Глава восемнадцатая ЧУВСТВО ИСТОРИИ

С Юрой Березовским Люсин виделся теперь довольно редко, хотя перезванивались они почти ежедневно. Просто так, без особой надобности, для успокоения души. Оба были загружены работой, время с каждым годом неслось все быстрее, а суматошная московская жизнь с ее темпом и постоянным круговращением старых и новых знакомств не позволяла задержаться, прислушаться к себе, чтобы решительно поломать уже загодя сложившийся день и выкроить часок-другой для совершенно не деловой встречи.

Впрочем, когда есть искреннее желание, легко преодолеваются любые помехи. Теперь же к желанию добавлялась и настоятельная необходимость. Едва познакомившись с уничижительными выпадами Солитова в адрес Березовского, Люсин уже знал, что ему нужно сделать. И хотя едкие замечаньица профессора не имели очевидной связи с делом, которое ему выпало вести, Владимир Константинович нутром чувствовал, что может выплыть неожиданная пожива.

Долгожданная встреча состоялась в кафе, в высоком зале с балкончиками, резными балками, фонарями из разноцветных стекол и узким витражным окном. В том самом, овеянном легендами собрании вольных каменщиков, где ныне стояли вполне заурядные столики.

Люсин сразу набросился на Березовского:

— Слушай, твоя книжица попалась на глаза одному, прямо скажем, незаурядному человеку. И, представляешь, он нашел у тебя массу ошибок, особенно по части исторической реконструкции возможных событий. Может такое быть?

— Почему нет? Ведь что такое историческая реконструкция? Мост над пропастью незнания. Логически вычисленный вариант. Всплывают новые факты и волей-неволей приходится производить переоценку. Порой весьма радикальную… Кто он, этот твой человек?

— Пропавший без вести химик. Ничего себе формулировочка для мирного времени?

— Химик? — удивился Березовский.

— К тому же великий любитель и знаток всяческой флоры.

— Тогда рассказывай! И без твоих милицейских штучек. Не заставляй вытягивать из себя клещами. Если нужна самая страшная клятва, я ее охотно дам. Даже кровью готов подписаться. Ведь, судя по всему, твой несчастный клиент определенно подписал договор с дьяволом. Боюсь, вы не там его ищете, старший оперуполномоченный. Он, надо полагать, находится в настоящий момент в аду. Играет в кости с другими чернокнижниками.

— Перестань паясничать, — спокойно заметил Люсин, дав приятелю выговориться. Он знал, что тот становится особенно многословным, когда хочет скрыть снедающее его нетерпение.

— Ну, давай-давай, — с азартом принялся понукать Березовский, — к чему эти длинные предисловия? Не прошло и десяти лет, как Холмс вспомнил, что у него есть Ватсон.

— Тогда тем более можно потерпеть еще десять минут.

— А зачем?

— Хотя бы для того, чтобы дать возможность собраться с мыслями, — Люсин прикинулся обиженным. — Ладно, слушай и мотай на ус, — хитро подмигнув, он принялся излагать обстоятельства дела. Начав с описания необыкновенного сада и опуская второстепенные эпизоды, он вскоре дошел до замечаний на закладках, обнаруженных в Юрином романе.

— Так прямо и было написано: бред и чушь? — усомнился заметно уязвленный Березовский.

— Из песни слова не выкинешь, — мстительно ухмыльнулся рассказчик.

— И чем мотивировался столь суровый приговор?

— Насколько я мог разобраться, двумя позициями. Во-первых, он считает, что мальтийские, а заодно и альбигойские реликвии могли попасть в Россию самыми различными путями. Нет, он не отрицает твою версию. Более того, даже приводит имена наиболее видных французских аристократов, нашедших приют при дворе Екатерины, а затем Павла. В частности, виконта де Каркассона, зачисленного в Измайловский полк поручиком.

— Какая нам разница, кто именно, спасая голову от гильотины, прихватил с собой ритуальные сокровища? Корнет де Кальве, достославный предок нашей Веры Фабионовны, или твой Каркассон! Историческая логика от этого ничуть не страдает.

— Согласен, Юра, ты только не горячись. — Люсин помолчал. — Дальше действительно начинаются осложнения. Твой оппонент, например, вообще считает, что Павел располагал лишь незначительной частью документов. Основная масса, по его мнению, осела где-то в Чехословакии, то есть в Чехии. Богемии по-тогдашнему.

— Откуда это следует?

— Откуда следует? — Люсин взглянул на друга. — Такое имя, как Роган, тебе что-нибудь говорит?

— Герцог-кардинал? Который оказался замешанным в скандальном деле об ожерелье? Я исследовал эту версию.

— Имеется в виду другой Роган [106], родственник. Он бежал от якобинского террора в Австрию и был с распростертыми объятиями принят при дворе императора Священной Римской империи. — Люсин заглянул для верности в блокнот. — Связанный кровными узами почти со всеми правящими династиями Европы, он в любой стране чувствовал себя как дома. Купив поместье где-то в Северной Чехии, этот Роган де Жомини сделал все от него зависящее, чтобы сосредоточить в своих руках фамильные реликвии. Именно ему император поручил вести матрикулы ордена Золотого Руна… Теперь ты понимаешь, почему твои попытки связать дом Роганов с видамами Монсегюра подверглись такой уничижительной критике?

— Здорово! Один — ноль в твою пользу.

— Не в мою, Юра. Мы с тобой в одной команде.

— А этому химику можно верить?

— Дворец Роганов австрийской линии превращен ныне в музей. Его архивы, кстати почти не изученные, сохранились в целости и сохранности.

— Ничего себе, — Березовский виновато шмыгнул носом. — А я-то, кретин, дал волю фантазии…

— Ничего, все еще поправимо. Чехия ведь не за горами.

— Положим, за горами, но дело, конечно, не в этом… В свете того, что ты сообщил, тайна альбигойских сокровищ выглядит несколько по-иному. Могут открыться совершенно неожиданные грани.

— Они уже открылись, Юра. Мой химик — зовут его Георгий Мартынович Солитов, не вижу оснований скрывать, — считает, что их вообще никуда не уносили. Они по сей день покоятся где-то в монсегюрских пещерах.

— Не может быть! А наш ларец?

— Мало ли… Я не готов ответить тебе. Мне это вообще не по силам. Я лишь излагаю точку зрения Георгия Мартыновича.

— И это все ты вычитал из его закладок?

— Какое там! Много ли уместится на полосках бумаги? Но твоя книга, которую он обстоятельно прокомментировал, послужила мне своеобразным ключом к его разрозненным записям. До сих пор был полный мрак. А так хоть стало понятно, о чем идет речь. Появилась какая-то привязка по месту и времени.

— Неужели Совершенные сумели перехитрить крестоносцев? Обвели вокруг пальца такую хитрую и жадную бестию, как Монфор? А после сбили со следа ищеек герцога Ришелье? И еще многих и многих охотников до чужого добра?..

— Тебе лучше знать. Но одно могу сказать точно: кое-кому сокровища по-прежнему не дают спокойно спать. В том числе нацистским последышам. Поимей это в виду, Юра.

— Но тогда сведения о том, что их спрятали на острове, который затонул уже в наше время, не верны?

— Ложный ход, ловко подсунутая фальшивка, неверная расшифровка текста — десятки причин! Совершенные были не глупее нас. Задавшись целью во что бы то ни стало сохранить тайну, они сделали все, чтобы обезопасить себя от случайностей.

— Нашел чему радоваться.

— А что? Мне, например, приятно сознавать, что на этом камешке обломала свои ядовитые зубы даже агентура рейхсфюрера Гиммлера. Я верю, что существует историческая справедливость. Потомки палачей не смеют быть наследниками мучеников.

— Задал ты мне задачу, — вздохнул Березовский. — А ведь как стройно получалось: альбигойцы, розенкрейцеры, мальтийские братья и в итоге Павел Первый, православный государь, принявший регалии гроссмейстера католического ордена.

— С Павлом тоже накладка вышла, — вспомнил Люсин. — Не все было так, как ты изобразил. Мне даже роман пришлось заново перечитать.

— Сей подвиг тебе зачтется.

— Нет,правда, Юра, твоя историческая логика оказалась безупречной в смысле расстановки политических сил. Но в остальном…

— Что в остальном? Договаривай, не стесняйся. Меня уже больше ничем не удивишь.

— С Наполеоном у тебя неувязочка вышла. Небольшая, так себе, пустячок… Насчет интриги по поводу Мальты, чтоб, значит, Россию с Англией перессорить, ты целиком прав, но с гроссмейстерским жезлом слегка дал маху. Не посылал его Бонапарт нашему Павлу, Юра, не посылал. И совсем не по этому поводу встречался посол Колычев с министром Талейраном [107].

— Только и всего? — Березовский облегченно вздохнул. — На такую выдумку у романиста всегда есть право. Не обязательно изображать только то, что было на самом деле. Не менее достойно попытаться представить себе и то, что вполне могло быть. Тем более что мальтийский жезл действительно существует.

— Весь вопрос: где?

— То есть как это где? В Павловском музее! Или у тебя память отшибло?

— Подделка, — глядя куда-то в сторону, бросил Люсин.

— Не верю! На портрете, где император нарисован в полном мальтийском уборе, точно такой же. Один к одному. У твоего педанта-алхимика больная фантазия.

— Просто он ничего не принимает на веру.

— Неоригинальная позиция.

— Да, если все чохом отрицать. Но Георгий Мартынович первым делом стремился произвести проверку.

— Он что, исследовал жезл в лаборатории, травил кислотой? Или, может, спектры какие снимал?

— Зачем? Достаточно привести ссылку на историческое свидетельство, — Люсин вновь взял в руки блокнот. — Идея подменить жезл принадлежит Талейрану. Таким образом, ничего не подозревающие мальтийцы вручили своему августейшему патрону фальшивку. Подлинник же бесследно исчез.

— Вот это пройдоха! — восхитился Березовский. — Но зачем это ему понадобилось?.. Хотя чему удивляться? Светлейший шпион тоже охотился за альбигойским сокровищем. Ради голого чистогана… Все-таки он прелестен! — Березовский мечтательно вздохнул.

— Кто? — не понял Люсин.

— Да наш любимец герцог Беневентский, бывший епископ Отенский, князь Шарль Морис Талейран. Сначала Павлу, а затем и его сыну Александру он продавал планы Наполеона, австрийцам — секреты и русских, и французов, пруссакам — тайны и тех, и других, и третьих. В списках русской разведки он значился под кличкой Анна Ивановна.

— Не терялась тетушка… — засмеялся Люсин.

— Ловко же он нас объегорил с этим скипетром. — Березовский задумчиво хрустнул пальцами. — Когда Талейран умер, один из его приятелей изрек: «Интересно знать, зачем ему это понадобилось?»

— Возможно, он бы сумел прожить и подольше, но что-то не сладилось. Подвел лекарь с омоложением.

— Неужели он мог довериться шарлатанам? Такой ловкач?

— Мог не мог, а когда приспела пора, стал хвататься за соломинку. Думал самого господа бога перехитрить. Не исключено, что мальтийская афера ему понадобилась именно в связи с этим.

— Не вижу ничего общего. Совершенно разные вещи. Да и по времени не совпадают.

— Я тоже не вижу. — Люсин спрятал блокнот. — Но ведь были у Солитова основания именно так прокомментировать твой текст? Полагаю, что были.

— И это все, что ты хотел мне сказать?

— Больше я ничем не располагаю, Юра… Могу лишь добавить, что прошлой зимой Георгий Мартынович ездил лечиться в Карловы Вары. Обнаружив, что где-то поблизости есть старинная библиотека, принадлежавшая раньше какому-то монастырю, он окончательно забросил прописанное ему питье и с головой зарылся в алхимических рукописях. Там, говорят, их великое множество. Домой возвратился в совершеннейшем упоении. Очевидно, что-то такое нашел.

— Уж не склоняешь ли ты меня на поездку в Чехословакию? — с запозданием прозрел Березовский.

— А что? — Люсин притворно зевнул. — Было бы вовсе недурно. Меня ведь не отпустят, Юрок, — в его голосе прозвучала затаенная просьба. — Больше того — на смех поднимут, а то и выгонят в три шеи. Непосредственно к делу это никак не относится, да и что я могу найти в этих замках и монастырях? Вот ты — это да! Ты все можешь. Историк, писатель — тебе и книги в руки. Поезжай, ей-богу не пожалеешь!

— Как будто бы это так просто…

— А чего сложного-то? Возьми творческую командировку, а мы, со своей стороны, тебе поможем. Попросим у чешских товарищей допуск в архивы.

— И я вновь смогу заниматься альбигойскими тайнами? Роганами, Ришелье, Калиостро? Рыцарскими играми Павла?

— Чем захочешь! Разве не замечательно?

— Тебе-то в этом какой интерес?

— Во-первых, общечеловеческий. Прикоснувшись случайно к самой таинственной загадке истории, хочется, согласись, узнать все до конца… Шутки в сторону, Юра. Если тебе удастся узнать, что именно выискал Георгий Мартынович на полках монастырской библиотеки, я буду бесконечно признателен. Возможно, мне это хоть в чем-то да поможет. А на нет и суда нет. Наверняка сгодится для твоей очередной книги.

— Изыди, бес-соблазнитель. Обещал преподнести на тарелочке новый роман, а по всему выходит, что придется переделывать старый. Перспективки!

— Значит, отказываешься?

— Разумеется, соглашаюсь! — При мысли о груде неотложнейших дел, которые все-таки придется оставить, Березовскому стало грустно. — М-да, ничего не скажешь, слаб человек! В Праге, я читал, ремонтируют старинный отель, прозванный «Домом Фауста». Погляжу хоть на дыру, через которую лукавый уволок доверчивого студента, польстившегося на талеры… «Два чудные дара вам милы всегда: блестящее злато и…»

— Откуда это? — спросил, рассмеявшись, Люсин.

— Из эпизода к «Вальпургиевой ночи», который Гете почему-то не включил в окончательный вариант… Значит, твой Солитов пытался разгадать состав «Мази ведьм»?

Загрузка...