поднял брови.

— Не хочу доставлять вам проблемы, капитан, но они были уничтожены во время инцидента. Думаю, вы уже слышали. Да, ничего не работало должным образом и технический персонал еще не успел предоставить мне новый компьютер. Я сохранил некоторые записи на бумажных носителях, разумеется, все выписанные рецепты и перечень использованных лекарственных средств. Но у меня нет электронных записей, за исключением документации по пострадавшим в результате инцидента и других травмах, полученных членами экипажа.

Они остановились у лестницы, и было понятно, что Волков не был рад это услышать.

— Нет медицинских карт? — Сказал он с намеком на упрек в голосе. — Это неправильно, доктор. Я мог бы выдвинуть против вас обвинение в служебном несоответствии.

— Могу заверить вас, капитан, что мои обязанности заключались в первую очередь в помощи людям, обращавшимся в мое отделение. Кроме того, я внес все основные записи в медицинский журнал, который буду рад предоставить после утверждения вышестоящим офицером.

— Я являюсь таковым, доктор. Не создавайте себе проблем, обращаясь к адмиралу.

— Вы теперь в структуре командования на этом корабле? Кто вас сюда перевел, Волков?

— Не притворяйтесь дураком. Меня сюда не переводили. Я здесь, чтобы провести полное и тщательное расследование, и ожидаю полного содействия каждого члена экипажа, в особенности офицерского состава.

— Разумеется, я буду рад оказать вам содействие, капитан, но давайте делать все как положено. Мне нужно указание от капитана Карпова либо адмирала Вольского. После чего вы можете сколько угодно пытаться расшифровать мой почерк. Ведь все врачи печально знамениты именно этим, верно?

Золкин улыбнулся, указывая на трап.

— После вас, товарищ капитан.

Волков сжал зубы, потом смягчился и начал спускаться по трапу, бросив на Золкина гневный взгляд.

* * *

Адмирал Вольский закончил прием дел у командующего Тихоокеанским флотом Борисом Абрамовым. Теперь они оба сидели в кабинете в здании штаба флота в Фокино, небольшом закрытом городе в тридцати пяти километрах к юго-востоку от Владивостока. Вольский поставил чашку с чаем, глядя на синие крыши зданий на островах в заливе и задался вопросом, сможет ли он когда-либо вернуться на такое место, как Таити до конца жизни?

— Вот такая ситуация, Леонид, — сказал Абрамов. — Один старый крейсер типа «Слава», пять ржавеющих эсминцев, несколько фрегатов и десять подводных лодок с таким количеством протечек, что мы выдаем матросам жвачку, чтобы они всегда могли заткнуть их в случае надобности. Слава богу, они отправили нам «Кузнецова», а теперь и твой корабль. На флоте полный бардак, в особенности в связи с обстановкой в Японском море.

— Где сейчас «Кузнецов»?

— В данный момент на севере, проводит учения авиагруппы МиГ-29F[41]. Мы бы до сих пор летали на старых Су-33, если бы Индия не перекупила их в 2012 году. Это дало экономию места, позволив разместить там тридцать шесть МиГ-29. Он должен был остаться в Североморске вместе с «Кировом», и сейчас это наш единственный авианосец.

— Они только что получили «Леонид Брежнев». Он сменит «Кирова». И они получат большую часть новых кораблей типа «Орлан»*. Но что твориться с Японией? Мы пять или шесть недель не имели связи с внешним миром и все пропустили.

- Все-таки, это довольно подозрительно. Если бы не тот факт, что НАТО стоит на ушах из-за того, что не смогли обнаружить вас до перехода на Тихий океан, с вас бы шкуру спустили. Сучков выходит из себя. Как вам это удалось?

— Сучков настолько стар, что уже не может мыслить ясно, — сказал Вольский. — Он вряд ли сможет что-то, кроме как рвать и метать прежде, чем навсегда встанет в сухой док. Теперь мы флот, друг мой. Ты, я и Тамилов на Черном море. Одному богу ведомо, кого они назначат на мое место на северном. А Сучков уже может сидеть в Москве и писать мемуары.

— Вы и Тамилов сможете вести дела, Леонид. Боюсь, что у меня не слишком хорошо с сердцем. Врачи говорят, что нужна операция.

— Ничего, выберешься, — браво сказал Вольский, но он мог видеть, что Абрамов также готовился отправиться в последний путь. Он был устал, бледен и по его глазам было видно, что он провел в море слишком долго.

— Что же касается того, как мы ушли незамеченными, это наш небольшой секрет. На «Кирове» есть несколько очень высококлассных специалистов. У нас было много проблем с электроникой после взрыва на «Орле», но нам удалось кое-что восстановить. Я поручил это лучшим, и мы применили новый набор протоколов РЭБ, который, к сожалению, был утрачен при инциденте с отказом ракеты, о котором я говорил ранее. Но как бы то ни было, этого оказалось достаточно, чтобы мы могли пройти северным путем незамеченными. Этому поспособствовала отвратительная погода и густая облачность.

— Удивительно. Я полагал, что у них всегда три подводные лодки сопровождают вас в любой момент времени.

— Возможно, так и было Борис, но на «Орле» произошел крайне мощный взрыв. Кто знает, что случилось с их аппаратурой? Я понимал, что это место будет кишеть самолетами, вертолетами и кораблями через сутки. Мы провели беглый осмотр района, но не нашли ничего, даже «Славу» — и поэтому я хотел увести корабль настолько далеко, насколько это возможно. НАТО проводила поисковую операцию к югу от Ян-Майена в следующие три дня, верно? Я направил корабль на северо-запад. Это последнее, чего они могли ожидать.

— Мне все еще трудно поверить. Вы тоже потеряли связь со «Славой»?

— Должно быть, произошел отказ систем.

— И радаров, и сонаров, и аппаратуры связи?

— Ты никогда не пробовал слушать океан после подводного ядерного взрыва?

— Ядерного?

— Мы полагали, что да, и, с учетом роста уровня радиоактивности, я принял решение увести корабль в более безопасный климат. Я предположил, что «Слава» сделает те же выводы и вернутся домой. Так гласили его приказы. Мы же участвовали в учениях транзитом, чтобы затем уйти на Тихий океан. Я сам издал этот план и решил ему следовать, — улыбнулся Вольский.

— Однако они не смогли обнаружить вас спутниками, по крайней мере, насколько нам известно.

— Хороший вопрос. Мы не знаем, что в действительности им было известно. Все, что мы знаем, это то, что они могли вести нас все это время, а теперь подняли шум, просто чтобы замести следы. Как бы то ни было, корабль прибыл сюда, и как только его залатают, «Киров» станет становым хребтом Тихоокеанского флота.

В отличие от западных стран, корабли в русском языке были мужского рода. Русские не могли думать о воплощении грубой силы и жестких форм как о чем-то женственном[42].

- Но все же, что за проблемы в Японском море? — Вольский сложил руки на груди, глядя как Абрамов потянулся к клавиатуре компьютера и подался к нему.

— Вот, посмотри, — сказал он. — Я вникал достаточно долго. Может, у тебя получиться?

Вольский прочитал заголовок, содрогнувшись в душе от мысли о газетах, найденных ими на острове Малус. Он гласил: «КИТАЙ ПРОТЕСТУЕТ ПРОТИВ ЯПОНСКИХ УЧЕНИЙ». Это было обычным делом в тихоокеанском регионе, и просто так такой заголовок не появился бы на первых полосах новостных агентств по всему миру.

— Очередной протест, и что? — Сказал он.

— Это не все, Леонид, — предостерегающе сказал Абрамов. — У нас тоже есть спутники. Китайцы проводят крупные переброски техники в последние месяцы — включая мобильные ракетные пусковые. Они снова бряцали саблей по поводу последних выборов на Тайване. Им не нравится видеть там президента, настолько прочно взявшего курс на независимость.

— Да, для страны, которая всегда тыкала в других пальцами за вмешательство в свои внутренние дела, они и сами слишком любят это дело.

— Как и американцы, — пожал плечами Абрамов. — Это новый мир, Леонид. Это и китайский мир, в особенности на Тихом океане. Мы просто усталые старики, приглядывающие за несколькими усталыми старыми кораблями. Китай идет на конфронтацию на Тихом океане, мы оба слишком хорошо это понимаем. Им не нравится, что Япония модернизировала свои вертолетоносцы и разместила на них эскадрилью F-35.

Абрамов говорил о типе эсминцев водоизмещением 19 000 тонн, переклассифицированных в легкие эскортные авианосцы. Это были крупнейшие корабли японского флота, имевшие длину 248 метров и полное водоизмещение 27 000 тонн. Конституция Японии запрещала ей иметь ядерное оружие, стратегические бомбардировщики и ударные авианосцы, но морские штабисты утверждали, что новые корабли являлись оборонительным вооружением. Затем они модернизировали их, обеспечив базирование «единых ударных истребителей» JF-35B «Лайтнинг-II» в количестве семи единиц для усиления вертолетов. Словно этого было мало, два последних из четырех кораблей этого типа получили названия «Акаги» и «Кага». Те же названия носили тяжелые авианосцы времен Второй Мировой войны, что не могло не обрадовать китайцев.

Разворачивалась все та же старая история, когда страны мира уклонялись от ограничений на такие вещи, как вооружения, корабли и прочие морские средства и оспаривали друг у друга безлюдные острова, в основном, ради нефтяных и газовых месторождений под ними. Мир 2021 года начинал медленно испытывать энергетический голод. Добыча нефти и газа внесли свой вклад в развитие в начале 21-го века, но отсутствие широкого распространения надежных неядерных источников энергии привел к быстрому истощению ресурсов нефтяной промышленности. Страны испытывали голод, их экономики нуждались в постоянном уровне добычи, чтобы оставаться жизнеспособными, и конкуренция за новые нефтяные и газовые месторождения граничила с ожесточенной. Вооруженные силы многих ключевых региональных держав превратились в охрану месторождений, чтобы все колеса продолжали вращаться, но замедление уже наметилось и на заводах в Китае и на автострадах в США.

— Японский флот в настоящее время превосходит наш Тихоокеанский, — сказал Абрамов. — У них есть эти два легких авианосца, а также еще два корабля чуть меньших размеров типа «Хьюга», десять превосходных ракетных эсминцев и еще тридцать малых и эскортных эсминцев, не говоря уже о шестнадцати подводных лодках. Да, некоторые их этих старых эсминцев происходят из 1980-х, как и наши типа «Удалой», но они находятся в превосходном состоянии. Мы до сих пор очищаем корабли от ржавчины, чтобы посмотреть, смогут ли они выйти в море. Хочешь верь, хочешь нет, но мне удалось заполучить три старых пограничных сторожевых корабля КГБ проекта 1135 и отправить их на учения с «Кузнецовым».

— 1135? Мы продали лучшие из них Индийскому флоту. Теперь, я полагаю, мы хотели бы иметь их и сами.

— Как ты можешь видеть, японцы не шутят.

— Не стану спорить, — сказал Вольский. — Я хорошо осведомлен о возможностях японского флота. — Он, конечно, не мог пояснить Абрамову, что на самом деле имел в виду.

— Верно. Их флот превосходит нас почти три к одному, и без «Кирова» и «Кузнецова» мы ненамного больше, чем прибрежные силы и куча плавбаз.

— Я был раз видеть на швартовке новый корабль по левому борту, — сказал Вольский.

— Да, «Орлан» немного поможет, и мы только что получили скоростной фрегат «Адмирал Головко», но без «Кирова» флот продержится три недели в самом лучшем случае.

— Я опасаюсь, что уйдет немного больше времени, чтобы привести «Киров» в состояние полной боевой готовности, — вздохнул Вольский. — Это был трудный путь, друг мой. — Он понизил голос. — Я расскажу тебе все как-нибудь, но пока у меня есть Капустин, вынюхивающий все и везде, и много вопросов, на которые мне предстоит ответить.

— Капустин бюрократ, — сказал Абрамов. — И очень дотошен. Он будет работать по шестнадцать часов в день, и никакой объем документов его не напугает. Но тебе следует беспокоиться не о нем. Он притащил с собой Волкова, а это человек старой школы разведки флота, кислый, как лимон. Он доставит немало головной боли в саые кратчайшие сроки.

Вольский кивнул. Затем он повернул монитор обратно к Абрамову и склонился над столом. В его глазах под густыми бровями отражалось реальное беспокойство.

— Борис… Грядет буря, и я опасаюсь, что очень сильная. Американская подводная лодка подкралась к нам, когда мы заканчивали стрельбы на Тихом океане, и мы едва не влепили «Шквалом» ей в задницу. Все становиться серьезнее, чем весной, и в такой обстановке может случится что угодно. Да, грядет буря, и если мы не найдем способ предотвратить ее, нам лучше быть готовыми. На этот раз… На этот раз, если начнут летать ракеты, я должен сказать, что не питаю больших надежд.

На ум темной и зловещей тенью пришли воспоминания о Галифаксе.

ГЛАВА 11

Инспектор Капустин сидел за столом, погруженный в документы, и поднял глаза с выражением некоторой растерянности на лице. Волков стоял у входа, ожидая, пока тот обратит на него внимания с кривой улыбкой и лицом, слишком очевидно выдающим в нем доносчика, давно нашедшего себе оправдание.

— Вы уверены в этом списке? — Спросил Капустин. — Здесь имена всех погибших?

— Я получил ему прямо от начмеда корабля, хотя это потребовало некоторых усилий. Наглый старик настаивал, чтобы я обратился к Карпову за разрешением, хотя мы оба знаем, каким придурком он себя показал.

Да уж, судим по себе, подумал Капустин, но ничего не сказал, с торжественным видом глядя в список и все больше и больше смущаясь.

— Но я только что проверил списки экипажа, и ни один из этих людей даже не фигурировал в них. Возможно ли, что они были вычеркнуты после доклада о гибели?

— Я так и подумал, но решил проверить. Я позвонил в Москву, в управление по персоналу военно-морского флота и запросил список членов экипажа «Кирова» по состоянию на 28 июля этого года. Ни одного из этих людей там не было.

Капустин откинулся на спинку кресла, потирая густую седую бороду.

— Вы полагаете, что этот список сфабрикован? Что никто из них на самом деле не погиб, и все это лишь прикрытие чего-то, случившегося в результате взрыва на «Орле»?

— Я так и подумал. Пока не нашел записи в лазарете. Похоже, что наш добрый доктор вел бумажные журналы. Но в компьютерах не было ничего.

— Вы проверили медицинские журналы?

— Ну, начмед не стремился сотрудничать. На самом деле он явно начал темнить, прячась за собственным остроумием. Но я докопался до сути. Если эти имена были сфабрикованы, то посмотрите на это, — он протянул Капустину три картонные папки, существующие со времен пишущих машинок и факсимильных аппаратов. В делах были типичные документы трех младших лейтенантов.

— Все трое находятся в списках погибших, — Капустин смутился еще больше. — Если список погибших был подделан, то кто-то пошел на крупные неприятности, фабрикуя личные дела этих троих. Я не мог себе представить, зачем это было делать.

— Это не все, — Волков качнулся вперед на носках. Его его темных глазах блеснула искра охоты. — Я опросил членов экипажа. Они утверждают, что знали этих троих, говорили о них так, словно только что вместе вышли из столовой. Эти люди точно были на корабле. Я абсолютно в этом уверен.

— Значит, вы считаете, что они были на корабле. Экипаж знает их, на всех троих есть личные дела, но в документах флота нет никаких упоминаний о них. Я все правильно понял?

— Так точно. Я также опросил экипаж о других людях из этого списка. Все знают их, все они были здесь.

— Значит, очевидно, что список не был подделан. Должно быть, они вычеркнули этих людей из списков, а в Москве напортачили окончательно. Не могу представить себе, зачем Золкину сочинять подобный список для инспекции ВМФ. Сфабрикованный список? Да он должен совсем сойти с ума, чтобы предоставить мне подобный документ в нынешних условиях.

— Как я уже упоминал, мне представляется, что он что-то темнит. Но нужно учитывать показания других членов экипажа. Я говорил со старшим мичманом в каждой секции, в которой числились эти люди. Все горячо рассказывали о том, как те служили и явно сожалели об их гибели.

— Тогда как управление по персоналу могло быть настолько некомпетентно? — Капустин бросил папки на стол. — Поручите им проверить сведения по каждому из этих людей. Скажите им, чтобы проверили в том числе бумажные носители. Какой-нибудь разгильдяй мог протирать клавиатуру и стереть все эти записи. Вот в чем беда, Волков. Все теперь свелось к ноликам и единичкам. Ладно. Со своей стороны, я не готов принять тот факт, что тридцать лесть человек могли вскочить на борт флагмана Северного флота и с довольным видом служить на нем без каких-либо записей о них! — Капустин явно начал злиться.

— Я сделаю еще один звонок, и надеюсь, что вы будете правы. Возможно, сведения обнаружатся в бумажных архивах, но если нет… Тогда начнется настоящая работа плаща и кинжала. Сегодня один из членов экипажа был найден мертвым в жилых помещениях офицеров. Его фамилия Волошин. Похоже, что имело место самоубийство.

— Самоубийство?

— Люди, с которыми я говорил, сказали, что у него возникли семейные проблемы, но вот что интересно… — Волков рассказал ему о печальной истории о том, как простой матрос пришел домой, чтобы увидеть жену, а узнал лишь, что его семья пропала без вести вместе с квартирой.

— И что? — Ответил Капустин, начиная сердиться. — Уехали прежде, чем он их нашел. Тоже мне загадка.

— Я сам ничего не понял, но этого оказалось достаточно, чтобы он решил наложить на себя руки.

— Далеко не первый моряк, придя домой, узнает, что его жена ушла к другому, Волков. Не надо переживать по этому поводу.

— Вчера пропал еще один человек, — пошел Волков дальше по своему черному списку.

— Член экипажа?

— Да, человек по фамилии Марков. Он был из людей начальника инженерной части Добрыниным. Они проводили какие-то проверки на испытательном реакторе. Марков пропал без вести, когда другой человек должен был его сменить.

— Он самовольно покинул свой пост?

— Вероятно, что да. Откровенно говоря, я считаю отсутствие дисциплины на этом корабле поводом для некоторого беспокойства.

— Не считая полученных повреждений, с кораблем, похоже, все в порядке, Волков. Я бы даже сказал, что это образцовый экипаж. Они четко выполняют свои обязанности, и, похоже, готовы всецело поручиться друг за друга.

— Вот именно. Там царит самоуправство, граничащее с неподчинением. Взять хотя бы Золкина.

— Опять пытаетесь сесть кому-то на шею, Волков. Дайте ему отдохнуть. Я знаю Золкина. Да, он несколько эксцентричен, но он прекрасный врач с тридцатилетним стажем. Не давите на него.

— Хорошо. Однако Карпов также ведет себя слишком развязно, на мой взгляд, — Волков сложил руки, переключаясь на другую цель.

— Как и вы, Волков! Я полагаю, что когда человек получает погоны капитана первого ранга, он хочет, чтобы все вокруг знали об этом. Да, Карпов бывает высокомерен, но он прекрасный офицер, один из лучших во флоте. Иначе почему бы его назначили на «Киров»?

— Как вы можете убедиться, флот также допускает ошибки.

Капустин ухмыльнулся и откинулся на спинку кресла, потянувшись ручкой к блокноту.

— Что-то еще?

— Старпом. Бывший штурман.

— А, да. Антон Федоров. А что с ним?

— Он был младшим лейтенантом[43] и был произведен на несколько званий за последние шесть недель! Вольский дал ему капитана второго ранга. Это очень необычно.

- Я отмечу себе обсудить это с адмиралом, когда тот вернутся с берега. Это все?

— Никак нет. У меня есть еще один вопрос, который мы должны обсудить. В списке погибших имеется один человек, о котором имеются документы в управлении кадровой работы. Начальник оперативной части капитан третьего ранга Геннадий Орлов.

— Орлов? Я слышал о нем. Он служил на эсминце типа «Современный» несколько лет назад, а затем перевелся на «Киров». Неприятный человек, насколько мне известно.

— Он был вторым на корабле у Карпова[44]. Антон Федоров получил свою должность после того, как он погиб при крушении вертолета.

— Это объясняет повышение Федорова.

— Не вполне. Федоров был лишь штурманом. У него не было боевой подготовки. Разве не странно было назначать его старшим помощником?

— Возможно, но, как я уже сказал, этот вопрос я буду обсуждать с Вольским. Вернемся к Орлову. Что вам удалось выяснить?

— Я слышал, как пара морпехов говорила об этом Орлове. Они выражались не очень вежливо, но когда я вошел в вертолетный ангар, они мгновенно сменили тему и превратились в образцово-показательных мальчиков-отличников, которые не могли сказать о нем ничего, кроме хорошего. Это весьма подозрительно.

Капустин вздохнул, почесывая голову.

— Волков, Волков… Вы полагает, что рядовые скажут старшему офицеру в лицо то, что действительно о нем думают, или, если уж на то пошло, скажут это вам? Вас может шокировать, что говорят о вас у вас за спиной. И не удивляйтесь, что настроение людей может меняться, словно погода на море. Не думайте о подобной ерунде. У меня есть действительно серьезная проблема. Я говорил с начальником хозяйственного снабжения корабля Мартыновым. Корабль вышел в море, имея на борту три специальные боевые части. Их не было разрешено использовать при проведении стрельб, однако одна из них пропала, а вторая установлена на крылатую ракету номер десять.

— Одна пропала?

— Да. Я считаю, что установка боевой части на ракету не является поводом для беспокойства. Возможно, проводились какие-то учения. Но пропавшая ядерная боеголовка? Что вы думаете, Волков. Вы хотели поймать кого-нибудь на горячем? Это оно.

— Верно. Вы полагаете, она была выпущена в ходе учений под командованием Вольского?

— Возможно, но это должно быть что-то из ряда вон выходящее.

— Инцидент? Учитывая, что случилось с «Орлом», я бы не удивился… Господи! А что, если именно этой боеголовкой был уничтожен «Орел»?

— Я пришел к тому же выводу. Этот вопрос будет непростым, когда мы сядем со старшими офицерами после общей проверки. В любом случае, была ли она выпущена по приказу Вольского, или же произошел несчастный случай, кто-то должен понести ответственность.

От этих слов Вольков улыбнулся.

— Я знал, что что-то не так с этими повреждениями данных. Они пытались что-то скрыть, это явно было не случайно. Я полагаю, они намеренно уничтожили записи, чтобы не дать нам выяснить, что именно случилось.

— Тогда они довольно глупы. Как вы могли заметить, выявить это могла простая проверка боекомплекта. Если бы они хотели скрыть случившееся, им пришлось бы поработать немного больше.

— Я не думаю, что они могли бы подсунуть нам муляж боеголовки, — покачал головой Волков. — Возможно, Карпов не так умен и коварен, как гласит его репутация.

— Карпов? Что вы вцепились в Карпова? Только Вольский мог разрешить применение ядерного оружия. Вы думаете, что Карпов мог использовать специальную БЧ в ходе стрельб без его согласия? Не глупите.

Волков наклонил голову, размышляя.

— Тогда, вероятно, у нас наметился больший улов, чем Карпов. Вы же знаете, что Сучков очень недоволен Вольским.

— Да, он не был рад, что Вольский продолжил поход, в особенности, не выходя на связь с внешним миром и не доложив в Североморск о намерении сделать это. Мы полагали, что «Киров» был уничтожен в результате инцидента, и флот потратил много времени и ресурсов, расследуя инцидент на «Орле», в том числе, моего собственного времени. Мы даже рассматривали вариант, что «Киров» мог быть уничтожен в результате враждебных действий. Я понимаю, что мы не хотим травмировать наше эго, Волков, но даже «Киров» не неуязвим. Атакуйте корабль правильным оружием правильным образом, и он будет уничтожен. Но мы не нашли никаких признаков «Кирова» на дне Ледовитого океана. «Орел» мы там обнаружили, но «Киров» словно растворился в воздухе, пока вдруг не вышел на связь неделю назад.

— Вы правы. Вольский должен объясниться.

— Да, но теперь он готовиться принять командование Тихоокеанским флотом. Это не мелочи, капитан. Вы хорошо осведомлены о том, что происходит на политическом фронте в этом регионе. Китай не доволен результатами выборов на Тайване. Они достали посуду из шкафа и накрыли все столы от Гонконга до Шанхая. Сначала спор вокруг островов Сенкаку. Теперь еще и Тайвань. Вы видели спутниковые снимки гавани Шаньтоу? — Капустин говорил о китайской военно-морской базе.

— Китайцы перебросили туда малоразмерные десантные корабли типа 071 и два более крупных типа 081. Мы знаем это по линии разведывательного управления флота.

— Конечно, — продолжил Капустин. — И вы также осведомлены о том, что они перебрасывают все новые пусковые установки баллистических ракет к побережью. Это может быть больше, чем просто демонстрация силы, капитан. Что ваши люди думают об этом?

— Я согласен. На этот раз китайцы действуют всерьез. Они были очень терпеливы по тайваньскому вопросу, и намного более терпеливы с Японией. Им приходилось быть терпеливыми, потому что в первую очередь им нужно было создать флот, соответствующий японскому, прежде, чем начинать создавать присутствие. Теперь у них есть флот, и они больше не намерены не отвечать на вопросы, связанные с островами Сенкаку или Тайванем. И кстати, раз уж мы подписали союзный договор СиноПак, мы, в разведке флота, привыкли называть эти острова Дяоюйтай. Мы должны проявлять политическую корректность, даже если японцы пока поддерживают там свое присутствие.

— Что же, Волков, я предполагаю, что в самом скором времени это может измениться. Да, Китай отправит к островами пару эсминцев, и нам придется вступить в игру. Однако реальные дела делаются в гавани Шаньтоу. У меня мало сомнений в том, что ваши спутниковые снимки вскоре покажут, как на эти десантные корабли грузятся вертолеты и танки.

— И это не считая масштабной переброски военно-воздушных сил НОАК на прибрежные аэродромы.

— И перемещения всех этих самолетов, ракет, кораблей и вертолетов не останутся незамеченными американцами.

— Конечно нет. Они уже направили в регион еще один авианосец. «Эйзенхауэр» покинул Персидский залив на прошлой неделе, но направился не на запад в Норфолк. Он движется в Индийский океан, на соединение с «Нимицем», действующим на Тихом океане. Оба корабля довольно старые и запланированы к списанию в ближайшее время, но все еще представляют собой фактор, о котором стоит беспокоится. Если все станет серьезно, американцы могут удволить свои силы. У них имеется «Вашингтон», находящийся в готовности к немедленному развертыванию в Йокосуке, а также «Стеннис» и «Форд» на тихоокеанском побережье в Сан-Диего и Бремертоне. Это серьезные силы палубной авиации, если дело дойдет до драки.

— А до драки дойдет, капитан. На этот раз заваривается серьезная каша. Как вы думаете, зачем мы перебросили «Киров» на Тихий океан? А теперь посмотрите на него! Мы можем отремонтировать его, чтобы снова ввести в строй, но Вольский доставил поврежденный товар и должен ответить за это, так или иначе. И ведь именно поэтому мы здесь, Волков? Верно? Займитесь пока списком погибших, то думаю, у нас уже достаточно оснований взять Вольского за шкирку из-за пропавшей ядерной боеголовки.

ГЛАВА 12

Ресторан «Zolotoy Drakon» находился в растущем китайском районе поблизости от порта, на широкой лице Владивостока, заполненной магазинами и кафе, медленно переориентирующимися на работу в туристической сфере.

Сам ресторан был красиво оформлен, с белыми скатертями, свечами, элегантно вписанными в обстановку орхидеями и длинными хрустальными бокалами на тонких ножках. Адмирал Вольский устроился в удобном кресле с высокой спинкой рядом с Карповым и Федоровым. От него не ускользнула ирония момента, когда Карпов упомянул альтернативным местом встречи популярный суши-бар «Ямато» в нескольких кварталах севернее.

— Мы здесь, наконец-то вернулись домой и будем есть китайскую еду вместо хорошего борща?

— Могло быть хуже, адмирал, — сказал Федоров. — Капитан предложил суши, но они почему-то не лезут мне в горло после того, что мы только что пережили.

— Ну что же, к северо-востоку от Тайваня обстановка тоже накаляется, — сказал Вольский. — Японцы отправили туда для маневров группу эсминцев, а сегодня утром Абрамов сообщил мне, что правительство получило официальный запрос о совместной демонстрации силы в Восточно-Китайском море. Они хотят, чтобы несколько наших кораблей присоединились к вечеринке. Два их новых эсминца, «Ланьчжоу» и «Хайкоу» уже выдвинулись из Чжаньцзяна.

— Это их новейшие корабли, — сказал Карпов.

— Верно, — сказал Вольский. — Это означает, что мы не можем ограничиться парой старых кораблей проекта 1155. Это было бы неловко. Мы обучили их практически всему, что они знают о строительстве флота, оснастили новейшими вооружениями, смотрели, как они покупают наши авианосцы, а теперь они втягивают нас в собственные игры. Мы должны отправить туда «Головко» и «Орлан». Это единственные наши корабли, способные произвести впечатление на китайцев.

— Прошу прощения, адмирал, — вмешался Федоров. — Но зачем на посылать что-либо вообще? Это будет обыкновенная провокация. Мы отправили группу кораблей, японцы отправили группу кораблей, а что случилось дальше, мы можем прочитать в газетах, которые нашли на острове Малус.

— Я понимаю вас, Федоров. Но Абрамов говорил, что ему приказано отправить эти корабли, и пока военно-морская инспекция не закончит проверку на «Кирове», он остается формальным командующим флотом еще на неделю. Приказ уже получен.

— Почему не поговорить с ним, адмирал? Убедите его, что это будет бесполезная эскалация.

— Я говорил с ним, и он согласен, но это не отменяет того факта, что он получил приказ из Москвы. Да, адмиралы тоже получают приказы. Надеюсь, это выставка будет просто походом других посмотреть и себя показать, Но в то же время, я полагаю, нам нужно привыкать к китайской кухне. Что мне делать с вот этим? — Он поднял палочки для еды. Затем продолжил более серьезным голосом.

— Как обстановка на «Кирове», Карпов?

— Не так хорошо, как я надеялся. Вчера погиб Волошин. Предположительно самоубийство.

— Самоубийство? Что сказал Золкин?

— Что того преследовали кошмары все эти дни. Кроме того, похоже, что от него ушла жена.

Вольский покачал головой, глубоко обеспокоенный этим.

— Мы должны быть более внимательны к членам экипажа. Они прошли через ад и вернулись обратно.

— Инспекция нам в этом не помогает. Этот капитан Волков достал всех. Он мотается по кораблю, говорит со всем, суется всюду. Вчера у него случилась пикировка с Золкиным. Сегодня он полдня донимал Быко.

— Золкиным? Чего он хотел от него?

— Медицинские карты. Отчеты обо всех, кто погиб во время нашей одиссеи через сороковые. У меня все еще голова идет кругом, когда я думаю об этом.

— У меня нехорошее предчувствие относительно него, — сказал Федоров. — Он похож на собаку, рвущуюся с привязи. Мы сделали все возможное, чтобы прикрыть задницы, и, похоже, что наша легенда пока держится, но такой человек как он может стать проблемой, потому что, вероятно, раскопает то, что мы упустили или прикрыли недостаточно. И если он найдет что-либо, это только заставит его копать еще глубже[45].

- Медицинские журналы… — Задумался Вольский. — Зачем ему записи о погибших?

За столом воцарилось молчание. Затем Карпов положил салфетку и сказал.

— У нас могут быть проблемы по этой части, адмирал. Я получил сообщение из управления по персоналу флота. Оно было адресовано лично мне, поступило через Николина и было корректно зашифровано.

— Что именно им нужно? — Вольский был настолько занят с Добрыниным и Абрамовым, что совершенно упустил из виду дела на корабле.

— Любые имеющиеся на корабле сведения по погибшим. Я ответил, что все данные были уничтожены, когда произошел сбой систем в результате взрыва, но они нашли дела на троих человек. Они находились в кормовой цитадели, когда по ней был нанесен удар, и так как они имели звания от младшего лейтенанта и выше, сведения по ним должны были храниться в журнале Золкина за его подписью. Доктор забыл о них, когда мы стирали записи. Волков нашел их.

— Так в чем проблема? — Непонимающе спросил Вольский.

— В том, что управление кадровой работы не имеет никаких сведений об этих людях. Они говорят, что они никогда не получали назначения на «Киров». Более того, у них нет никаких записей о них вообще.

— Нелепость. Это были Деникин, Краснов и Рыков[46]. Я лично назначил их туда для тренировки в реальных условиях перед назначением на главный мостик. Теперь мне придется писать письма их семьям. Что значит нет никаких записей?

— Не только по ним, адмирал. У них нет ничего ни на одного из погибших. Капустин и его цепной пес Волков прошерстили весь список членов экипажа и проверили все прошлое каждого по линии разведывательного управления флота.

— Проверили прошлое? — Вольский выглядел обеспокоенно.

— Да, адмирал. Я полагаю, они подозревают саботаж причиной некоторых полученных нами повреждений. Можно только представить, сколько ходит разговоров в их кругах о том, что случилось в Атлантике, и эта ситуация в скором времени может выйти боком. Вы знаете, что они намерены проверить пломбы на хранилище спецбоеприпасов и все три боеголовки, которые еще находятся в ведении Мартынова.

— Я тоже пришел к такому выводу, — тяжелым голосом сказал Вольский. — И взял на себя смелость отчитаться о том, что приказал выпустить MOS-III номер десять в ходе учений, хотя это выглядит неправдоподобно. Ядерное оружие не могло быть применено в ходе учений. Никогда. Сказать это означает ополчить на себя все командование ВМФ в Москве. Им это не понравится. Сучков уже топает ногами и желает мою голову на блюде. И для этого ему нужно лишь повернуть несколько других голов в мою сторону.

— Я виноват, адмирал. Это полностью моя вина.

— Мы оба знаем это, Карпов. Не нужно снова возвращаться к этому.

— Тогда, с вашего позволения, я продолжу. Я не поднялся по служебной лестнице до командира флагмана флота, будучи пай-мальчиком. Я упорно боролся за эту должность, и я знаю, как мыслят такие люди как Капустин и Волков. Я был вероломным специалистом по ударам в спину и сукиным сыном. Теперь я смотрю на многое по другому, но можете быть уверены, таких как Волков я знаю и понимаю.

— Подобные дела в наших рядах всегда были мне неприятны, Карпов, но я понимаю, о чем вы говорите. Да, я полагаю, мы могли бы осадить Волкова, но окончательный доклад готовит Капустин. Адмирал Абрамов относится к нам с некоторым сочувствием, и, похоже, считает моей главной заботой Волкова. Я не смог его переубедить, но вам говорю со всей ответственностью, что главный — Капустин. Волков лишь вывеска. Он давит, расталкивает и копает, но отчеты пишет Капустин. И выводы тоже будет делать он. Они обнаружат, что у нас недостает одной боеголовки, и нам придется за это ответить.

— У меня есть возможное решения. Я бы так сделал, по крайней мере, когда-то тогда. По правде говоря, я должен признать, что я все тот же. Все та же старая черная акула все еще кружит у меня в душе, и если бы я позволил ей захватить себя, я бы нашел самое простое решение — обвинить во всем какого-нибудь матроса. Сказать, что тот выбрал неправильную боеголовку. Разве не это случилось на «Орле»?

— Мы в действительности не знаем этого, — сказал Вольский. — Я понимаю, о чем вы говорите, Карпов, но это довольно низко.

— Конечно. Я был не слишком щепетильным человеком.

— Но и вы и я понимаем, что это было бы не так легко. Никакой матрос не мог иметь доступа к специальным боевым частям. Он есть у Мартынова, и боеголовки должны устанавливаться под его непосредственным руководством. Кроме того, десятая пусковая были изолирована и оснащена несколькими отказоустойчивыми предохранителями. Как вы это объясните? Затем начнутся вопросы относительно командного ключа, и мы оба знаем, что произошло. Нет, будет непросто списать все на некомпетентность. Ни один матрос не мог сделать такой цепи ошибок. Такого не могло быть, и я не стану обвинять в этом любого члена экипажа, живого или мертвого.

— Тогда перейдем к следующему варианту, к которому бы прибег новый Карпов. Он мог бы просто пойти к Капустину и Волкову и взять на себя всю ответственность.

— Это очень благородный поступок, — сказал Вольский. — Да, вы могли бы сказать им, что приказали Мартынову установить боеголовку, а затем сказать, что оператор вооружения на мостике допустил ошибку. Но как же ключи — тот, что висит на шее у вас и тот, который находится у меня? Вы что, намереваетесь сказать им, что решили провести проверить ракету с ядерной боевой частью, пока я спал? Зачем? Так делать нельзя. Это совершенно неслыханно. Вы лишитесь должности, звания, возможно, даже будете отправлены в отставку.

— Я уже лишился из-за этого звания и должности, — сказал Карпов. — Во второй раз будет проще.

— Но разве вы не понимаете? — Вольский выставил вперед открытую ладонь. — Ваши действия, предпринятые в реальной боевой обстановке, это одно. Но не забывайте, что они не должны узнать ничего о том, что мы выпустили хотя бы один снаряд в реального противника. В какого же именно? Это как поставить горячую чашку на пластилин, скажи одно, и все поплывет дальше само собой. Заявление, что это был учебный пуск уже выглядит натянутым. Что же нам сказать Капустину? Что мы выпустили ее по американским кораблям в 1941 году?

— Конечно нет, адмирал. Я полагаю, что у нас есть единственный выход. Я возьму вину на себя. Она моя и есть, и будет справедливо, что мне придется за это ответить. Я отдал приказ Мартынову, сказал ему сбросить настройки кодового устройства контроля пуска и я выпустил MOS-III. Скажете им, что я был убежден в необходимости отработки реального пуска, что я запросил разрешение сделать это, и когда мне было отказано, я скажу, что взял на себя смелость проигнорировать ваши приказы, когда вы были нездоровы. Ведь все так и было. Это наш единственный выход.

Мысли Карпова пребывали в той старом мире, где коварство и увертки были в порядке вещей. Он знал таких людей, как Капустин и Волков, и знал, что они собираются копать и копать, пока не найдут хоть что-нибудь, и искал способ донести до адмирала холодную логику того мира, в котором успешно жал многие годы.

— Мы должны что-то дать им, товарищ адмирал. Бросить кость. В противном случае, они будут копать, пока что-то не найдут. Они уже крайне подозрительны. Ищут предполагаемых саботажников. Они почуяли, что здесь что-то не так, и хотят крови. Если мы убедим их в то, что наша история придумана для прикрытия того, что сделал я, то они радостно набросятся на меня. Я уже могу сказать, что Волков идет по следу и готов вцепиться мне в задницу. Разве это не ясно? Если мы дадим им что-то, что им будет понятно, это может оказаться единственным, что не даст им понять действительную невозможную истину.

Вольский посмотрел на свою тарелку, а затем устало потер лоб.

— Я понимаю логику того, что вы предлагаете, но вы понимаете, что это будет значить для вашей карьеры. В любом случае поднимется шум, но я полагаю, что это может быть нашим единственным выходом.

Федоров слушал их разговор с какой-то тоской, а затем решился.

— Мне не хотелось бы этого говорить, адмирал, но даже головы капитана может оказаться не достаточно, когда они обнаружат то, что, как я полагаю, они обнаружат в ближайшие восемь часов.

— Обнаружат что, Федоров?

— Что дела тридцати шести человек, включенных в список погибших, которые они получили от доктора Золкина, не были уничтожены в результате инцидента и не были потеряны управлением по персоналу. Я полагаю, они обнаружат, что этих людей никогда не существовало вообще.

Вольский недоверчиво посмотрел на него.

— Никогда не существовало?

— А вы не понимаете? Эти люди находились на корабле, когда тот вышел из того Североморска, который мы оставили несколько недель назад. Но теперь это другой мир. В этом мире никто их них так и не родился, так что я не думаю, что вам придется писать письма семьям, адмирал.

— Мы сделали это?

— Полагаю да. Мы изменили ход Второй Мировой войны. Как вы помните, у меня было немало книг. Я изучал ее историю всю жизнь. Я проверил в корабельной библиотеке все, связанное с историей, но, уж простите меня, придержал некоторые книги, чтобы посмотреть, что изменится. Как оказалось, три из этих книг даже не были опубликованы в этом мире. Это заставило меня всерьез взяться за выяснение того, что изменилось. Вы помните книгу, которую я вам показывал, «Хронологию войны на море»?

— Да, ту самую, которая привела нас на эту кривую дорожку.

— Итак, я оставил ее у себя, и как только мы прибыли сюда, я направился в город и купил последнее издание, а затем сравнил с собственной. Да, мы определенно изменили многое. Японцы были атакованы американцами у Соломоновых островов и потеряли три авианосца. Наши действия также сильно подорвали из 5-ю авианосную дивизию. Японский императорский флот практически утратил эффективную палубную авиацию после нашего вмешательства. Они сумели восстановить свои силы, и война продолжилась вроде бы так же, но ядерной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки не было. Япония капитулировала в апреле 1945.

— Но причем здесь те, кто погиб на нашем корабле?

— Я не знаю. Но мы определенно изменили многое, а когда вся мелодия переигывается, несколько нот могут оказаться неуместны. Во многом, я могу сказать, что история излучилась и вернулась на круги своя. Но не было, например, рейда на Дьепп — это один пример того, что мы изменили. Однако высадка в Нормандии прошла так же, как и в нашем прошлом. Тем не менее, явно имелись отличия, особенно в мелочах.

— Как говорится, дьявол кроется в деталях, — вмешался Карпов.

— Совершенно верно. Вероятно, что-то случилось с предками тех, кто оказался в нашем списке, и время каким-то жутким образом нашло способ избавиться от них.

— Дикость, — сказал Вольский.

— Не могу спорить, — ответил Федоров. — Весь этот инцидент совершенная дикость. Но подумайте, адмирал. Если что-то изменилось, если деды Деникина, Краснова и Рыкова погибли на войне, или их отцы женились на других женщинах… То как они могли существовать? Если бы они вернулись живыми, это создало бы огромный парадокс. Как они могли быть здесь? Получается, время не нашло для них места в этом мире. История это колоссальный оркестр, и когда капитан не дал нам уничтожить «Ки Уэст», все изменилось. Музыка изменилась, и для них не нашлось места. Этот мир выглядит точно так же, как и наш, вот мы здесь, в «Золотом Драконе», верно? Но это не тот мир, который мы оставили, когда прошли мимо волноломов в Североморске в июле. Как я уже говорил, у меня есть три книги, которые даже не были изданы.

— А кстати, как они могли остаться нетронутыми? — Спросил Карпов.

— Я не уверен, но, возможно, из защитило то, что они были при нас на корабле[47]. Однако люди не вещи, они живые субъекты истории. Время нашло способ свести баланс, так что я думаю, теперь мы обнаружим, что их никогда не существовало. Единственное место на земле, кто можно найти любые сведения об их жизни, это наш корабль. — Федоров указал на свою голову. — И еще здесь. Мы знали их, мы ходили с ними, воевали с ними, но, как и те книги, в этом мире они так и не появились на свет…

- Господи, — сказал Карпов. — Забудьте о ядерных боеголовках, это мелкие протокольные вопросы. Каким образом мы объясним это Капустину?

Загрузка...