Мальчик на берегу океана

ЭПИЛОГ

Карета остановилась перед домом с железной оградой. Иностранец, в лиловой рясе и плаще с капюшоном, вошел в дом.

— Его преподобие господин аббат Алари.

Часы прозвонили девять. Послышались шаги. Навстречу гостю медленно шел старец библейского вида, в черном одеянии и с густыми, совершенно белыми волосами до плеч.

«Не зря, — подумал аббат, — его зовут Исааком».

В гостиной висели портреты бывшего министра финансов лорда Мон тэгю и механика аббата Вариньона.

— Превосходный геометр, — сказал сэр Исаак, показывая на портрет.

Гость вежливо осведомился, какой области знаний посвящает теперь г-н Ньютон часы своего труда.

— Хронология, — последовал ответ. — Древняя история.

Аббат процитировал что-то из Фукидида. Он оказался хорошим знатоком греческого и латыни, понравился хозяину и был приглашен остаться к обеду.

За столом, кроме них, находились племянница Ньютона Кэтрин и ее муж Джон Кондуитт, сменивший старого ученого на посту Мастера Монетного двора. Обед был скромным, на взгляд француза даже плохим. Про себя он решил, что старик скуповат. Пили мадеру, присланную кем-то в подарок.

После обеда отправились на Крэйн-Корт.

Приезжий был представлен джентльменам Королевского общества. Ньютон занял председательское кресло, аббата усадили справа от него. Произносились высокопарные речи. Славное Общество перестало быть центром живой науки. Оно превратилось в парадно-официальную академию, где состязались в красноречии. Ньютон сидел в глубокой задумчивости, опустив голову с длинными белыми волосами. Гостю показалось, что он дремлет…

Этими немногими подробностями ограничиваются воспоминания посетившего Англию ученого французского аббата, воспитателя Людовика XV Пьера Алари о встрече с 83-летним Исааком Ньютоном. Короткий и маловыразительный рассказ аббата — точно выцветшая фотография. А нам бы хотелось увидеть живой образ, написанный художником… Но других сколько-нибудь подробных свидетельств о последних годах Ньютона, к сожалению, нет.

Теперь он жил в Кенсингтоне, тогдашнем пригороде Лондона, и лишь изредка возвращался в свой дом на Мартин-стрит. Много читал. Как-то за завтраком Кондуитт заметил у сэра Исаака красные веки. Оказалось, он всю ночь читал Ветхий завет: у стариков часто бывает бессонница.

Почти восемь с половиной десятилетий прошло с той рождественской ночи, когда в доме молодой вдовы, в глухой линкольнширской деревне, лежал в деревянной колыбели только что появившийся на свет крохотный полузадохнувшийся ребенок и две женщины побежали по залитой лунным светом дороге к аптекарю за лекарством для матери. Малыша они не думали застать в живых.

Восемьдесят пять лет назад этот мальчик, родившийся после гибели отца и сам, казалось, обреченный на скорую смерть, такой маленький, что его можно было спрятать в крынке из-под молока, и такой хилый, что через много месяцев после рождения приходилось подвязывать ему вокруг шеи валик, поддерживающий головку, едва слышно кряхтел в своих пеленках, потому что у него не было сил плакать, и никому даже в голову не приходило, что впереди у этого малыша долгая жизнь. Никто не подозревал, что за этой жизнью начнется вторая, имя которой — бессмертие.

Этот мальчик в пятнадцать лет прыгал в саду позади своего дома, измеряя скорость ветра. В восемнадцать лет, в деревенских башмаках и войлочной шляпе, он пришел в университет учиться наукам. В двадцать два года он постиг закон, на котором стоит мироздание, а спустя еще двадцать лет написал Книгу, самое изумительное из всего, что когда-либо создал пытливый человеческий ум.

Тихим вечером на закате Ньютон сидел возле дома в саду. Сзади неслышно приблизился кто-то. Кто-то сказал:

— Милорд, вы достигли бо́льшего, чем может достичь смертный человек.

Старик не пошевелился.

Потом он произнес:

— Не знаю. Не знаю, за кого меня принимают другие. Но самому мне кажется, что я всего лишь мальчик, играющий на берегу океана…

В жизнеописании сэра Исаака Ньютона, которое было составлено физиком Дэвидом Брюстером больше ста лет назад, приведены слова Ньютона, сказанные им незадолго до смерти. Неизвестно, при каких обстоятельствах они были произнесены и кому были адресованы. Может быть — самому себе.

Вот эти слова, — они стали крылатыми, их без конца повторяют и пересказывают. Я приведу их в оригинале.

I do riot know what I may appear to the world, but to myself I seem to have been only like a boy, playing on the seashore, and diverting myself in now and then finding a smoother pebble or a prettier shell than ordinary, whilst the great ocean of Truth lay all undiscovered before me.

«Не знаю, за кого меня принимает мир, но себе самому я кажусь лишь мальчиком, который играл на морском берегу, забавляясь тем, что время от времени ему попадался редкий камушек или ракушка красивей других, — между тем как великий океан Истины лежал весь закрытый передо мной».

Что он этим хотел сказать?

Может быть, в этом изречении выразилась его скромность ученого, сознающего, что познание беспредельно, и скромность человека, который всю жизнь довольствовался самым необходимым, не знал отдыха, был чужд роскоши и даже на вершине славы сохранил эту непритязательность и простоту.

Может быть, он хотел выразить свое благоговение перед величием, красотой и необъятностью Вселенной.

Может быть, он намекал, что логическое, рассудочное постижение мира не исчерпывает всего, что слышится нашей душе и внятно нашей интуиции.

Может быть, он хотел сказать, что до самой старости в нем жили детское удивление, наивный восторг, ненасытное любопытство ребенка перед зрелищем вечно живой, подвижной, манящей и окликающей его тысячью голосов природы.

В возрасте восьмидесяти лет Ньютон впервые (если не считать нервного расстройства, перенесенного тридцать лет назад) серьезно заболел. Доктор Мид нашел у него блуждающую почку. Года через два с небольшим приступ почечной колики повторился, а зимой 1725 года старый ученый перенес воспаление легких. Однако аббат Алари застал его уже здоровым.

28 февраля 1727 года Ньютон отправился в Лондон на заседание Королевского общества. Заседание состоялось 2 марта. Вечером 4 марта, вернувшись из города, он почувствовал боль в пояснице и внизу живота. Врач предполагал, что под влиянием дорожной тряски у больного сдвинулся с места почечный камень. Припадки жестоких болей то и дело возобновлялись, лицо больного было покрыто крупными каплями пота, но он терпел. В перерывах между приступами шутил. Пятнадцатого ему стало легче. Утром 18 марта сэр Исаак читал газету, беседовал с доктором Мидом. Появилась надежда на выздоровление. Вечером того же дня он впал в бессознательное состояние, которое длилось менее двух суток. 20 марта 1727 года, около двух часов пополуночи, то есть в те же часы, когда он родился, Исаак Ньютон умер.

Тело перевезли в Лондон, и Ньютону устроили пышные похороны. Его провожало все Королевское общество, гроб несли представители знати. Заупокойную службу отслужил епископ Рочестерский. Ньютон лежит в Иерусалимском покое Вестминстерского собора, недалеко от того места, где погребен его учитель Исаак Барроу.

Усыпальница представляет собой подобие саркофага, на котором изображены фигуры юношей, держащих эмблемы открытий Ньютона: у одного в руках призма, у другого отражательный телескоп и так далее. На саркофаге, как на пьедестале, покоится бронзовая фигура сэра Исаака, позади него два ангела держат свиток с чертежом солнечной системы. Памятник выглядит внушительно, но плохо передает человеческий образ Ньютона и стиль его жизни.

Длинная латинская надпись переводится так:

На этом кончается наша повесть. Простите автору его ошибки!