В Индустриальной Академии существует правило первого полугодия. Это когда в общежитии числятся все первогодки. Специально отмечу — числятся. Считается, что за шесть месяцев студенты должны узнать друг друга получше, завести первые знакомства и хлебнуть полной ложкой учебу и все, с ней связанное. Потом уже можно или продолжить занимать место, или съехать домой и ходить только на занятия.
Но в реальности дети богатых родителей не особо стремятся на кампус. У них к шестнадцати годам у каждого личные аппартаменты, сложившаяся тусовка, планы на вечер рабочего дня. Про выходные лучше и не вспоминать — там по минутам все расписано. Поэтому в общаге моментально образуется каста “потеряшек”. Это когда койка за тобой закреплена и ты даже иногда раз в неделю заходишь подушку поправить. В остальное время — или на парах, или в городе. Те, кого мама и папа грызут нещадно, на парах появляются чаще, чем более удачливые товарищи по загулам.
В отличие от “потеряшек”, примерно четверть обитателей комфортабельного общежития — задроты вроде меня. У кого нет огромного состояния, кому надо будет после диплома выходить на работу и без дураков вкалывать. Ну и где-то между бедолагами затесались в качестве арифметической погрешности те, кому в самом деле нравится учиться. Говорят, один-два каждый год мелькает в списках. Не знаю, может и познакомлюсь.
Для меня собственный угол в Академии — это вопрос выживания. Потому что я обеспечена здесь трехразовыми питанием. Мне должны будут выдать форму. И я не замерзну в подворотне зимой в морозы.
Но до заселения пока еще нужно сдать сочинение “как я провела лето”. Поэтому заглянула в библиотеку, с поклоном вручила брикет ореховой прессованной пасты со специями. На Сатарде это считается деликатесом к чаю. В бухгалтерии оставила коробочку с конфетами. Положила поверх распечатанного авансового отчета. Он в электронном виде еще вчера в архив ушел, но традиции надо чтить. Меня так безопасники учили: нет ничего более важного в спитых коллективах, чем традиции. И рожу твою запомнят, и при случае на допущенные косяки сквозь пальцы посмотрят.
Первому секретарю деканата презентовала запаянную в пластик копченую рыбную тушку. Почему-то более чем уверена, что если бы шла с обычными пассажирами, половину подарков на таможне могли изъять. Потому как не куплено по диким ценам в дьюти-шопах, а взято на рынке или вообще на “Роме” во время фасовки отсыпали. Премиальные мне не положены, как стажеру, поэтому рыбкой отдарились. Я на нее смотреть уже не могу, от одного запаха воротит. Зато в бумажной сумочке попугайской расцветки отлично выглядит и с удовольствием за семейным столом копченость потом будет съедена.
— Спасибо, Пикси. Хотя это лишнее.
Само собой — если ты взятку суешь и что-то требуешь взамен, то пошлют куда подальше. А в качестве благодарности хорошему человеку — возьмут с улыбкой. Надо понимать разницу.
— Вот копия отчета о практике. Оригинал я еще до вылета переслала.
— Да. Я уже включил в личное дело… К сожалению, господин ректор хотела с тобой лично пообщаться. Ты единственная, кто привез такой ворох отличных рекомендаций. Поэтому — присядь на минуту, я сообщу о тебе.
Блин, мечтала не отсвечивать. Но, похоже, у ректорши на меня зуб. Когда тебя раком ставят и объясняют правила игры с правительственными структурами в грубой форме — подобное долго помнят и стараются поквитаться. Против чиновников никто буром не попрет, мне же запросто неприятностей отсыпать могут. И отсыплют.
Закончив говорить, Кински нажал пальцем на гарнитуру, повернулся ко мне:
— У босса настроение с утра не очень. Не принимай на свой счет. Можешь идти, тебя ждут.
Конечно. Улыбаемся и машем. Главное — не нахамить сдуру. Потому что плохое настроение у студента — это норма и мелочи жизни. А вот у ректора — катастрофа.
— Добрый вечер, госпожа Новак.
— Садись.
Устроилась на краешке стула, разглядываю выставку тщеславия за дорого одетой дамой. Награды, дипломы, фото с разнокалиберными политиками. И это — исключительно личные достижения. Успехи Академии слева от меня, на застекленных стеллажах.
— Я проверила отчет о практике. Включая отметки о выполненных работах во время перелета на Сатард и обратно… Если бы не твой слишком юный возраст, я бы подумала о горизонтальных способах, которыми ты заработала столь высокие баллы.
Какой прозрачный намек. Но — молчу. Я с самого начала знала, что здесь нищей сироте рады не будут. К сожалению, на распределении у ГС было только одно квотированное место по той специализации, которая мне интересна. Поэтому — обтекаю и жду продолжение.
— У меня три рапорта от седьмой группы. Два от старосты и один от студентов. Перечислены нарушения правил прохождения практики, отказ от выполнения официальных рекомендаций и грубость по отношению к товарищам. По совокупности документов я решила поставить тебе общую оценку “удовлетворительно”.
Сидит, жаба надутая, ждет, что скажу в ответ.
— Спасибо, госпожа Новак.
Доказывать что-либо я не стану. Бессмысленно. Меня вызвали для того, чтобы в нужник рожей окунать. И плевать, чье дерьмо навалено. Слишком независимых и гордых правители с Олимпа гнобят любыми способами.
— Еще раз хочу напомнить, Блютих, что я не потерплю в Академии людей, создающих проблемы коллективу. Если в конце полугодия не изменишь свой подход к учебе и общественной нагрузке — поставлю вопрос об отчислении на Совете деканов. Понятно?
— Так точно.
— Место в общежитии тебе выделено. Завтра получи форму. Если на занятия явишься в… этом… Тогда вопрос о завершении учебы решать будем намного раньше.
Встав, молча поклонилась и пошла на выход. Да, я не дура, болтаться по кампусу в застиранном комбезе. И форму получу уже сегодня, сразу как вещи в комнату заброшу. Просто интересно — почему за рабочую одежду пистон вставили мне, а не толпе других студентов, кто шляется сейчас по территории в чем попало. У меня хотя бы дыр на коленях нет, как у многих хипповатых. Но — улыбаемся и машем… Су-у-у-к-к-ка. Так бы и поправила ей прикус. Но придется терпеть.
Комната шикарная. И вообще общежитие мне понравилось. Корпус на четыре этажа, выстроен эдаким квадратом с большим внутренним двором. На первом этаже — прачечная, сауна, бассейн на двадцать пять метров. Три дорожки — плавай, кому надо. Плюс крохотная оранжерея. К каждому цветочку или миниатюрному деревцу подведена оросительная система и висит табличка: кто сажал и ухаживает. Еще кафешка, пока закрытая. Официантов нет, но стойка раздачи тянется от стены до стены, напротив круглые столики с поднятыми на них стульями, цепочка диванов и черные телевизионные панели на стене. Наверное, вечером здесь будет хорошо посидеть.
Место выдали в конце коридора на четвертом этаже. Младшие живут повыше, старшие занимают блатные места — ближе к развлечениям. Комнаты на двоих, у каждого — кровать с мягким матрасом, стол, полки и большой шкаф. Еще санузел и памятка про то, что убирать нужно студентам. Местные коммунальщики отвечают только за ремонт и коридоры.
На полу темно-синий ковер, в крохотной подсобке — упаковка туалетной бумаги, рулон бумажных полотенец и “таблетка” пылесоса на подзарядке. Проверив уровень аккумулятора, выпустила его трудиться. Чисто, но пусть шебуршится под ногами, не мешает.
Распихала имущество, на планшете покрутила карту кампуса и двинулась за формой. Постельное и разное бытовое выдает кастелянша, это я уже выгребла. А вот юбку, рубашку с галстуком и жакетик с эмблемой Академии надо получать отдельно. Корпус пять, за спортивным городком. Работают они сегодня до семи вечера. У меня пара часов в запасе, надо успеть.
Каждому студенту положен комплект официальной одежды “на занятия” и парадка. Для девушек — в оба набора входят черные чулки, туфли, плиссированная юбка, белая рубашка с отложным воротником, тоненький галстук и пиджак. Еще — рюкзачок с пластиковым накладным кармашком, куда картонку вставляешь с именем и внутренним номером. Типа — если потерял, вернут быстро и без проблем. Но рюкзак, на самом деле, маркер для первокурсников. Кто старше — обходятся или сумкой с планшетом, или роботизированным чемоданчиком на колесах. Эти пластиковые уродцы мотаются за хозяевами, спрятав в утробе кучу барахла, включая термос с чаем и сэндвичи. Пандусы у всех лестниц, на другие этажи на лифтах заезжают. Самые навороченные коробки по ценнику не меньше электромобиля. Исключительно — средство попонтоваться и статус продемонстрировать.
Першакам в этом отношении сложнее. Вздумаешь брать пример с других курсов — моментально по ушам прилетит. Считается, что пока ты весеннюю сессию не сдал — и не человек вовсе. В буфет никто гонять не станет, но любые козырные места на развлекательных мероприятиях — получаешь в последнюю очередь. В клубы по интересам — только после того, как рекомендовали. Общие пьянки-гулянки — исключительно для взрослых тетенек и дяденек, до которых еще надо дорасти. Учитывая, что я формально на два года младше остальных перваков, просто без вариантов.
По мне — глупость несусветная, но вся эта внутренняя дедовщина и рейтинги “дедушка три года отпыхтел, а вы мелочь пузатая” — упорно культивируются и поддерживаются профессурой в том числе. Когда у тебя жестко выстроенная иерархия внутри толпы подростков и богатых идиотов — управлять ими куда проще. Вот и рвут задницу самые отмороженные за право носить значок староста группы или курса. И кичатся, у кого “пше” приставка к фамилии тянется с момента приезда первых колонистов.
Насчет “пше” — не шучу. Потому что местные аристократы почти поголовно из Независимых Анклавов. Это такой сброд, кто затеял драку с соседями во времена доисторические, потом толпой загрузился на корабли и рванул на вновь открытые планеты, оставив после себя горы мусора и радиоактивные пятна после ядерных ударов. И чем меньше у тебя наличных на счету, тем больше гонора. Особенно, когда какая-то замухрышка пришла и просит выдать ей положенное.
— Девушка, я еще раз повторяю, у меня не ателье! И не магазин подержанной одежды! Здесь сабдеканат, отдел униформы. Мы снимаем мерки и предоставляем рекомендации для тех, кто хочет заказать себе парадные и обычные аксессуары.
Я чуть не стала в ушах ковыряться — надо же, аксессуары. Бутик модной одежды. И здоровенная бабища, в ширину больше, чем в высоту. Пани Тышка, никак не иначе. Именно “пани”. И обязательно “Тышка”. Если память не изменяет — так портными называли у тех самых “Независимых” до момента великого драпа.
— Полностью с вами согласна, пани. Но у меня предписание из деканата. Вот — комплект повседневный и комплект парадный. Все размеры указаны.
— И где я вам это возьму? Приличные девушки у нас только мерки снимают.
— Мерки уже сняты. И, прошу прощения, пани Тышка. Госпожа ректор сегодня на личной встрече мне напомнила, чтобы я получила форму. Меня должны будут проверить первого числа.
Упоминание ректорши тетке не понравилось. Хотя надменная особа мне целиком и полностью тоже не понравилась. Начиная с дурацкой монументальной прически на голове и заканчивая бородавкой на левой щеке. Встала, колыхнув складками жира, фыркнула презрительно и утопала внутрь сабдеканата. Но копию мерок себе на комм отправила.
Через десять минут вернулась и бросила на стол передо мной стопку запаянных в целлофан пакетов:
— Все. Еще что-то нужно?
Я быстро посчитала необходимое, убедилась, что туфли тоже в ворохе есть и поблагодарила. Уходила, уложив имущество в раскладную сумку. В спину услышала:
— Понабрали босяков, завшивеем скоро…
Терпи, Пикси. Уродов на твой век еще хватит с избытком.
Моей соседки пока не было. Официально заезд начинается завтра после обеда, хотя место в общих списках уже закреплено за какой-то Петрой Ждан. Тоже из старых семей, одной из первых волн колонизации. На Варгаве таких много. Это моя Трау насчитывала перед войной чуть больше двух миллионов. Здесь, на сельскохозяйственном гиганте, живет почти полмиллиарда, а официальная общая история больше трехсот лет покрывает.
Но распаковав “обновки”, я стояла рядом с кроватью и давилась слезами. Накатило. Все эти “нищенка проклятая”, пинки незаслуженные и как вишенка на торте, выданная форма.
Нет, одежду постирали. Но дыры на колготах никто штопать не стал. И рукав жакета пополз. Не говоря о том, что хотя размеры и “почти” совпадали, но если все напялить, буду выглядеть пугалом. Той самой “босотой подзаборной”. Не удивлюсь, если конкретно эти тряпки для меня по просьбе ректора подбирали. Чтобы свое место не забывала.
Я стояла, вытирая злые слезы, а они все катились по щекам. За что со мной так? Что я им сделала? Посмела не сдохнуть, когда нас напалмом в джунглях уничтожали? Или когда тыловые части с Варгавы помогали корпоратам вывозить награбленное, а остатки Сопротивления два транспорта взорвали на стартовых площадках? За то, что мои прапрадеды из Германских княжеств за лучшей жизнью подались, а местные пшеки их терпеть до сих пор не могут?
Не знаю. Но мне было дико обидно. И слезы все катились, никак не желая останавливаться. Да, я знаю, что я хочу. Да, если надо, я подыхать буду, но добьюсь поставленных перед собой целей. И образование получу назло всем. Вот только поплачу немножко и с утра снова буду собранная и нацеленная на победу.
Проезжавший мимо робот-пылесос ткнулся в ногу, покрутился рядом и удрал в подсобку заряжаться. И ты, Брут. Предал…
Звонок комма приняла не глядя. Этот номер только у тех, кто имеет право дергать меня в любое время дня или ночи — кураторов. Ткнула пальцем в браслет, внутренняя мультимедийная система развернула справа голограмму.
— Блютих, как дела? Видела копию твоего отчета по практике, очень неплохо. Четыре отличных отметки, поощрения и шесть подтвержденных допусков на различные технические позиции.
Смахнув слезы, повернулась к экрану. Черт, сразу и не вспомню, как зовут эту женщину гренадерских кондиций. Эльза? Точно. Эльза Лаубе. Лейтенант отдела по связям с общественностью Гуманитарного Конвоя. Не ГС, а именно Конвоя. Это важная разница. Конвой отвечает за работу на местах, напрямую завязан на контрразведку и прочие теневые службы. Если и мотается по горячим точкам — то исключительно с целью инспекции и наказания попавшихся под горячую руку. И за неблагонадежными они присматривают. Вот госпожа Лаубе и получила меня в качестве обузы. Но — не забыла. Из дому звонит, судя по заднему фону и халату, богато украшенному вышивкой. Срисовала заплаканную рожицу и нахмурилась:
— Что стряслось?
— Чуть-чуть накопилось, фрау Лаубе. Все пройдет…
— А точнее? — ее можно понять. Вдруг у меня кукушку снесет, я возьму дрын и пойду черепа крошить. Ей по итогам — отдуваться.
— За практику мне влепили “удовлетворительно”. Потому что жопу старосте группы не вылизывала. А завтра поеду в город искать ателье. Может, приведут выданную форму в порядок.
— Покажи…
Потянула за рукав жакет — и рукав остался у меня, а остальная часть комком упала на кровать. Затем продемонстрировала рубашку, у которой воротник больше походил на изжеванную половую тряпку, чем деталь одежды. Ну и напоследок выставила палец из прорехи на чулках.
— Туфли придется менять, у них носки все в царапинах, не заполировать. Юбку постараюсь отгладить, хотя швы тоже ползут.
— Та-а-ак… Где ты сейчас?
— В общежитии Академии. Обустраиваюсь.
— Понятно… Парковку у стадиона знаешь? Западные ворота.
— Да. Рядом со мной.
— Мы на выпуск туда приезжали с подругой… Берешь все ЭТО, — выделила голосом Лаубе, — и ждешь меня там через сорок минут.
— У меня сейчас только комбез рабочий, сменки нет.
— Нормально, не на официальный прием поедем. Давай, я пойду мобиль вызову.
Что у куратора не отнять — она абсолютно пунктуальна. Как и обещала — через сорок минут на парковку стадиона зарулил пузатый черный мобиль с эмблемой ГК на борту — мордастое чудовище, распахнувшее крылья. Не знаю местную мифологию, что-то из упырей, которых колонисты активно уничтожали сразу по прилету. Теперь эти рожи с удовольствием используют разнокалиберные государственные службы вместо талисманов. К сожалению, даже в зоопарках образцов не осталось, я бы полюбовалась.
— Садись. Пакеты на заднее сиденье бросай.
Богато живут контролеры за вояками. Салон кожей отделан, никакой шум снаружи внутрь не попадает. И управление голосовое, не надо пальцами в навигатор тыкать.
О том, куда едем, спрашивать не стала. Захочет Лаубе — расскажет. Пока просто сижу, головой кручу. По Лире на монорельсе моталась, с автострад город выглядит совсем по другому. Солнце потихоньку заходит, небоскребы розовым раскрашивает. Листья на деревьях ветерок колышет. Идиллия. Надо будет глянуть — вроде рядом с кампусом парк большой. Буду туда по утрам на зарядку бегать. Не хочу с обалдуями на стадионе пересекаться. Обязательно какой-нибудь идиот прицепится.
Через полчаса зарулили в подземный гараж высотки без каких-либо обозначений на фасаде. Лаубе шла первой, изредка проводя браслетом над считывателями у бесконечных турникетов и дверей лифтов. Я топала позади, прижав к груди шуршащие пакеты с одеждой. На встречу только пару раз попались молодые парни в стандартных офисных костюмах. Козырнули и проскользнули мимо. Похоже, мы на территории ГК, раз моего куратора в лицо узнают.
Наконец, еще одна дверь и я стала осматривать большое помещение, где вдаль уходили стеллажи и лампы над головой тлели чуть-чуть. В самом деле — конец рабочего дня, чего зря энергию тратить.
— Ивона, принимай гостей! — крикнула в полумрак Лаубе, постучав ладонью по широкой пластиковой стойке.
— Пять минут! — хрипло прилетело в ответ.
Обернувшись ко мне, лейтенант объяснила:
— Вещевой склад. Свои автоматы по подгону формы, пошиву костюмов и все остальное, включая фурнитуру и бронежилеты.
— Богато живете, — позавидовала я, сгружая пакеты на свободное место.
— Раньше ходили по соседям. Надоело побираться, свой отдел пробили. Ивона здесь — царь и бог. На пенсию предлагали уйти, но на смену пока никого подобрать не может. Молодых кого сунешь — так всю работу про…
Дальше Лаубе уточнять не стала, как именно молодые недоумки угробят порученное дело.
Хозяйка безразмерного кабинета подошла через три минуты. Миловидная бабушка-одуванчик, по возрасту явно за шестьдесят. Шустрая, улыбчивая, с глазками-бусинками. Пока меня разглядывала, успела пять раз поздороваться с подругой, попенять мне за то, что плохо кушаю и классифицировала по ей одной понятному табелю о рангах. Кстати, взгляд у “одуванчика” выдает контору. Словно рентген и цифровой фотоаппарат в одном флаконе.
— Что стряслось, Эльза?
— Вот это выдали девочке, за которой я присматриваю. ГэКа направила ее на учебу в Индустриальную Академию, оплатив учебу за все четыре года авансом.
— Мы стали такие щедрые?
— У госпожи Блютих рекомендации хорошие. И она их подтвердила сразу во время производственной практики. Благодарности, отличные отметки и сертификаты на оборудование, которое изучила за два месяца.
Бабушка довольно кивает — в любых службах ценят молодых и бодрых, кто задницу рвет и готов горы свернуть. Особенно — если стоит рядом молча, скромно потупившись и в разговор не лезет.
— Но сначала мне ректор фыркала, что в их паучатнике мест для нормальных людей нет. Потом практику засчитала по минимальным баллам. И сейчас выдала половые тряпки вместо формы… Мою подопечную с дерьмом мешают, Ивона. Ты представляешь?..
Будущая пенсионерка аккуратно вскрыла все пакеты, достала одежду и скрупулезно изучила каждую вещь. Разглядывая оторвавшийся рукав, мимоходом поинтересовалась у меня:
— Как думаешь, за что тебя невзлюбили?
— Наверное, мое место кому-то из блатных уже продали. А в лицо лаять вашему департаменту боятся. Хотя пообещали, что к зиме нарисуют компромата побольше и вышибут с позором. Пока — вот, сказали носить это…
Вернув кусок жакета в общую кучу, старушка поморщилась:
— Шпаки всегда армию и службы терпеть не могут. Думают, мы просто так хлеб едим. Который они продают в другие системы. Ур-р-роды… Нож за службу получила?
И здесь системы мониторинга стоят. Хотя, чему удивляться — именно эта контора вместе с полицией и гоняет борзых по всей округе.
— Подарок от десантуры. Мы вместе до Сатарда добирались.
— Не обижали? Парни с отпуска обычно на бровях добираются.
— Нет. Сестричкой называли.
Понимающему человеку достаточно, а детали можно и опустить. Судя по легкой довольной улыбке, хозяйка склада тонкости понимала, поэтому больше вопросов задавать не стала.
— Скажи, Эльза, ты это на тормозах спустишь? Нам в лицо смачно харкают, а мы станем утираться?
— Вот еще, — фыркнула “гренадерша”. — Я утром мальчиков из архива за яйца подвешу, вытряхну дерьма побольше на Академию. И дам там прокашляться всем и каждому.
— Главное, девочке карьеру не сломай окончательно. Если палку перегнешь ее в самом деле с волчьим билетом выпрут.
— Не учи меня гражданских в правильную позу ставить. Все будет красиво.
— Хорошо… Теперь по тряпкам. Предлагаю это в утилизатор, я таким даже полы мыть побрезгую. Ну а на худышку мы подберем, что надо. Вроде племянница начфина в Академии защищалась по кадрам и управлению хайтеком?
— Ага. Мы на выпуске тогда хорошо погуляли.
— Значит, все стандарты у нас в системе забиты. У меня ведь девочку обшивали. Поэтому цвета, фасон, эмблемы и прочее завтра к десяти утра будут как положено. Мерки сейчас сниму.
Покосившись тряпки, госпожа Лаубе заявила:
— Ты мне еще мешок какой-нибудь найди. Я завтра в “это” кое-кого носом потыкаю… Еще из готового на Пикси подбери что-нибудь вроде костюма на выход и по мелочи. Я так понимаю, у нее из свободной одежды только рабочий комбез.
— Не проблема. Кто платит?
— На мой отдел запиши. Я проведу как поддержку малообеспеченного населения. Заодно пару граф в отчете закрою.
Все как всегда. Если кто-то может помочь ближнему за счет бюджета — то поспособствуют. Попутно руководству красивую презентацию отправят. Но я совершенно не против. И еще прекрасно понимаю, что обе дамы стараются не из-за меня. Я для них не родственница, не полезный ресурс. Они просто “занозились”, что кто-то посмел на официальную протекцию департамента болт забить. Такое — не прощают, за такое хребет грызут с особым остервенением.
Подумав, подняла руку.
— Да, Пикси? — обе женщины с интересом повернулись в мою сторону. Не ожидали, что у “почти мебели” какие-то идеи могут возникнуть.
— Можно мне какой-нибудь значок дать на жакет? Типа “общественный помощник ГК” или что-то в этом же духе.
— Выдать можно, только не забывай, что на тебя скалиться станут все вокруг. К сожалению, органы правопорядка обыватели недолюбливают.
— Кто гавкать станет, зубами подавится, — ворчу в ответ. — Придурки про вас вспоминают обычно, когда их ограбили. Но я на память не жалуюсь.
— Умная девочка… Есть у меня значок для тебя. В глаза особо не бросается, а кто в теме, поймет.
Потом меня поставили на пластиковый круг и рядом крутилась камера, снимая объемные мерки. Я же прикрыв глаза вспоминала: два батальона добровольцев с Варгавы мародерили то, что не до конца сгорело на побережье Трау. Так старались, что даже сцепились с наемниками корпораций, не поделив награбленное. Дело до стрельбы дошло. Гуманитарный Конвой тогда верещал на всех углах о нарушении законов войны. О шести концентрационных лагерях, работавших в это же время, никто даже не заикнулся.
Поэтому — я на память не жалуюсь. Но из любой ситуации постараюсь выжать максимум. И если получится примазаться к системе и с нее плюшек стрясти — то буду стоять первой в очереди. Потому что мне — надо.