Магия пространства

ГЛАВА 10

Перед сном я немного прошлась по дому, по выработавшейся привычке машинально отмечая для себя укромные уголки, в которые удобно перемещаться, с минимальным риском быть замеченной. Ибо бросать магическую практику я не собиралась — силы много не бывает, особенно для такого Маленького Существа, как говорил о себе Пятачок.

Горничная, которая помогала мне собраться для сна, была неулыбчива и неразговорчива. На обращённые к ней вопросы она отвечала вежливо, но односложно. Единственная эмоция промелькнула в её глазах тогда, когда я спросила её о леди Хенне. И эта эмоция была — обожание. Что ж, может и правда такая замечательная леди эта Хенна Богрейт, поживём-увидим, как говорится. И ещё спросим о ней у бабули.

В начале ночи я немного попрыгала по порталам внутри дома. Один раз чуть не попалась на глаза леди Хенне, которая выходила из комнаты Седжиуса. Что она, интересно, у него забыла так поздно?

Герцогиня приехала на следующее утро в сопровождении своих обеих горничных. Бабуля аж прослезилась, когда её подводили к крыльцу — так она была рада увидеть дом, в котором прожила много времени, начиная со своего замужества в молодости. К присутствию в доме Хенны Богрейт она отнеслась как к чему-то само собой разумеющемуся:

— Это дальняя родственница моего покойного мужа, она всегда живёт тут. Очень приятная леди, поддерживала всех членов семьи в их невзгодах.

За обедом я недосчиталась моей гувернантки, зато леди Хенна опять восседала во главе стола. Меня это начинало напрягать — я вообще-то в наш дом ехала, а не в гости к дальней родственнице моего покойного дедушки. Надо поговорить с Седжиусом, который сидел рядом с герцогиней и ухаживал за ней. При этом все присутствующие за столом просто лучились от счастья. Кроме меня. Это заметила "хозяйка", которая спросила:

— Эвелис, дорогая, тебя что-то беспокоит?

— Да, почему-то моя гувернантка не вышла к обеду. Может, она заболела?

— Нет, с ней всё отлично, — успокоила меня Хенна, — Просто она обедает отдельно.

— С прислугой? — возмущённо открыла я рот, — Она же леди!

— Нет, конечно, не с прислугой. Она обедает с управляющим, господином Грезднеем. Кажется, они нашли общие темы для разговора.

Больше книг на сайте -

Я попыталась поймать взгляд виконта, но тот заботливо поправлял салфетку-слюнявчик на герцогине. Как будто речь сейчас идёт не о любви всей его жизни!

— А чем с тобой занимается гувернантка, чему тебя учит? — продолжила любезную беседу Хенна.

— Если в этом доме есть рояль, вы скоро услышите.

— Неужели ты уже играешь?

— И играю, и пою. Причём, то и другое я делаю ужасно.

— О. Помнится, голос у тебя с младенчества был особенно громким.

— Он и сейчас такой. Правда, Седжиус? — громко и с нажимом спросила я опекуна, чтобы он, наконец, оторвал глаза от тарелки и принял участие в беседе.

Тот посмотрел на меня с таким невиданным раньше умилением, что меня аж затошнило.

— Леди Бонней обещает поставить нашей малышке Эвелис приятный певческий вокал, — сообщил он Хенне.

— Седжиус, после обеда жду тебя в кабинете. Для серьёзного разговора, — не выдержала я.

Хенна Боргейт наклонила голову набок и с интересом на меня посмотрела. Но ничего не сказала. Зато сказала я.

— Леди, тот рабочий, который вчера долго не желал открывать нам ворота — он ещё работает?

— Конечно. Он просто выполнял свой долг, не сердись на него, пожалуйста. Место тут уединённое, и мало ли кто может приехать. Вот Жусс и обеспечивает безопасность обитателей дома.

— Тогда сообщите этому Жуссу, что сегодня и наверное завтра будут ещё подъезжать коляски с нашими служащими и прислугой. Мы ведь не знали, что тут кто-то живёт, поэтому забрали почти всех из столичного дома, включая экономку.

— Да, жаль, но ничего, лишнюю прислугу всегда можно будет отправить назад или уволить.

Что-то мне всё больше хочется "уволить" одну дальнюю родственницу.

— Расскажите о себе, леди Богрейт, откуда вы, чем занимаетесь помимо присмотра за этим замком, есть ли у вас свой дом?

— Ах-ха-ха-ха, — подняла голову и засмеялась Хенна, и на неё воззрились удивлённо прислуживавшие нам слуги, — У меня нет другого дома, но я весьма состоятельна и легко могу его купить. Если ты об этом.

А я и не стала отрицать, что я именно об этом. Я маленькая, мне можно говорить и не говорить многое, что, исходи оно от взрослых, выглядело бы невежливым. Ни герцогиня, ни Седжиус по-моему даже не поняли, о чём разговор. Как ели, так и едят себе спокойно.

После трапезы я сначала встретилась с опекуном.

— Седжиус, у меня к тебе назрело сразу несколько вопросов. Первый — почему ты не сел за обедом во главе стола?

Опекун рассеянно похлопал на меня ресницами.

— Но, Эвелис, я ведь опекаю вас с герцогиней, а за ней нужен особенно плотный присмотр. Да и за тобой приглядывать удобнее, когда ты сидишь напротив. Кроме того, по-моему, леди Хенна прекрасно справляется с ролью хозяйки этого замка, она тут всё знает, всё наладила. Зачем мы будем разрушать то, что и так хорошо работает?

— Об этом она тебя просила, когда приходила к тебе в комнату вчера ночью — оставить тут всё, как она наладила?

— Ты что-то путаешь, Эвелис. Леди Хенна не приходила ко мне в комнату — ни ночью, ни утром. По-моему, к леди Бенней она заходила. Я, кажется, видел.

— Вот теперь про леди Бенней. Тебя что, совсем не смутило, что Рамика обедала с управляющим, которого она и знать не знала? Мне казалось, нам было хорошо в столичном доме обедать всем вместе.

— Но это же было её собственное решение, не так ли?

— Седжиус, у леди Богрейт на пальце перстень с большим фиолетовым камнем. Знаешь, что это может значить? Что она ментальный маг, вот что. Запросто способна внушить вам что захочет.

— Эвелис, не ищи подвох там, где его нет. Фиолетовые камни может носить в украшениях кто угодно. Даже и ментальный маг — не означает, что он будет злоупотреблять своими способностями. В конце концов, ты же сама говорила, что не любишь давить на людей. Вот и не дави — дай им делать то, что они хотят, если при этом они хорошо выполняют свои обязанности.

— Вот ты как заговорил… Обязанности, да?

— Я не понимаю, почему ты злишься, — огорчённо сказал Седжиус, и я немного устыдилась.

Может, я действительно сильно давлю на них? Особенно сейчас, когда я и сама толком не могу сформулировать, что меня так раздражает. То, что они не такие, какими мне их хочется видеть? Это с моей стороны было бы ужасно, так относиться к близким людям.

Направилась было к комнате гувернантки, но служанка сообщила, что та пошла в музыкальную комнату, "проверить инструмент". Выяснив, где в этом доме музыкальная комната, я отправилась туда же.

— Простите, леди, это было так давно, и никто на рояле не играл со смерти герцогини, вот мы и не стали его ремонтировать.

Служанка развела руками перед поникшей головой гувернанткой.

— Что случилось? — спросила я.

— Они говорят, в рояле поселились крысы, и слуги, когда выводили их гнездо, поснимали некоторые детали внутри инструмента. На нём теперь нельзя играть, — чуть не плача ответила Рамика.

— А когда, вы говорите, это случилось? — спросила я служанку.

— Давно. Точнее я не знаю.

— А леди Хенна знает об этом?

— Я… точно не могу сказать.

— Конечно знает. Похоже, в этом доме ни одна крыса не гнездится без её разрешения.

Приговаривая это, я с трудом приоткрыла тяжёлую крышку рояля и заглянула внутрь. Там было чистенько и, действительно, не хватало нескольких струн с молоточками.

— Вы ведь лично убирали отсюда струны? — спросила я по наитию.

— Да, леди.

— А куда вы их отнесли?

— В свою комнату, леди, — честно ответила служанка.

— Принесите их сейчас.

— Но я не смогу их поставить на место, — сказала ничего не понимающая Рамика после ухода служанки.

— И не надо. Вызовем специалиста. А скажите, леди Хенна не заходила к вам в комнату сегодня ночью или утром?

— Нет, я не видела её со вчерашнего ужина. А что такое?

— Да вот, странным мне показалось, что вы сегодня обедать пошли не с нами, а с управляющим.

— Но так же будет правильно, — убеждённо ответила Рамика, — Мы с ним оба — служащие в этом замке, и не принадлежим к семье его хозяев.

— Ну-ну, — ответила я, уже понимая, что объяснять что-либо и спорить в данной ситуации с моей стороны будет только напрасной тратой времени.

Диверсионно снятые внутренности рояля, которые, как я не сомневалась, ещё во время нашего обеда стояли на своём месте, я отнесла к себе в комнаты. Похоже, не желает леди Хенна насладиться моим пением под музыку. Но я, если что, могу и без аккомпанемента спеть. Главное, местечко выбрать поближе к её комнате и время, когда она отдыхать будет.

Начали подтягиваться нагруженные имуществом (одеждой, мелкой утварью) коляски со служащими из столичного дома. Первой приехала госпожа Свантокк, и я, встретив её в холле, радостно и громко — так, чтобы слышала леди Хенна — приветствовала:

— Вот, госпожа Свантокк, принимайте новое жилище в свои руки. Вы тут главная теперь на хозяйстве! Первым делом — встречайте и размещайте всех в доме по своему усмотрению.

— Эвелис, детка, удели мне, пожалуйста, несколько минут своего бесценного времени, — пропела, почти не разжимая челюстей, улыбающаяся Хенна.

Всё, довела я её. Ой, чего-то мне страшно. Мозги мне маги-менталисты ещё ни разу не промывали. Эх, где наша не пропадала! Где она только ни пропадала. Ладно. Если почувствую внезапно возникающую любовь к этой тётке — тут же сбегу. И надо бы попробовать мысленно заклинание сосредоточения читать, чтобы чужому влиянию не поддаваться.

— Мне говорили, ты любишь кофий? Вот, я приготовила нам по чашечке.

— Спасибо, очень любезно с вашей стороны.

Чем её не устроило место, на котором прежде стояло кресло, не знаю. Но она подвинула его поближе к канделябру. И стала помешивать ложечкой в чашке, сверкая своим камнем. Нашла чем удивить — да у меня таких камней было…

— Скажи, Эвелис, тебе дорога твоя бабушка?

— Конечно.

— А ведь у тебя раньше кроме бабушки были и папа и мама, которые так радовались, когда ты появилась на свет, и не могли тобой налюбоваться. А теперь они оба мертвы. Тебе жаль, что у тебя нет родителей? Что мать, не вынеся горя, умерла, не желая жить, что отец, лишь бы сбежать от всей этой трагедии, болезненно уцепился за мечту о новой прекрасной семье?

— Как вы хорошо их понимали, оказывается.

— О, да. Ты спрашивала, чем я ещё занимаюсь, помимо дома. Помимо этого я — маг, и мой дар — ментальная магия. Я могла видеть, что думают и чувствуют твои родители, и старалась им помочь.

— Не очень-то вы им помогли, получается.

— К сожалению, они уехали в столицу, и моя помощь была бессильна, — вздохнула Хенна, — Но, видишь, я открыта перед тобой и не скрываю, что я — маг. А ты откроешься мне, Эвелис?

— Я тоже — маг, — ответила я, против воли любуясь сверкающим перстнем. Эта частота сверканий даже что-то напоминала, может, какие-то стихи… И можно было видеть, как от него вуалью распространялась фиолетовая дымка магии, если смотреть правильно.

— Да, я слышала, что в тебе рано проснулся дар. Арканна Вейтокк.

— Что? Кто это?

— Девушка-служанка, которую ты убила, сбросив на неё картину в тяжёлой раме. Тебе жаль её?

— Жаль.

— Тебе стыдно за её смерть?

— Нет.

— А должно быть, — мягко укорила меня Хенна, — Разве убийце не должно быть стыдно за своё убийство, разве так не будет правильно?

— Будет, — кивнула я, завороженно наблюдая за ритмичным сверканием окутанного дымкой перстня.

— Хорошо, что ты согласна, Эвелис. А как ты считаешь, чего заслуживает тот, кто отнимает жизни твоих самых близких людей?

— Он заслуживает смерти, — честно призналась я в своей негуманной позиции.

— Правильно, детка. Ты наверное не знаешь, что у тебя была сестра-близнец, Эвелис. Вас родилось двое — ты и твоя сестра. Только ещё в утробе матери ты решила, что твоя сестра отнимает у тебя питание, которое достаётся вам от мамы, и ты отняла его у неё. Ты буквально пожрала свою сестру, и она родилась нежизнеспособной. Всего несколько вдохов — и её не стало. Тебе жаль её сейчас?

— Жаль.

— Хорошо. Твои родители очень печалились из-за этого. А потом они увидели, что твоя злоба настолько велика, что она даже затмила твой разум. Твоя мама не вынесла этого и умерла. И твой отец погиб на самом деле тоже из-за этого. А твоя любимая бабушка сошла из-за этого с ума. Получается, это ты их всех убила, Эвелис. Теперь ты хочешь выгнать из этого дома меня и скоро убьёшь бабушку, потому что я не смогу её защитить от тебя. Не знаю, как тебе удалось избавиться от… своей злобы, но то, что сделано — уже сделано, и его не воротишь. Так ответь мне, имеет ли право жить человек, который убил и искалечил всех твоих самых близких?

Хенна Богрейт вцепилась в подлокотники кресла, нависла надо мной своими седыми волосами, а на её лице выступили бисеринки пота. Голос её буквально загрохотал по комнате:

— Имеешь ли право жить — ты?

Я моргнула, подумала, глотнула почти остывший кофий из чашки и честно ответила:

— Вполне.