Марфа, Посадница Новгородская

Уж на дворе смеркается, а слуху

О наших нет послах. Я здесь продрог,

Борецкого с вечерен ожидая.

Небось: послов не рубят, не секут,

Ведь Иоанн хоть князь, а знает это.

Борецкий наш целей других приедет.

Да без него становится, брат, жутко.

Во всех концах народ наш закипает,

Расходится, что Волхов в непогоду,

И сердце рад сорвать на всяком встречном.

Того смотри — с плеч голова скатится

До тысячской собольей шапки жданной.

Уж на меня косятся, подзревая,

Что не спроста я скоро изменился,

И прежний друг, теперь Москве противлюсь.

Кузмин поутру побранился…

Брань

На вороту не виснет, дядя! стерпим!

Пускай бранят, мы после поколотим,

На улице у нас свой будет праздник,

Мы отольем волкам овечьи слезы.

Уж вот натешусь, напируюсь вволю,

Как в Вятке вольница во время оно.

Гуляй, бери, хватай, пали, — все наше.

Тебе бы все буянить, сорванец.

По-вашему — исподтишка бы лучше,

Не плошь Борецкого. Куда как правда,

Что в тихом омуте ведутся черти.

Ты врешь. Спасти Новград Борецкий хочет;

Он не похож на мать свою злодейку, —

(Намедни опозорила на вече

Меня), — порасспроси Ивана Тучу,

Как вел он дело с князем, что для граждан

Он выговорил.

Да — расставь карман:

Перехитрит он Иоанна, как же.

Коль обещания всему народу

Он не сдержал, так неужели сдержит,

Что обещает меж четырех глаз.

Борецкий рот вам мажет этим медом,

А сам лишь из воды сух вылезть хочет,

Подвыситься перед своею братьей. —

Уж эти волки мне в овечьих шкурах! —

Вот я, пожалуй, напрямки признаюсь.

Зачем на вашу сторону отдался.

Зачем?

Затем, что руки расчесались,

Наскучило сидеть мне, хвост поджавши,

Смотреть, как величаются другие,

Заграбив все, как нам в глаза смеются.

Чем лучше нас они? Чем мы их хуже?

Поклонитесь и мне, друзья. Вот я вас!

Ну полно, перестань! скажи-ка лучше:

Готово ль все на стороне Софийской?

Готово все: я промаху не дам.

Развел огонь во всяком переулке,

Где до ушей рот волчий разевая,

А где хвостом виляя тихо лисьим.

Граждане черные и рвут и мечут…

А на Торговой стороне ты был ли?

Там богачам война с Москвой не люба,

Не плошь бояр скупых и разжирелых.

Я к ним послал Клементьева Андрея

С десятком молодцов лихих на выбор —

Заваривать везде покруче кашу,

Да нет вестей, а уж давно пора бы,

Боюся я…

Чего! сейчас лишь только

Я протолкал их с улицы Буяной;

Ганзейцы там перебесились с страху,

Таскают вон товар из лавок в церковь,

Кладут воза, считают, пишут в книгах,

Кричат, шумят, толкаются, бранятся —

Версты, чай за три слышно прокаженных —

А наши у ворот остановились,

Глядят, поддражнивают да смеются,

Как будто бы без дела ротозеи.

На счастье, я там проходил и в шею

Прогнал всех прочь…

Вот бестолочь какая!

А я ведь как надеялся на них!

Ну если ониполовцам[48] удастся

Народ смирить — с наградой мы прощайся!

Тс, потише… видишь ли, толпой оттуда

Валят они — пришел ответ знать князев…

Борецкий мой приехал! — что-то будет?

Звоните в колокол: послы уж едут.

Посадник приказал сзывать на вече.

Послы! послы! скорей на вече! вече!

Ох, что-то к нам везут они, к бессчастным!

Добра не чует сердце, не минует

Беды.

Вестимо, нет: или в огонь,

Иль в полымя, а полезать нам надо.

Да разве через полымя не скачут?

Не все сгорим, а опалиться можно.

Востер, брат, ты — иной так опалится,

Что образ потеряет человечий.

А что, Семен Козмич, как ты гадаешь?

Не знаю сам — что скажет сват Герасим.

Герасим — а! — ну как же ты мекаешь,

Сорокоум?

А мне какое дело

Мекать до времени; послы что скажут.

Что Иоанн, примерно, воли хочет

В Новгороде, всегда решить, вязать,

В свою лишь только голову. Тогда

Что делать?

Ну что набольшие скажут,

Послушаем.

Да как по-твоему?

Не перминайся же!

По-моему?

Ну да.

По-моему, вот как Терентий:

Пожмемся мы, покланяемся князю,

А если не проймем ничем — уступим;

Посадники ведь, чай, гадают так же.

Нет, видно, не бывать, как вы хотите.

А вам как любо, братцы? на нож, что ли?

Так что ж? Аль испугаемся? Не бойся!

Мы не таковские! На нож, в огонь

И в воду. — Только не одни: потащим

С собой и вас.

Куда их! Тяжелы!

Друг друга толще, не поднимешь, братцы!

Надсядемся.

Так растрясем их прежде.

Поспустим жиру.

Слышьте вы, ребята,

Я затяну, а вы не отставайте,

Кричите все за мной: давай нам драться.

Давай нам драться!

Драться!

Вот увидим.

Чия возьмет, коли на то пошло уж.

Мы слышали, что Марфа говорила…

Вот мать новогородцам, вот кто знает.

Что хорошо для нас.

Ну драться! драться!

Да, Марфа то ж велит. Она не в этих

Предателей, хотя их всех богаче.

Уймитесь, сорванцы! что в самом деле

Вздурилися ни свет и ни заря.

Да что смотреть им в зубы. Поднимайте

На Новгород.

Шарап, шарап, ребята!

Послы! Послы! Посадник! Марфа! Марфа!

Вот мы вас, погодите!

Суньтесь! суньтесь!

Московский князь на Новград наступает

Без отдыха. Уж в Сытине он станом

На эту ночь расположился.

Ай! ай!

Пропали мы совсем!

А по дороге

Как помелом подметено.

Услышьте

Последнее его решенье, братья!

Он жалует нам мир, коль мы признаем

Его своим владыкой самовластным.

Без всякого условья, повинуясь

Всегда во всем его державной воле.

Но что ж, по крайней мере, в оправданье

Приводит он клятвопреступной брани?

Нам не было с ним никакой обиды.

Дьяк сочинил и наизусть нам вычел

Тьму-тьмущую злодейств новогородских,

Потом сам князь все доказал уж гуртом,

И ясно так…

Хоть выколи глаза —

С мечом, что Новград ввеки

Веков ему поддаться должен.

Дело!

Тут нечего и спорить по-пустому:

Не выспоришь ни шлягу.

Кто советен

С мечом!

Да растолкуй мне, брат, в чем дело.

Поддаться вовсе — что такое?

Глупый!

Чтоб веча не было у нас.

Вот на!

Да разве города живут без вечей?

Где ж говорить-то нам? Как можно?

Можно.

Князь будет говорить, а мы лишь слушать.

Так вот что! Губа у него не дура[49].

Просили мы уж только главных

Новогородских прав, чем наши предки

Владели на Руси испокон веку.

Ну что ж — ломается?

Лишь обещает…

А клятвы дать ни сам ведь он не хочет,

Ни приказать боярам.

Верь на слово

Честному человеку!

Вот дожили

Мы до чего!

Бывало и клянутся,

И кланяются в пояс нам. Пугнешь,

Так и язык куда уйдет, не сыщут.

На время время не придет. То мы

В князьях, то в нас князья.

Окончив увещанье,

Спросил у нас немедленно подданства

От имени Новгорода, с угрозой

Принудить нас к тому на всей уж воле

Поутру после боя.

Либо да,

А либо нет, старухи говорят

Всегда ведь надвое.

Если ныне

Ответ ему не принесем желанный.

Не смели мы в таком великом деле,

Где вся судьба отечества решалась,

На совесть взять себе тяжелый выбор,

В пасть львиную дражайший ввергнуть Новград.

Борецкого послав…

Все кончено!

Московский князь прервал переговоры.

Ответ послов сомнительный услышав,

Велел тотчас полки готовить к битве.

Надежды не осталося на мир.

Нам должно иль сразиться, иль погибнуть.

Сразимся мы! Ведет нас перст господень.

Сам Иоанн — да примет благодарность —

Сомнения решил, отнявши выбор.

К мечам! к мечам! Смелей, новогородцы!

Насилу я тебя дождался, здравствуй.

Ну, как же здесь?

И холодно, и жарко. Что князь?

К мечам! умрем за Новгород, Софию!

Сулит нам золотые горы,

Лишь было б жарче.

Будет.

Тише ж.

Ведите же на бой спасать отчизну,

Вы, старшие сыны, меньшую братью!

О чем задумалися? не хотите?

Изменники они!

Нам их не надо!

Управиться б скорее с ними!

Дети!

Не оскорбляйте их обидным подозреньем;

О благе родины они пекутся

Не меньше нашего. — Расспросим прежде,

Какое средство нам еще спастися

Придумали они. Быть может лучше.

Начни, достойный правнук Патрикея,

Степан Лукич!

Я кровь свою пролить

За Новград рад.

Андрей Коснятин,

Спасителей потомок Ярослава!

Там голова моя, где слово Марфы.

Брат узников коломенских Панфильев!

Я повинуюсь приговору веча.

Итак, согласны все. Вершай, посадник,

Сужденье общее.

Ну, говори же!

А ты что?

Лишь начните — не отстанем.

Да не упрямься, Федор Львович.

Братья!

Послушайте меня, бороться с князем

Нейдет теперь, как вы себе хотите:

Не совладать с десятком одному.

Ведь иоанновым полкам нет сметы.

Стыдись считать врагов, внук Твердислава!

Без счету бил твой незабвенный предок

Черниговцев, Литву и Чудь, и немцев,

Как дело шло о счастии отчизны;

Не думал он о жизни, как полмертвый

Велел привезть себя на место бунта,

И, став меж злобными стенами граждан,

Смирил их гнев своею кровной жертвой.

Неужли посрамить свой род преславный

Захочешь ты? Рабом московским первый

Захочешь быть?

Как захотеть? лишь к слову

Я молвил так; а если наши встанут,

Так я не прочь, и мы себя покажем,

Как дед при князь-Васильи в Двинской рати[50].

Тогда совсем другое время было:

Василию Витовт[51] грозил войною

И Тохтамыш[52]. Где ж было с нами спорить?

И спятился!

Ведь знает, где щекотно,

Проклятая.

Чуть-чуть сидел сам на престоле шатком.

Теперь не то. Москве врагов нет страшных,

И с силами почти что всей России

Забота князю лишь одна — Новгород.

А мы без помощи, как персты, все тут.

Да бог-то с кем? неужто с Иоанном?

Но разве при Андрее Боголюбском

Надежды мы имели больше? Разве

Не десять шло на одного? — но бог

Вступился за невинных, и злодеи

Бежали со стыдом, никем гонимы.

Нет, братия, признаемся, не время

Другое, нет, — другие люди были,

Согласные, любящие отчизну,

Готовые на раны за нее.

Не дорожил тогда никто собою,

Не думал о себе, лишь о Святой

Нас защитил от злого обстоянья[53].

Он защитит достойных также ныне.

Софии, Новграде — и Милосердый

Коль пасть судил господь, падем на поле

Сраженья, отдадим живот свой честно.

Не посрамим отцов, Москве докажем,

Что кровь новогородская не стынет[54].

Положим так — теперь мы защитимся,

А после что? Неужли князь уступит?

Таковского нашла? Он в десять крат

Придет сильней с татарами из Крыма,

С волохами — да мало ли наймитов! —

И, злобствуя за кровную обиду,

Наш Новгород с лица земли сметет

Полгодом лишь по-твоему позднее.

За нашу хлеб и соль.

Напрасный страх! Лишь только б эту бурю

Нам удалось отвесть, — мы примем меры,

Устроим связь тесней и ближе с Польшей

И с Ригой — сердце русское скрепивши,

Под их покров надежный предадимся,

Взволнуем все российские уделы

Против Москвы, всем равно ненавистной,

И оградим, средь общего смятенья,

Свои права, как были в старину.

Хвалю твое предвиденье, Дементий

Григорьич, но, любя отчизну слишком,

Ты слишком уж боишься за нее.

Теперь темно для нас, я соглашаюсь

С тобой, но впереди нам светит солнце.

Так. Сулишь нам ты журавля на небе,

Не лучше ль взять синицу в руки?

Да! за нее! скажи-ка за себя.

Он под кустом лежал уж на Шелони.

Нет, врется вам! Мы впереди всегда.

Не ты бы говорил, не я бы слушал,

Литовец!

Я литовец! Ах ты, немец

Поганый!

Угорь

Тебе даст князь Московский.

Сам ты видишь,

Что должно нам сразиться с Иоанном,

И лишь родным из угожденья, знаю,

Советуешь мириться. В прежних сечах

В охотниках ты бился первый,

Откажешься ль от главной и последней?

Кто говорит! что скажут вот другие!

По мне пойдем, пожалуй.

На убой.

Ну что обманывать себя мечтаньем!

Московский князь нас передушит прежде.

Чем все мы здесь опомниться успеем, —

Не только что твои устроим меры

Премудрые. Ему сбираться долго ль?

Нет, нет! Поддаться лучше.

Лучше,

Так сохраним хоть наши достоянья!

Мздоимщик! жаль расстаться! накопил!

Ты думаешь о достоянье, Прохор

Фомич; но знаешь ли, что Иоанн

О животах твоих давно все знает.

Давно уж смерил, счел, сложил и взвесил,

Что в кладовых твоих, моих хранится.

Он выгребет до синей порошинки

Оттуда все подарками и данью.

И то ведь правда!

С каждого двора

Сошло ему немало на поминки,

Пиры, — а все ни в честь, ни в славу, даром.

Вот то-то же!

Нет, видно, с ней путем

Не сговорить; начать по-своему!

Хоть ты нас выручай. Всех загоняла!

Друзьям-то уж не даст промолвить слова.

Ну петля, нечего!

Да что вы, братцы,

Толкуете? Она всех вас морочит!

И так своим змеиным улещаньем

Нас привела на край глубокой бездны,

Теперь столкнуть туда еще вас хочет.

А вы, слепцы, и сами гнете спину.

Опомнитесь! Вестимо, ей от князя

Ждать нечего: и так, и сяк, в войне

И мире, головы она не сносит,

Так лучше попытаться на авось,

А нам за что в чужом пиру похмелье?

Поверьте, и она сказала б вам поддаться,

С надеждою на милость Иоанна.

А чем же я лишилась сей надежды,

Скажи, мой враг, скажи пред всем народом,

Чем царскую я возбудила злобу,

Чем на главу с Москвы созвала тучи?

Так, так! пора давно сказать ей правду.

Ей хочется повластвовать над нами.

Нет, лучше уж поклонимся Москве!

Нет, никому! мы вольны люди, вольны!

Ну-ну! Как ощетинились бояре! —

А ежели сражения не будет,

Прощаться с тысячми?

Отстань и слушай.

Что ж ты молчишь, строптивый обвинитель!

Так, так! Ее любовь к нам всем известна.

Да, братья, за любовь к Святой Софии,

За преданность к великому Новграду,

За верность ко святым заветам предков,

Радение о ваших льготах, вашей воле,

За гордость честную пред Иоанном,

Презрение к коварным предложеньям,

Улику в притязаньях беззаконных,

Обречена я смерти.

Но поверьте:

Не страх, не мысль преступная спастися

Опасною отвагой всей отчизны

Внушает речь мою. Готова Марфа

Приять и казнь, и стыд, и муки ада,

Лишь Новгород остался б с прежней волей, —

Но нет. Москве нельзя ужиться с нами,

Как льду с огнем. Вот что твердила прежде,

Что буду я твердить всегда, с сумою

Под оконьем и на княжом престоле.

Не что-нибудь, а все иль ничего —

Вот выбор наш перед Московским князем!

Я думала сама б, как вы, бояре,

Не знав, к несчастию, короче Иоанна.

Вы опускались ли на дно глубокой

Его души? Что там таится, зрели ль?

Искоренить он Новгород решился.

Он разошлет вас по острогам дальним,

Как Афанасьева, Ананьина,

Лошинского[55] иль исподволь расселит

По городам Московским — те ж темницы;

Все земли он холопям во владенье

Раздаст своим, а граждан младших в крепость,

Могилы он отцов размечет наших,

Младенцев в колыбелях передушит…

Не приведи господь нас милосердый

Дожить до этого! Война! Война!

Война! Да здравствует Новград великий!

Эй, тише! Говорить посадник хочет!

За долг святой я, братья, поставляю

Совет и свой вам дать в годину злую.

Послушайте усердного вам сына,

Начальника, раба. Я рад с весельем

Свою главу за Новгород сложить.

Вы помните несчастный день Шелонский —

Кто прежде всех ударил на врагов?

Кто после всех оставил поле битвы,

Израненный, полмертвый?

Ты!

Ты! Ты!

Кто спорит — ты!

Когда не внял я гласу

Призывному иль отпирался службы

В судах, боях, посольствах и разъездах?

Или когда велений веча ослушался,

Доживши до седых волос и внуков!

Нет — никогда! что говорить пустое?

Кому не уломил меж вами хлеба,

Кого из вас обидел словом, делом?

Нет — никого. Мы все тобой довольны,

Ты добрый человек.

Итак, поверьте,

Что говорить я буду по внушенью

Рассудка здравого, любви к отчизне,

Не с робости, не думая Москве

Угодничать. — И ты не сетуй, Марфа,

Противное себе услышать мненье.

Я ревность чту твою по общем благе,

Но никому в ней сам не уступаю.

Проклятый — без ножа он нас зарежет.

Да ну, скорее, истомил нам душу,

Скажи свой толк, тебе мы верим.

Что должно делать Новуграду?

Настежь

Московские ворота растворить;

Пойти к полкам навстречу с хлебом-солью,

С подарками, крестами, образами,

Принять со звоном колокольным князя

И в полную его предаться волю,

И Новградом великим поклониться.

Что будет, то и будет; так и быть —

Повинную главу меч не сечет,

Не рубит!

Бог с тобой!

Что ты!

Что ты!

Московский князь хоть вовсе обездолить

Смиренство наше видя, постыдится,

Хоть что-нибудь из наших прав оставит,

Наложит хоть на нас полегче руку;

Авось проймет его глухая совесть.

Противностью ж его без всякой пользы

Мы раздразним, дадим предлог хороший

К кровавому отмщенью, докананью.

Так бранью мы накличем горе сами.

Вот честный, истый друг Святой Софии!

Но ведь его послушают. Не будет

По-нашему!

Небось: вишь покраснела

Как матушка! Она им наподдаст.

А чернь как озирается сердито!

Засучивает рукава…

Дай бог бы!

Упадыш, не зевай! Вперед! Задор!

Как быть: перед Святой Софией нашей

Не виноваты мы, не доброй волей

Заступницу свою в чужие руки

Мы предаем. Угодно богу так!

Настал той час, его же не преходят.

Без божьего святого изволенья

Москва ведь не могла бы так высоко

Возвыситься. Все города, уделы,

Ей пригородами лишь только стали;

Махает ими словно как руками,

Что хочет, делает. Быть, видно, всем языкам

Славянским во едином мочном теле

С Москвою в головах. Где уцелеть одним нам?

Терпением стяжите души ваши!

Поратуем под знаменем московским

За славу, честь и благо всей России.

Так бог велел!

Не так!

Не так!

Не так!

Мы не хотим к Москве за князя!

Лучше

К Литве за Казимира!

Не хотим

За Иоанна!

Сдаться!

Драться!

Сдаться!

Сдадутся… ах… сдадутся… да скажи,

Что рать княжая не надежна…

Полно,

Не трусь до времени. Я это слово

Поберегу к концу…

А что, ребята,

Посадник нас обманывать не станет.

И в самом деле уж не лучше ль сдаться?

И чем же худо жить под Иоанном?

Москва катается, что сыр твой, в масле.

Все через край.

Давали-то в обрез.

Захар Лукич! ты прежде думал так же,

Я поперечил; ныне, соглашаюсь,

Ты видел вдаль получше моего.

Скажи, хорош ли мой совет?

Хорош.

Оно и так… сдаваться лучше… впрочем…

И попытать бы должно счастья.

Какого счастья! полноте морочить!

Прочней всего нам сдаться.

Драться!

Сдаться!

Чтоб не было вам худа перед сдачей!

Народ на вас остервенится.

Ребята! вот вам тысяча рублей

На всех!

Моих четыре.

Посулите

Им из казны Софийской что-нибудь.

Мы наградим вас всех за послушанье,

Довольны будете.

Не верьте, братцы.

Они всегда нас так-то улещают,

А отдохнут, так и опять налягут.

Так, так! Мы сами знаем это.

Врет он!

Не слушайте Упадыша; ему бы

Ловить себе лишь только рыбу в мутной

Воде. Чего хотите, в самом деле?

Где нам тягаться с князем? Хуже будет.

Обуха плеть коли перешибает?

А с ним без мала двести тысяч.

Меньше!

Мы шапками всех закидаем.

Как же!

А голову сронить не хочешь? Братцы!

Послушайте старших. Они подальше видят.

Не мы одни! Посадник и владыка

Советуют нам то же. Из чего бы

Им хлопотать, когда бы так не лучше.

Да, лучше; я клянуся вам Святой

Софиею.

От имени владыки

Целую крест христов и я на том же.

А что ж ребята! Впрямь, не их ли правда?

Поверьте ж: истину вам говорят.

И где оружье взять? ну чем вам драться?

Пропали мы с руками и ногами!

Да перестанешь ли ты, бестолковый!

Ступайте ж по дворам теперь спокойно,

Ложитесь спать — ведь утро мудренее,

Чем вечер. Что бог даст нам, то и будет,

А мы пойдем и встретим Иоанна!

Казну с палатей. Оделяйте граждан.

Чем доставаться ей в чужие руки!

Итак…

Итак, мы на последнем вече.

Сыны Новгорода, целуя как Иуды,

Идут предать отца свого пиладам[56].

Ну что ж остановились вы? Снимайте,

Снимайте колокол!

Друзья и братья!

Невинны мы от праведной сей крови.

Приложимся к его святыне чистой,

Простимся с ним, кормильцем нашим!

Кто колокол отдать Иоанну хочет!

Нет — лучше мы костьми здесь ляжем.

…Уж благовест твой громкий не раздастся.

Новогородское не вздрогнет сердце.

Послышав звук родимый, животворный

Не будет слова нам о нашем деле, —

Покорные рабы Москвы, мы станем

Ждать от нее велений, приговоров,

И умирать, и жить по царской воле.

Заглохнет след на площадь вечевую.

София мать осиротеет наша.

Ее сыны, грустя по ней, зачахнут

В неволе по темницам на чужбине.

Погаснет вечная ее лампада.

Спаситель разожмет свою десницу.

Скончается наш Новгород великий.

Родные дети поднимают руку.

Снесем ли, братья, мы попрек такой!

Умрем за Новгород, Софию нашу,

Хоть гибелью спасти ее не чаем.

Отцы всегда так поступали наши.

Ведь князь немного больше нам оставит

Покорным! Все равно! Один конец!

Друзья! Авось!

Авось!

Авось!

К мечам!

Кто прочь идет, тому да будет стыдно!

Пожалуй — мы не прочь. Пойдем.

Смертей двух не бывать, одной же не минуешь.

Умрем за Новгород, Софию нашу!

Умрем за Новгород, умрем, умрем!

Так — не ошиблась я! Новогородцы

Не посрамят своих великих предков.

В них кровь одна течет. — На битву! с богом!

Да здравствует наш Новгород великий!

Да здравствует наш Новгород великий!

Да здравствует наш Новгород великий!

Война! Посадник! изрекай решенье!

Коль нашему так государю любо,

Великому Новграду, мы не смеем

Ослушаться. Война с Московским князем!

На начинающего бог!

Война!

На начинающего бог! Накажем

Предателя!

Война! Война злодею

Московскому!

Вот видишь,

Все дело обошлось и без меня.

Благодарю создателя! Теперь,

Семен Фомич! снимай-ка шапку;

Недолго в ней нащеголялся, брат, ты!

Ступай, куда послал. Мне надо

Остаться здесь; узнать распоряженья

И действовать.

Князь Шуйский! Выводи

Свои полки. — Охотен ли ты к битве?

Полки все на Торгу[57], готовы в поле.

Я двадцать лет служил вам верой-правдой

В дни красные и был доволен вами;

Сгрублю ль теперь, как вам грозит невзгодье?

Я сослужу последнюю вам службу,

Пролью свой пот и кровь за вас — извольте!

Мою жену, ребят не покидайте!

Князь доблестный! тебя мы знаем, наша

Признательность не оскудеет ввеки

Веков. — Детям твоим отец — Новгород,

София — мать. —

Велите же скорее

Всем воинам идти в собор. Владыка

Их приобщит христовых страшных тайн[58],

Им передаст дары Святой Софии:

Любовь, надежду, веру, крепость, силу,

Укажет им небесные венцы,

Готовые для падших за отчизну,

Благословит на бой кровавый, славный.

Пойдемте же в собор!

Без вас там тесно —

Зачем в собор?

Чтоб нас отпел владыка

Всех заживо: мы обреклися смерти

И не хотим в мир больше возвращаться.

Умрем за Новгород, Софию нашу!

Друзья и сродники! простите! Лихом

Не помнить, чур!

Возьмите нас с собою.

Голубчики! Бегут на смерть, как на пир!

Вот молодцы! Лихие! Исполать!

С такими ль чувствами погибнут грады!

Мой сын! иди с отпетыми на битву,

Будь впереди, где льется кровь быстрее.

Где падают удары вражьи чаще,

Где бой кипит страшней и смерти больше.

Умри за родину, честь предков наших —

Чтоб ни один новогородец ныне

Нас больше не терпел!

Завет священный

Исполню я… пожертвую для блага

Отчизны всем… драгим… не сомневайся!

Пятнадцать пушек уж Упадыш

Заколотил. Еще осталось сорок. Как их?

Заколотить еще пятнадцать.

А между тем не должно нам в опасность

Тех вовлекать, кто сам ее не хочет:

Пусть едут все отсель, кому угодно.

Мешать им у заставы. Их именье

Годится для друзей, вина для князя.

Ганзейские купцы свои товары,

Не тронь, везут по Ладожской дороге.

Охранный лист им дайте.

Вот пожива,

Что обещал тебе, ступай в засаду;

Теперь с тобой мы просты!

Эй, поедем

С ганзейцами. Отсюда до добра —

Ума убраться лучше.

В самом деле.

Здесь мы будем

Готовиться к осаде, братья!

Стены

По Волхову на берегах обоих

Прочнее укрепить.

А вы смотрите,

Где послабей места, и мне пришлите

Сказать в полки.

Пригороды зажечь,

Чтоб Иоанн пожару испугался:

Как будто город весь горит.

Ступай

К нему и обнадежь — все цело будет:

Напрасная тревога…

У ворот

У всех держать неусыпную стражу.

Везде расставлены чтоб были наши!

Захар Козьмич! Ты здесь останься с ними!

И соблюдай порядок.

Рад стараться.

Смотри ж: держи вострее оба уха,

Чтоб граждане побольше провинялись,

А легче бы унять их было князю…

Признаться ли мне, Алексей Исакыч!

Ведь я теперь боюся и сраженья.

Ну, если одолеют наши! Видишь,

Как пышут все. Один десятка больше.

Не передаться ль к ним?

Тебе… нельзя уж…

Коли не хочешь… чтоб свернули шею.

Как так!

Да так. Я это все устроил. —

Но что ты в самом деле… образумься.

Мне все сподручно в войске. Ты упустишь

Награду верную.

Вот разве так-то!

Святые воины Ийсус-Христовы!

Возлюбленные чада Новаграда!

Мужайтеся как предки при Андрее[59] —

И бог благословит святое дело.

Отчизна вам судьбу свою вручает:

Идете вы теперь с врагом сразиться

За жен, отцов, детей и плод зачатый,

За жизнь и душу всех сограждан,

Свободу, честь, права. Не постыдите

Себя пред целым миром православным!

Нет, нет! всю кровь за дом Святой Софии

Прольем мы до последней капли,

Клянемся все стоять мы до упаду!

Покаемся друг другу в прегрешеньях.

Простимся все!

Простите Христа ради.

Вас бог простит.

Простите нас.

Ступайте же теперь на битву, с богом!

Вот и владыка сам несет икону

Заступницы пред вами милосердой,

Под древнею хоругвию отчизны.

Вперед, и с нами бог! Врагам погибель!

Да здравствует наш Новгород великий!

Вперед! война! свобода! Марфа! Марфа!

Да здравствует наш Новгород великий!

Да здравствует наш Новгород…

Прощай!

Не позабудь: без головы иль в шапке[60].

Вестимо, в шапке.

Кур попался во щи!