Маленький грязный секрет

Глава 1

– Марьванна, это куда поставить?

Я вздрогнула, так и не привыкнув за восемь лет, что работаю учительницей, к этому анекдотическому Марьванна. Махнула рукой:

– Ой, Даш, да брось. Я сама приберусь.

– Мы поможем, нам нетрудно. И уйдем сразу, вы, наверное, устали. Столько людей пришло Игоря помянуть!

Я покосилась на дверной проем, из которого хорошо просматривалась гостиная. Конечно, многие к этому времени уже разошлись, но кое-кто из соседей и одноклассников моего покойного мужа еще остался. Одни разговаривали, сбившись в кучки, другие и впрямь помогали. Лиза Горева счищала объедки с тарелок в мусорное ведро, Алька Радова собирала стаканы и комки использованных бумажных салфеток, а Костик Измайлов, вытесненный девочками на край стола, разливал водку.

– Иван, тебе достаточно! – сквозь тихий бубнеж собравшихся прорезался недовольный голос новой пассии свекра. Я тихо вздохнула. Может, Покровский хоть ее послушается. Мои увещевания на этого мужчину совершенно не действовали. Вероятно, потому что я, понимая его желание забыться, была недостаточно твердой, в то время как Эмме твёрдости было не занимать.

Мазнув напоследок тоскливым взглядом по ее статной фигуре, я вернулась к своим делам:

– Это вот тут сложи. Загружу в посудомойку, когда домоет предыдущую партию.

А что? Кому-то в этом доме нужно было заняться домашними делами. Подруга свекра за такую неблагодарную работу браться не спешила, а его домработница некстати слегла с давлением.

– Да, конечно. – Дашка приподнялась на носочки, сгружая стопку тарелок на барную стойку. – Может, еще что-то нужно сделать?

– Нет, Даш. Идите. Я и правда устала. Тоже к себе пойду.

Поминки мы справляли в большом доме, а я жила в примыкающем к нему гостевом флигеле, куда муж привел меня после свадьбы. Мы поженились с Игорем сразу после того, как он окончил институт. Денег на достойное по его меркам жилье у нас не было, так что пришлось соглашаться на флигель, как компромиссный вариант – жить в одном доме с Покровским-старшим мне показалось неправильным, и как бы Игорь не настаивал на своем, в итоге вышло по-моему.

Пока народ расходился, я прибиралась и забивала холодильник контейнерами с оставшейся после поминок едой. Помочь по хозяйству мне труда не составило. Гораздо сложней было притворяться убитой горем вдовой. Нет, конечно, смерть Игоря и для меня стала трагедией, но глупо отрицать тот факт, что если бы я по-настоящему любила мужа, его уход, даже год спустя, переживался бы гораздо сложней. Может, я бы даже начала пить, как свекор, а потом, как наш трудовик, дышала бы на детей перегаром...

Представив это, я истерично хмыкнула. Тут же зажмурилась, застыдившись своей истерики. Окинула кухню придирчивым взглядом и, не найдя больше причин оставаться, вышла через французское окно на веранду, а там уж до моего флигеля было рукой подать – по тропинке, через самый настоящий сосновый бор. Небольшой, но все же! До столицы каких-то семьдесят километров, а у нас вон какая красота. Жаль съезжать. Но съезжать, как ни крути, надо. Пусть мы и живем каждый на своей территории, в деревне уже начались пересуды. Придумывали про нас со свекром… всякое. Вот и какой толк, что он баб как трусы меняет, если люди, один хрен, про нас языками чешут? А я учительница – такие сплетни мне ни к чему. К тому же я их до конца жизни наелась, еще когда ко мне Игорь стал клеиться.

Зайдя в свой домик, первым делом скинула надоевшие туфли и с удовольствием пошевелила пальцами на ногах. Прошла на кухоньку. На поминках мне на нервной почве кусок не лез в горло, да и теперь не хотелось есть, а вот чая, да, я бы выпила. Прямо в чашке заварила сбор, которым меня угостила местная травница. Обняла ладонями теплые керамические бока и с тоской уставилась на догорающее за рекой солнце. Вроде тепло еще было, всего-то пятнадцатое сентября, но в воздухе, будто напоминая, что мне не мешало бы поторопиться с переездом, густело предчувствие надвигающихся холодов. И так целый год прожила тут на птичьих правах, считай. Потому как… ну кто я Ивану Сергеевичу? Жена покойного сына? И все. Даже не мать его внуков. Не успели мы с Игорем, хотя как раз из-за желания иметь детей я и согласилась выйти замуж за этого мальчика.

Ох, как он меня добивался! Просто измором брал. Обещал всякое… То, о чем мечтает каждая сиротка – свой дом, любящую семью, достаток! И как он в свои юные годы понимал, на какие кнопки надо надавливать – не знаю. А началось все, когда сразу после института мне дали классное руководство в единственном на всю школу выпускном классе. Вот так «повезло»! И это я еще не знала, почему мне, совсем зеленой, так легко старшеклассников отдали. Да просто никто другой их не хотел брать: шебутные, наглые, шумные, самоуверенные донельзя, мнящие себя взрослыми, а на деле просто большие дети.

Думала, тот год никогда не закончится. Игорь мне с первого дня жизни не давал, подкатывал дерзко, свято уверенный в своей мужской привлекательности. Хотя – ну какой мужской, господи… Пацаном он был. Всерьез я его не воспринимала. И когда он демонстративно ушел с выпускного с какой-то девочкой, только вздохнула с облегчением, решив, что, наконец, от него избавилась. Но Игорь, как оказалось, сдаваться не собирался. И пять лет потом нет-нет да и вспоминал обо мне. Как будто бы уже особенно ни на что не надеясь, но и не сдаваясь. Пер четко по накатанной.

И наверное, даже закономерно, что однажды он подвернулся мне под горячую руку. Настроение было дерьмовое, тоска сжирала, ничего не клеилось, знакомые подружки постепенно выходили замуж, рожали детей, а я все одна, да одна. А единственный мужчина, который нравился, на меня не смотрел… И неудивительно. На что смотреть-то? Ни сиськи, ни письки, и жопа с кулачок. Так еще бабушка про меня говорила, посмеиваясь. Нет, были бы деньги лишние, с этим, наверное, можно было что-то сделать. Красивым нарядом, модным окрашиванием и макияжем. Но откуда деньги у молодой учительницы? Мне даже просто чтоб не помереть с голоду, нужно было еще и репетиторством подрабатывать. Старый газовый котел в бабулином покосившемся домике сжирал в холода едва ли не ползарплаты. А еще ведь за электричество нужно было платить и интернет, без которого я в своей работе обойтись не могла никак.

В один из таких дней Игорь и подвернулся. Просто встретились посреди улицы, он поздоровался и пошел за мной. Страшно отчего-то стало. Может, от взгляда его невменяемого. Я забежала в дом, хотела захлопнуть дверь у него перед носом, да только Игорь оказался сильней. Зашел вслед за мной, прижал к промерзшей стенке в сенях.

– Ну что опять? Долго ты еще от меня будешь бегать? Что не так, а? – встряхнул, аж зубы клацнули. Сейчас я думаю, что никакой великой любви там не было, просто, разбалованный отцом, он привык получать все, что хочется, а я не давалась. – Я же все для тебя. Хочешь? Что там? Цветы? Шампанское? Ты о чем мечтаешь, а, Марь Ванна?

Смешно, но и сам Игорь, и его друзья-одноклассники звали меня по имени-отчеству.

– Отпусти, Игорь! Поставь меня…

К двадцати трем Игорь возмужал, так что я болталась в его руках, не касаясь ногами пола.

– У тебя же даже никого нет! Ну ладно, был бы. Я бы понял – любовь – то, се… Слушай, а может, ты вообще лесбиянка?

От возмущения я сделала то, что ни одна учительница, даже бывшая, не должна делать – отвесила этому оборзевшему олуху звонкую оплеуху. А он в ответ… нет, не ударил, но так рванул мой старенький пуховичок, что тот затрещал по швам, и на губы набросился, там, у стенки. Как-то извернулся. Содрал курточку, свитер. Хотя я отбивалась, кричала, глупая:

– Ты что творишь? Ты хоть понимаешь, что ты творишь?!

Он оторвался от моей шеи, где уже наверняка наделал кучу засосов, и, уставившись на меня мутными от похоти глазами, заметил хрипло:

– А ты соглашайся, Марь Ванна. И все хорошо будет. Соглашайся, а?

И я согласилась. Потому что, господи, мне было двадцать восемь! А я все еще оставалась девственницей – кому скажи. Видно, от жуткого волнения у меня поднялась температура. Но это я поняла лишь потом… И даже порадовалась, что в общем-то не запомнила толком свой первый раз. Все как не со мной произошло. Игорь оттеснил меня к старенькому дивану, по дороге раздел. Руки у него тряслись от эмоций, и почему-то это меня до предела тронуло. Так тронуло, что я окончательно махнула рукой на происходящее, дескать, пусть. Игорь сразу же улегся между моих тощих бедер и без всяких церемоний в виде предварительных ласк, без подготовки, по сухому почти толкнулся. Почему-то я думала, что лишение девственности в моем возрасте не может причинить сильной боли. Но больно было очень!

– Ты чего, Марь Ванна? – недоверчиво спросил Игорь. – Я первый у тебя, что ли?

Отвечать было стыдно. И снова мелькнула мысль – зря я это все. Стыдоба! Кажется, я даже взбрыкнуть попыталась. А Игорь… Черт его знает, то ли правда не понял, то ли все равно ему было на мои возражения.

– Ничего-ничего, сейчас будет легче.

Меткий плевок между ног, влага, от которой легче не стало... Помню ползущий по ногам холод, жалобное поскрипывание дивана, стоны Игоря, свою боль. А потом на животе горячее. И как он сыто хохотнул мне в ухо: – Теперь я, как честный человек, обязан жениться.

– Я детей хочу, а ты еще сам ребенок.

– А если скажу, что будут дети? Пойдешь за меня? – сощурился и деловито встал, поправляя одежду, которую даже не попытался снять. Я же молчала, тупо разглядывая мутную лужицу на животе. А со стены на меня осуждающе косились старинные, кажется, еще прабабкины образа…

– Зачем тебе это?

– Люблю тебя, – буркнул Игорь, набычившись. – Так что? Только представь, как со мной заживешь, я ж парень небедный, ты в курсе. Ну? Пойдешь за меня? Все равно ведь не отстану!

И я представила жизнь сытую, красивую: дом, семью. И, в общем, все, что нас бы ждало потом, не убейся Игорек на своем мотоцикле…

– Пойду.

Он так обрадовался, что тут же принялся скреплять наш союз очередным раундом секса. Потом была спешная свадьба, на которой все на мой живот пялились, прикидывая срок. И были шепотки – болтали всякое. Что мы с Игорьком еще со школы путаемся. Что я его совратила, да… Но в открытую, конечно, никто и слова мне не сказал. Боялись Покровского.

Понимала ли я, что мои мотивы и та легкость, с которой я согласилась на все, были нездоровы? О, да! Я шла на это вполне осознанно. Смирившись с тем, что такова моя плата за привилегию быть как все. Подумаешь. Невелико дело.

Пока я копалась в прошлом, чашка в руках остыла, и ночь прильнула к окну. Вылив в раковину остатки чая, я вышла на улицу за дровами. Хотелось тепла. Если не человеческого, то хотя бы тепла камина. Год одна… Когда уже узнала, как это – быть с мужчиной. Пусть даже без особого фейерверка, но все равно. Оно ведь проснулось и теперь регулярно напоминало о себе странным томлением. Чаще, конечно, ночью, но бывало, заставало совершенно врасплох и днем. Эх, Игорь! Столько мне всего наобещал и ушел.

Сделав глубокий вдох, я потянулась к сложенным под стеночкой дровам. Неожиданно со стороны дома послышались крики. Я все бросила, чуть не отбив ногу в веселеньком летнем сланце, и побежала. Успела поймать мигнувшие в распахнутой пасти ворот огни фар. Остановилась, прижав ладонь к колотящемуся сердцу.

– Напугали тебя, девочка? Да ты не волнуйся, что ты… Иди…

Я обернулась. Покровский стоял, подперев спиной стену, и держался за сердце.

– Вам плохо? – поспешила к нему, потому что куда я уйду, раз уж кроме меня желающих ему помочь нет. – Сердце? Вызвать скорую?

– Думаешь, у меня инфаркт?

– Откуда мне знать? – возмутилась я, подныривая под его руку.

– Перестань. Мне, по-твоему, что, сто лет?

– Не сто! Но год был нервным, вы переживаете, еще и… пьете! – не смогла удержаться от упрека, окидывая взглядом бардак на столе. Сколько я отсутствовала? Сколько он выпил? Понятия не имею. Спросить Эмму? Так она улетела, будто в нее бес вселился. Интересно, из-за чего они поругались? Наверное, как раз таки из-за пьянок. Она же не знает, что он и не алкоголик вовсе. А вот себе цену… да. Ей такое терпеть зачем? Ну не ради же агрофермы, ей богу. Такие, как Эмма, себе и побогаче найдут. Неотягощенных каким-то серьезным анамнезом в виде крепкой мужской депрессии и регулярных срывов.

– Ладно, не ворчи, – огрызнулся Иван Сергеевич.

– Я не ворчу.

– А что делаешь?

– Помогаю. Вы постойте секунду. Я сейчас, мигом, только покрывало с кровати уберу… – Покровский упал как подкошенный на неразобранную постель и, фыркнув, как огромный морж, засопел. – Ну… можно и так. Наверное… - буркнула я, с сомнением окинув взглядом кровать.