Дорога заняла куда больше семи дней. Она ведь шла не только с горы. но и в гору.
Вода кончилась на берегу соленого озера.
— До Лалибелы еще не меньше трех дней пути, — сказала бабушка Десета. — Без меня вы давно были бы среди людей. Сама я только два раза ходила в Лалибелу, но мне помнится, за этой грядой есть большое пресное озеро.
Но до гряды надо было дойти. А на гряду надо было подняться. Дошли, поднялись. На большее у Асефы сил не осталось.
Таиту ушла к воде одна.
Асефа лежал на земле, и бабушка держала над ним край своей шаммы, чтобы загородить от лучей солнца. Шамма — это белая народная одежда, которую и поныне носят женщины и мужчины.
Таиту вернулась ни с чем.
— Бабушка, — плакала она, — там звери! Там всюду страшные звери!
Асефа услышал плач.
— Какие звери? — удивился он. — Ничего не бойся. Пошли! Пошли!
Он встал и побежал к озеру. Ему казалось, что он бежит легко и быстро, а на самом деле ноги у него подгибались, его шатало, он падал.
— Тут, и правда, звери, — говорил Асефа, пробираясь вместе с гиеной и маленькой, с зайца, козочкой дик-дик по грязной жиже к воде, к воде!
Наткнувшись на бегемота, он упал головой в ноги белому журавлю, который из почтения к человеку чуть отступил, но не испугался гиены. Здесь никто не нападал. Здесь искали избавления от жажды.
Только напившись всласть, Асефа увидел, что с ним нет ни фляжки, ни бурдюка. Но Таиту ждала его на берегу. Он опять полез в грязь — вода в озере истощалась.
Теперь, уже в полном сознании, он увидел и бегемотов, и шакалов, и бесконечно пестрое семейство птиц.
— А где наша птица? — спросил самого себя, но пока было не до нее. Нужно напоить сестренку и бабушку.
Когда утолили жажду, пришла другая забота. Асефа понял: пока не стемнело, нужно уходить от озера, и подальше. Совсем недалеко от того места, где они отдыхали, бродила стая шакалов.
У Асефы едва хватило духу сходить еще раз на озеро, чтобы наполнить водой бурдюк.