Мадемуазель Виктория. Повесть

В ДОККИ

Вскоре над песком поднимается узкая полоса зелени. Пустыня отступает, дышит вслед тяжелым зноем. Насквозь пропыленные автобусы выбираются на зеленую дорогу. Справа выстроились пирамиды. Площадка перед ними пуста, торговцы и всадники исчезли.

Мелькают белые стволы эвкалиптов набережной Эль-Нил. За Нилом тянется остров Рода.

Остается слева безлюдный город Зу. Сейчас автобусы минуют Докки и по мосту Замалек направятся к вилле. Дома ли папа? Дядя Феликс и Лешка давно уехали в свой Вади-Габгаба, они далеко от войны…

По улице Тахрир автобусы сворачивают в Докки. Недалеко от нового посольства у дверей большого отеля толпятся родители. Вон и мама смотрит из-под руки, рядом - Светкина мама. Значит, вся колония переехала в Докки?

Умолкают перегретые моторы автобусов, распахиваются дверцы. Ребята вытаскивают в проход чемоданы…

Вдруг из-под крыши отеля раздается гулкий рев, и тотчас сирена срывается на пронзительный визг.

- Все в укрытие! Воздушная тревога! Все в укрытие!

Вожатые хватают детей под мышки, передают в дверь родителям. Воздух дрожит от воя сирены. Разбегаются прохожие. С перекрестка бегут полицейские, указывают на небо, машут руками: скорее!

Светкина мама врывается в автобус, заталкивая обратно детей, запинаясь о сумки и чемоданы.

- Доченька моя! Пустите! Доченька! - Она хватает Светку и рвется назад. Кто-то падает в дверях, на него валятся остальные. Мама-Лисицына, работая локтями, продирается вперед, как танк. Светка плачет от стыда и страха, вырывает руки.

Над улицей с грохотом, заглушая сирену, проносятся самолеты. Из глубины дворов бьют зенитные пулеметы. В голос рыдают «Подснежники». Кто-то роняет Викин чемодан, оттуда вываливается смехунчик и закатывается злорадным смехом.

Полицейские прикладами автоматов бьют стекла. Вика карабкается через окно, прыгает в протянутые руки, и полицейский бежит с ней под бетонный козырек отеля. Автомат больно колотит Вику по ногам. На белом шлеме полицейского от ее ладоней остаются красные пятна.

Опустела улица, автобусы скалятся разбитыми стеклами, звенит воздух от визга сирены, грохота самолетов и стука зениток. Заливается смехунчик в покинутом автобусе…

Кончился налет. Разом смолкают пулеметы и сирена. В уши бьет оглушительная тишина.

- Слава богу, все живы, все живы! - Мама плачет и целует Вику в нос и щеки. - Все живы!

Они поднимаются на восьмой этаж. В номере голо, даже посуды на кухне нет - все упаковано. Сумки и узлы лежат у дверей.

Мама вытирает слезы, достает из сумки йод, бинтует Викины ладошки, рассказывает:

- Я думала - отвоевалась, на всю жизнь хватит… Второго июня англичане, американцы, французы отозвали своих и вывезли в Грецию. За ними - другие… Одни мы остались. Третьего - приказ посла: никаких сборов, чемоданы распаковать. Сидим, как на бочке с порохом. Что-то неладно кругом. Кто войну пережил, тот задолго чует неладное…

Утром пятого папа ушел на работу. Только дверь за ним закрылась - грохот, сирены. Слуги не пришли, я бы уж и им была рада. Лотом крики на улице, арабы толпами идут, кричат, а что кричат - не пойму… Мухаммед прибегает, глаза огнем горят: «Мадам! Мадам! Исраэль! Война!» - и только что не пляшет от радости. А я как это проклятое слово услышала, так у меня и ноги подогнулись, «Мухаммед, говорю, война - квайс!» - «Мадам! Мы победим! Исраэль!» - и лупит кулаками воздух. И убежал…

Летит Настькина мама, в слезах: что делать? В колонии никого из мужчин нет, под дверями толпа арабов. В это время отец звонит: в окна не выглядывайте, спрячьтесь в дальнюю комнату и дверь подоприте - под шумок всякие мусульманские братья выползли на свет божий. Лисицына в истерике. Что творится? Чего ждать? Куда бежать?

Приезжает переводчик с первого этажа который в собачьем кафе обедал: Александрию бомбили. Тут у меня сердце упало… Под вечер приходит отец: собирай вещи. Нищему собраться - только подпоясаться. Переехали в Докки, к посольству поближе. Той же ночью всех беременных женщин и грудных детей наши самолеты забрали. Остальным - сидеть на чемоданах.

Выступает по радио Насер: говорит, что особое значение имеет поддержка Советского Союза, просит арабов предупреждать провокации против нас.

Москва постоянно запрашивает - все ли наши в безопасности? Посол каждый час звонит в Александрию. Там нефтехрани-лище разбомбили возле нашего торгпредства. Зеленая дорога обстреливается.

Отец - к послу: дайте охрану и автобусы, я привезу детей. Посол звонит Насеру. Тот отвечает: лагерь охраняется, бульдозеры расчищают военную дорогу через пустыню.

Голова кругом идет… Как же Сашка с Сережкой? Они же слышали, что война началась. Мы-то знаем, что с ними дома ничего не случится, а они, наверное, все уши прослушали, не скажут ли чего о нас… Вечером ловим Москву: Советское правительство начало эвакуацию своих граждан из Египта. Слава богу, Сережка с Сашкой успокоились.

Вчера Феликс с Лешкой приехали из своего Вади. Всех наших отзывают из провинций в Каир… А отец как вчера ушел, так и нет его, - мама всхлипывает. - Рано утром звонит посол - вас вывезли. Я все это время ни жива ни мертва сидела. Ну, все живы, все вместе…

Вика прихлебывает чай. Теперь надо ждать. Сидеть в четырех стенах и ждать. Ждать, что будет дальше.

Значит, скоро домой. В Марфине сейчас теплынь. Вовка писал, что каждый день, купается в Уче, а у запруды на хлеб берут во-от такие караси. Ночка родила теленка, назвали Звездочкой.

А Сережка и Сашка сегодня или завтра получат письмо, которое Вика писала полмесяца назад. Прочтут, что она живет в пионерском лагере в Александрии, и будут тревожиться, искать Александрию на карте.

А следующее свое письмо Вика сама вынет из почтового ящика в Москве и под арабскими вензелями прочтет, что в Александ- рии хорошая погода, над морем - желтый флаг, а по вечерам на вилле крутят кино…

Интересно, что делают Аза и Леми? Испугались они, услышав о войне? Или слушали радио с равнодушным лицом, держа игрушечные чашечки двумя пальчиками, не забыв отставить мизинчик, как и положено настоящим мадемуазель? А веснушчатый ослик так же возит по утрам помидоры к мечети? Зато уж Кекс точно по-прежнему валяется в тени бугенвиллии…

Из окна видно далеко вокруг. Докки - новый район, прямые улицы, в окнах - бетонные решетки, защита от солнца.

Равнодушно уставились в небо пирамиды. Они столько войн пережили и эту переживут. В каменную усыпальницу не долетают ни страшный рев сирены, ни грохот штурмовиков…

Мама вяжет на кухне. Вяжет и распускает, вяжет и распускает. Солнце уже клонится к пирамидам.

Над Замалеком выше всех минаретов - клетчатая башня Насера. Много сейчас забот у президента. Сидит и думает, как выиграть войну. Но о Вике он и в такое время не забыл: приказал вывезти русский лагерь по секретной военной дороге…

Внизу, у бетонного козырька отеля, тормозит белая машина. Вика узнает стриженый Лешкин затылок. Следом за Лешкой выходит папа и дядя Феликс.

- Мам, папа приехал!

- Дождались-таки, - вздыхает мама и откладывает ненужное вязание.

Папа с порога улыбается Вике:

- Цела и невредима? А мама тут о тебе все глаза проплакала.

Лешка выглядывает из-за дяди Феликса. Он загорел в своем Вади-Габгабе, и оспины прошли.

Взрослые устало рассаживаются на кухне. Мама потрошит узлы с продуктами, хлопочет над плитой.

- Что в мире творится?

- Сегодня ночью самолетом отправляют детей дошкольного возраста. А за нами идет «Иван Франко». Он шел на Кубу, с полпути вернули, послали за нами.

Папа сажает Вику на колено.

- Вот так, Заяц. Иначе и быть не могло. Где бы ты ни была, в каком уголке земного шара, - о тебе помнят, про тебя не забудут… Только раздался первый выстрел на границе, а на Родине уже думали о тебе, уже наши летчики готовы были лететь за три моря, в воюющую страну, чтобы забрать тебя домой.

- Пап, а президент Насер победит? Папа усмехается и трет руками лицо. У него черные круги под глазами, а на щеках - щетина. Наверное, папа не спал всю ночь.

- Война уже проиграна, Заяц, по всем статьям. Только проиграл войну не президент Насер, а продажное офицерье. А разные типы, вроде нашего бывшего соседа, очень рады поражению. Им наплевать на свою страну. Они обвиняют президента. Как это у нас говорят - всех собак на него вешают…

Папа подходит к карте. Вика и Лешка тотчас подтаскивают стулья с двух сторон. Вика опирается об Атлантику, Лешка - об Индийский океан.

- Захвачен Синайский полуостров, - папа закрывает ладонью треугольник Синая. - Не сегодня завтра израильтяне выйдут к Суэцкому каналу. Разрушена Исмаилия. Канал закрыт… Египтяне очень тяжело переживают поражение. Никогда за все пять тысяч лет Египет не проигрывал так страшно.

- А чему же радовался Мухаммед?

- В сорок восьмом году Израиль захватил землю арабского народа Палестины. И люди, ничего не смыслящие в политике, решили, что Насер шапками закидает Израиль и вернет арабам их земли…

Вика смотрит на карту. Как же смог такой маленький Израиль победить такой большой Египет? Разрушена Исмаилия. Канал закрыт…

Исмаилия - уютный, чистый городок, голубой лабиринт озера Тимсах, невысокие белые домики, по самую крышу утонувшие в зелени.

А как представить себе Суэцкий канал без кораблей? Канал - синяя полоска в серо-желтом песке. Вода почти вровень с берегами, неподвижная, как стекло. Издалека кажется, что корабли идут прямо по песку.

Автобус со школьниками ехал вдоль канала, обгоняя огромные корабли, и когда над песками появлялся красный флаг, ребята вместе со взрослыми высыпали из автобуса и кричали, размахивая руками. С корабля в ответ ревела сирена, и команда выстраивалась вдоль борта…

- А я знаю-знаю, как Египет мог победить, - говорит Лешка, когда папа отходит.

- Тоже мне, маршал нашелся! Президент Насер не знал, а ты знаешь!

- И Насер знал. - Лешка обиженно моргает. - Только ты ничего не поймешь, это не девчоночье дело. - Он отворачивается, но не выдерживает и начинает взахлеб объяснять: - Мне па- па все рассказал-рассказал. Значит, так… Все давно знали, что война будет, поэтому американцы и англичане своих в Грецию вывезли заранее. А разведчики разведали и донесли-донесли, что утром пятого июня Израиль начинает войну, и предложили ударить первыми. Это по-военному называется - упреждающий удар. А президент Насер не захотел нападать первым, потому что тогда все сказали бы, что это он начал войну. Зато он приказал самолеты поднять в воздух. А генералы, вместо того чтобы воевать, ушли на бал. Пока они там плясали, все самолеты прямо на земле и разбомбили. Их теперь судить будут и расстреляют. Вот!.. Только ты ничего не поняла, потому что это не девчоночье дело. А я, когда вырасту, военным летчиком буду. Вот.

- Что творится! - разводит руками дядя Феликс. - В Союзе их ровесники в «казаков-разбойников» играют и кукол нянчат. Дети как дети. А эти? «Президент Насер», «упреждающий удар»!.. Марш по кроватям, горе-политики!

Но спать не пришлось. Над самой головой поплыл тяжелый вой сирены.