Магия цвета ртути

19

Пора бы вам выполнить обещание относительно доверия и откровенности да сказать мне, что вы, собственно говоря, затеваете. Если не восстание, то что у тебя за план?

Куч, Феникс и Дислейрио, сидевшие за массивным столом в заброшенном складе, молчали, уставясь на Карра.

— Начнем с того, что это не мой личный план, — мягко поправил патриций. — Многие внесли в него свой вклад.

— Меня больше интересует, не кто его задумал, а в чем он состоит, — раздраженно бросил квалочианец.

Позволь изложить все по порядку, — начал Карр, и Рит обреченно вздохнул. — Когда на чьи-то земли приходит враг, первый порыв побуждает людей противостоять вторжению и изгнать захватчиков. Тебе ведь знакомо и понятно это чувство, не так ли? Но что делать, если захватчик слишком силен и, более того, если от него все же удается избавиться, на смену тут же явится другой, не менее могущественный? Империи враждуют между собой, но борьба за свободу на деле означает борьбу против обеих империй. Вот почему большая часть населения не участвует в Сопротивлении: люди считают это безнадежным.

— Многословие — это проклятие политиков, — буркнул Кэлдасон, но оратор не обиделся, а даже улыбнулся. Квалочианец продолжил более миролюбивым тоном: — Сказанное тобою похоже на отказ от надежды.

— Нет, я просто охарактеризовал суть проблемы. Сокрушить обе империи силой — задача практически безнадежная, значит, следует найти другое решение.

— И ты думаешь, что нашел его...

— Да. Многие из нас не хотят жить под протекторатом ни той, ни другой империи. Мы не хотим. Так вот, мы выйдем из-под их власти.

— Жизнь — не детская игра, Карр. И сколько ты ни заявляй о своем выходе из игры, все это не более чем слова.

— Догадываюсь, — отозвался патриций и едко добавил: — Как догадываются и близкие многих людей, отдавших жизни за наше дело.

— Ладно, согласен, шутка вышла дурацкая. Прости. Но что же вы собираетесь делать?

— Ответ прост: раз нет смысла сражаться, надо уйти.

— Уйти? — растерянно переспросил Куч. — Но куда?

— Туда, где свободолюбивые люди смогут жить сами по себе, без какого-либо воздействия со стороны обеих империй.

— Это безумие, — заявил Кэлдасон. — Полнейшая бессмыслица!

— Ничего подобного. — Карр невозмутимо пожал плечами. — Вспомни общину, в которой мы побывали. Они хорошие люди, но выбрали неверный путь. Трудно оставаться самим собой, находясь во враждебном окружении, а если ты еще и хочешь добиться процветания, это вовсе невозможно.

— Мне тоже так показалось.

— И ты прав. Я надеялся, что ты извлечешь урок из посещения общины.

— Хотелось бы знать, как ты рассчитываешь разобраться с этой проблемой?

— Мы много думали об этом, Рит, и я не возьмусь утверждать, будто решение простое, но оно существует. — Опершись локтями о стол, он подался вперед. — Сейчас я тебе все объясню.

— Прошу прощения, — жестом остановил его Феникс. — Никто не против, если перед продолжением разговора я попрошу подать напитки и закуски?

Возражений не последовало. Призвав одного из служителей в сером, маг отдал необходимые распоряжения, и вскоре тот вернулся со своими товарищами. На больших деревянных подносах они принесли хлеб, фрукты и мясо, а также сосуды с элем, вином и водой. Через минуту стол был сервирован, и все налегли на угощение, лишь Кэлдасон ограничился водой.

Пригубив вина, патриций заговорил снова:

— Первоначально мы намеревались занять часть территории здесь, в Беальфе, — подальше от столицы и поближе к береговой линии. Но от замысла по очевидным причинам скоро отказались.

— Хорошо что у вас хватило ума хоть на это, — сухо заметил Рит.

— Тогда мы задумались о возможности поискать место для поселения за пределами Беальфы. Часть другого материка не годилась, там тоже имелись бы враждебные соседи. Таким образом, получается, что нам нужен остров.

— Может быть, это ускользнуло от твоего внимания, но мы уже на острове.

— Остров, но не Беальфа, — указал Дислейрио. — Здесь слишком много враждебных сил, которые будут этому противостоять. К тому же пока нам такой большой остров не нужен.

— Где бы вы ни находились, вам все равно придется столкнуться с противодействием, причем с разных сторон. Более того, уничтожить вас на острове будет еще легче, чем на суше: достаточно перекрыть снабжение, и вы умрете от голода.

— Этого не будет, если мы научимся обеспечивать себя сами, — заметил Карр.

— Ты что, серьезно веришь, что обе империи оставят вас в покое на такой промежуток времени, что вы сумеете этого достичь?

— Мы рассчитываем на то, что они не скоро узнают о нас — а потом уже будет слишком поздно. Поэтому весь план готовится в строжайшей тайне.

— Патриций, долго ли можно сохранять в тайне приготовление, в котором участвует так много народу?

— Во-первых, каждый знает только то, что ему положено. А во-вторых, Сопротивление состоит из множества самостоятельных ячеек: обнаружить одну — не значит раскрыть всю организацию.

— Все равно при таком масштабе приготовлений многие люди должны обладать важной информацией. Достаточно захватить одного из них, подвергнуть пыткам, и империи будут мочиться на нас с высокой башни.

— Можно подумать, будто они не делают этого сейчас, — подал голос Дислейрио.

— Столь долгая жизнь сделала тебя пессимистом, Рит, — добавил Карр.

— Я реалист. В отличие от тебя, если ты действительно вынашиваешь план создания собственного государства.

И объединяющей всех идеи.

— Подумай о том, что необходимо государству для нормального существования. — Кэлдасон стал загибать пальцы. — Армия или по крайней мере ополчение, чтобы защищать его, всякого рода ремесленники: оружейники, кузнецы, тележники, каменщики, плотники, пекари, портные, сапожники и прочие, крестьяне, как земледельцы, так и скотоводы, лекари, чиновники — без них тоже не обойтись. Не говоря уже о флоте, чтобы доставить туда всех, и...

— Довольно, довольно... — Карр поднял руки. — Ты совершенно прав, нам действительно все это понадобится. Разумеется, такого рода подготовка — дело не одного дня и даже не одного года, но она ведется уже давно, и, поверь, мы уже многого добились.

— Боги, сколько же должно быть людей, готовых принять участие в вашей затее!

— Тысячи и тысячи — столько и есть.

— Не знаю, осуществима ли эта затея, — глаза Куча сияли от возбуждения, — но, по-моему, это не может не... воодушевлять.

— Верно, парень! — подхватил патриций.

— А как насчет нематериальных составляющих государственной жизни? — Все-таки Кэлдасона заинтересовала идея Карра. — Политического устройства, религии и прочего?

— Вот видишь, это увлекает. Стоит ли нам иметь государственную религию? Наверное, нет, по моему мнению, лучше предоставить людям свободу вероисповедания. Как организовать власть? Вопрос непростой, мы стоим за самое широкое участие граждан в управлении, но как достичь этого на практике, пока не решили.

— Некоторые вещи невозможно планировать, — дополнил его Дислейрио. — Жизнь сама расставит все по местам.

— А как насчет магии? — осведомился квало-чианец.

— Что — насчет магии? — не понял Феникс.

— Новое государство на новом месте — чем не прекрасный шанс начать жизнь по-новому, без нее.

— Скорее мы сможем обойтись без питьевой воды! — с негодованием воскликнул старый волшебник, черты его лица посуровели.

— Рит, мы все понимаем, что ты пострадал от магии. — Карр изо всех сил старался сгладить углы. — Но надо быть реалистом — это основа, необходимость.

— Необходимость? По-моему, это всего лишь узы. Магия не освобождает, а сковывает.

— Не все думают так, как те общинники — или как ты. Для большинства людей магия представляет собой насущную повседневную потребность, и мы не собираемся лишать их ее. Вспомни, наша цель в избавлении от тирании, а не в замене одной тирании на другую.

— Тут ты ошибаешься. Людям от магии нет никакой пользы.

Карр начал раздражаться.

— Уже тот факт, что магию можно использовать как оружие, делает ее незаменимым элементом нашей обороны. Неужели ты хочешь, чтобы мы оказались беззащитными против чародеев обеих империй?

— К тому же, Рит, ты не принимаешь в расчет нейтральность магии, — напомнил Куч. — Тебе хорошо известно — сама по себе она не хороша и не плоха и может служить добру или злу в зависимости от того, в чьих руках находится. И мне кажется, что в этом отношении на Сопротивление можно положиться: они будут использовать чары только во благо.

— Хорошо сказано, парень, — поддержал его Феникс.

— Если бы магии не существовало вовсе, не вставал бы и вопрос о том, во зло или благо ее используют, — возразил Кэлдасон.

— То же самое можно сказать и о мечах, — парировал чародей. — И о любом другом оружии. Не будь его, не было бы искушения прибегнуть к жестокому насилию.

— Нет, — не согласился квалочианец. — Заостренная сталь чиста и честна по самой своей сути. Тогда как магия лжива и бесчестна.

— Пожалуй, сейчас нам друг друга не переубедить, — заявил патриций. — Давайте оставим эту тему.

— Но она связана с вопросом о моем участии в вашем предприятии, — напомнил Рит.

— А ты присоединяйся к нам и по ходу дела попытайся убедить нас в своей правоте, — предложил Карр. — Сейчас спорить не о чем.

Кэлдасон мрачно посмотрел на него. Дислейрио шумно прокашлялся — получилось слишком нарочито, но внимание к себе он привлек.

— Прошу вспомнить о том, что у всех нас полно дел и в других местах. Не говоря уже о том, что, задерживаясь здесь слишком долго, мы рискуем оказаться обнаруженными. Так что, если говорить больше не о чем...

— Только пару слов, — сказал Карр. — Когда я делал самые первые, еще робкие и неуверенные шаги в политике, мой наставник, человек старый, многоопытный, но отнюдь не утративший рвения, говорил: «Никогда не старайся сделать что-то для истории, для потомства. Работай ради собственного блага и блага своих современников, ибо, сколь бы ни были велики твои деяния, по прошествии времени о них все равно забудут». Меня всегда поражала глубокая истинность этого суждения, и я рекомендую всем вам задуматься о его смысле.

Он воззрился на Рита с Кучем и продолжил своим обычным тоном:

— Мы многое могли бы сообщить вам, но, надеюсь, у нас еще будет возможность поговорить.

Сейчас мне хотелось бы кое с кем вас познакомить. Возможно, после этого вам будет несколько легче принять решение о том, стоит ли к нам присоединяться. Согласны?

Попрощавшись, Карр, Рит и Куч покинули склад. У выхода их ждала ничем особым не выделявшаяся карета с неприметным кучером на козлах и шторками на окошках, которые они оставили полуопущенными.

— Куда мы едем? — спросил Куч, когда экипаж тронулся с места.

— В другой безопасный дом, — ответил Карр. — Собственно говоря, это не совсем дом, но... сами увидите.

— Ехать-то далеко?

— На окраину города. Много времени поездка не займет, — ответил патриций, внимательно изучая через окно суетливые улицы Валдарра.

Со временем городские дома уступили место отдельно стоящим усадьбам, а мостовые сменились утрамбованными тропами. Вскоре они подъехали к невысокому холму, точнее сказать кургану, ибо он явно был насыпным. На его плоской вершине стояла высокая, выбеленная, хотя штукатурка уже местами осыпалась, ветряная мельница. Четыре больших крыла медленно поворачивались на легком ветру.

— В интересных местах обделываете вы свои делишки, — заметил Кэлдасон.

— Нужда заставляет, — отозвался Карр. Отпустив экипаж, они поднялись по усыпанной гравием дорожке к ровной площадке на вершине кургана, где, помимо мельницы, находились еще и лепившиеся к ней приземистые пристройки. Натянутая на рамы крыльев парусина хлопала на ветру, изнутри доносился равномерный шум вращающихся жерновов. Людей на виду не было, однако квалочианец чувствовал, что за ними внимательно следят.

Затянутой в перчатку рукой Карр громко постучал несколько раз в массивную дверь. Она немедленно отворилась, отчего производимый механизмами шум сделался громче. Охранявшие вход вооруженные люди присмотрелись к визитерам и пропустили их внутрь, где магический светящийся шар освещал вращающиеся зубчатые металлические колеса. Другие шары, поменьше, словно плесень или гнилушки, расположились под высоким деревянным потолком. Этот свет был хорош хотя бы тем, что в отличие от открытого огня не мог вызвать пожара.

Внутри было полно людей, чей гомон смешивался с шумом механизмов. Большую часть составляли мужчины всех возрастов, но женщин и детей тоже хватало. Некоторые сидели на ящиках, стопках мешков, лавках и колченогих табуретах, другие стояли, иные же, в основном молодежь, спали на полу.

Навстречу Карру и его спутникам направилась плотная, средних лет женщина с аккуратной прической и на редкость суровым выражением лица. Однако когда она улыбнулась Карру, ее черты несколько смягчились.

— Это Гойтер, — сообщил патриций, — присматривает за всей этой компанией.

Поздоровавшись с женщиной, он представил ей своих спутников. Если ей и доводилось слышать имя Кэлдасона прежде, она не подала виду.

— Приятно познакомиться, — сказала Гойтер. — Вы здесь для посвящения?

— Нет, как гости, — ответил Карр. — Но, надеюсь, скоро дело дойдет и до посвящения.

— Посвящения? — не понял Куч.

— Это небольшая церемония по поводу вступления в ряды Сопротивления, — пояснила женщина.

— Угнетение неизбежно порождает отпор, — подхватил патриций. — Все, кого вы здесь видите, — наши единомышленники, вне зависимости от того, присоединились они к нам из принципиальных соображений или по личным причинам. Советую, Рит, кое с кем из них познакомиться. И тебе тоже, Куч.

Он кивнул Гойтер, и она отошла, причем мгновенно напустила на себя изначальный, крайне суровый вид.

Карр провел Рита и Куча в глубь помещения: по пути они переступали через вытянутые ноги спящих или непринужденно беседовавших между собой людей. Заметив знакомого, бедно одетого, но крепко сложенного молодого человека, патриций направился к нему, но представлять его по имени не стал.

— Не расскажешь ли ты моим друзьям, что привело тебя сюда? — спросил он.

— Постараюсь... — неуверенно пробормотал парень, явно предпочитавший действовать, а не говорить. — Вообще-то все просто. Мне всегда хотелось послужить родине, как служил мой отец. Он был солдатом в регулярной армии, а я записался в ополчение. Но там мне пришлось увидеть такое... — Воспоминания вызвали мрачную тень на его лице.

— Например? — спросил Кэлдасон.

— Нас заставляли жестоко подавлять не бунты, а законные протесты против самоуправства властей. Людей шантажом и угрозами принуждали быть осведомителями, подозреваемых пытали и убивали без суда... Ополченцы сами участвовали в кровавых преступлениях. — Его глаза вспыхнули. — А я взял в руки оружие, чтобы защищать свободу своих соотечественников, а не отнимать ее.

— Расскажи, что стало для тебя последней каплей, — попросил Карр.

— Один приказ. Я не выполнил его, а в ополчении так не положено. Поэтому я дезертировал. Отец, пожалуй, ошалел бы от такого известия. Но я твердо решил вступить в Сопротивление и служить своему народу, а не поддерживать власть империй и их марионеток.

— Твоя порядочность делает тебе честь. — Карр пожал молодому человеку руку.

Стоило им отвернуться от него, как подошла женщина, чьи печальные глаза и изможденное лицо говорили о пережитой трагедии. Видимо, патриций знал ее и обратился к ней с тем же самым вопросом, что и к дезертиру.

— Почему я здесь? — переспросила она с неподдельным удивлением. — А где же мне быть после того, что произошло?

— А что произошло, сударыня? — тихо и участливо спросил Куч.

Женщина пристально посмотрела на него, как будто только что увидела.

— Лишилась двух мальчиков, двух своих сыночков. Один был немногим старше, чем ты, да благословят тебя боги.

— А как они?..

— Старший погиб на войне, проклятой войне, развязанной властями против соседей, с которыми нам нечего делить. А младшего казнили.

— По обвинению в трусости, — пояснил Карр. — Я знал этого парня, и если он был трусом, то я готов хоть сейчас голым идти в логово зверя.

— Он просто не находил нужным скрывать свое мнение, за то и поплатился, — сказала женщина. — Ну а я теперь здесь, оказываю посильную помощь делу.

Карр поблагодарил ее, и она вернулась на свое место. Патриций заметил еще одну свою знакомую, молодую и довольно красивую, вот только взгляд у нее был усталый и опустошенный. Ее историю патриций поведал сам.

— Твой дом снесли, чтобы расчистить место для дворца надзирателя из Гэт Тампура, так ведь? — спросил он.

— Так, но это было не самое худшее. Сносить собрались целый квартал, а когда жители объединились, чтобы протестовать, пролилась кровь. Мой муж и сын... их изрубили в куски.

— Они направили туда паладинов, — пояснил Карр.

— Ублюдки! — прошептала женщина. Заметив на лице Рита сочувственное выражение, она пристально посмотрела на него и спросила: — Ты квалочианец?

Он подтвердил это легким кивком.

— В таком случае ты тоже натерпелся от этих мерзавцев. Думаю, всякий, кто выступает против них с оружием в руках, достоин награды. Да укрепят боги руку, поднявшую меч в защиту правого дела.

Она доброжелательно улыбнулась — наверное, ей было известно, кто такой Кэлдасон.

— А этого видите? — Карр указал на примостившегося на бочонке плотного мужчину в длинном синем плаще и шерстяной вязаной шапочке. — Еще один нарушитель воинской дисциплины, дезертир с военного флота. Представляете, он был первым помощником капитана галеры, но не мог больше выносить жестокого обращения с рабами-гребцами и перешел на нашу сторону.

Похоже, патриций мог рассказать какую-нибудь историю чуть ли не про каждого из собравшихся.

— Вон те двое, что стоят у двери, — раскаявшиеся разбойники. Должен отметить, что они обладают множеством очень полезных для нас навыков. А вон тот — видите? — малый был священником, но нарушил свой обет, потому как счел его исполнение несовместимым с велением совести. Вон там стоит пара — купец со своей женой. Они...

— Достаточно, — прервал его Кэлдасон. — Мы поняли, что ваше дело пользуется поддержкой.

— Во всяком случае, сейчас приверженцев у Сопротивления больше, чем когда бы то ни было.

— Стало быть, все эти люди готовы отправиться на твой чудесный остров?

Карр хмыкнул.

— Ну, насчет всех я не поручусь, но некоторые, надо полагать, не откажутся. Поживем — увидим.

— Разношерстная компания, — заметил квалочйанец, обведя взглядом помещение.

— И это нам на руку: мы заинтересованы в том, чтобы привлечь на свою сторону самые разные общественные слои. А главное — всех их, при столь широком спектре различий, объединяет общая страсть. А страсть способна сокрушать горы.

— Сокрушать империи будет посложнее. — Карр ощетинился.

— И почему ты все время...

— Тсс! — Куч приложил палец к губам.

Гойтер взобралась на ящик и призвала собравшихся к порядку. Двое мужчин направились к зубчатым колесам в центре помещения, вместе налегли на огромный рычаг и, напрягая мускулы, опустили его вниз. Колеса замедлили вращение и вскоре со скрежетом остановились. При последнем движении откуда-то сверху просыпалась мука.

Шум механизмов стих, разговоры смолкли, и в помещении воцарилась странная тишина. Все встали и смотрели в сторону Гойтер. Карр, Рит и Куч оказались позади толпы, что их вполне устраивало.

— Всем вам известно, зачем вы здесь, поэтому я не стану утомлять вас долгими предисловиями, — зычно возгласила женщина. — Принятое вами решение изменит вашу жизнь и, возможно, изменит к лучшему мир, в котором мы живем. Но я обязана предупредить, что вам следует в последний раз подумать о том, насколько серьезный шаг предстоит сделать. Пути назад уже не будет. Если кто-то из вас испытывает колебания, пусть скажет сейчас. Есть такие?

Ответа не последовало.

— Понятия не имею, что бы мы стали делать, если бы кто-то из них отказался от посвящения, — шепнул своим спутникам Карр. — Наверное, пришлось бы его убить.

Рит с Кучем переглянулись, озадаченные: он шутит или говорит серьезно?

— Хорошо, — продолжала Гойтер, наполняя помещение своим звучным голосом. — Как бы то ни было, я считаю, что вы поступаете правильно. — Она замолчала, всматриваясь в обращенные к ней лица. — Сегодняшний день запомнится вам на всю жизнь. Осознайте это!

Опять наступила недолгая пауза.

— Настало время произнести клятву. Пусть каждый поднимет правую руку и повторяет за мной.

В записях Гойтер не нуждалась: слова обета она произносила по памяти.

— По моему собственному волеизъявлению и без принуждения...

Ей приходилось часто останавливаться, чтобы дать людям повторить клятву. Кэлдасон обвел взглядом толпу присягающих, мужчин и женщин всех возрастов. Было среди них и несколько детей, едва ли способных осознать значение момента и понять суть произносимых слов.

— ... клянусь в верности...

Люди вторили ей, кто искренне и воодушевленно, кто опасливо, кто восторженно, кто с остекленевшим взором. Некоторые плакали. Один или двое казались скучавшими.

— ... бороться с теми, кто порабощает, угнетает...

Покосившись на Карра, Рит заметил, что тот беззвучно повторяет слова обета, не сводя пристального взгляда с Гойтер. Куч тоже казался завороженным торжественностью обряда и благородством приносимой клятвы.

— ... посвящаю свой разум, мысли и душу...

Будь эмоциональный настрой собравшихся единым, будь благородство чувств и благочестивая убежденность в своей правоте в равной мере присущи всем собравшимся, Кэлдасон, пожалуй, воспринял бы это как очередную форму духовной тирании.

— ... защищать слабых, покровительствовать угнетенным, заступаться за безгласных...

Но ему показалось, что побуждения были столь же различными, сколь различались между собой собравшиеся здесь люди. Это каким-то образом придавало происходящему здесь действу дополнительную силу — не то чтобы незнакомую ему, но не ощущавшуюся им в течение очень долгого времени.

— ... не знать покоя, пока свобода не...

Совершенно разные люди — «иные», так как-то назвал их Карр — по самым разным причинам объединялись вокруг общей, высокой и благородной цели. Это порождало странное ощущение, будило в глубинах его памяти нечто, граничившее со следами сновидений.

— И в том я приношу торжественную клятву!

За заключительными словами присяги последовали шум и гул голосов. Кто-то хлопал в ладоши, кто-то одобрительно восклицал. Возобновились разговоры, и Кэлдасон невольно прислушивался то к одним из новообращенных, то к другим.

— Тихо! — возвысила голос Гойтер. — Послушайте меня. Те из вас, кто вернется сегодня в свои дома, должны расходиться по одному или маленькими группами. Не удивляйтесь тому, что охрана не выпустит всех сразу: это делается для конспирации и для вашей же безопасности. Остальные, кто домой не идет, пусть остаются на месте: командиры групп подойдут к ним сами. Давайте закончим наше собрание организованно и без происшествий. Договорились?

Ответом ей были аплодисменты.

— Кто домой не идет... — повторил за ней Куч.

— Есть люди, выбравшие путь подпольной борьбы, — пояснил Карр. — Они полностью порвут с прежней жизнью: получат новые имена, новые биографии, обретут новые цели. Но большинству предстоит содействовать Сопротивлению, исполняя прежние общественные роли.

— Кажется, у вас все неплохо организовано.

— Мы еще учимся. Прошли годы, прежде чем нам удалось создать нынешнюю структуру движения. Но с каждым новым посвящением возможности нашего союза становятся все шире.

— Это весьма впечатляет, не так ли, Рит?

— Ты видишь во всем этом нечто романтичное, Куч, не правда ли? Своего рода приключение.

— Ну, я думаю...

— Это не так. Все это касается реальных людей, которые по-настоящему рискуют, и не исключено, что избранный путь приведет их к гибели. Мало того, их близких — жен, братьев и сестер, родителей — могут подвергнуть пыткам, изувечить, а то и убить. Почему ты, Карр, упорно не хочешь обратить внимание парня на эту сторону вопроса?

— Ты циник, Рит, — добродушно, хотя и не без некоторой язвительности произнес патриций. — Да, все так, как ты говоришь. Люди идут на риск, причем рискуют не только собой, но и своими близкими. Идет борьба, и она невозможна без жертв. Но прав и Куч, это действительно приключение, может быть величайшее, какое нам суждено пережить. Что касается романтики... может ли быть что-либо романтичнее свободы?

Кэлдасон промолчал.

Люди расходились — невозмутимые стражники выпускали их по одному или по двое. Оставшиеся сбивались в кучки. Гойтер переходила от одной группы к другой, давая наставления и отвечая на вопросы.

— Карр, а нам что делать? — спросил наконец квалочианец.

— Есть для вас дело, хотя это и делом-то не назовешь. Думаю, вам пора познакомиться с людьми, о которых я уже рассказывал. Помните, беглецы, которых судьба свела на нашем берегу?

Он повернулся к двери, куда в этот момент вошла небольшая группа людей в плащах с капюшонами. Часть из новоприбывших сопровождали мужчину, двух женщин и двоих детей. Даже на первый взгляд компания казалась более чем разношерстной.

«Как мало между ними общего», — подумал Рит.

Никто не предполагал, что вот-вот все изменится, и меньше всех — Кэлдасон.