Магия - не для оборотней. Часть 1

Глава 13

Гор рассказал, что произошло после того, как меня ранили.

Он прожег голову моему обидчику. Тот упал, придавив меня своей тушей. Возможно, поэтому моё тело и осталось на поле боя, его не утащили челуки.

Мы (я и Гор) единственные из третьей группы, кто пытался сражаться.

Когда я упал, челоны и челуки набросились на огоньков из нашей группы. Вторая и первая побежали, закрыли Гору обзор. До этого мой приятель успел уничтожить еще одного челона (всего он прожег головы троим). А новые снаряды не глядя бросать не стал.

На место битвы устремились солдаты.

Они быстро изрубили нападавших.

Когда сражение завершилось, портал уже закрылся. На поле боя остались тела семерых челонов, троих челуков. А еще моё и Шестнадцатого.

— А куда подевалась Двадцатая? — спросил я. — И остальные?

— Не знаю, друг Вжик. Они исчезли. Их трупов я не видел. Вар Брен утверждает, что их утащили в портал — кто-то из солдат якобы заметил это. Ты помнишь ту площадку? Где там было потеряться четверым бойцам? Негде. Так что я тоже склоняюсь к мысли, что их похитили.

— Так… она была жива, когда ее уносили в портал?

Гор повторил:

— Я не знаю, друг Вжик. Не знаю. Когда поняли, что ты жив, тебя мы унесли с собой. А Шестнадцатого… в лагерь мы тащить не стали. Командир сказал, что его порубят на куски и сбросят в пропасть — «Этот кусок мяса нам уже не нужен». Так-то. На вот, покури, друг Вжик. В такие моменты, как у тебя сейчас, чимана лучшее лекарство. Поверь. Хорошо помогает — успокаивает.

Помню, как много ночей подряд рыдал, когда умерла мама. Плакал по ночам, когда погиб отец. А в эту ночь, не проронил и слезы. Почему? Из-за того, что рядом Гор? Я повзрослел? Или не верил в то, что Двадцатая умерла?

До самого рассвета я сидел рядом с Гором у окна, смотрел на тёмное небо и вдыхал дым сигарет. Вспоминали о Двадцатой. Рассуждали о своем будущем, итог которого для нас уже близок.

Слушая болтовню Гора, я думал, что успел узнать, какая она — удача охотника. Хоть Двадцатая и утверждала, что не способна на такое, но всё же подарила её мне. Пусть и ненадолго.

Как сказала бы Мираша: Двадцатая меня любила, а я её. Хотя мы оба и знали с самой первой встречи, что наши отношения не смогут длиться долго. Чем ещё, если не удачей охотника объяснить то, что я остался жив?

— Знаешь, друг Вжик, — сказал Гор. — А ведь скоро и наш отряд будет участвовать в Битве Огней. Что тут до него осталось? Несколько месяцев. И знаешь, я не сомневаюсь, что в этот раз наш клан победит. Вот ни сколечко не сомневаюсь! Только не уверен, кто станет победителем второго этапа: ты или я?

— А какая разница? — сказал я.

— Действительно, нет разницы. Ведь когда нам прикажут убить друг друга, мы обязательно попытаемся это сделать, друг Вжик. Вот увидишь. А кто уцелеет в том бою, выиграет всего лишь пару месяцев жизни — вряд ли больше. Я уже чувствую, как саламандр пытается освободиться. И сдерживать его попытки становится всё труднее. Так что не переживай, друг Вжик, после твоей смерти я проживу недолго.

Утром, после тренировки, ко мне подошел Первый.

— Это… ты же теперь без бабы остался, Семнадцатый, — сказал он. — Хреново. Я ж понимаю, как без баб трудно. Но ты… это… если чо — обращайся. Поделюсь с тобой Седьмой. Она ничо так. Не роза. Но сойдет. Мужик ты нормальный. Мне не жалко.

— Спасибо, — сказал я.

— Да чо там. Свои люди.

Первый ушел.

— Переживает, — сказал Гор, глядя Первому вслед. — Боится, что ты отнимешь её насовсем. А мне он свою подружку не предложил. Гад.

— Догони его. Попроси.

— Ага. Ответит он мне. Кулаком по морде. Я уже видел пару раз, как он отвечал другим.

— Вызови его на поединок, — сказал я, — за право быть с Седьмой. Докажи ей, что ты сильней Первого. Возможно, тогда она его бросит и уйдет к тебе.

— Ты серьезно?

— Вполне.

— Он огонь призывает даже хуже тебя, друг Вжик. Я управлюсь с ним на счет «три».

— Я не о таком поединке говорю, — сказал я. — Не о тренировочном. О настоящем. За право быть с женщиной.

— Командир запретил портить собственность клана.

— А ты не порти. Побей его, но ничего ему не сжигай и не ломай.

— Как это? — спросил Гор.

— Кулаками.

Гор заговорил не сразу. Смотрел на меня, что-то пытался разглядеть на моём лице. Потом усмехнулся.

— Издеваешься? Да? Да иди ты… подальше, друг Вжик!

— И не думал над тобой издеваться, — сказал я.

— Ага, — сказал Гор. — Я об эту тушу кулаки себе отобью, даже если Первый будет просто стоять и не станет шевелиться! В нем мяса, как в тебе и во мне вместе! Подсказал бы лучше что-нибудь дельное, друг Вжик. А то… кулаками! Скажешь тоже. А еще другом называешься!

Раньше я не понимал, как много места в моей жизни здесь, в лагере огоньков, занимала Двадцатая. Днём во время тренировок с её отсутствием я справился без труда (Гор сказал, что в моих атаках стало больше злости). Образованная отсутствием Двадцатой пустота в полной мере обрушилась на меня вечером, стоило только очутиться в своей комнате. И даже общение с Гором не могло её заполнить.

— А она неплохо обучила тебя, друг Вжик, — сказал Гор.

Я не стал спрашивать, о ком он говорит. Спросил:

— Чему?

— Скрывать свои эмоции. С того момента, как ты очнулся, выражение на твоем лице почти не меняется. Оно словно застыло. Ты кажешься спокойным, ко всему равнодушным. Но я вижу, как ты «приподнимаешь подбородок», стараешься «глубоко дышать» — всё, как говорила Двадцатая. Вот только она просила тебя изредка улыбаться, друг Вжик. Даже если тебе совсем не хочется. А ты не делал этого ни разу после той драки с челонами.

Я растянул губы в улыбке.

Гор подавился дымом сигареты. Прокашлялся.

— Нет, — сказал он. — Больше при мне так не делай. Улыбайся так Первому, чтобы тот не забывал, кто в нашем отряде самый страшный. Тебе нужно отрабатывать улыбку, друг Вжик — ту, которая нравилась Двадцатой. Чтобы не пугать людей лицом каменного истукана. Хотя… что тут нам осталось жить, друг Вжик? Улыбайся, как хочешь. Не решился попробовать травку? Нет? Ну как знаешь. Настаивать не буду. Не уверен, что даже мне одному хватит оставшихся запасов чиманы до следующего похода в горы.

Сжигать укрепления колдунов мне теперь нравилось. Не уверен, что делал это, только подчиняясь приказу, а не по собственному желанию. И запах сгоревшей полоти челонов больше не заставлял морщиться. Он говорил о том, что на одного врага стало меньше.

Похитив Двадцатую, колдуны стали моими врагами.

После нападения химер (так называла создания колдунов Двадцатая) на отряд, вар Брен опасался оставлять нас в горах без усиленной охраны из солдат. Теперь нас на горных тропах сопровождал отряд пехотинцев, вдвое превышавший наш числом.

Но меня челоны и челуки не пугали. Совсем. Я лишь опасался на них смотреть: боялся однажды увидеть у одного из них лицо Двадцатой.

В боевые походы я стал ходить с совсем иным настроением (в Валесские горы — отправляли нас теперь только туда). Сбился со счета, сколько укреплений на горных дорогах мы залили огнем. И сколько сожгли химер. Я не расстраивался, если мы задерживались в горах, пропускали обед. Жечь строения и создания колдунов я считал делом более важным, чем даже еда.

На карательные экспедиции нас больше не отправляли. Должно быть, поручали их первому отряду. А потом и второму, когда его бойцы под руководством Первого, Шестого и Тринадцатого «нашли огонь».

Нам с Гором обучать второй отряд не приказывали. Но мы провели несколько занятий с первым — объяснили тем правила одиночных поединков и «поделились опытом». Все остальное свободное время до темноты — тренировались.

Вар Брен распорядился, чтобы нас с Гором пускали на обе тренировочные площадки вне очереди, как только мы оправимся от прошлого поединка (залечим раны, зарядим карцы). Объяснил, почему. Именно на нас двоих командир возлагал главные надежды в предстоящей Битве Огней, до которой оставалось всё меньше времени.

Изредка мы проводили поединки и с другими бойцами нашего отряда. И убеждались в правоте вар Брена — те не могли оказать нам серьёзного сопротивления. Одолеть одного из нас у них вышло бы только при помощи удачи. Но откуда ей взяться у людей?

Я не знал, насколько сильны бойцы других кланов. Но был уверен в том, что если представитель Лизран и сможет победить в Битве, то это сделаю я или Гор. Других вариантов я не видел.

Я тренировался, совершал с отрядом боевые походы в горы. А вечером — либо дышал сигаретным дымом в компании Гора, либо уходил в пустующую комнату Двадцатой, где «танцевал» с ножами до тех пор, пока не валился с ног от усталости.

Так продолжалось до того дня, когда на утреннем построении вар Брен сообщил:

— Хм. Бойцы! Сегодня вы тренироваться не будете. Всё. Тренировки окончены. Отдыхайте. Это ваш последний день в лагере огоньков. Завтра на рассвете вы позавтракаете в неурочное время. И отправитесь в столицу, на Центральную Арену Селены. Вы все знаете, зачем. Чтобы доказать жителям Империи и всему миру, что клан Лизран тренирует самых лучших огоньков! Уверен, вы сумеете это сделать. Не подведите меня, бойцы!

— Да, командир вар Брен!!

После завтрака мы с Гором вернулись в свою комнату.

Стали вспоминать всё, что рассказывала нам о Битве Огней Двадцатая.

Битвы всегда начинались ровно в полдень. Об их начале сообщал глашатай. Это такой человек, который, при помощи артефакта очень громко говорил, сообщал зрителям информацию о боях и бойцах.

Потом по Центральной Арене Селены проводили всех участников предстоящих поединков (и огоньков, и обычных гладиаторов). Представляли каждого, называя разнообразные клички вместо имен. Объявляли, какой клан они представляют. Предлагали сделать ставки на понравившихся участников (Двадцатая долго нам втолковывала, что такое ставка, и зачем ее делают).

Откуда берутся клички огоньков, Двадцатая не говорила. Но мы с Гором предположили, что их придумывают командиры. Ну а кто ещё?

А нужны прозвища для того, чтобы не путать участников. Наверняка в отрядах всех четырех кланов, что будут соревноваться, есть и Семнадцатые, и Восемнадцатые. Потому и меняют имена перед схватками. На всяких Смельчаков и Неудержимых.

— Как думаешь, друг Вжик, — сказал Гор, — какую кличку придумают тебе?

— Не знаю, — сказал я. — Мне всё равно. А тебе не наплевать?

— Ну не скажи, друг Вжик. Только бы не Ушастый! Ненавижу это прозвище! За такую кличку я убью глашатая. Вот увидишь! Его можно. Он не из нашего клана.

Гор выпустил в окно струю дыма.

— Мне кажется, я заслуживаю громкого имени, — сказал он. — Огненный смерч. Или Шквал огня. Как тебе такие прозвища, друг Вжик?

— Я бы обозвал тебя Бородатым, — сказал я.

— Да ну тебя! Это потому что ты мне завидуешь, друг Вжик! У тебя-то борода совсем не растёт. Не дорос ты до того, чтобы выглядеть, как настоящий мужчина! Потому желаю тебе получить имя Безбородый! Или Голощёкий! Как тебе?

— Согласен. Даже эти прозвища лучше, чем Семнадцатый.

После представления участников, на Арене проходят первые бои. Но не между огоньками. И даже не между обычными бойцами. Команды гладиаторов «на потеху публике» (выражение Двадцатой) убивают зверей.

Я долго не мог понять, зачем это делают. Не ради добычи — чтобы порадовать толпу. И как люди могут радоваться, наблюдая за (бессмысленным!) убийством животных? Обычных животных (я уточнил это у Двадцатой)! Кто такие ночные звери Леса здесь даже не знают.

Вот бы тех на Арену! Попробовали бы люди сразиться со Зверем! Пусть даже всей ордой гладиаторов и огоньков. Не сомневаюсь, кто вышел бы победителем из этого боя. И куда бы отправился Зверь после победы, тоже догадываюсь: к тем тысячам зрителей, что желали понаблюдать за его убийством. Понравилось бы им смотреть на такой бой?

После того, как убьют хищников, гладиаторы сражаются друг с другом. Не все их бои заканчиваются смертью одного из поединщиков. Судьбу проигравшего решает толпа зрителей. И говорящий от её имени главный судья, который смотрит представление из судейской ложи. Обычно это один из представителей Великих кланов. В редких случаях — из императорского клана или даже сам император (Двадцатая сказала, что нынешний правитель Империи Битву Огней пока не посещал ни разу).

Ну а после гладиаторов выяснять, кто лучший в бою, на Арену выйдут огоньки. Раньше (еще тридцать лет назад) они устраивали командные бои — отряды кланов сражались между собой. Но потом признали, что командные бои делают Битву слишком скоротечной. И теперь проводят только одиночные поединки. Сперва между бойцами разных отрядов. А когда в живых остаются лишь представители одного клана — определяют сильнейшего среди них.

— Двадцатая говорила, что все убийства на Арене — жертвенные приношения богу войны Мируну, — сказал я. — Мне кажется, она пошутила. Отец рассказывал о богах. И о том, что им нравится. Мирун — покровитель воинов, а не трусов, которые заставляют рабов драться друг с другом. Какая доблесть в том, чтобы убивать по велению знака подчинения? Разве это впечатлит бога войны? Скорее уж богиню смерти.

— Ты же знаешь, друг Вжик, — сказал Гор, — я никогда не любил драться. Не хотел становиться воином — только огоньком. И если бы не этот дурацких знак на моей груди, не стал бы никого убивать. И уж тем более тебя. Из всего, что произошло со мной после того, как я получил эти отметки на теле, я не жалею только о двух вещах: о том, что стал огоньком, и что познакомился с тобой. Я действительно считаю тебя своим другом, Вжик. Помни об этом, когда мы будем драться в последний раз.

Шагая утром в портал, надеялся хоть одним глазком взглянуть на столицу Империи Селену. Пусть я и побывал в ней (прибыл туда из своего королевств), но не видел даже из окна — в тех залах, по которым меня водили, не было окон.

Пока я представлял столицу только по рассказам Двадцатой — огромным городом, полным цветущих садов и прекрасных дворцов. По которому ходят люди в яркой дорогой одежде, а тонконогие кони возят по мощеным камнем улицам позолоченные повозки.

Когда я поделился своим виденьем Селены с Гором, тот сказал:

— Знаешь, друг Вжик, я не сомневаюсь, что в столице много дворцов. И богатых людей, и красивых карет. Но думаю, хватает и говнеца. Не представляю город без нищих, жулья и бедных работяг. А также без трущоб и огромных рынков, где воняет конским дерьмом и помоями. И вспомни: Двадцатая упоминала рабов. Говорила, что людей со знаком подчинения в Селене немало. Они тоже, уверен, не в золоте ходят. Так что, друг Вжик, вид города будет зависеть от места, в котором ты окажешься.

Но город я не увидел. Выйдя из портала, мы оказались в подземелье. Едва освещенном, сыром, вонючем. Здесь пахло нечистотами, прелой соломой и крысами. И совсем не ощущалась величие имперской столицы.

Комнатушка, куда я шагнул из портала, не поражала воображение своими размерами. Напротив, показалась тесной. Пустая. Лишь лавки у стен, да солома на полу. И два маленьких шара-светильника на потолке. Без окон, с покосившейся дверью на одной из кирпичных стен. Наш отряд занял в комнате почти пятую часть пространства.

— Мрачновато, — сказал Гор.

— Хм, не толпитесь, — сказал вар Брен. — Рассаживайтесь.

Дождался, когда мы займем места на лавках и добавил:

— Да! И никакого огня в этой комнате! Тут вам не лагерь! Какой придурок снова набросал соломы в комнате огоньков?!

Последние слова он адресовал не нам.

Обвел нас взглядом. Пригладил усы.

— Ждите, — сказал он. — Никуда не выходите. Кому невтерпёж — справляйте нужду в углу. Форму не пачкать! И не шуметь! Всем понятно?

— Да, командир вар Брен!

— Замечательно. Пойду, доложу о нашем прибытии.