Маленький грязный секрет

Глава 8

– Ну и пусть! Пусть идет! – подзуживала меня Сергеевна, тяжело поднимаясь по ступенькам в дом. – Посмотрим, как она одна справится! Когда прибежит в ножки кланяться, примите назад, Иван Сергеич!

Я остановился. Тело качнуло. Ч-черт. Опять набрался. А все почему? Да потому что без анестезии мне жизнь становилась невмоготу. Только наставления домработницы немного держали, не давая упасть на дно. Хотя, казалось бы, я и так опустился дальше некуда. Так что даже если Машка вернется…

Так. Стоп. А чего ей возвращаться? Все у нее хорошо. Дай бог, чтоб так и дальше было. Бедная девочка от жизни ничего хорошего не видела. И от меня, кстати, тоже. Может, хоть сейчас заживет. И тогда вина жрать перестанет. А то ведь смотреть на нее не могу. И не смотреть не могу тоже. С тех самых пор, как я впервые увидел Машку по-настоящему. Когда это было? Кажется, пару лет назад. Да-да, виноват. Виноват перед Игорьком я чудовищно… Это ж надо было – на невестку при живом сыне запал.

Проигнорировав очередной поток излияний Сергеевны, опустился в кресло. Коньяк на столе манил, красиво переливаясь в свете напольных ламп. Обещал быстрое облегчение. Я залип на хрустальных отблесках, что искрились в стакане. На миг выпадая из реальности.

– …не надо, Ванечка! Ну что ты опять за свое?! Не губи себя ты этой дрянью… – причитала Сергеевна, убирая со стола бутылку. – Что Савельевна бы сказала, если б тебя увидела? Что б сказала твоя мать, а?

Ну-у-у… Мамка была бы в шоке. Да я и сам в ахуе. Не узнаю совсем. Жизнь под откос покатилась, а я вместо того, чтобы дернуть стоп-кран, как будто подгонял неизбежное. И уже даже не стыдно было. Ни перед Сергеевной, ни перед работягами, что на меня спины гнули. А вот смешно – да, пожалуй. Особенно потому, что закон, гласящий, что среди недели мы не бухаем, установил я сам. И ведь приучил мало-помалу спивающихся мужиков к трезвой жизни. Было время, когда, завидев меня, их бабы за это в ноги мне кланялись. Свято веря, что я их мужей спас. А теперь как? Теперь, вот, сам дыру в душе заливал горькой. И даже руки чесались – так хотелось отобрать у Сергеевны бутыль, а еще лучше – уволить ее, к хренам, потому что какого хера она от меня что-то прячет в моем же доме?

Поднялся, сжав кулаки.

– Вань. Ванечка… Ну зачем ты? Молодой же еще совсем! Да, тяжело, с сынком такая беда... Но твоя-то жизнь не кончилась. Живи, мой хороший. Найди себе женщину. Деток нарожай, ну что ты… – обливаясь слезами, Сергеевна бросилась мне на грудь. И только потому, что ее слезы, пропитав рубашку, нашли ход к сердцу, я не наделал какой-то херни, о которой бы наутро жалел.

– Вот куда она уехала, а, Сергеевна? Далеко? – заметался я.

– А ты, никак, переживаешь, а, Ванечка? Нравится тебе Машенька?

– Пургу не неси. Она просто не чужая.

Вспомнил, как однажды назвал ее дочкой, и от отвращения передернуло. Кого я пытался заставить в это поверить? Ее? Себя?

– Конечно-конечно, – покивала старуха. – Но ты знай, Ванечка. Ежели чего – в жизни всякое бывает. Нет в этом ничего плохого.

Побоявшись уточнить, куда Сергеевна клонит, сбежал из дома. Раз не пить, то хоть подышать уже совсем по-зимнему морозным воздухом. Глядишь, остудит. Голову. Прежде всего – голову.

Дошел до бани. Остановился, привалившись горячим лбом к прохладному брусу.

О том, что Игорь мой преследует свою училку, я, как это в таких случаях водится, узнал последним. Ну, во-первых, тогда очередная уборочная была в разгаре – как-то не до этого. А во-вторых, даже когда до меня дошли сплетни – пропустил их мимо ушей. Игореву новую классную я на собрании видел. И поверить в то, что что мой сын повелся на эту серую мышь, не мог. Ну, ведь правда – там ни рожи, ни кожи, а Игорек лет с тринадцать на красивых девок был падок.

Словом, значения разговорам я не придал. Быстро пролетев, последний учебный год закончился выпускным. Игорек поступил и на время перебрался в столицу, наверняка и думать позабыв о своей физичке.

Каково же было мое удивление, когда он спустя пять лет заявил, что женится. Да на ком…

– Залетел, что ли? – изумился я, разглядывая взбудораженного отпрыска.

– Бать, ну ты че? Нет, конечно.

– И то хорошо. А то гадай – твой, или нагуляла.

– Эй! Я вообще-то у Марьванны первый. – Игорь самодовольно усмехнулся.

Я, конечно, удивился. Но зацикливаться не стал. Как и отговаривать. Свадьбу сыграли через месяц. А еще через пару я Игоря и застукал с той малолеткой. Убитый он был в хлам. На мой оклик даже не среагировал. Пришлось сынка за ухо с той девки стаскивать.

– Ты чего это, сучоныш, делаешь? Тебя жена ищет, извелась вся, а он…

– Эй! Бать… Да ты чо?!

Этими «ты чо» наш разговор тогда и ограничился. Лыка-то он не вязал. А мне какой разговор с пьяным?

– Машке скажешь, что с друзьями был. Я нашел. Понял? – встряхнул его, как щенка. – Ты понял?

– Да понял, блин! Ты чо такой нервный?

Когда приехали домой, Маша уже накрутила себя порядком. Выскочила к воротам, едва свет фар стал добивать до окон. Кинулась к нам. Игорь споткнулся и, нелепо крякнув, рухнул прямо жене под ноги. Маша опустилась на колени рядом, полы теплого халата, в который она куталась, разошлись, открывая мне вид на крохотную грудь с тугим розовым соском. Я тактично отвернулся, но… Как будто бы поздно. Яд проник в мою кровь и начал распространяться. Просто тогда я еще мог делать вид, что не отравлен им весь.

– Игорь, Игорь! Ты меня слышишь? Иван Сергеевич, да что с ним?!

Я буквально заставил себя обернуться. Волосы, обычно уложенные в аккуратную шапочку каре, растрепались, губы от слез распухли, от чего ее и без того немаленький рот стал нелепо большим. Вот на этих искусанных ярких губах я и залип. Во второй раз за пять минут поддавшись абсолютно непотребной необходимости на нее пялиться.

– С друзьями перебрал.

– Так он просто пьяный? Никогда его в таком состоянии не видела.

Я тоже. И это беспокоило. Не в первый раз мы поднимали вопрос его пьянок, но толку от этого не было. Я пытался донести до сына, что раз уж он обзавелся семьей, надо и вести себя соответствующе. То есть как взрослый, а не пацан прыщавый. Вот только шкет явно не догонял, какого черта я до него докапываюсь. И в тот день превзошел сам себя.

Завозился в траве, Машка нырнула ему под руку, будто действительно думала, что сможет его дотащить. А на деле – какой там. Метр с кепкой ведь. И дай бог, сорок килограммов. Глянуть не на что, да. А я, сука, чуть все глаза не проглядел.

– Дай я, Маш. Иди лучше дверь открой нам.

– Конечно. Спасибо вам, Иван Сергеевич. Не знаю, что бы без вас делала, – хлопнула Маша глазами, которые у нее были необычной формы – уголки опускались вниз, точно как у собак породы Ньюфаундленд. И может, от этого ее взгляд казался по-детски чистым. Преданным он казался, неискушенным. А я… Да мудак я. Тут вообще без сомнений.

– Завтра я с ним поговорю. Такого больше не повторится. Надеюсь, – пообещал, стаскивая с малого кроссовки.

– Было бы хорошо. Я так волновалась.

– Ага. Ну давай, Маш. Если что – звони.

Она покивала. А на следующий день я и впрямь имел с Игорем разговор. Не с утра, как хотелось, с утра Игорь спал, но ближе к обеду таки припер наследника к стенке. Высказал все что думаю. И про гулянки его, и про шмар, и про работу, на которую он регулярно забивал. Даже пригрозил увольнением. Пропащим Игорь не был. Поэтому мои нравоучения выслушал внимательно, стыдливо понурив голову. Пообещал соблюдать трудовой график. И меньше пить. А по поводу жены только возмущенно на меня глянул.

– Машка хорошая, бать. Но она никакая. Ну, ты понял, да? Мне погорячей хочется… Ну и… Вот.

Разговор свернул на темы, которые я как-то не готов был обсуждать.

– Сам же говоришь, что был у девки первым, – проворчал я. – Значит, подхода к ней не нашел. Ищи.

– Ну да… – промямлил Игорь. На этом как-то наш разговор и стух. Но в памяти остался. Как проклятье. Я теперь при каждой нашей встрече с Машей пристально в нее вглядывался. И чем больше на нее смотрел, тем отчетливей понимал, что она какая угодно, но не никакая. Чем это в итоге закончилось? Правильно. Я стал ее избегать. Потому что мои на нее реакции были люто неправильными.

Где-то над головой оглушительно громко каркнул ворон. Я запрокинул лицо к темному небу. Растер с силой, надеясь, что память не потащит меня дальше, но было поздно. Эта сука будто надо мной издевалась. Перед глазами замелькали картинки ночи после поминок. И следом – наш единственный раз. Не знаю, что на меня нашло. Я просто как будто враз утратил способность сопротивляться. Боль и вина были такими острыми, что мне жизненно важно было забыться. В ней.

А она? Какие у нее оправдания? Неужто так истосковалась, что было все равно, под кого ложиться?

В итоге ноги привели к Машиному флигелю. Ступил на коврик перед входной дверью. Тот немного топорщится. Пнул ногой и обнаружил ключ. Вот как… Даже в руки мне отдать не захотела. Стыдно, да? Или… Я ей до того отвратителен? Судя по тому, что Машка ничего не взяла и отказалась от всякой помощи – второе. Видно, перекрестилась девочка, когда уехала. Выругавшись, переступил порог.

В доме еще пахло ею. Я прошел вглубь. Остановился у круглого обеденного стола, на котором ее охаживал. Женись, говорит батюшка. Да знал бы он, что я вытворял. Машка нежная. Трепетная. А я, придурок, ее как последнюю блядь пользовал. А она, может, и не хотела… Эта мысль лягнула под дых так, что пришлось быстро искать, куда бы присесть, чтоб не упасть, к чертям.

Ну, я и скотина. Так упорно отгонял от себя воспоминания о том вечере, чтоб опять не сорваться к ней, что даже не обдумал случившееся… Не проанализировал…

А что если я в корне неправильно оценил ситуацию?

Почувствовав удушье, дернул ворот свитера.

Ну, давай! Давай, думай, хрен старый. Девочка без роду без племени. Деться некуда. Может, и не хотела, да. Но что еще ей оставалось? Ты ж ей выбора не оставил, так?

Перед глазами немым укором застыли белесые разводы спермы на ее розовых складках. Я же даже резиной побрезговал…

На ощупь достав из кармана платок, промокнул дрожащей рукой щедро выступившую на помятой морде испарину. Руки тряслись, как у алкаша. Хотя почему как? Конченый я человек.

Нетвердо ступая, прошелся по комнате. Зачем-то заглянул в шкаф, где сиротливо лежала пара комплектов постельного. Оглянулся, как если бы боялся быть застуканным на горячем, и ткнулся носом в хрустящий хлопок.

Вот так, выходит, живешь, живешь… Сам себя не знаешь и не ведаешь, на что вообще способен.

– Вань, а ты чего тут? Думаешь, она чего с собой прихватила, Машка-то?

– Что за чушь?

– И правильно. Не такая она. Как эти твои… столичные.

– Они-то тут при чем? – устало вздохнул я.

– Ни при чем. Ты прав, Ванюш. А что касается нашей Машеньки, так я ее адресок узнала. Она тут недалече обосновалась.

– Тут? – недоверчиво прохрипел я. От облегчения что-то в животе дрогнуло.

– Ага. В Камышовом. Знаешь, двухэтажка на перекрестке у почты? Ты бы поехал, Вань. Как в себя придешь, поехал бы? – повторила Сергеевна с надеждой. Я кивнул, заставляя колотящееся сердце успокоиться.

– Да. Надо. Хотя бы глянуть, как она устроилась. Этому ж дому сколько? Лет сто? Неужели ничего получше не нашла?

– Так она же спешила, Вань. Сам понимаешь.

Ага. И от этого понимания мне было тошно – хоть вой. Каждый день я к той двухэтажке ездил. Все перебирал в голове слова, боясь что-то не то ляпнуть. Да и в целом не знал, что сказать. «Я не хотел?» Так ведь хотел же! «Ты там не залетела?» А если да? Что я буду делать? Это же полный треш. И даже не потому, что нас осудят. На это мне глубоко плевать. Но я не знаю, как самому примириться с тем, что сделал. Со своими чувствами, которые наше прошлое делает абсолютно противоестественными… И со своей виной. Как?

Сам себе стал тошен. Где-то недели через две решил – все. Так нельзя. Я ж не пацан желторотый – сидеть у нее под окнами в ожидании непонятно чего. Но уже на подъезде к почте опять включил заднюю, и вместо того чтоб свернуть, притопил прямо. И уже через полчаса доехал до озера. Летом здесь было многолюдно, а сейчас не было ни души. Тишина и покой… Долго так сидел, на озерную гладь глядя. Пока не продрог до костей, и внимание не переключилось на странные всполохи чуть левее. Обернулся, и кровь в жилах застыла. Так ярко гореть могло только что-то большое. Чувствуя, как внутри все сводит, сдал назад. Развернулся, не без труда, выехал на грунтовку и помчал вперед, выжимая из тачки все, что можно. Я не знал наверняка, но почему-то ни на грамм не сомневался, что горела Машина деревяшка.