Ребята убирают со стола. Вика на кухне, а Лешка подает из гостиной грязные тарелки: сначала в окошечке появляется башня из тарелок, потом - крапчатая Лешкина физиономия.
Лешка последнее лето в Египте. Он кончил четвертый класс и дальше учиться будет в Москве, в интернате.
- Знаешь-знаешь, - говорит Лешка. (У него такая привычка - говорить быстро и захлебываться словами, внезапно умолкать и смотреть на собеседника, склонив голову набок.) - Знаешь-знаешь, я в свою теперешнюю школу зашел, а там все еще учатся и будут до самого июня учиться. Все так же, а английский только на будущий год начнется, и физкультура в большом спортзале, вот… А с англичанкой ихней я по-английски говорил, правда-правда, она так удивилась, говорит-говорит, что у нас в Египте большая разговорная практика, вот!
Вика складывает посуду в раковину. А в окошечке опять появляются чашки, рюмки и зеленые веснушки:
- Знаешь-знаешь, а ребята смешные!.. Арабы думают, что по Москве медведи гуляют-гуляют, и они спрашивают, а правда, что в Каире вместо такси - слоны с шашечками?.. Смешно-смешно, вот!
Вика подставляет табуретку к раковине и моет посуду. Лешка стоит с полотенцем через плечо, вытирает тарелки.
- А ты в лагерь скоро? В Александрию? Здорово-здорово. В лагере почти как дома. Только у моря дышать сыро… А мы с отцом опять на юг, в Вади-Габгаба. Когда Асуанскую плотину построят, там море будет. Хочешь-хочешь, на карте покажу?
В коридоре на полстены - огромная карта мира.
Вон под потолком Советский Союз. А Африка похожа на кобуру пистолета, какие болтаются на ремне у египетских полицейских.
Вот Черное море, вот маленькое Мраморное, вот Красное. А на самом деле все они синие. И Средиземное только так называется - Средиземное. А отойдет корабль от берега - и нет никакой земли кругом, хоть все глаза прогляди.
А самое симпатичное море - Эгейское. Оно тихое, не штормливое. Будто кто-то вылил его из голубого стекла, разбросал по всему морю белые скалистые островки и красиво назвал их: Карпатос, Аморгос, Агиос-Эвстратиос, Астипалея…
Египет в верхнем правом углу Африки. Будто взяли линейку и отчертили ровный квадрат. В Африке много прямых границ. Папа рассказывал, что их действительно чертили по линейке, потому что в Африке никогда до этого никаких границ не было.
Вика географию учила не по карте. Она раньше, чем смогла выговорить: Босфор, Мраморное море, Дарданеллы, - проплыла их туда и обратно.
И что такое Египет, она без карты знает: под правым крылом самолета - желтый песок, под левым - тоже, а посредине - серая ленточка Нила и узкая полоска зелени по берегам.
Да что самолет! В Каире географию можно изучать с любой крыши: скалы Мукаттам в Старом городе - это Аравийская пустыня, а Гиза с пирамидами и Сфинксом - уже Ливийская.
Лешка с отцом исколесил Египет вдоль и поперек. Вот и се- годня - только вернулся из дому, а уже успел съездить в Луксор, в Долину мертвых фараонов.
Подставив стул, он водит пальцем по карте. Кто не жил в Африке, тот думает, что пустыня ровная, как обеденный стол. А Аравийская пустыня - как гребенка: то хребет - гебелъ, то ущелье - вади. Вот и Вади-Габгаба, у самой суданской границы.
- А знаешь-знаешь, - говорит Лешка, - в Ливийской пустыне белые пятна есть. «Белые пятна» - значит, там еще ни один человек не был. Я выучусь - обратно приеду, буду разведчиком пустынь. Вот… В пустыне ничего, только скучно, наших мало, ни виллы, ни кино… А по ночам скорпионы в палатку лезут. Утрем ботинок надеваешь, а он там сидит, черный-черный, в шесть глаз на тебя смотрит и крючком ядовитым целит… А я уже привык - вечером мухобойкой их трескаешь-трескаешь…
Лешка ковыряет свои зеленые оспины, поглядывает на Вику исподлобья. Странный какой-то стал - взрослый и непонятный.
- А… а мне дядя Феликс смехунчика подарил.
- Ну? - оживляется Лешка. - Покажи-покажи.
Они бегут в Викину комнату. Вика достает розовую коробочку и нажимает на кнопку,
О-о-хо-хо-хо! - тотчас закатывается смехунчик, будто сидел в своем домике и втихомолку давился от смеха, только и ждал, пока дадут ему волю. - А-а-ха-ха-ха!
Вика и Лешка сидят друг против друга и сдерживают смех. Вика зажимает рот ладошкой, Лешка закрывает глаза, но смех прямо-таки распирает их, как сжатый воздух.
Э-э-хэ-хэ-хэ! - заливается смехунчик.
Первым не выдерживает Лешка, он фыркает и тоненько-тоненько закатывается. Хохочет и Вика. Они краснеют от смеха, валятся на кровать и дрыгают ногами. Когда смех начинает проходить, Вика снова давит кнопочку, и снова они хохочут, указывая друг на друга пальцами. По пятнистому Лешкиному лицу катятся слезы.
- Ой-ой-ой, не могу! - тоненько кричит Лешка. - Ой-ой-ой, лопну!
Он так покраснел и надулся - кажется, сейчас и впрямь лопнет. Уже и смеяться трудно, животы будто одеревенели. Лешка икает сквозь слезы.
- Хва-ик-хватит, ик, ой! - машет он рукой. - Ик-хватит, а то, ик, ой, до смерти засмеемся!
Они сидят рядом, отдыхают от смеха. Лешка теперь не кажется взрослым - такой же, как и был.
- Давай в прятки, - предлагает Вика. - Не, вдвоем неинтересно. Давай лучше Асуанскую плотину строить!
Они принимаются за плотину. Длинный коридор превращается в Нил. Из комнат извлекают стулья, тумбочки, чемоданы. Плотина растет и перегораживает коридор поперек.
- Воду бы пустить.
- Папа, наверное, ругаться будет. Лешка вытирает пот с зеленой физиономии.
- Я - советский специалист, - говорит он, - а ты - моя жена. А потом я буду президент Насер и приеду нас благодарить.
- Не хочу я твоей женой быть. Я лучше бульдозером буду. Лешка опять смотрит на Вику непонятными взрослыми глазами.
- Я так не играю. У специалиста должна быть жена.
- Не хочу.
Лешка останавливает работу, ковыряет оспины и задумчиво говорит:
- А я, если хочешь знать, когда вырасту, на тебе взаправду женюсь. Вот.
- А я к тебе в жены не пойду, - сердито отвечает Вика.
- Так нельзя, - рассудительно говорит Лешка. - Ты девчонка, слабачка, а я тебя буду защищать.
- Тоже мне, защитник! - фыркает Вика. Лешка раздувается от обиды.
- Я вырасту, знаешь-знаешь, какой сильный буду! А папа меня оставил, чтобы тебя защищать, вот.
- От кого это меня защищать?
- А вот бандиты полезут-полезут через балкон…
- Какие еще бандиты? Зачем им в русскую колонию лезть?
- А «Братья-мусульмане»? «Братья-мусульмане»? Вика слышала эти слова в разговорах взрослых. Эти «Братья-мусульмане» хотели убить президента Насера. Вот они карабкаются по бугенвиллиям на балкон, в черных галабиях до пят, в черных платках. Плывут по коридору, как черные тени. Под полой галабии - кривые острые ножи. Платки закрывают лицо, только черные глаза сверкают злым огнем…
Вика смотрит на балконную дверь. За дверью - непроглядная египетская ночь. Балкон в дальнем конце коридора теряется в полутьме. Свет только на кухне и здесь, над входной дверью. В Египте дорогой свет, его гасят, выходя из комнаты. Распахнутые двери зияют черной гулкой пустотой по всему коридору.
А вокруг - чужая страна. Чужая ночь. Ни звука…
- Кажется, балконная дверь скрипит… - шепчет Вика. - Это ветер, наверное, - неуверенно отвечает Лешка.
- Нет. Слышишь, скрипит…
На балконе и в самом деле что-то скрипит. Комнаты вдруг наполняются неведомыми шумами и шорохами.
- Когда же папа вернется? - Вика вот-вот заплачет от страха.
- Нескоро еще… - сиплым шепотом отвечает Лешка.
Они жмутся у входной двери. А за тонкой дверью будто бы чьи-то шаги.
- Надо свет включить… - шепчет Лешка.
- Включи…
Лешка колеблется. Включатели в глубине страшных черных комнат.
Он смотрит на сжавшуюся Вику и смело встает. Перелезает через «Асуанскую плотину», ощерившуюся распахнутыми пастями чемоданов. Подкрадывается на цыпочках к ближней комнате, заглядывает…
- Темно…
- Включай скорее, - просит Вика.
Лешка медлит, раскачивается, как перед прыжком в высоту. Бросается в комнату, шарит дрожащими руками по стенам, повизгивая от страха, нащупывает включатель, щелкает им и с воплем вылетает обратно, будто из темноты тянется за ним огромная рука.
Свет включен, в комнате никого нет. Темнота и страшные шумы отступили к балкону.
Уже смелее Лешка расправляется с темнотой во второй комнате, в третьей… Остается только Викина, самая дальняя. Лешка ныряет в нее и с визгом вылетает, несется назад, выкатив глаза:
- Че-человек! Че-че-черный!
Вспотев от страха, они спрятались за «плотину» и ждут. Ничья тень не падает в коридор из освещенной комнаты.
Лешка уходит на разведку, издалека заглядывает в комнату…
- Тьфу! - громко говорит он. - Это зеркало.
Весь этаж ярко освещен. Зато за окнами стало совсем черно. Лешка идет на кухню и приносит охапку столовых ножей.
- Главное, не спать, - говорит он, раскладывая ножи на полу. - Чтобы врасплох не застукали…
Темное вечернее солнце опускается на Ученский лес, оплывает, растекается на полнеба. Лес и облака пропитались вишневым светом. От Учи поднимаются синие сумерки, а последние лучи уходящего дня еще чертят светлое небо. Из низин, балок, овражков, через край, как переспевшая квашня, вываливается туман, катится по марфинским улицам. По самые плечи в теплом тумане бежит сосед Вовка. Его стриженая макушка то пропадает, то появляется над белесыми клубами.
- Зае-е-ец! Зае-е-ец! Отец твой еде-е-ет!
У околицы, приглушенный туманом, гудит мотор. Надсадно ревет и мечется на привязи Коська, который до смерти боится папиной «Победы».
- Да разве я так свою доченьку зову? Ведь я зову ее - Заинька!
От машины вкусно пахнет бензином, а от папиной щеки - утренним одеколоном и еще чем-то родным, только папиным…
Вернувшись с виллы, родители застали престранную картину. Под дверью, свернувшись калачиком на половике, крепко спали Вика и ее мужественный защитник. Кругом них веером лежали тупые столовые ножи. Весь этаж был залит светом, а коридор перегородила высокая плотина из стульев, тумбочек и чемоданов.
Перешептываясь, ступая на цыпочки, родители разобрали завал и разнесли детей по кроватям.
Вика вжимается носом в папину щеку.
- Пап… А Борька опять яблоки воровал… Прямо с дерева…
- Борька?.. Ну и хитрюга же этот Борька. Спи, дочуня…
- А эти… мусульманские братья не придут?
- Не придут. Их президент Насер давно разогнал. Спи, Заинька, спи…
Засыпает подмосковная деревня Марфино. Гаснут окна русской колонии в центре Каира.