Магия успеха

ГЛАВА 12

Сквозь щели жалюзи в палату лился свет погожего октябрьского дня. За стеклами ветер шевелил багряные листья, трепал хвост у белки-попрошайки, цокавшей на ветке раскидистого клена — дайте кешью, арахиса дайте.

— Операция прошла нормально, прогноз самый благоприятный. — Лечащий врач, благообразный еврей с аккуратной черной бородкой, подчеркивающей белизну колпака и халата, поправил уголок одеяла и взглянул на частоту пульса на экране. — Теперь вопрос времени.

С Прохоровым он держался уважительно и с опаской: разбитая рожа, хороший пиджак, куча денег, наверное, — сразу видно, какого поля ягода, фрукт еще тот. А мамаша его выкарабкалась благополучно, функции мозга восстанавливаются. Да, далеко ушла наука, за деньги теперь можно и с того света вернуться.

— Мама, ты слышишь меня? — Серега взял Клавдию Семеновну за исхудавшую, бессильно свесившуюся руку, заметив искру понимания в ее глазах, облегченно улыбнулся. — Все будет хорошо, мама, все будет хорошо.

У него вдруг перехватило горло, поднявшись с табурета, он глянул на врача:

— Меня не будет с месяц, может, больше. Не страшно?

— А что может быть страшного? — Врач пожал узкими плечами. — После основного курса предусмотрен реабилитационный, у нас отличный центр в Комарове. Вы ведь все уже оплатили.

Его губы растянулись в улыбке, но в глубине глаз светились равнодушие и вежливая скука.

Дома Серегу ждал сюрприз: Прохоров-старший был трезв. Молчаливый и злой, в одном исподнем, он жарил яичницу с колбасой, на кухне воняло мочой, перегретой сковородой и подгорелыми белками. Рысик, свернувшись на холодильнике, зализывал пораненную лапу, желтые глаза его сыто щурились.

— Батя, давай-ка лучше я, — сунулся было Прохоров, но отставной майор угрюмо отстранился и, внезапно рассвирепев, с матерным лаем отшвырнул сковородку в раковину. И тут же, с грохотом усевшись за стол, обхватил голову руками:

— Суки, падлы, пидоры хреновы!

— Кого это ты так? — Привыкший ко всякому. Тормоз поставил чайник, устроившись напротив, тронул отца за плечо. — Похмелиться не успел?

— Они же, суки, пацанов зеленых снова, зверям под пули. — Прохоров-старший потряс кулаком, показав пальцем наверх, оглушительно, так что Рысик убрался подальше, приложился ладонью об стол. — Опять, суки, в войну играют, конечно, она все спишет. И приватизацию эту блядскую, и бомжей на помойках, всю жизнь нашу херову.

— А, вот ты о чем, батя. — Прохоров невозмутимо заварил чай, принялся намазывать хлеб маслом. — Только вот если бы мы с тобой сидели наверху, не воровали бы разве? Может, еще похлеще, с голодухи-то. А то, что власть они не отдадут, это точно, кому ж охота отвечать, сколько ведь таких, как наш Витька. Я бы первый, если мог, кое-кому в глотку вцепился, не дотянуться только.

Он отрезал колбасы, сыра, сделав бутерброды, налил родителю чаю и, бросив Рысику кусочек «Телячьей», так, побаловаться, опустился на стул.

— А ребят молодых жалко, всех, и тех, что от пули, и тех, что от наркоты или от туберкулеза на зоне.

— Серега, ты вот чего, денег мне дай, «торпедироваться» пойду. — Вздохнув, Прохоров-старший угрюмо отхлебнул чаю, с отвращением взглянул на бутерброд. — Со мной с пьяным делай чего хочешь, хоть ноги вытирай, хоть е..и в хвост и в гриву. Так вот и Россия вся, опоенная, вьют из нее веревки кто ни попадя, жиды, политики, сволочь разная. Хватит.

Резко поднявшись, так что чай расплескался, отставной майор придвинулся к сыну:

— Денег дай, Серега. Не боись, б…ю буду, не пропью. Только, блин, скоро не отдам, не надейся.

Получив желаемое, он подобрел и отправился в ванную мыться, чего с ним не случалось уже давно, видимо, и впрямь решил начать новую жизнь.

«Ну дела». Под рев водопроводных труб Прохоров доел бутерброды, сунул посуду в раковину и отправился к себе. Долго махал мечом, искромсал газету бритвой и рисовал, пока не надоело, замысловатые восьмерки охотничьим ножом. Потом вымылся, задернул занавески поплотнее и лег в постель. Конкурс, путевки, обещанный рай в Норвегии — все отодвинулось куда-то далеко, сделалось ненужным, малозначимым, осталось лишь ощущение близости Жени, ее рук, пальцев, нежных, ласковых, умелых. Увы, одних только рук. Ничего большего пока что Прохорову не обломилось.

Сегодня утром лидер Российского патриотического союза Андрей Петрович Петухов найден мертвым в парадной дома… по Лиговскому проспекту. Внешние повреждения на трупе отсутствуют, причина смерти устанавливается.

«Демократический вестник»

— Скунс! Как пить дать Скунс! — Пиновская сделала глоток крепчайшего черного кофе, бросив газету на стол, всем корпусом развернулась к Дубинину. — Ох, чует мое сердце, это он. Морозов, Петухов, чем же его так господа фашисты рассердили? Слушайте, Осаф Александрович, — Марина Викторовна прищурилась под стеклами очков, и было непонятно, то ли она шутит, то ли на полном серьезе, — а не еврей ли Скунс?

Эгидовцы, держась только на кофе и амфетамине, не спали уже вторые сутки, — события развивались стремительно, а тут еще Плещеева вызвала к начальству. Уехал с утра, а сейчас уже почти девять, видно, случилось что-то очень серьезное.

— Да полно вам, Марина Викторовна. — Вздохнув, Дубинин бросил в рот таблетку активированного угля, запил «швепсом» и, не торопясь, принялся набивать трубочку. После китайских разносолов он страдал вздутием живота. — Национального вопроса как такового у нас не существует, все увязано исключительно с деньгами и политикой. Даже если Скунс и еврей, он тем более бесплатно работать не будет.

— Да, наверное, вы правы. — Пиновская глотнула кофе, втянув душистый дым, горько вздохнула. — Жасминовый?

Она бросила курить пару лет назад и иногда глубоко жалела об этом. Но — поезд уже ушел, к прошлому возврата нет.

— Жасмином у вас пахнет, как в раю. — Дверь открылась, и вошел Фаульгабер, взмыленный, разгоряченный, только что из спортзала. — Ну что, не приехал? Ребята волнуются.

— Как Толя? — Марина Викторовна ушла от ответа, выбрав кружку посолиднее, налила Кефирычу кофе. — Раны не беспокоят?

— Да нет, скоро будет в строю. — Застенчиво улыбаясь, Кефирыч опустился на жалобно заскрипевший стул, потянулся к бутерброду с сервелатом. — На нем заживает все, как на собаке.

Марина Викторовна тоже улыбнулась, но с оттенком уважения, она-то хорошо знала, что Фаульгабер обладает мощнейшей положительной энергетикой. Еще в бытность спецназовцем стоило ему только положить руку на рану, как сразу останавливалась кровь, и можно было не опасаться осложнений, а вообще же Кефирыч мог излечивать зубную боль, избавлять от спазмов и колик, врачевать мигрени, параличи и ушибы. Не он ли поднял на ноги Пиновскую, когда прошлым летом у нее открылась старая, плохо зарубцевавшаяся рана? Ясно, что и сейчас без него не обошлось, а все скромничает, отнекивается, мол, само заживает, как на собаке. Хитрец.

— «Чибо», давать самое лучшее. — Кефирыч шумно отхлебнул обжигающе горячий кофе, в два счета расправился с бутербродом и, уже принимаясь за следующий, вдруг пристально уставился на Дубинина: — Что, Осаф Александрович, нездоровится? Я же чувствую, как тебя крутит. Ну-ка, дай-ка.

Легко поднявшись, он положил Дубинину на плечи свои огромные ручищи, минуту постоял с полузакрытыми глазами, потом как ни в чем не бывало вернулся за стол и подмигнул Пиновской:

— Мне бы кофейку еще, если можно. — Выпил вторую кружку, посидел немного для приличия и ушел в спортзал, а Дубинин, относящийся со скепсисом ко всей этой народной медицине, неожиданно повеселев, выпрямился в кресле:

— Смотри-ка, а ведь как рукой сняло! Ай да Кефирыч, ай да сукин сын!

— Да, когда лавочку прикроют, может, смело подаваться в знахари. — Марина Викторовна улыбнулась, но невесело, ей сразу вспомнился кадр из какого-то дурацкого боевика — выстрел и зловещий, замогильный голос: «Он слишком много знал».

— Ну это вряд ли. — Дубинин осторожно, как бы не доверяя ощущениям, помассировал пальцами живот, крякнул, отхлебнул жидкого чаю. — Куда он денется с подводной лодки?

Он тоже отлично понимал, что структуры типа «Эгиды» ликвидируются вместе со всем личным составом.

— Там, где начинается госбезопасность, кончается законность. — Осаф Александрович посмотрел на потухшую трубку и принялся ковыряться в ней. особой, изготовленной на заказ, серебряной лопаточкой. — Вот так, почти по Бабелю. И все же, Марина Викторовна, почему до сих пор не возвращается Плещеев? Может, у нас уже началось сокращение кадров?

Плещеев же в это время ужинал. Симпатичная подавальщица в передничке принесла ему в кабинет тефтели с картофельным пюре, крабовый салат, бутерброды с ветчиной и сыром, поставила кофейник на подставку:

— Приятного аппетита. — Карминовые губы ее приветливо улыбались, однако взгляд чуть раскосых глаз был внимателен и насторожен, — служба.

— Спасибо. — Плещеев взялся было за нож, но передумал и принялся есть тефтели вилкой, — да, времена меняются к худшему. Раньше здесь подавали только натуральные котлеты. Салат был тоже суррогатный — из крабовых палочек, ветчина в бутербродах формовая, черт-те из каких отходов, сыр из самых дешевых, вроде брынзы. Да, заворовались демократы, если уж здесь жирность снизили, что говорить о прочих госструктурах!

Плещеев находился на секретной базе АБК уже целый день. Экстренно вызванный еще утром, он, однако, начальство не застал и был с извинениями препровожден в комнату для гостей, где его ждали «швепс», удобное кресло и компьютерная дискета. Что ж, в отсутствие начальства можно пообщаться и с машиной, тем более что затронутая тема Сергею Петровичу была знакома только понаслышке. Она ассоциировалась у него главным образом с крысоловом из Гамельна, который увел за собой всех городских детей, и активистами из «Ассоциации жертв психотронного оружия», щеголяющими с мисками на головах и крышками от кастрюль в штанах. Еще ходили слухи о рассеянных полях, торсионных излучателях, техногенных пси-воздействиях, ничего конкретного — вымыслы, домыслы, — россказни, очень уж похожие на старания спецов по распространению «дезы». Информация на дискете касалась психотронного оружия — способов и средств подавления человеческой воли.

История влияния на психику людей насчитывает тысячелетия. Древние ритуалы и мистерии, жрецы додинастического Египта, африканские колдуны, иранские маги, протославянские волхвы и Соловей-разбойник. Жмуряки, зомби, манкурты, ожившие покойники, царевна Несмеяна. Однако все это история, преданья старины глубокой. А вот в век просвещенный все началось в 1875 году, когда известный химик Бутлеров задумался над тем, не взаимодействуют ли нервные токи организмов подобно электротокам в проводниках. В 1898 году англичанин Крукс обосновал возможность передачи мыслей при посредстве мозгового излучения частотой примерно 10 в восемнадцатой степени герц, свободно проникающего через плотные среды. Приход к власти большевиков только подтолкнул исследования в области психотроники. Ленин со товарищи был кровно заинтересован в получении нового оружия, которое могло бы помочь братьям по классовой борьбе в других странах. За дело взялся Бехтерев и в период с девятнадцатого по двадцать седьмой годы провел серию опытов по изучению телепатии, в то же время инженер Кажинский работал над практическим применением электромагнитной теории передачи мысли.

В середине тридцатых годов наиболее успешные опыты по разработке методики психотропной обработки радиотехническими средствами провел научный сотрудник Рентгеновского института Михайловский. Он установил, что различные комбинации электромагнитных импульсов оказывают влияния на отдельные зоны мозга, ответственные как за эмоциональную сферу, так и за работу функциональных органов. Именно тогда в НКВД начали практиковаться пытки с использованием высокочастотного излучения в комбинации с наркотиками. У истоков пси-воздействия стояла дочь Феликса Дзержинского Маргарита Тельце.

В то же время под патронажем наркомата обороны проводилось исследование телепатии с целью изучения ее физической природы, занималась этим группа Васильева в петроградском Институте мозга. Однако война спутала все планы. Только к концу пятидесятых годов в СССР возобновились работы по исследованию биологического воздействия сверхвысоких электромагнитных колебаний (СВЧ) и телепатии, курировал их лично министр обороны Р.Я.Малиновский. В январе 1974 года Государственный комитет по делам изобретений и открытий зарегистрировал «способ вызывания искусственного сна на расстоянии с помощью радиоволн», сущность которого заключалась в облучении биологических объектов модулированными электромагнитными импульсами. В войсковой части 71592 города Новосибирска было успешно проведено предварительное испытание опытной установки, она получила название «Радиосон» и в первом приближении позволяла «обрабатывать» территорию площадью около ста квадратных километров. Причем воздействие могло варьироваться от искусственного сна до полного перерождения нервных клеток человеческого организма.

В 1991 году в СССР имелось уже несколько научных групп, способных создать психотронный генератор для управления психикой и поведением человека на расстоянии, в основе которого лежит принцип манипулирования спинарными (торсионными) полями. В первую очередь это Институт проблем материаловедения АН Украины и Центр нетрадиционных технологий при Государственном комитете по науке и технике. В разработках психотронных технологий принимали участие: научно-производственное объединение «Энергия», МНТЦ «Вент», Институт радиотехники и радиоэлектроники Российской Академии наук. Московский энергетический институт и другие. Производители-изготовители: киевский завод «Октава», номерной завод психотронной аппаратуры, город Брянск, центр «Биотехника», НПО «Артемида» и другие. Все данные на 1992 год…

«А нынче девяносто девятый, представляю, что они успели нагородить». Сергей Петрович дочитал файл до конца, открыл «швепс» и, включив телевизор, по которому шла чернуха новостей, принялся отчаянно скучать. В два часа ему подали обед, стандартный, чекистский, из трех блюд, с икрой, салатом и компотом, и Плещеев совсем пригорюнился, понял, что это надолго. Нет ничего хуже ничегонеделания.

В шесть часов его позвали к телефону. Звонило начальство, по межгороду, извинялось и просило ждать до упора, может, даже заночевать, тут же, на диване. Генеральский голос был какой-то мятый, вымученный, такой, что сразу становилось ясно — дела хреновы, и Плещеев тяжело вздохнул:

— Слушаюсь.

А сейчас, ужиная за экраном телевизора, он смотрел программу «Время», и кусок не лез ему в горло: в Кремле только что закончилось экстренное совещание Совбеза, — видимо, и впрямь случилось что-то очень серьезное.

— Привет, это я. — Не доев бутерброды с ветчиной, он вытащил «нокиа», позвонил на трубку Пиновской. — Как вы там? Бдите? Правильно делаете, приказываю перейти на казарменное положение, личному составу вооружиться и ждать дальнейших распоряжений. Я ясно выражаюсь, Марина Викторовна?

— Куда уж ясней. — Голос Пиновекой дрогнул. в нем послышались тревожные нотки. — Что, плохо дело?

— Предположительно. — Плещеев поднялся с кресла, ноги его утонули в ворсе ковра. — Не занимайте линию. До связи.

— Есть до связи. — В трубке пискнуло, послышались гудки, а по телевизору начался очередной голливудский шедевр — пустые глаза, слащавые улыбки и банальные, ничего не значащие фразы: «Ты о'кей? Мы его теряем. Нет, он работает на правительство!» Ни души, ни таланта, только деньги, деньги, чертовы деньги.

— Дерьмо. — Плещеев раздраженно взялся за пульт, прошелся по каналам, но, так ничего и не выбрав, нажал кнопку «power». — К чертовой матери, довольно впечатлений.

Начальство прибыло далеко за полночь.

— Что, заждался? — Пожав руку, генерал пригласил его в кабинет и скомандовал в селектор насчет кофе. — Извини, в Москву вызывали, экстренно — Там такое… — Не договорив, он вздохнул, махнул рукой. — Обратно летел с военного аэродрома, истребителем, ощущение — лучше не вспоминать.

— Ну и как столица нашей родины? — Плещеев опустился в кресло, подтянул распущенный узел галстука. — Кипучая, могучая, никем не победимая?

Генерал снял очки, помассировал веки, глаза у него были красные, как у кролика.

— Знаешь, в армии говорят: лучше держаться поближе к кухне, подальше от начальства. Москва, она, брат, бьет с носка, не разбирает. Собственно, и разбираться-то никто не хочет, каждый тянет одеяло на себя, в ходу старинное правило курятника — клюй ближнего, сри на нижнего. Отечество побоку… Дискету-то прочел? — Он мельком глянул на Плещеева, протер очки не слишком свежим носовым платком. — Это так, дайджест, полуоткрытая информация для общего ознакомления. Да, войдите.

Генерал поднял глаза на буфетчицу, принесшую кофе с бутербродами, коротко кивнул:

— Спасибо, вы свободны. — Подождал, пока та выйдет, щелкнул электромагнитным замком и, задействовав защиту, отчего воздух в кабинете мелко задрожал, повернулся к Плещееву. — А теперь послушай то, о чем в газетах не напишут. Есть в Москве одна контора, называется «Красная звезда», так вот, в ней некий кандидат наук Бакаев еще в конце восьмидесятых создал спин-торсионный генератор, — генерал достал четвертушку бумаги, поправил очки, — прибор, излучающий воронкообразные лучи вращения. Первоначально он был задуман как оружие для борьбы с системой СОИ, однако оказался изобретением разноплановым: «запирает» электронику, изменяет структуру кристаллов, «выключает» человеческую психику. Помнишь, когда в октябре девяносто третьего Ельцин схлестнулся с Хасбулатовым и Руцким, те вдруг в самый пик кризиса стали делать непростительные глупости и дали президенту возможность придавить законодательную власть? А манипулирование общественным мнением? А выборы президента, когда его рейтинг вдруг вырос с пяти процентов до небесных высот? Словом, этот Бакаев, теперь уже, конечно, профессор и членкор, оказался мастером на все руки. И швец, и жнец, и на дуде игрец. — Начальство вытащило еще четвертушку бумаги, бегло просмотрев, отхлебнуло кофе. — Только вот доигрался. На симпозиуме в Осло исчез: то ли похитили, то ли сам подался в бега, неясно. Вместе с ним пропал пакет документов по переносному генератору микролептонного поля и опытный образец величиной с небольшой чемодан.

— А что же охрана? — Плещеев нехотя поболтал ложечкой в чашке, однако пить не стал, сердце и так билось, словно раненая птица. — Проспали?

— С норвежскими блядями. Вообще-то шкуры были российские, на заработках. — Генерал вдруг рассмеялся, однако зло, с обидой. — Самых дешевых сняли. А потом, кто теперь работает в конторе-то? Так, шваль, фуфло, все нормальные кто в бизнесе, кто в мафии. Вот ты, Сергей Петрович, разве на одну зарплату живешь? — Начальство оборвало смех, занялось бутербродом с колбасой. — Не ври только, маленькая ложь рождает большое подозрение.

— Крутимся, ларьки охраняем, сволочь разную. — Плещеев пожал плечами и все-таки отхлебнул кофе. — Финансирование сами знаете какое. Гулькин хрен.

— Вот то-то и оно, все дело в финансах. — Генерал вытер сальные губы. — В общем, в Москве все на ушах стоят. Ведь этот чертов генератор может промыть мозги населению небольшого города. А если построить стационарный образец и вдарить, к примеру, по Питеру… Одним словом, приказ свыше — рвать жопу на сто лимонных долек. Парню твоему когда в Норвегию-то ехать?

— Через десять дней, пока там визы, паспорт. — Плещеев сразу понял, куда дует ветер, но сделал недоуменное лицо. — Только надо ли? И так людей не хватает!

— Как говорили в Древнем Риме, не надо представляться более глупым, чем есть на самом деле. — Начальство посмотрело на Сергея Петровича с жалостью, как на дефективного. — Пиши инициативный рапорт на мое имя, и завтра этого героя сюда, к восьми ноль-ноль. Специалиста по агентурной стратегической разведке мы из него, конечно, не сделаем за десять-то дней, но зато никто нас потом не упрекнет в бездействии. Да и чем черт не шутит, дуракам всегда везет. — Генерал подлил Плещееву кофе, вытащив из портсигара беломорину, закурил. Кого именно он держал за дурака, было неясно.

Разбудил Прохорова телефон. Звонила Женя, голос ее был весел и беззаботен, словно щебет райской птахи:

— Здравствуй, милый. Чем занимаешься?

— Онанизмом. — Серега вдруг почувствовал, как екнуло сердце, истомная тяжесть спустилась в живот, и трусы сразу превратились в оковы, — черт бы побрал эту дуру Корнецкую с ее железобетонной неприступностью! Может, послать ее на хрен, баб, что ли, мало? Вон Любка Зверева, к примеру, чем не подруга жизни? И накормит, и выпить даст, и отсосет, и раком встанет. Опять-таки, умница и красавица, в банке работает, крыса.

— Знаем, знаем, премиленькая штучка. — Женя заливисто рассмеялась, в трубке было слышно, как рядом кто-то поет под гитару. — Кончишь — приезжай на шашлыки. Вика устраивает отвальную.

Господи, опять эта истеричная проститутка с высшим филологическим образованием! Изящные манеры, беседы о прекрасном, сложные психологические состояния. А вот Любка Зверева, та без фокусов, сразу хватает за ширинку, ей не до умных разговоров, язык другим занят. Эх, жизнь — влечение полов, непознанная бездна страсти, мышиная возня вокруг постели!

— Как только, так сразу же. — Губы Прохорова сами собой расползлись в глуповатой, радостной улыбке. Бросив трубку, он щелчком разбудил Рысика и, вытащив из шкафа свежее бельишко, с песней порысил в ванную. — «Ах, какая женщина, мне б такую…»

«Какого хрена! — Заспанный кот посмотрел ему вслед с негодованием, потянулся, зевнул и свернулся клубком в ямке на подушке. — Всего-то мне надо четырнадцать часов полноценного отдыха!»

Сразу помыться Сереге не удалось. В ванной водопадом шумела вода, облаком клубился горячий пар, жутко воняло закисшими трусами, хозяйственным мылом и водочным перегаром, — Прохоров-старший затеял большую стирку.

— Сейчас я, сынок, сейчас. — Яростно полоща бельище прямо в ванной, он глянул на Тормоза снизу вверх, страдальчески скуксился. — Скучно без водки! Ох, плохо мне, плохо!

— Давай-давай, чистота залог здоровья. — Прохоров посетил гальюн и принялся делать зарядку, так, два притопа, три прихлопа. Вымыться он сумел минут через двадцать, надел цветные, под российский триколор, трусы, джинсы, свитер и кожаную, купленную по случаю куртку-бомбардирку с воротником из натурального меха опоссума. Как пить дать ворованную.

— Что, по бабам? — Экс-майор угрюмо высунулся из кухни, с видом Сократа, принимающего яд, он цедил из кружки свежезаваренный чай. — Правильно, сынок, всех их все равно, конечно, не пepee…ешь, но к этому надо стремиться.

На улице было темно и промозгло, накрапывал мелкий, противный дождь. Погода к веселью не располагала, да и вообще с самого начала все пошло наперекосяк. Усаживаясь в машину, Прохоров плотно вступил в собачью кучу, едва не растянулся и долго шаркал подошвой по траве, проклиная вслух и сучье племя, и хозяйское отродье. Однако это была преамбула. «Треха» заводиться не пожелала, и, когда Серега вышел, чтобы проверить свечи, он снова конкретно вляпался в дерьмо, но уже другой ногой. Псов в округе держали крупных и кормили как на убой.

«Может, это знак?» Тормоз сделался задумчив, пообтер штиблеты и начал ковыряться в трамблере. Увы — искры не было. Ветер бросал в лицо студеную морось, мокрое железо холодило пальцы, а где-то рядом тявкали барбосы и, нарезая в темноте круги, занимались своим гнусным делом. Да, вечер, похоже, ничего хорошего не сулил.

Злой и промокший, Прохоров поднялся домой, долго мыл «Ариэлем» руки, размышляя о смысле жизни, о превратностях судьбы, о роке, а потом плюнул на все знамения и отправился к Жене на частнике, — врешь, не возьмешь! По пути он затарился розовой «Ностальгией», купил пудовый астраханский арбуз и литровую бутыль смородинового «Абсолюта» — для нейтрализации фатума. Так и явился пред светлые очи Корнецкой — суровый, задумчивый, с батареей бутылок и огромной полосатой ягодой.

— Не прошло и полгода. — Женя взглянула на арбуз, ехидно ухмыльнулась. — Эту ночь мы запомним надолго.

Густые рыжие волосы, заколотые пышным хвостом, делали ее чем-то похожей на лисицу.

— Держи. — Прохоров отдал ей пакет с бутылками, раздевшись, потащил на кухню арбуз. — Здрасьте вам, как жизнь половая?

— Привет, привет. — Виктория, в прозрачной кофточке и белых облегающих джинсах, неумело насаживала на шампуры свинину. — Живем беспорядочно, но регулярно.

Она была уже навеселе, мясо — кстати, плохо замаринованное, это Тормоз сразу определил по цвету — держала кончиками накладных ногтей, в глазах светилось раздражение — нет, прелести кухни — это не для нее.

— Давай-ка помогу. — Серега оттеснил Вику в сторону, живо справился со свининой и властно кивнул: — Засовывай, женщина, готово.

— Это мы завсегда, было бы чего. — Она вставила шампуры в шашлычницу, включила ток и посмотрела на Прохорова с интересом, будто увидела впервые.

В кухне вскоре запахло жареным. Женя, звеня посудой, накрывала на стол. Вика рассеянно следила за процессом, Серега общался с крысой Дашей. Общий разговор как-то пока не клеился.

— Ну, похоже, готово. — Прохоров выключил щашлычницу и принялся доставать шампуры с шашлыками. — Давайте-ка, пока горячее.

Налил дамам вина, себе шведской водочки, мастерски блеснул красноречием:

— Вздрогнули!

Выпили, налегли на сочную, но пресноватую свинину, повторили, ударили по «оливье», и Прохоров, глядя на Викину грудь под прозрачной тканью, наконец начал беседу:

— Так куда это ты отваливаешь?

За подругу ответила Женя:

— Догадайся с трех раз, — туда же, куда и мы. Все дороги ведут в Норвегию. — Она сунула в рот чернильную маслину и насмешливо округлила глаза. — Через «Альтаир», конечно же, через нашу турфирму. — Женя выплюнула косточку. — Все-таки Питер маленький город.

— Да, Сереженька, начинаю трудовую жизнь, еду на буровые вышки. — Шашлыки пришлись Вике по вкусу, жевала она с энтузиазмом. — Стресс снимать у бурильщиков. Авантюра, конечно, по объявлению, товарка сблатовала. И везут как-то странно, поначалу за полярный круг, к Баренцеву морю, затем на автобусе через норвежскую границу. Времени — в обрез, отбываем послезавтра, а у меня еще рейтуз с начесом не заготовлено…

— Ты, мать, закусывай давай. — Женя от души положила ей салата, придвинула тарелку с ветчиной.

— А в Чухонке-то чего, разонравилось? — спросил Прохоров со скучающим видом. — Горячие финские парни утомили?

Водку он пил вдумчиво, не торопясь, не мешая ни с чем и как следует закусывая, но все равно в голове уже шумело. Ко всякому делу нужна привычка.

— Ну ты скажешь! Да финика в постели от жмура не отличить. Нет. — Вика залпом хватанула стакан вина, забыв про вилку, пальцами взяла остывшую свинину. — В Чухне эстонцы объявились, мать их за ногу, бизнес к рукам прибирают. И ко мне в «сутики» набиваться начали. Вот с таким поленом как-то сунулись, говорят, дружи, дефка, с намми, а не тто эттимм терефом тепя ттрахать путемм. Я дура, что ли, — она пожала плечами, — нужны мне в пи…де занозы. Головой покивала и свинтила с концами, пусть другие на сутенеров ишачат.

Съели шашлыки, прикончили салат, выпили вино. Женя извлекла из холодильника селедку «под шубой». Вика достала бутылку «Реми Мартен», открыв банку икры, начала делать бутерброды. Покончив с коньяком, дамы принялись за настойку, Прохоров же своим пристрастиям не изменял и все пользовал водочку, не торопясь, вдумчиво, большими хрустальными рюмками. Потом четвертовал арбуз и пожалел, что нет в наличии чистого спирта. Накачать астраханского красавца из шприца да и оставить на ночь, а к утру вся его мякоть превратится в ароматный, убийственной крепости ликер. Впрочем, и так неплохо. Ели арбуз чайными ложками, выскребали середину, по очереди бегали в сортир. Затем опять пили, по новой жарили шашлыки, и потихоньку набрались до поросячьего визга.

— Короче, дело к ночи. — Вика с трудом поднялась и, пошатываясь, расстегивая на ходу блузку, поплелась в комнату. Глаза у нее были остекленевшие, словно у сомнамбулы.

— Шутить изволите, время детское. — Прохоров тоже поднялся и завернул в ванную. Сунул голову под холодную воду, однако муть перед глазами стала только гуще, и ноги сами понесли его к кровати, поперек которой распростерлась Вика в шикарном кружевном белье. В низу живота у нее была наколота бабочка.

«И мы не лыком шиты». Тормоз с гордостью явил на свет Божий триколорные трусы и начал кантовать Вику в нормальную позицию:

— Ты, между прочим, здесь не одна, что за эгоизм такой!

— Сам дурак. — На мгновение приоткрыв глаза, она обиженно отвернулась, пьяно пробормотала во сне: — Fuck off, dirty bastard!

— Чего, чего? — Прохоров накрылся, вытянулся, затих.

В это время в комнату вошла Женя, одним движением сняв трусы, колготки и джинсы, она нырнула под одеяло и начала толкаться:

— Двигайся давай, разлегся.

Как ни был Серега пьян, но природа взяла свое, — отреагировал и, пустив в ход колени и бормоча непристойности, принялся гнусно домогаться. Никаких веских доводов он и слышать не хотел, наваливаясь всей тяжестью, сопел, скрежетал зубами, так что пришлось Жене пойти на компромисс — ублажать беднягу проверенным способом, ручкой.

— Ну ты и сука, Корнецкая, такое добро переводишь!

Растревоженная любовной суетой Вика, подперев голову, некоторое время следила за процессом. Ее хорошенькое сонное лицо искажала гримаса негодования. Вскоре она не выдержала, оттолкнула Женину руку и принялась трахать Прохорова со всей обстоятельностью опытной женщины. На любом родео ей несомненно достался бы главный приз.

— Тебе лишь бы потрахаться, сверхурочница. — Зевнув, Корнецкая повернулась задом и мгновенно заснула, а Вика, оглашая жилище победным кличем, кончала уже по второму кругу. Водяной матрас штормило.

Новый день встречали без радости. Женя ползала сонная, словно муха по стеклу, у Прохорова раскалывалась башка. Вику тошнило. Проблевавшись, она надолго застряла в ванной и наконец, мокрая и зеленая, стала одеваться.

— Люди, никто моих трусов не видел? На прощание она застыла в дверях, вспоминая, не забыла ли чего самого главного, и сделала всем ручкой:

— Встретимся у фьорда. — У какого именно, уточнять не стала.

— Ну и нажрался я вчера, — потирая затылок, Тормоз попробовал прикинуться шлангом, — ни хрена не помню. Вроде сны какие-то всю ночь снились…

— Снились, снились, эротические, теперь простыни от спермы не отстирать. — Женя глянула на растерянное Серегино лицо и вдруг рассмеялась. — Да не бери ты в голову. Вика чертовски чистоплотна. — Она дружески похлопала Тормоза по плечу и тут же взвыла, прижав ладони к вискам. — Блин, башка болит. Ты, изменщик, жрать будешь? Там еще салат остался, «шуба», только чур самостоятельно, меня сегодня не кантовать. Чао.

С отчаянной мукой во взоре она свернулась в клубок и натянула одеяло на голову. Прохоров вздохнул, глянул на часы и принялся одеваться, — пора было отваливать с отвальной. Праздник закончился, начинались серые будни.