Мадемуазель Виктория. Повесть

ВЕСЕЛЫЙ ГОРОД ЗУ

Дядя Феликс сворачивает с набережной на улицу Эль-Гуза и тормозит у ворот Зу. Папа с Викой и Мишуткой выходят, а мама едет в Замалек готовить обед без грибов.

Веселый город Зу есть в любой стране. Спросите в Афинах, в Стамбуле, в Фамагусте, где город Зу, и любой грек, турок, киприот укажет вам дорогу.

Нет в Каире места лучше, чем Зу. За целый день не обойти его площадей, улиц, бульваров, аллеек, мостов.

Веселый город Зу - это зоопарк.

Все, что есть живого на свете, - все собрано в каирском зоопарке. А если вы какого-то зверя здесь не нашли - значит, его и в природе нет.

Жара спадает. В городе еще зной от раскаленного асфальта, а в Зу поднимается свежесть от озер, ручейков, каналов. Всего-то градусов тридцать.

По улицам зоопарка гуляет пестрый народ: европейцы в широкополых шляпах, индусы в чалмах и индианки в сари, японки в ярких кимоно, индонезийцы в докторских шапочках. Торжественно проходят арабские семьи: дедушка в галабии и вязаной шапочке, бабушка в черной малайе и - мал мала меньше - дюжина черноголовых ребятишек.

Арабы сидят прямо на траве и блаженно щурятся на солнце. Возможность посидеть на травке - важное завоевание египетской революции. При короле Фаруке феллахи даже глянуть не смели на зеленый газон. Зато теперь по вечерам специально приходят в Зу, чтобы победно усесться на лужайке.

В стриженых кустах - беседки: китайская пагода, японский бумажный домик, русская бревенчатая изба. Смешная изба, таких даже в Марфине не осталось. А египтяне думают, что русские феллахи живут вот в таких избушках на курьих ножках, ходят круглый год в валенках, а по улицам Москвы бродят бурые медведи.

Поэтому бурый мишка здесь так и называется - «рашен бэа», то есть «русский медведь». Рашен бэа - важная персона, у него и клетка побольше, с ванной, с душем.

В первую очередь Вика с папой идут навестить земляка. К мишке не пробиться, зрители у клетки в два этажа: мальчишки и девчонки оседлали родителей. Мишка действительно русский, из Подмосковья. Подарок Советского Союза каирскому зоопарку.

Подарок лежит в дальнем углу клетки, тяжело и часто раздувает бока, мутными от жары глазами смотрит куда-то сквозь галабии и халаты.

- Бедненький, - жалеет его Вика. - Жарко мишеньке в Африке… Пап, а правда, он в Ученском лесу жил? Ну, может, не жил, а так, мимоходом бывал. Может, издалека бабушку Софью видел, и меня, и Ночку, и Коську… Пап, ну неужели он не чувствует, что мы тоже оттуда? Должно же ему от нас чем-то знакомым пахнуть?

- Наверное, ветер в другую сторону… А то бы он, конечно, узнал нас.

- Мишенька, миша! - зовет Вика. Да разве услышит он в таком шуме!

Но вдруг зеленые глазки зверя оживают. Он медленно поднимается и, загребая лапами, идет к решетке. Зрители радостно вопят, отступая. Медведь встает на задние лапы, цепляясь когтями за толстые прутья.

- Узнал! Смотри, папа, узнал!

Стоящий рядом араб оборачивается на крик.

- О-о! - вопит он. - О-о-о!! - И счастливо хлопает себя по бедрам, и ничего, кроме этого восторженного «о-о!», не может произнести.

- Литтл рашен бэа! Маленький русский медведь!

Зрители тотчас обступают Вику широким полукругом, хлопая в ладоши и указывая то на Мишутку в ее руках, то на огромного медведя за решеткой.

- Литтл рашен бэа энд биг рашен бэа! Маленький русский медведь и большой! Торопливо щелкают фотоаппараты.

- Этак мы с тобой в вечерние газеты угодим, - смеется папа, выбираясь из восторженной толпы.

Зрители еще долго не могут успокоиться, машут вслед:

- Руси! Литтл рашен бэа!

Вика с папой идут дальше. Самое замечательное в каирском зоопарке то, что можно кормить зверей - кого хочешь, но не чем попало. Однажды Вика принялась бросать лебедям крошки хлеба. Арабы пришли в ужас: хлеб - лебедям! Дорогой хлеб, который не каждому феллаху по карману!

Зато у вольеров стоят мальчишки с лотками. Подходи, плати пиастры и корми животных чем положено. Страусы так и толкутся в своем загоне рядом с лотком, тянут голые, будто ощипанные шеи над загородкой - не подойдет ли кто угостить их?

Пеликанам Вика рыбешку кидала, носорогам зеленые веточки давала с руки, антилопы трясли ей вслед бородками, благодарили за сочную траву.

У вольера с жирафом мальчишка продает морковь. Вика выбирает самую большую.

- Ну, предлагай, - подбадривает папа.

Вика поднимается на цыпочки и машет жирафам морковкой. Вот один неторопливо направился к загородке и перегнул через нее длинную шею. Ну и шея! Как у царицы Нефертити.

С огромной высоты к Вике опускается угловатая голова с рожками-антеннами. Вика на всякий случай берется за папин палец.

- Смелее, Заяц, смелее. Это же воспитанный жираф, по глазам видно.

Жираф и правда воспитанный. Он высовывает длинный розовый язык, ловко обкручивает им морковку и деликатно вытягивает ее из Викиного кулака.

- Вот здорово! - удивляется Вика. - Мне бы такой язык, мороженое лизать!

Мороженое в Каире продают в высоких вафельных стаканчиках. Ни за что дна языком не достанешь.

Остались еще сонные толстые змеи и драконы-вараны с вывернутыми когтистыми лапами, но Вика не хочет их кормить. Она идет кататься на слоне.

Большой добрый слон трусит по кругу между пальмами. На голове слона, между ушами, сидит мальчишка-погонщик, а по бокам висят скамейки. Мальчишка останавливает слона между двумя лесенками, похожими на самолетные трапы.

Вика забирается на скамеечку, прижимается спиной к слоновьему боку. Топ-топ-топ. - бежит слон по кругу, подобрав хобот. Сзади вертится тоненький хвостик, сверху свисает босая пятка погонщика. Здорово!

Скамеечка подпрыгивает, проплывают мимо радужные гамадрилы, розовые бегемоты, ржавые крокодилы (они только в «Детском мире» зеленые, а на самом деле похожи на сосновые бревна). И как электричка к перрону, подплывает скамеечка к трапу.

- Эх, гулять так гулять! Такой день! - говорит папа. - Пойдем в «Луна-парк». Что-нибудь да выиграем!

Мама называет «Луна-парк» не иначе как «грабеж средь бела дня». Вика с папой ходят туда по большому секрету. Мама знает, конечно, куда уплывают пиастры и откуда появляются в доме всевозможные безделушки, но виду не подает…

Вика с папой стоят с сачками в руках. В широкой прозрачной чаше без дна кипят белые теннисные шарики с номерами, подпрыгивают, сталкиваются, разлетаются. Вика машет сачком напропалую, но шарики хитрые, выпрыгивают из сетки.

А папа, как на рыбалке на Ученском берегу, потихоньку подводит сачок и резко взмахивает им. Есть!

- Ну-ка посмотри, что у них там на десятый номер?

На десятый номер - пластмассовая вазочка с лихими красными лебедями по стенкам. У Вики уже семь таких вазочек дома.

- Ничего, - говорит папа, хмыкнув, - в Москве подаришь…

Во что еще не играли? Папа нерешительно смотрит на вывеску тира, откуда доносятся звонкие шлепки пневматических винтовок.

- Разве тряхнуть стариной? А, Заяц?

- Тряхни, пап!

Отец уверенно вскидывает винтовку, пристраивает ее поудобнее к плечу… Носорог летит вверх тормашками. Вика стоит сзади не дыша, болеет за папу… Переворачиваются страусы и крокодилы, падают толстые инглизи.

Хозяин тира поверх очков смотрит на перевернутые мишени.

- Мистер, - объясняет он, - призовая стрельба. Вы должны стрелять, пока не промахнетесь.

Он выкладывает на прилавок пульку… Вспыхивает реклама над фасадом картонного магазина. Другую… Гаснет свеча. Третью…

Больше никто не стреляет. Люди набились в маленький тир, цокают языками и одобрительно кивают после каждого выстрела. Вспотевший хозяин бегает взад и вперед: поднимать мишени и выкладывать пульки. - Мистер, - не выдерживает он наконец, - мистер, хватит, вы меня разорите… Вы американец?

Вика переводит.

- Нет, русский.

- О-о, руси! - араб поднимает кверху большой палец, - Вторая мировая война?

- Да. Летчик.

- Мистер, я был проводником под Эль-Аламейном. В большой победе есть и моя маленькая доля. - Хозяин тира кивает, поправляет очки и лезет под потолок за главным призом.

Посетители расступаются, пропуская Вику с папой. Вика гордо вышагивает, прижимая к груди тяжелую хрустальную ладью. Она слышит, как сзади почтительно шепчут:

- Руси… Русский снайпер…

Папа откидывает со лба потные волосы.

- Ну, не ожидал даже. Да… А это что?

Над прилавком свисает пук разноцветных перепутанных нитей. На прилавке - жестяные баночки кока-колы и пива, пистолеты-зажигалки и всякая пластмассовая всячина.

- Как бы это нам с тобой кока-колу вытащить? - размышляет папа. - Ну-ка, Заяц, попробуй вот эту ниточку. Или нет, наверное, эту… А-а, тяни любую!

Вика дергает голубую нитку, и над прилавком подскакивает все та же вазочка с лебедями. Хозяин аттракциона с улыбкой протягивает ее Вике.

- Девятая, - в отчаянии говорит папа. - Это уже слишком! Рядом молодой светловолосый европеец получает баночку кока-колы и разочарованно вертит ее в руках.

- Мистер, чейндж, - предлагает Вика, протягивая ему злополучных лебедей.

«Чейндж» - такое же международное слово, как «Зу». «Чейндж» - значит «обмен».

- Сенк ю, - тотчас соглашается тот, и призы переходят из рук в руки.

У европейца симпатичное и будто бы даже знакомое лицо. Он улыбается, улыбается и Вика.

- Полиш? - спрашивает она.

- Но, - светловолосый европеец указывает пальцем в грудь, - рашен.

Вика чуть не роняет хрустальную ладью на асфальт.

- Папа! Пап! Скорее! Сюда!

Услышав русскую речь, «европеец» распахивает глаза.

- Наши! - кричит он. - Наши!

Бежит папа. Бегут к «европейцу» мужчины и женщины.

- Откуда?

- Туристы. Из Хабаровска.

- Из Анадыря.

- Из Владивостока.

Папа торопливо жмет руки всем сразу.

- Давно?

- Две недели.

- Скоро?

- Через три дня.

- Ну… как там?

А как сказать - как там, на Родине? Как найти несколько слов, чтобы сказать самое главное, самое что ни на есть важное? Как уместить Родину в несколько слов? Говори хоть три часа, и все будет мало, останется еще что-то, что-то очень необходимое, о чем нельзя не сказать…

- Снег у нас.

- Реки тронулись.

- Дожди в Москве.

- В автобус! В автобус! - торопит арабчанка-переводчица. И снова папа жмет руки:

- Привет там передавайте!

Кому привет? И серому апрельскому снегу, и набухшим подо льдом рекам, и дождливому московскому небу…

Папа и Вика смотрят вслед отъезжающему автобусу.

- Вот так… - говорит папа. - Встретились, поговорили… Между прочим, от Москвы до Владивостока вдвое дальше, чем до Каира…

Через три дня дальневосточники сойдут с трапа на бетонное поле Шереметьева. Экспресс помчит их в Москву, и за окном потянутся невесомые березовые рощицы, и поля, и деревеньки, низко нахлобучившие разноцветные крыши.

Вика всхлипывает.

- Ну, вот еще, - растерянно говорит папа. - В такой счастливый день…

- Домой хочу-у! В Москву-у!! И в Марфино… Чтобы галстук носить. Чтобы дождь был…

- Целый год молодцом держалась - и на тебе… Мы же не туристы, Заяц. У нас с тобой работа. - Папа сам расстроен неожиданной встречей. - Поехали к маме…

Они идут к автобусу, держа в руках безрадостные призы «Луна-парка».