Магия Летучей Звезды

Глава 12. Крепость и оборотни

Работы на строительстве главной крепостной стены шли полным ходом. Строители, поняв, что судьба дает им шанс защитить себя, работали споро. Гномы добывали камень в горах, а люди и невысоклики возили его в долину. Каменотесы трудились не покладая рук.

Фундамент Западной надвратной башни толком не успели заложить, а архивариус Клюкл уже был тут как тут со своим горячим водопроводом. Подгоняемые им рабочие в момент проложили глиняные трубы от кузницы до крепости. Здесь, в башне, названной Теплой, решили устроить резервуар с водой, а заодно и оборудовать баньку. Невысоклики восприняли эту идею с энтузиазмом: вторым их излюбленным пристрастием, после еды, разумеется, была любовь попарить свои косточки.

После допроса "языка", которого привезли пограничники, многое прояснилось. Оказавшись в лагере, пленный морк стал более покладист, особенно когда его передали гномам. Гномы не любят церемониться с черным народом. Например, двух других его сородичей они запрягли в тачку для перевозки камней. А этого предложили посадить на цепь и использовать как тренажер для обучения молодежи воинскому искусству. Магистр гномов хотел согласиться, но морк неожиданно заговорил. Тогда Будинрев велел отдать его в упряжку.

Морк оказался и впрямь не из последних. Ему подчинялись две сотни отборных бойцов. Но самое главное, он рассказал, что их ханы еще до потопа хотели заключить некий союз с посланцами Заморского Властелина, прибывшими на большой лодке. Посланцы смахивали на невысокликов, только повыше, и могли добывать пищу из воздуха. Властелин что-то искал на "твердой земле". Посланцы предложили моркам набег на земли Коалиции, дав сколько угодно мяса и оружия. Но ханы потребовали научить их волшебству. Посланцы отказались, и их перебили. Тогда пришли Ураган и Ливень. Стихия и голод сами выгнали морков из-за Черных скал. Ханы говорят, что Заморский Властелин наказал их.

Такого от "языка" услышать не ожидали. На Совете сразу стали вспоминать далекие времена и забытые легенды. Но бесполезно. Никто ничего ни о каком Заморском Властелине не слыхивал. Только Алебас Кротл сказал, что у его народа вроде бы была легенда о невысокликах, ушедших за океан. И только.

Так или иначе, крепость надо было строить. И чем быстрей, тем лучше.

Рыжий Эрл спустился с Бочковой горы. Левая рука ниже локтя была перевязана.

Время от времени он предпринимал одиночные вылазки, обходя склоны Черед-Бегаса. Кроме изучения местности, Эрл, по мере возможностей, пополнял продовольственные запасы пограничников. На этот раз ему удалось подстрелить косулю. Взвалив добычу на плечо, стражник уже собирался спускаться, как путь ему преградило трое волков. Матерые самцы и не думали уходить с дороги. Опустив головы и оскалив клыки, они издавали злобный рык.

Рисунок

– Эй, ребята, – миролюбиво начал Эрл, – зачем так переживать? Если это ваше – возьмите!

Пограничник сбросил косулю перед собой и отступил. Волки еще больше ощетинились.

– Ну же, давайте, добыча ваша, – приговаривал стражник, медленно таща стрелу из-за спины.

Он не сводил глаз с вожака. Когда двое сородичей начали двигаться к Эрлу, тот весь подобрался, оставаясь на месте. Поняв, что первым прыгнет именно вожак, старый солдат мгновенно вложил стрелу в лук и выстрелил. Стрела пронзила шею животного. Волк захрипел и упал. Для второго выстрела времени уже не осталось. Пара атаковала почти одновременно. Первого Рыжий Эрл зарубил сразу, выхватывая меч. Второй повис на руке пограничника, впившись зубами в кожаный щиток. Увлекаемый зверем, падая, Эрл вонзил меч в серое брюхо.

Таких огромных волков стражник никогда не видел. Осматривая мертвых хищников, он вдруг заметил на шее вожака медный ошейник. Обруч почти врос в тело. С трудом сняв его и поднеся к глазам, пожилой воин решил: "Вроде что-то написано. Возьму-ка с собой".

Придя в лагерь, Эрл послал за добытой косулей Ройни Ригла, посоветовав прихватить еще кого-нибудь.

– Слышь, парень, – задумчиво произнес он, – притащите-ка сюда главного волчару.

Что-то говорило пограничнику: здесь не все так просто.

Когда принесли труп вожака, стражник его осмотрел.

– Ну и н-у-у, – протянул он, – у этого волка отметин на три жизни хватит. Интересно, как он выжил после таких ранений?

Старый солдат прекрасно разбирался в шрамах. Вожака не один раз резали, кололи, рубили, грызли, палили огнем, но, судя по всему, безрезультатно.

Взяв песку, Рыжий Эрл стал чистить ошейник. Постепенно на внутренней стороне начала проявляться надпись: "Варг – князь волков. Свора Кронлерона." И стояла такая дата, что пограничник аж привстал. Вожаку было четыреста с лишним лет.

"Колдовство какое-то", – решил Эрл, недоверчиво рассматривая трофей. На обруче имелось отверстие, не то для цепи, не то для медальона. Судя по отметинам, это что-то из отверстия было вырвано. На других убитых хищниках ошейников не было.

Слух о том, что Рыжий Эрл столкнулся в горах с "заколдованными волками", разнесся мгновенно. Пастухи сказали, что таких зверей они здесь отродясь не видели. Конечно, волки иногда нападали на скот, но они были помельче, да и тех почти всех извели.

Невысоклики сразу же подняли переполох: "Ой, что же делать?" – "Нас так всех съедят!" – "Мало нам морков!", и так далее. Только гномы невозмутимо размышляли о том, что для оборотней четыреста лет – не срок.

"Выходит, я убил оборотня?" – спрашивал их Рыжий Эрл.

"Что-то в этом роде, – отвечали старейшины гномов. – Во всяком случае, к этому руку приложил какой-то чародей. Надо заглянуть в наши книги".

Разговоров о чародействе в последнее время хватало. Совет даже попытался воспрепятствовать этому, объявив подобную болтовню вредной. Но разве уймешь словоохотливых невысокликов, готовых предполагать самое невероятное и с наслаждением обсуждать это часами.

Вообще-то невысоклики очень любят строить всевозможные предположения, типа: "а вдруг…", "а что если…", "а как могло бы…". Им нравится додумывать за судьбу всякие, как нам кажется, мелочи. Но даже если дело повернется совсем не так, как представлялось, невысоклик не очень расстроится. Ведь он уже "прожил" в своих мыслях лучший или худший, на его взгляд, вариант развития событий, сполна насладившись или напугавшись придуманным. Так чего же ему горевать, если что-то пойдет не по сценарию? Да он, просто, плюнет, и скажет: "Ну и ладно, подумаешь!"

"Вам лишь бы не работать!" – сердился на невысокликов Грейзмогл, но когда он скрывался из виду, те вновь принимались за болтовню.

Тогда уязвленный Гуго решил выступить с инициативой. На очередном Совете гном попросил слова и получил его. Он заявил, что, на его взгляд, за "вредные речи, мешающие рабочему настрою, и отлынивание от дел" необходимо установить наказание. Для каждого из народов свое, но такое, чтобы "неповадно было". Члены Совета не возражали. Времена предстояли тяжелые, а дисциплина, действительно, оставляла желать лучшего.

Посланник магистра предложил следующее.

К невысокликам, к которым он с детства не испытывал симпатий и никогда не мог понять их тихую любовь к неторопливой, насыщенной всякой бытовой мелочью жизни, Гуго советовал применять маршировку на плацу и ограничение в вечернем чаепитии.

Наказание было суровым. Ведь что такое невысоклик: это существо, которое не понимает нелогичных вещей. Нет, оно, конечно, может бестолково суетиться, но никогда не станет делать бесполезных для себя дел. Представить невысоклика, строящего себе плац, а затем на нем марширующего, трудно. А ужинать в одиночестве, когда есть кого позвать на чашку чая, совсем невозможно. Порядочный невысоклик жутко переживает, если не может пригласить к себе еще парочку невысокликов, чтобы насладиться стаканчиком вина и неторопливой беседой о пустяках. К тому же ограничение предполагало отсутствие чего бы-то ни было, кроме хлеба и воды.

Для своих соотечественников Гуго предусмотрел нечто другое. Провинившийся гном должен был заниматься огранкой недрагоценных камней, не смея их потом выкидывать, каждый день сдавая по счету. Хранить камни надлежало вместе с другими сокровищами (а у какого гнома не припрятано золотишко?). Жуть.

Ну а люди приговаривались к принудительным общественно-полезным работам. То есть к тому, чего они не терпят больше всего на свете. К слову сказать, Грейзмогл очень гордился придуманными им мерами.

Понятно, что без штата соглядатаев подобный надзор осуществлять невозможно. Вот Гуго и обеспокоился подбором помощников. Говорят же: "В семье не без урода", а потому и искать долго не пришлось. Пью Клюкл, так тот сам вызвался, едва узнав о нововведении. К архивариусу примкнул его давний собутыльник Кривой Кид.

Среди людей тоже нашелся ревнитель наведения порядка в умах. Некто Боб Горшечник – тщедушный и рябой человек с неприятно выпяченными губами. Уголки его рта были все время опущены вниз, а нос вздернут. Больше всего Боб любил доставлять какие-либо неприятности окружающим, причем, читая нравоучения.

С гномами было легче всего. Во-первых, гномы и так не слишком болтливы, а во-вторых, гном никогда не станет выгораживать другого, если тот поступает не "как положено".

Уже через пару дней наказали семь невысокликов, одного гнома и двух людей. Несчастнее невысокликов не было никого. Бедняги обреченно разравнивали плац, на котором им предстояло ходить строем целую неделю.

Рыжий Эрл даже спросил Грейзмогла:

– А что, если провинятся сразу пятьдесят? Так ведь и крепость строить будет некому.

Поразмыслив, строевые занятия решили проводить два раза в день: до работы и после.

Вторую надвратную башню назвали Набатной. Хойбилонский колокол, снятый с магистрата, решили установить на ней. Звонница располагалась на самом верхнем – третьем ярусе, под двускатной крышей, на мощных каменных столбах.

Введение наказаний немного ускорило темпы работ, но отразилось на душевном комфорте строителей. Башню подняли хоть и быстро, зато ее контуры несколько отличались от первоначальных чертежей. Выглядела она, на первый взгляд, крепко, но как-то неуклюже. "Ладно, – махнул рукой Магистр невысокликов, – лишь бы враги не разрушили".

О врагах ничего слышно не было, и переселенцы начали привыкать к заведенному укладу жизни. Морков, запряженных в повозку и возивших камни, они видели каждый день, поэтому те перестали казаться им такими уж отвратительными и кровожадными. Пленники постепенно стали вызывать у невысокликов некоторое сочувствие. Но гномы оставались неумолимы. Дать тычка морку считал своим долгом каждый представитель третьего народа. Правда, не всегда это удавалось, зато, дав волю своим чувствам, гном целый день ходил довольный. Морки в ответ рычали и скалили свои жуткие пасти.

Рыжий Эрл смотрел на все происходящее сквозь пальцы. Бурная деятельность, которую развил в лагере Грейзмогл, была стражнику непонятна. Да он как следует и не вникал. Старого воина тревожили волки. Заканчивая свои занятия с ополченцами, пограничник каждый день уходил в горы. Иногда он брал с собой Ройни или еще кого-нибудь из молодежи. Эрл был уверен: где-то ходит стая. И хотел ее выследить. Ратник даже обзавелся серебряными наконечниками для стрел. Кузнецы-гномы выковали их по древним книгам, по всем правилам.

Гномы, порывшись в своих древних книгах, нашли уйму всего про оборотней, но ничего по поводу Кронлерона и его стаи. "Может, это главный оборотень? – размышлял Эрл. – Тогда надо его и всю компанию выследить и уничтожить, пока не натворила бед". Стражник педантично исследовал местность. Логово могло находиться где угодно – в пещере, овраге, яме под корнями вывороченного дерева… Главное, найти свежий след. Но следы размывал дождь, поэтому поиски не давали результатов.

Волчью шерсть Рыжий Эрл обнаружил в сосняке, на склоне Сахарной Головы – самой высокой горы Черед-Бегаса. Беспорядочно разбросанные клочья со следами свежей крови говорили, что здесь, произошла драка. В стае что-то не поделили. Множество следов, которые не успел размыть дождь, принадлежали, по крайней мере, пятерым хищникам. Стычка случилась из-за крупной добычи – скорей всего, волки задрали оленя. Добычу сначала ели, потом остатки тащили волоком. Следы уводили в чащу. "Значит, логово где-то неподалеку, – решил стражник, – иначе бы бросили".

Ройни и двое пограничников нагнали Рыжего Эрла в ущелье, между Бочковой горой и Сахарной Головой. Поднявшись по склону Сахарной, воины очутились в сосняке на небольшом плато. Осмотрев еще раз место стычки, уже маскируясь и стараясь не шуметь, пошли по следу.

Волки волокли добычу вчетвером. Пятый, раненый, просто шел за ними. Кровь вперемешку с дождевой водой оставалась в следах. Очевидно, она натекала, когда зверь останавливался.

"Тише, они здесь", – знаками показал Эрл, приседая. Впереди была небольшая лощина. Пограничники подобрались к краю и осторожно заглянули. Внизу у одного из концов оврага находилось подобие пещеры – углубление под корнями полуупавшего дерева, разрытое волками. Рядом валялась растерзанная туша – добыча стаи.

У волков опять назревал конфликт. Раненый хищник – молодой крупный самец, стоял у логова ощетинившись и рычал. Его не пускали. Рваная рана находилась выше лопатки и обильно кровоточила. Из норы на него оскалившись смотрели еще три морды, а четвертый зверь перекрывал собой вход. Это была старая волчица. Скорей всего, ссора произошла из-за претензий на главенство. Такое всегда происходит, если погибает вожак стаи – его, видно, и убил Рыжий Эрл в прошлой стычке. "Варг – князь волков", – вспомнил стражник надпись на ошейнике.

Пограничники напали с двух сторон. Сбегая по склонам вниз, они выпустили с десяток стрел. Волки заметались. Раненого уложили сразу, так же как и двух его товарищей. Но старая самка, увернувшись, бросилась на Эрла. Она атаковала молниеносно. Рыжий Эрл не успел ни вложить стрелу, ни выхватить меч. Другой оставшийся в живых зверь бросился на одного из товарищей воина.

Волчица подмяла под себя Эрла, пытаясь дотянуться до горла. Сила и напор хищницы поражали. Если бы не перчатки со стальными вставками, ратник наверняка остался бы без пальцев. Но перчатки же мешали как следует уцепиться за шкуру. Рука соскользнула с волчьей шеи, и клык распорол щеку пограничника. Подставив левый локоть под нижнюю челюсть, Эрл правой рукой схватил холку. Тут его пальцы и уцепились за ошейник. Перевернувшись, воин придавил волчицу к земле. Неизвестно, сколько бы он так смог ее удерживать, если бы не подоспевший Ройни. Молодой стражник нанес колющий удар мечом, но, к удивлению, меч едва царапнул бок. Тогда Рыжий Эрл вынул засапожный нож и, навалившись, медленно перерезал горло зверя.

С лицами, забрызганными кровью старой волчицы, молодой и пожилой пограничники переводили дух. Двое других собирали стрелы.

– У этой бестии такой же обруч, как и у того зверюги, – наконец сказал Ройни.

Эрл обернулся назад.

– Такой, да не такой – у нее медальон цел. Постой-ка… О, боги! Да она же дышит!

Рыжий Эрл вскочил на ноги. Перерезанное горло волчицы затягивалось.

– Ну уж нет, я тебе ожить-то не дам!

С этими словами пограничник отделил голову от туловища и содрал медный ошейник. Потом щелкнул пальцем по медальону.

– В нем-то все и дело. Уверен.

Когда охотники бросили волчьи головы к ногам Совета, Амид Будинрев сказал им:

– В наших книгах говорится, что убивший оборотня обретает его силу. Если все так, то пусть эта сила послужит нам на пользу.

Магистр гномов протянул ошейник Рыжему Эрлу:

– Возьми, Эрл, все равно лучше тебя никто с ним не разберется, уж я-то знаю.

– Я думаю, отважные воины могут рассчитывать на награду Совета, – заметил Магистр невысокликов. – Может, попросите чего-нибудь, ну… что-нибудь выполнимое.

Пограничники переглянулись.

– Да ничего нам… – хотел за всех сказать старый воин, но осекся. Он скорее почувствовал, чем увидел, сверлящий взгляд Грейзмогла. Озорно взглянув на него, Эрл сказал. – Вместо награды я хотел просить Совет не наказывать невысокликов ограничением в ужине, так как, на мой взгляд, нельзя посягать на народные традиции. Провинился – пусть марширует, и точка.

На лицах членов Совета заиграли улыбки.

– А что думает об этом Магистр невысокликов? – поинтересовался Клейт.

По лицу Алебаса Кротла было видно, что уж он-то точно не возражает.

– Ясно, – вождь скотоводов жестом передал слово Будинреву.

Суровая складка между бровей Магистра гномов разгладилась.

– Достойный ответ, Эрл. Я не против.

Гуго чуть не подавился. От злости он посерел, но смолчал – перечить Магистру Будинреву было делом опасным.

Невысоклики, прознав о поведении Рыжего Эрла на Совете, сбежались отовсюду и начали его славить и благодарить. Они называли его героем, трясли руки, кланялись. Пунцовый от смущения пограничник не знал куда деваться. "Да все это пустяки, право слово", – отбивался он, но невысоклики не унимались. Они, все как один, приглашали его Ройни и других на ужин в дружеской компании.

Крепость росла на глазах. Камня в горах было много, а желания успеть до холодов – еще больше. Третья надвратная башня принимала в себя дорогу, соединяющую Норный поселок и укрепления. Дорогу замостили, и теперь тачки и повозки не вязли в стылой раскисшей земле.

Третью надвратную башню назвали Норная. Во-первых, через нее крепость соединялась с Норным поселком, а во-вторых, она была с секретом. Под башней находился вход в туннель, ведущий сразу в два конца. Один выход вел в пещеру Совета, второй – в поселок.

На строительстве Набатного захаба – дополнительного защитного пространства-ловушки при входе в крепость, работали Годо и Мэд. Камни ложились в кладку, и стена поднималась. Раствор получался знатный – на его производство папаша Уткинс и другие хозяева жертвовали каждое второе яйцо от своих несушек. Месить помагал средний Модл. Сам папаша Модл взгромоздился на стену, чтобы укрепить тент, закрывающий сырую кладку от дождя.

– Вот старый дурень. И куда его понесло? – ругался Годо, приставляя лестницу. – Подожди, дай я тебе помогу! Не дай бог, сверзишься оттуда, кто твой выводок кормить будет, мы что ли с Мэдом?

Сдвигая полог на новое место, Годо увидел приближающегося архивариуса.

– Слышь, братец Мэд, кажись, наш незабвенный Клюкл сюда тащится.

Мэд поднял голову.

– Весьма кстати, наверху раствор как раз закончился. Готовьте лебедку!

Невысоклики все поняли. Договорившись об условном сигнале, они подцепили корыто с раствором.

Клюкл подошел с видом генерального проверяющего.

– Ну? Как справляемся?

– Все отлично, господин архивариус! – рапортовал Мэд. – Камни подвозят бесперебойно, а раствор Уткинс готовит – во! – он показал большой палец. – С яичным желтком. Не желаете полюбопытствовать?

– Ну-ка, ну-ка… – с видом знатока Пью Клюкл влез на помост и нагнулся над корытом.

– Осторожней! – воскликнул Мэд, наступая на конец неровно уложенной доски.

– Ай! – только и успел воскликнуть архивариус перед тем, как нырнуть в раствор.

Мэд старательно прокричал:

– Ка-ра-ул!

Что и было условным сигналом.

Повернувшись спиной, Годо и папаша Модл начали поднимать лебедку.

Бесформенное нечто высунулось из корыта, когда его уже подняли до середины стены. Капая Клюкл попытался сделать отверстия для обоих глаз, но получилось только одно. Однако и его хватило, чтобы привести архивариуса в ужас. Одноглазое нечто посмотрело вниз и, что-то булькнув на высоких тонах, повалилось обратно.

– Раствор взбесился! – сделав страшные глаза, закричал средний Модл, пугая вертевшихся неподалеку малышей. Те, заверещав, понесли весть по округе. Вскоре любытные могли наблюдать следующее.

Что-то среднее между памятником и огромным куском теста торчало на стене, боясь шелохнуться. Годо Виндибур с видом опытного скульптора проколупывал в голове объекта отверстия.

– Может, еще уши ему прилепишь? – предложил кто-то. – А то он тебя не услышит.

– Можно и уши, – бесстрастным тоном ответил Годо, – щас, только рот сделаю… Ай! Да он кусается!

Старый Модл выглянул из-под руки товарища:

– Ты того, не кусайся, пугало, и руки сложи, а то как мы тебя вниз спускать будем?

– Модл, ты сам-то сначала слезь, старый хрыч! – хохотала толпа. – А руки ему складывать, похоже уже поздно, пускай парит, сокол!

Клюкла, боявшегося высоты, снимали всем миром.

Собравшиеся были правы: "наряд" архивариуса уже подсыхал. Пока возились с лебедкой и сеткой, куриный раствор папаши Уткинса схватился, что называется, не на шутку.

Очутившись внизу, Пью Клюкл обрел способность ругаться. Накал был хорош, но кроме "я вас всех", ничего членораздельного не было.

– Позовите каменотесов! – под общий хохот провозгласил Мэд.

Пока подходили каменотесы, архивариус окончательно затвердел.

Посланнику Грейзмоглу уже донесли, что на строительстве второй надвратной башни творится что-то из ряда вон выходящее. Боб Горшечник прибежал с выпученными как у рака глазами и рассказал, что невысоклики ломают какую-то статую и при этом жутко веселятся. Брызгая слюной, поборник общественной морали негодовал по поводу уничтожения культурных ценностей, не давая себе труда задуматься, откуда вообще могла взяться статуя.

Когда Гуго появился на месте, он увидел, как несколько невысокликов сбивают каменную скорлупу с какого-то существа – по-видимому, тоже невысоклика. Правда, освобожденные таким образом ступни несчастного остались совершенно лысыми. "Босой" невысоклик дико верещал и пытался отпрыгнуть от мастеровых.

– Что здесь происходит? – гневно спросил Грейзмогл.

– Да вот, ваша милость, – отвечал папаша Уткинс, – какой-то мерзавец сверзился в мой раствор, а после долго не хотел слазить со стены. Хватил, наверное, лишку, потому и хулиганит. Еле сняли.

Удар по резцу, аккурат в район темечка, прервал выкрики замурованного. Голова "статуи" развалилась на две половины, и взору посланника предстал общипанный хойбилонский архивариус. Гуго побагровел.

– Так это ты все устроил, червь бумажный?!

Но Клюкл ничего ответить уже не мог. Сведенные к переносице глаза и высунутый язык говорили о том, что каменотес немного перестарался.