Львовская гастроль Джимми Хендрикса

Глава 32

Встретились они с Винничуком в кафе на Армянской, где уже встречались и десять, и двадцать, и даже, кажется, тридцать лет назад.

— И зачем ты с этим гэбистом возишься? — удивлялся вслух Юрко Винничук, попивая кофе. — Он какой-то бред несет, а ты его слушаешь!

— Так ты думаешь, что это бред? — совершенно серьезно спросил Алик.

— Ну, если он не сумасшедший, то это не бред, а просто полнейшая чепуха! Я поспрашивал у нашего университетского геолога. Подниматься могут только грунтовые воды. Если земля отравлена стройками или удобрениями, то поднимающаяся вода может быть соленой, полной химии, но доисторическое Карпатское море тут ни при чем. А ты уверен, что он нормальный, твой знакомый?

— Не уверен, — Алик вздохнул. — Но ведь я не уверен, что и я — нормальный, и не уверен, что ты — нормальный. Что это такое вообще — норма? Девяносто — шестьдесят — девяносто? Или водка — пиво — таранка?

— Норма — это не комбинация водки и закуски. — Юрко посмотрел на старого приятеля преподавательским взглядом. — Норма — это ненарушение индивидуумом принятых обществом писаных и неписаных правил. Ты, кстати, никогда нормальным не был. Поэтому с тобой и боролись в советское время!

— А-а! — Алик улыбнулся. — Точно, нас же тогда называли «ненормальными!» Но в этом случае капитан Рябцев совершенно нормальный! Это же он пытался, правда, очень слабо, вернуть нас, хиппи, в «норму»! Хотя, как оказалось, лично он в этом не был заинтересован!.. Он даже помогал.

— Значит, и он ненормальный, — быстро пришел к заключению Юрко. — И чем он вам помогал?

— Рябцев недавно признался, что это он с друзьями сделал так, что кисть мертвого Хендрикса из Штатов через Прибалтику попала к нам на Лычаковское.

— Что?! — И без того круглые глаза Винничука округлились еще больше. — Ты что, веришь, что в той могиле лежит кисть Хендрикса?

— Конечно, верю, я ее видел. Да мы ее сами туда закопали вместе с Аудрюсом и Витасом. И еще человек семь из наших были там. Могут подтвердить. Те, кто жив…

— И что ты видел?

— Что? Кисть, высохшая, запаянная в твердый пластик. И следы ожога на ней!..

— Ладно, хочешь верить в чудеса — верь! — отмахнулся Юрко. — Можешь и дальше помогать своему гэбисту искать доисторическое море! Я не против! Более того, я — за! Мне это нравится как стёбный перфоманс в исполнении бывшего хиппи и бывшего гэбиста.

— Я не бывший хиппи, — несколько обидевшись, проговорил Алик.

— Ну да, и он — не бывший гэбист! Точно, бывших гэбистов и бывших хиппи не бывает! — Винничук, довольный своим красноречием, улыбнулся саркастически.

— Что-то сегодня с тобой не то, — задумчиво произнес вдруг Алик, пристально уставившись в глаза писателю. — Может, ты себя неважно чувствуешь?

Улыбка сползла с лица Винничука.

— Черт побери! — фыркнул он. — Кто из нас двоих инженер человеческих душ? Ты?… Да, угадал! У меня печень болит… Выпил вчера неудачного вина у соседа…

— Так остался бы дома, зачем ты сюда приехал?

— Но ты ведь попросил! — Юрко Винничук развел руками. — Как я мог тебе отказать? Извини за болтовню! Действительно, мне как-то хреново сегодня… Так что не обращай внимания на то, что я тебе тут наговорил! Я, кстати, давно чувствую, что что-то у нас в городе не в порядке! И запахи я в разных местах города странные ощущал. Может, где-то под домами на самом деле хранится старое химическое оружие или отравляющие газы? Хрен его знает… Короче, пусть твой гэбист лучше в военных архивах пороется. Это будет куда полезнее, чем искать, где проступает из-под земли Карпатское море!

От Армянки до Пороховой башни пешего ходу не больше десяти минут. Сухая погода позволила Алику прогуляться по старинным улочкам центра медленно, а в скверике у башни он сразу увидел, что его привычная скамейка свободна!

Уже расслабившись на скамейке, Алик осмотрелся вокруг. Заметил на скамейках поодаль, возле башни, несколько бомжей. Недалеко от них — машина-«пирожок» с надписью «Оселя», но около нее только две женщины в зеленых рабочих жилетках поверх курток. Они, казалось, уже сворачивали на сегодня свою благотворительную деятельность.

Алик поднялся и прошелся по аллее в сторону машины. Приостановился метрах в десяти от женщин в зеленых жилетках. Молодые незнакомые женщины возились у открытой задней дверцы, протирали или закрывали большие продуктовые бидоны-термосы.

Алик подошел поближе. Одна из женщин, молодая брюнетка лет тридцати, заметила его.

— Что ж вы так поздно пришли, — сказала с сочувствием. — У нас уже ничего не осталось…

— Спасибо, я не голодный, — миролюбиво ответил Алик, рассматривая вблизи продуктовые бидоны-термосы. — А мне одна ваша сотрудница говорила, что у вас горячий душ есть…

— Да, в Винниках, — закивала брюнетка. — Если хотите, можете сегодня приезжать. Душевая до шести вечера.

Алик покачал отрицательно головой.

— Не успею, — выдохнул.

— А вы можете с нами, — предложила брюнетка, осмотрев его внимательным взглядом с ног до головы. — Только назад мы вас привезти не сможем…

Алик задумался. Горячий душ на фоне холодной осени показался ему вдруг чем-то невероятно приятным и желанным. И действительно, его спартанский образ жизни, его тело, привыкшее к холодной воде и безропотно переносившее ее даже зимой, вся его прошлая и нынешняя жизнь, лишенная судьбой горячего водоснабжения, всё это вдруг надавило на него сверху с такой силой, что первый раз за долгие годы ощутил он себя ущербным, обиженным, лишенным человеческого тепла, загнанным в глухой угол.

Женщины тем временем закрыли задние дверцы машины. Брюнетка оглянулась на него. И Алик твердо кивнул.

С ней рядом он и устроился на заднем сиденье. И выехала машина осторожно со сквера, спрыгнула с бордюра на дорогу и поехала дальше, набирая скорость. Правда, скорости она так и не набрала, почти тут же уткнувшись в тянучку городского движения.

Через час он уже стоял в душевой кабинке под горячим душем. Стоял и тщетно пытался сосредоточиться. Вода щедро текла по его голове, спине, по животу и ногам. Она текла, нагревая его тело до какого-то невероятно приятного градуса, до состояния если не блаженства, то, во всяком случае, гармонии, точнее, восстановления гармонии тела, нарушенной когда-то давным-давно и нарушенной именно задержавшимся в его жизни холодом. Не холодом в отношениях с миром, а холодом быта, к которому он, казалось, так привык и который чуть ли не ценил как отличительную особенность собственной жизни.

— У нас есть три шампуня! — послышался снаружи кабинки неуверенный женский голос. — «Персиковый», против перхоти и вшей и «Крапивный»! Вам какой?

— «Крапивный»! — ответил Алик и тут же увидел, как пластиковая бутылка с густой зеленой жидкостью зависла сверху над бортиком душевой кабинки.

— Я полотенце тут на столике оставлю! — добавил женский голос, принадлежавший рыжей коротко остриженной женщине, встретившей его тут, в душевой. Она, в белом халате и махровых тапочках, улыбнулась ему приветливо и, ни слова не сказав, провела сюда, в большую комнату, где душевая кабинка занимала лишь малую часть пространства. Вдоль стен на полках стояли книги, посреди комнаты — стол и коробки с играми, шахматная доска. На другом столике у окна — электрочайник, несколько чашек и сахарница.

Женщина сначала постучала и только потом зашла в комнату.

— Тут у вас, как в гостинице! — сказал Алик, уже согревшись и помывшись под душем, вытершись и одевшись.

Он теперь сидел за столиком и просто отдыхал, слушал тишину.

— Нет, — усмехнулась она. — Гостиница у нас не тут, а рядом! Точно, что гостиница, только бесплатная. Я там год прожила. Теперь комнату снимаю…

Алик понимающе кивнул. На лице этой женщины была словно написана ее нелегкая биография, щедро политая алкоголем. Но глаза были живые. Не только потому, что она подкрасила их небесным голубым цветом. Сами зрачки были болтливыми, и даже если она молчала, они продолжали говорить за нее.

— Я ж тоже из бомжей, — сообщила она через минуту. — Испугалась, что умру, и вернули они меня к жизни. — Женщина кивнула в сторону окна. — Хорошую вам одежду подобрали. — Она перевела взгляд на джинсы и джинсовую рубашку Алика. — Надо и мне к Соне сходить, посмотреть: что там нового! Нам сейчас много одежды приносят, тем более, что зима скоро…

Упоминание про зиму сбило мысли Алика. Не успел он объяснить ей, что не является бомжем и пришел в своей собственной одежде. Но теперь это не имело никакого значения. Пусть она думает о нем всё, что хочет! Может, ей приятно думать, что она стала благодетельницей для такого же бомжа, каким сама была?! Пускай! Она действительно — благодетельница, повелительница горячей воды.

Алик сидел и понимал, что уходить ему не хочется. Женщина тоже присела за стол, но теперь задумчиво молчала.

Алик посмотрел в окно, уперся взглядом в кирпичную стену одноэтажного дома, в котором располагалась то ли столовая, то ли прачечная. Между окном и этой стенкой было метров шесть-семь. Воздух за окном серел, приближался вечер.

Расспросив у женщины о дороге к ближайшей остановке, где можно было бы сесть на маршрутку до Львова, Алик поблагодарил ее и ушел.

Собственное тело показалось ему вдруг удивительно легким, словно он похудел под душем килограммов на десять. Остановку маршрутки он нашел быстро, и уже минут через пятнадцать встряхивала его дорога своими ямами и буграми. Старенькая «газель» легко и смело поднималась вверх на основную трассу. Сзади и внизу оставались Винники, взявшие на себя груз и смелость кормить и мыть львовских бездомных и примкнувших к последним граждан, одним из которых и оказался в этот день Алик Олисевич.