Глава 2

«Кое-какое дело» моей бабушки подразумевало посещение кладбища. В руках у нее был небольшой букет – полевые цветы. Это было необычно, потому что у Лилиан флорист был на быстром наборе в буквальном смысле этого слова. К тому же она сама выращивала розы, но цветы в ее руках были словно сорваны с поля.

Да и вообще Лилиан Тафт нельзя было назвать любительницей недорогих поделок своими руками.

Пока мы спускались по гравийной дорожке с небольшого холма, бабушка, вопреки обыкновению, молчала. В стороне от других надгробий, между двумя древними дубами, стояла небольшая ограда из кованого железа. Несмотря на потрясающую проработку деталей, забор был невысоким и едва доходил мне до пояса. Участок земли внутри был примерно шесть на три метра.

– Твой дедушка сам выбрал этот участок. Этот человек всегда считал себя бессмертным, так что, полагаю, он планировал похоронить здесь меня, а не наоборот. – Моя бабушка положила руку на кованое железо и толкнула ворота внутрь.

Я, поколебавшись, последовала за ней и остановилась у надгробия внутри – небольшого бетонного креста на простом основании. Сначала я посмотрела на даты, а потом на имя.

«ЭДВАРД ОЛКОТТ ТАФТ».

– Если бы у нас был сын, – тихо сказала Лилиан, – его бы назвали Эдвардом. Имя «Олкотт» было предметом споров между мной и твоим дедушкой. Эдвард не хотел называть так сына, а мне всегда нравилось, как звучит его полное имя.

Я ожидала совсем не этого, когда бабушка утащила меня, чтобы побыть со мной наедине.

– Мы с твоим дедушкой познакомились на выходных перед Днем поминовения. Я когда-нибудь рассказывала тебе об этом? – Лилиан, как обычно, не стала дожидаться ответа. – Я пробралась на вечеринку, где девушке моего происхождения определенно было не место.

Я невольно вспомнила другую светскую вечеринку и другого человека, которому там было не место. Ника. Мы станцевали один танец – он в простой футболке, а я в бальном платье. И несмотря на все мои старания, воспоминания о том танце продолжали меня преследовать.

– Если бы меня обнаружил кто-то другой, проблем было бы не избежать, – задумчиво произнесла Лилиан, тоже поддавшись воспоминаниям, – но твой дедушка был особенным…

Услышав ностальгические нотки в бабушкином голосе, я отогнала от себя все мысли о нашем с Ником танце. Лилиан почти никогда не упоминала о тех годах. Я знала совсем крупицы, но пришла к выводу, что она росла в нищете, но была чертовски амбициозной.

– Ты скучаешь по нему, – заметила я, глядя на надгробный памятник. В горле встал ком, потому что бабушка любила дедушку. И потому что я совсем его не знала, чтобы любить и скучать по нему.

– Ты бы понравилась ему, Сойер. – Лилиан Тафт нелегко было растрогать. Ее голос никогда не дрожал. – Ох, он бы сильно рассердился, узнав, что Элли забеременела, но этот мужчина был готов на все ради своих девочек. И я не сомневаюсь, что к тебе бы он относился точно так же, будь он сейчас с нами.

Эдвард Олкотт Тафт умер, когда моей маме было двенадцать, а тете Оливии должно было исполниться восемнадцать. И я была абсолютно уверена, что будь дед еще жив в то время, когда мама стала Дебютанткой, она бы и не забеременела. То, что она заключала пакт о беременности с двумя своими подружками, уже было тревожным звоночком. А то, что она выбрала мужа собственной сестры на роль отца своего ребенка, лишь доказывало, что у нее были психологические проблемы из-за смерти ее отца.

– Ты говорила с ней? – спросила меня Лилиан. – Со своей мамой?

Я сразу же насторожилась. Если бабуля притащила меня сюда в надежде вдохновить на прощение, ее будет ждать жестокое разочарование.

– Если под «говорить» ты подразумевала «твердо игнорировать», то да, – невыразительным голосом ответила я. – А так нет.

Моя мама врала мне. Она заставила меня поверить, что моим отцом был ныне осужденный бывший сенатор Стерлинг Эймс. Я считала детей сенатора своими единокровными братом и сестрой. Они – и его жена – до сих пор так считают. Сын сенатора, Уокер, был парнем Лили, и с недавнего времени они снова стали встречаться. Я не могла рассказать ему правду, не сказав ей.

А если я расскажу Лили о том, кто мой настоящий отец, и о том, что сделали моя мать и ее любимый папочка… потеряю ее навсегда.

– Я не могла не заметить, что на протяжении последних шести недель ты ужасно тихая, милая, – Лилиан говорила мягким голосом, но я знала, что это допрос, скрытый южным радушием. – Не разговариваешь с мамой. Ни с кем вообще не разговариваешь о том, что действительно важно.

Я прочитала между строк.

– Ты завела этот разговор, потому что хочешь, чтобы я рассказала всю правду о папаше Лили и тете Оливии или чтобы я пообещала молчать об этом?

Лилиан Тафт – светская дама, филантроп, блюстительница семейного состояния и репутации – не одобрила мой выбор слов.

– Будь добра, сделай мне одолжение и воздержись от употребления этого словечка «папаша».

– Ты не ответила на мой вопрос, – сказала я.

– Не я должна на него отвечать. – Лилиан опустила взгляд на могилу своего мужа. – Мое время говорить уже прошло. Как бы я ни жалела о своем решении, я не собираюсь сейчас лишать тебя выбора. Эта твоя жизнь, Сойер. Если ты собираешься прожить ее, спрятав голову в песок, я не стану тебе препятствовать.

Моя бабушка была настоящей мастерицей выражать свое мнение, не высказывая его вслух.

За все эти годы она устала от тайн.

И я тоже от них устала.

– Мы с Лили поссорились лишь однажды. Из-за того, что имя ее папы было в списке моих потенциальных отцов, – я очень хотела, чтобы это не было так важно для меня. – Мы помирились потому, что я «выяснила», что мой отец «типа» другой человек, и сказала об этом Лили.

Лили обожала своего папу. Тетя Оливия была перфекционисткой, а дядя Джей Ди все время говорил Лили о том, что они любят ее не из-за ее совершенства.

– По-моему, ты недооцениваешь свою кузину, – тихо ответила мне Лилиан.

Я произнесла слова, о которых старалась даже не думать:

– Она не просто моя кузина.

Она моя сестра.

– Не смей обвинять себя! – приказала мне Лилиан. – Это ошибка твоей мамы, Сойер. И моя. Видит бог, я должна была вышвырнуть Джея Ди на улицу, как только заподозрила, что он осмелился… – Бабушка остановилась на полуслове, а затем наклонилась, чтобы положить букет у надгробия. Выпрямившись, она уже снова полностью владела собой. – Запомни, Сойер Энн, это ни в коем случае не твоя ошибка.

– Это не моя ошибка, – возразила я, – потому что я и есть эта ошибка.

Я ожидала, что Лилиан тут же возмутится, но она лишь подняла бровь.

– И почему ты все время ходишь такая растрепанная? – Бабушка откуда-то достала заколку и протянула ее мне. – У тебя такое хорошенькое личико, а ты бог знает почему упорно прячешь его под этой челкой!

Слово «челка» она произнесла как ругательство. Но прежде чем Лилиан успела начать сетовать на то, что ее парикмахер обкорнала мои волосы, я определила ее:

– Мне нужны были перемены.

Мне нужно было хоть что-то. Много лет я гадала, кем был мой отец. И вот теперь я жила под одной крышей с этим человеком и мы оба делали вид, что нам ничего не известно. Было бы проще, если бы я думала, что он действительно ничего не знает, но он был в курсе, что я его дочь. Так сказала мама, и в этом случае я была уверена, что это правда.

Все так запуталось. На протяжении всей моей жизни мама ни разу не дала мне повода думать о себе как об ошибке. Но почему-то сейчас, узнав, что мое зачатие было намеренным, я именно так о себе и думала.

Если бы мама не горевала из-за смерти своего отца…

Если бы она не чувствовала себя чужой в собственной семье и не стремилась так отчаянно назвать своим кого-то или что-то…

Если бы ее «подруга» Грир не увидела эту уязвимость и не убедила ее в нелепой идее стать счастливой несовершеннолетней мамочкой…

Я бы не появилась на свет.

– Сойер! – Лилиан ласково позвала меня по имени. – Челка подходит блондинкам и малышам, а ты, моя дорогая, ни то ни другое.

Если ей хотелось притворяться, что мои волосы были единственной настоящей проблемой между нами – и вообще в нашей семье, – я была не против. Пока что.

– Если ты привезла меня сюда, чтобы узнать, как у меня дела, – сказала я бабушке, – то со мной все в порядке.

Я отвела глаза и посмотрела на могилу своего дедушки.

– Я лгунья, но со мной все в порядке.

Я не могла простить свою маму за то, что она обманывала меня, но сама каждый день вставала и позволяла тете Оливии, Лили и Джону Дэвиду жить своей обычной жизнью. Правду говорят: яблоко от яблони недалеко падает.

– Твоя мама была папиной дочкой, Сойер. – Лилиан опустила взгляд на могилу. – И твоя тетя тоже. Их воспитывали так, что им никогда ни за что не приходилось бороться. Но ты? Ты очень сильно похожа на меня, а там, откуда я родом, нужно было бороться, чтобы выжить. – И вот бабушка во второй раз упомянула о своем происхождении.

– Зачем ты привезла меня сюда? – спросила я, потому что никак не могла отделаться от ощущения, что весь этот разговор, да и место, где он проходил, не были случайными.

Лилиан молчала так долго, что я уже было решила, что она не собирается мне отвечать.

– Несколько недель назад ты попросила меня узнать, что случилось с подругой твоей мамы Аной.

Я застыла.

«Ана, Элли и Грир, – подумала я, заставляя себя дышать. – Три молодые девушки, один пакт». Грир потеряла своего ребенка, а значит, ребенок Аны – если он, конечно, появился на свет – был единственным существом на этой планете, чья история происхождения была такой же запутанной, как и моя.

Ее ребенку сейчас было почти столько же лет, сколько и мне.

– Что ты выяснила? – спросила я Лилиан, во рту у меня пересохло.

– Ана была тихоней. Я плохо ее помню. Она только-только переехала в наш город. Я слышала о ее семье, но мы не были знакомы. Судя по тому, что мне стало известно, они собрались и уехали обратно примерно в то же время, когда я узнала о деликатном положении твоей мамы.

«К тому времени Ана уже тоже была беременна», – подумала я.

– Откуда они? – спросила я вслух. – Куда они вернулись?

Повисла долгая пауза, во время которой бабушка пристально изучала мое лицо.

– Почему ты хочешь найти эту женщину?

Лилиан знала, что дядя Джей Ди был моим отцом, но о пакте, похоже, не имела ни малейшего понятия. Рассказать ей об этом было непросто, но и скрывать правду смысла не было.

– Сойер?

– Ана тоже была беременна, – сказала я, делая ударение на каждом слове. – Они так сами все спланировали. Я не знаю, родился ли ее ребенок, но если…

Лилиан не подала виду, что мои слова стали для нее настоящим ударом.

– Если ее ребенок родился, то что?

Я пыталась подобрать слова, но все они казались мне банальными и неподходящими. Я не могла правильно объяснить, что хотела знать, что случилось с Аной и ее ребенком по той же самой причине, по которой я так стремилась выяснить, кто мой отец, жаждала познакомиться с семьей, которую презирала моя мама, и оставалась здесь, даже узнав правду.

Люди, у которых всегда была семья, на которую можно было положиться, и свое место в жизни, никогда не смогут понять, каким притягательным может быть тихий голос, нашептывающий тебе, что есть кто-то, похожий на тебя.

И этот кто-то не стал бы обвинять меня в моем происхождении.

– Я просто хочу знать, – глухим голосом ответила я Лилиан.

И снова повисла тишина, еще более пронзительная, чем в прошлый раз. Но вдруг бабушка сунула руку в сумку и, достав оттуда газету, сложенную на коммерческом разделе, протянула ее мне.

Я пробежала глазами по заголовкам, но так и не поняла, что искать.

– Статья о неудавшемся корпоративном поглощении, – подсказала мне Лилиан. – Обрати внимание, что одна из компаний является международной телекоммуникационной корпорацией, генеральным директором которой является человек по имени Виктор Гутьеррес. Другая компания принадлежит Дэвису Эймсу.

Дэвис был главой семьи Эймсов, дедушкой Уокера и Кэмпбелл, отцом человека, которого я когда-то считала своим отцом, – но на самом деле он являлся отцом ребенка Аны.

– Зачем ты мне это показываешь? – спросила я.

Лилиан вздохнула:

– Подруга твоей мамы Ана… Ее полное имя – Ана София Гутьеррес.

Загрузка...