Но кто ж меня послушал. Он, один черт, приперся! И плевать ему было на то, что я даже к ужину не вышла, сославшись на головную боль. Обманывать Тамару Сергеевну не хотелось, старуха сразу всполошилась, перерыла всю аптечку в поисках какой-то пилюли, но я не могла и дальше принимать участие в этом спектакле. Как и не могла его видеть.
Ручка в двери провернулась. Безрезультатно, впрочем. Я же на замок закрылась, желая тем самым продемонстрировать свекру всю серьезность моих намерений. Повисшая затем тишина оглушила. И только сердца нестройный ритм отбивал в ушах уходящие в бесконечность секунды. Неужели ушел? Ведь ушел же?
Давя желание броситься за ним следом, вцепилась в изголовье кровати. Дышала уже кое-как. Через раз. То слишком поверхностно, так что воздуха не хватало, то настолько глубоко, что в груди болело. Да что там… Боль растекалась по телу, прорастала то тут, то там метастазами. И было это абсолютно невыносимо.
А потом он все же додумался провернуть заглушку с той стороны. И хлипкая защита пала. Слух встревожили тяжелые шаги.
– Уходите!
Матрас спружинил под весом мужчины, и я, как нарочно, скатилась прямо ему под бок. Щеки коснулись теплые пальцы.
– Маш.
– Уходите, Иван Сергеевич. Я все сказала.
– Да-да. Ты сказала. А я тут подумал, к черту все это, да? Хочешь, завтра весь день проваляемся в кровати?
– Совсем допились, что ли? – всхлипнула я, зарываясь лицом в подушку.
– Нет. Нет, Маш. Я трезвый. Хочешь, дыхну? – шептал Покровский и поцелуями горячими, жадными, быстрыми целовал мои плечи.
– Не хочу. – Всхлипнула. Боялась повернуться. Боялась заглянуть ему в глаза и ничего кроме вины не увидеть. Но еще больше я боялась поверить, что он не шутит.
Пока мои мысли бились в истерике, Покровский прошелся ладонями по бокам. Сжал в ладонях попку и скользнул ниже, к нежным припухшим складкам. Давая ему больше свободы, выгнула спину.
– Вот так правильно, Машунь. Это ты хорошо придумала.
Покровский извернулся, сместился вниз, и я почувствовала его губы на ягодицах, между, внизу на губах... Ляжки позорно дрожали. Я по-бабьи охала, бесстыже толкаясь бедрами ему навстречу, а потом будто в голове прояснилось! Ну, вот что мы опять делали?
– Стой! Подожди. Секундочку…
Я вывернулась. Набрав полные легкие воздуха, дала себе… нам еще секундочку и включила ночник. Комнату залил неяркий, но все-таки свет. Зрачки Покровского отреагировали, сузившись в точки. Они поглощали всю меня, все мое внимание, как две маленькие черные дыры. Я ничего другого не видела. Только его. Отчетливо. Как он вытер тыльной стороной ладони со щек мой сок, как медленно облизнулся, не сводя с меня поплывшего, но, тем не мнее, настороженного взгляда.
– Это зачем?
– Хочу убедиться, что ты отдаешь себе отчет, кого трахаешь.
– Я не забываю об этом ни на секунду.
– Тогда что тебе мешает делать это при свете? Я некрасивая? Что тебе не нравится во мне? Маленькая грудь? А может, лицо мое? Или ноги? Они, кажется, немного кривоваты, – затараторила я.
– Ты мне вся нравишься, – как-то обреченно прошептал Иван. Сжал пальцы вокруг моей щиколотки. Погладил косточку. Поцеловал. Проложил дорожку из поцелуев вверх к коленке.
Мне так легко было ему поверить! Потому что нельзя врать и одновременно с тем смотреть так, будто вывернув наизнанку душу. Почувствовав, как от таранящих меня чувств опять в глазах рассол собирается, запрокинула лицо к потолку. И жалобно прошептала:
– Тогда, может, не будем свет выключать? Пожалуйста… Я не могу так больше.
– Конечно, не будем. Конечно. Как скажешь.
И он, клянусь, во все глаза на меня пялился. Даже когда вылизывал меня там – ни на миг, кажется, не зажмурился. Если только от удовольствия. А потом, когда я на его языке кончила, ласкал мою грудь. То едва касаясь вершинок пальцами, то больно их оттягивая и сжимая, и опять же, во все глаза смотрел. И как входил в меня следом, закинув на плечо ногу. И потом, когда по коже себя размазывал… Все повторял:
– Идеально, Маш, – и дышал мне шумно в ухо, и, совсем уж себя не сдерживая, стонал.
А потом я у него на груди лежала. Водила пальцами по подтянутому животу, улыбаясь, как безумная. И все не верилось. Что обещанное утро придет. И что мы правда, не вставая с кровати, будем с ним весь день предаваться безделью.
– О чем думаешь? – макушки коснулись губы.
– О том, что нам надо помыться. Хочешь, можем даже вместе принять душ?
Мы этого никогда не делали. Потому что когда все заканчивалось, он практически сразу же уходил. Но теперь ведь… мы вместе?
– Очень хочу. Дай только отдышусь. Старый я для таких марафонов.
– Ты охуенный.
– Воу! Не ожидал я от тебя такого, Мария, – покосился на меня Покровский.
– Почему?
– Ты ж училка, – он откинулся на подушки и беззаботно улыбнулся, закинув за голову руки. Смотрелся Иван в такой позе просто отпадно. А эта улыбка… Господи, мы же в первый раз говорили с ним без надрыва. Я чувствовала себя легкой-легкой. И в животе щекотку…
– Мы не в школе, а ты не мой ученик. У меня нет проблем с тем, чтобы называть вещи своими именами, – я села, чтобы попить. Сосок аж горел – так он пялился на мои сиськи. Точно как мальчишка, увидевший их впервые. Заткнув свои комплексы куда подальше, я, как была голой, встала. Налила из графина воды и махом стакан осушила. Все это время ощущая, как он пялится. Голодно облизывая каждый миллиметр моего тела.
– Хочешь? – повернулась к нему лицом. Иван зачарованно кивнул. Я опять отвернулась к столику, налила воды и ему. Поднесла, словно наложница. Опустилась резко на постель – грудь подпрыгнула. Покровский попил, не сводя с меня глаз. Ну и я тоже решила, что могу на него пялиться сколько влезет. Тем более было на что. Кроме прочего, у него опять наметился крепкий стояк.
– А теперь в душ! – оживленно предложила я, заглушая волнение суетой.
– Ну давай.
Я спиной ощущала, что он не отстает от меня ни на шаг. Не оборачиваясь, зашла в просторную кабинку. Настроила воду. И неизвестно сколько бы еще провозилась, если бы Иван не толкнул меня к забрызганной стене, распластав ладони по обе стороны от головы.
Легкие наполнились густым кисельным паром. Ягодиц коснулись руки… Я послушно прогнулась, ощущая, как между половинками капает что-то вязкое. Стало тревожно. Мы немного заходили на эту территорию и раньше, но…
– Расслабься. Ты уже готова.
– Нет, Вань, нет, слушай…
– Просто мне верь.
А что мне оставалось? Я коснулась лбом собственного предплечья и попыталась максимально расслабиться.
– Сначала будет тяжеловато. Это ничего. Ты у меня чувственная девочка, справишься.
И я справилась. А под конец даже умудрилась найти в происходящем свой кайф. Хотя и больно было, и неловко. И никогда еще, пожалуй, я не чувствовала себя настолько перед ним беззащитной. Вообще без кожи.
– Девочка любимая моя… Я бы тебя на руках носил… Я бы… Маш, я бы все для тебя, понимаешь? – сипел он, отстрелявшись. И по бокам моим водил дрожащими пальцами, и лицо, как слепец, ощупывал.
– Ну, так дерзай, Вань… – счастливо улыбнулась я. Поясницу немного ломило, зад пекло. Но я бы и не на такое согласилась, чтобы это услышать. – Я тоже люблю тебя. Все же только поэтому, понимаешь?
Не знаю, понял ли он, что я имею в виду. Меня, кажется, еще в ванной вырубило. Как попала в спальню, даже не поняла. Может, он принес. А может, на своих двоих как-то дочапала. Как бы там ни было, утром я впервые в жизни проснулась от поцелуя. Сначала, думая, что это сон, я лишь сильней зажмурилась, потом, напротив, широко распахнула глаза. И им не поверила…
– Ванечка…
– Доброе утро.
– Холодный… Ты, что ли, с улицы?
– Сгонял тут кое-куда. Вот…
Протянул букет желтых хризантем. Горечь этих цветов моментально пропитала спальню, перебивая даже стойкий аромат секса. И вроде случилось все, о чем я и мечтать не могла, но что-то мешало радоваться. Желтые цветы… К расставанию.
– Красиво. Спасибо, – шепнула я.
– Тут еще кофе. И круассаны. Чтобы…
– Не вылазить из постели? – усмехнулась я. – Так ты не шутил?
– Вообще ни капли.
Пиратски улыбаясь, Покровский стащил через голову свитер и скользнул ко мне. Я захохотала:
– Ну правда, холодный, как лягушка!
– Ты погрей, – со спины обхватил грудь руками. Голос мгновенно осип. Я поежилась.
– Вань… А как же… Сергеевна?! – всполошилась я, вспомнив о домработнице, которая наверняка пришла еще пару часов назад.
– Я ей еще вчера дал выходной, – шепнул, куснув меня за загривок. И соски потер. Правда, почти тут же опомнился: – Блин, наверное, все же лучше сначала позавтракать. А то все остынет. И круассаны в черте что превратятся.
– Да-да, – торопливо согласилась я. – Я-то подожду, а вот круассаны…
Покровский изогнул бровь. Подтянулся ближе к изголовью, забравшись на кровать с ногами, и, зажав мою шею в изгибе локтя, потянул, заставляя и меня сменить позу. Так и завтракали. Лежали, пили кофе вприкуску с круассаном и болтали о чем-то. Свет потихоньку становился ярче. А потом припустил снег. Первый в этом году. Лохматы-ы-ый. Я подошла к окну посмотреть. Иван ко мне присоединился позднее. И снова взял меня, распластав по стеклу, и закончив – на боку в постели.
– Ты как?
– Изумительно, – пробормотала я, едва ворочая языком.
– А по-моему, ты засыпаешь.
– Имей совесть. Я из-за тебя две недели не высыпалась…
Жаль я не догадалась обернуться, чтобы посмотреть на его реакцию, удовлетворившись его тихим «прости»... Жаль потратила на сон последние часы заблуждения. Проснулась после обеда. Повернулась на бок и натолкнулась на его внимательный взгляд.
– Давно ты за мной наблюдаешь?
– Не помню. Время течет так быстро…
Я потянулась, он поцеловал. Подмял под себя, набросился с голодом.
– Боже, точно прошло два часа? Такое ощущение, что ты год меня не трахал.
– Что поделать? Люблю тебя трахать.
– Я знаю. Люблю, когда ты меня трахаешь.
Наши глаза встретились. Иван криво улыбнулся. Медленно моргнул и, поставив на четвереньки, задал сходу просто бешеный темп. У меня только искры из глаз не сыпались. Кровать жалобно скрипела… После мы долго приходили в себя. Ужинали, и даже танцевали под какую-то слезливую песню, звучавшую на музыкальном канале.
Нет, я ощущала некий надрыв. Странную трагичность в абсолютном счастье. Но я и в страшном сне не могла бы представить, чем это закончится.
– Оденешься? Хочу тебе кое-что показать.
– Далеко пойдем?
– Поедем.
– Поедем?! Ну… Ладно. Только в кухне немного приберусь. На сегодня же ты Сергеевну не отпускал?
Дело было на следующий день.
– Отпускал. Бросай ты эти тарелки.
К моему большому удивлению, Иван направил машину на главную трассу.
– Мы в город? – забеспокоилась я.
– Угу.
– Ну, Вань! Хоть бы сказал. Я бы приоделась. Ты что задумал? Мы куда? В кино? Лучше туда, потому что в ресторан я в спортивках ни за что не заявлюсь.
Не знаю, почему мне лезли в голову подобные глупости. По ресторанам мы с ним раньше никогда не ездили. Впрочем, как и в кино. Хотя, раз уж мы стали встречаться…
– Как тебе? По-моему, симпатично.
Я прижалась носом к окну, разглядывая территорию в закрытом жилищном комплексе. С беговыми дорожками, парком и собственной набережной.
– Да. Очень даже. А что мы здесь делаем?
– Сейчас узнаешь.
Мне никак не удавалось его прочитать. И это беспокоило.
Покровский осторожно припарковался, помог мне выйти и, оглядевшись в поисках указателей подземного паркинга, решительно двинулся к лифтам. К моменту, когда мы поднялись на нужный этаж, я вся извелась.
– Вот. Посмотри. Что скажешь?
Я удивленно огляделась. Последовав примеру Ивана, стащила сапоги. Прошла в первую попавшуюся дверь – это была совмещённая с туалетом ванная, заглянула в кухню-гостиную и залипла на виде, открывающемся из окна. Излучина реки, вдали небоскребы центра…
– Нравится?
– Очень.
– Тогда держи. Это твоя квартира.
Пульс подскочил. Я машинально забрала из его руки ключи. Но не потому, что безоговорочно приняла подарок. А потому что в противном случае связка бы просто упала на пол.
– Я так быстро примелькалась на твоей территории? – заставила себя улыбнуться, а ведь губы уже дрожали, как у обиженного ребенка.
– Нет. Но ты сказала выбирать. Я не мог сделать выбор, зная, что тебе некуда пойти. Теперь этот вопрос решен.
Невероятно. Это был конец. Как я не упала, как не разбилась в ту же секунду у него на глазах? От осознания, что он не квартиру мне дарил. Он бросал меня…
Он тупо меня бросал. После всего.