Я с самого начала называю его Марбу, потому что ведь позже его так звали. В глуши зверю кличка не нужна, но как только он попадает к нам, людям, он ее получает. Нужно же как-нибудь его называть. Медвежонка звали Марбу.
Сначала он лежал посреди широкой тундры полумертвый от голода и там бы, вероятно, нашел свой печальный конец, если бы не пришел Тулли, лайка Хейки. Тулли без церемоний шел на любого медведя. Он знал, что медведи драчуны и что ударов их лап нужно избегать. Волчком вертелся он вокруг свирепого зверя, скалил свои острые зубы и хватал его, где только мог. Выстрел Хейки обычно заканчивал борьбу и всякий раз валил медведя.
Почует Тулли медведя - кровь ударяет ему в голову. Так было и на этот раз. С налитыми кровью глазами подскочил он к бурому комку, неподвижно лежавшему в вереске. Но почему он не шевелился? Почему не вскакивал и не отбивался лапами?
Тулли остановился прямо перед медведем в ожидании боевых действий. Равнодушие Марбу поразило его. Или он узнал в этом беззащитном комке детеныша, не способного вести борьбу?
Хейка в это время находился в своей избушке у озера и очень удивился возбуждению прибежавшей собаки, которая, несомненно, обнаружила дичь и хотела сообщить об этом. Двумя часами позже он нашел медвежонка.
- Что мне было с ним делать? - продолжал Хейка свой рассказ.- Убивать нельзя никакого детеныша, тем более если он болен. Пришлось взять его с собой. Сначала он получил бутылку разбавленного сгущенного молока, потом еще одну, потом хлеб, сахар и снова молоко. На следующий день он был на ногах.
Тут Хейка посмотрел в тундру, пососал трубку и задумался. Откуда взялся медвежонок? Удрать он не мог, потому что старые медведи осторожны и редко удаляются от медвежат. Видимо, это был детеныш подстреленной Равдолой медведицы.
Хейка спрятал трубку, вернулся в избушку, посмотрел на комок бурого меха и назвал его Марбу.
- Почему именно Марбу? - спросил я.
- Ничего лучшего не пришло в голову, а человеческое имя я давать не хотел. Марбу - тоже имя, сказал я себе, он же все равно этого не слышал.
Тулли был совершенно несогласен с водворением Марбу в избушке. Всю свою жизнь он травил медведей и считал их врагами. Знал он, что и Хейка тоже нападает на медведей и не щадит их. Разумеется, все они были большими, но какое ему до этого дело, если он полагался лишь на свой нос и все время чуял медведя? Однажды он был смущен и призвал на помощь своего хозяина - ведь он .вовсе не собирался делить свое ложе со зверем, от запаха которого у него шерсть поднималась дыбом.
«Посоветуй-ка мне что-нибудь получше,- ворчал Хейка на свою собаку;- Куда ему деваться? Может быть, в тундру, чтобы мы его снова подобрали и взяли домой? Глупый ты, Тулли, а к тому же еще и озорник. Представь себе…»
Хейка, ухмыляясь, посмотрел в окно, где он вдруг увидел себя идущим по тундре с медведем. Слева медведь, а справа собака.
- Это действительно была глупая мысль,- признался Хейка.
Между тем мы наловили много рыбы, преимущественно озерных форелей с темными спинками и красными брюшками. Было тихо над большим озером.
Марбу не огорчала ни неприязнь собаки, ни присутствие человека. Он не испытал еще ничего плохого и быстро привыкал ко всему. Он был еще меньше Тулли. Что ему оставалось делать, как не присоединиться к собаке, чтобы не остаться одному?
- Тулли не мог все время удирать и должен был к нему привыкнуть,- говорил Хейка.- Я не задумывался, видя их лежащими друг возле друга. Не знаю, что могло произойти в собаке, никто не может этого знать. Гораздо позже я понял, что собака была испорчена - из-за меня, Эрих; точно так же и Марбу по-том каждую собаку рассматривал, как себе подобную.
В то время как Хейка набивал свою трубку, я заметил, пожимая плечами:
- Мы, люди, иногда завариваем такую кашу…
- Не подозревая об этом,- поспешно добавил он.- Ты можешь приучить зверей друг к другу, только потом их нельзя снова выпускать на свободу. Иначе у них все перепутается, и они могут стать жертвой своего заблуждения.
Тулли и Марбу забыли, что один из них собака, а другой - медведь. К ним присоединился человек со своим запахом, и так жили все трое дружно в избушке у озера более чем в пятидесяти километрах от ближайшего дома.