Маргарет Тэтчер

Мечты и планы: день, когда были угаданы тайные мысли студентки-химика (26 июня 1946 года)

«Как он посмел! Как он мог! Нужно было отшутиться, а я… Нет, нельзя, нельзя быть такой откровенной с мужчинами!»

Тысячи мыслей роились в голове Мэгги. Она подошла к небольшому зеркалу, висевшему в коридоре оксфордской квартиры, которую она снимала с двумя другими студентками и где, как ей показалось, никого не было. В зеркале мисс Робертс, студентка химического факультета, обнаружила миловидную кудрявую двадцатилетную девушку в сине-белом платье. «Таких девушек сотни, если не тысячи в Англии… Они учатся, работают, танцуют, встречаются с молодыми людьми и рассматривают витрины магазинов. Им это интересно, они выглядят вполне счастливыми и довольными. Почему же я, похожая на них, хочу совсем другого? Или со мной что-то не так?» — думала Мэгги, все пристальнее рассматривая свое отражение.

Она поставила перед собой деревянный ящик — тот, в котором мама отправляла ей пирожные для недавнего благотворительного вечера, поднялась на него…

— А теперь со своим докладом выступит мисс Робертс, член парламента от консервативной партии! — торжественно произнесла Мэгги измененным «мужским» голосом.

Слегка придерживая слишком пышную, как для английского парламента юбку, она взгромоздилась на ящик из-под пирожных и начала свою речь.

— Леди и джентльмены! Мой сегодняшний доклад будет посвящен беспристрастной оценке результатов так называемой борьбы с безработицей, которую ведет наше правительство, состоящее, как вы знаете, преимущественно, из лейбористов. Изучив статистические данные за последний год, я обнаружила, что несмотря на сокращение числа безработных, многие работают не по специальности. Особенно это касается трудоустройства бывших солдат и офицеров, которые вынуждены браться за поденную неквалифицированную работу. В то же время, растет число тех, кто даже не предпринимает усилий для поиска даже такой работы, поскольку продовольственный паек гарантирован им государством. А правительство публикует радостные отчеты, с которыми вас ознакомил предыдущий докладчик…

«Впрочем, нет, не пойдет. Это скучно. И миссис Гейтхаус меня раскритиковала бы. Я говорю слишком книжно — так нельзя. Нужно рассказать историю… Но как это сделать? Какая история или случай заставит всех этих напыщенных лордов слушать меня?» — подумала Мэгги. И вдруг ее осенило.

— Вчера я выступала на митинге. После выступления ко мне подошел пожилой мужчина, похожий… да, похожий на моего отца. Я хорошо запомнила, что сказал мне этот человек: «Я всегда жил по средствам и во многом себя ограничивал. Именно поэтому я смог к старости скопить немного денег. И теперь мне, именно мне государство не собирается помогать. А ведь если бы я потратил все свои сбережения — правительство бы мне помогло!» В этих словах, господа — вся несправедливая суть того социального государства, которое изо всех сил создают лейбористы. Они говорят, что они отстаивают право на достойную жизнь «маленького человека», и поэтому дают ему пособия. Но ведь деньги на эту социальную помощь они берут не так у богатых, как у этого самого старика, который всю жизнь работал и платил налоги! Почему тот, кто транжирил, жил не по средствам, привык ожидать подачек, должен иметь тот же уровень жизни, что и ответственный гражданин, способный позаботиться о себе и своей семье? Лейбористы хотят, чтобы все жили одинаково. Но они не договаривают фразу до конца. Им нужно честно сказать: «Мы хотит, чтобы все жили одинаково бедно!» А мы, консерваторы, хотим, чтобы те люди, которые усердно трудятся, могли себе позволить жить хорошо. Остальные же должны быть обеспечены минимальными благами, которые позволят им не опуститься до преступлений, совершаемых от бедности. Но в то же время, этот минимум должен стимулировать, чтобы люди захотели пойти на работу и как-то улучшить свое положение. Получение социальной помощи не должно быть выгоднее, чем труд. Возможно, с точки зрения социального государства это неправильно. Но с точки зрения честного человека — это всего лишь справедливо! — разгорячившись от убежденности в собственной правоте, Мэгги топнула ногой.

Фанерный ящичек, на котором она стояла, хрустнул, и девушка оказалась на полу. «Слава Богу, хоть чулки целы… Да, миссис Гейтхаус одобрила бы начало, но раскритиковала слишком темпераментный конец. Нужно сдерживать себя», — подумала девушка.

Отворилась одна дверь, и на пороге в ночной рубашке предстала заспанная Роуз, одна из соседок Мэгги.

— Что за шум? У нас же завтра экзамен, нужно выспаться… Ой, а почему ты сидишь на полу? Ты не ушиблась? — участливо спросила она.

— А это наша Мэгги выступала в парламенте и под ней рухнула трибуна, — насмешливо сказала вторая соседка Дороти, открывая дверь своей комнаты.

Поняв, что ее подслушивали, Мэгги вспыхнула до корней волос. Чтобы никто этого не заметил, она стала собирать обломки злосчастного ящика. А Дороти продолжила отпускать свои шпильки.

— Я уверена, Мэгги, что тебе лучше быть не каким-то там рядовым членом парламента, а целым лордом, то есть, леди-канцлером!

— Это почему же? — спросила Мэгги, изо всех сил изображая равнодушие.

— А падение будет не таким громким! Ведь лорд-канцлер уже много веков восседает на мешке с шерстью! — так и покатилась со смеху Дороти.

Роуз взяла Мэгги за руку.

— Идем ко мне в комнату. Не обращай на нее внимания.

— У нас же экзамен у мисс Ходжкин! Нас ждет структура пенициллина и грамицидин Б…

— Мэгги, ты достаточно знаешь об этом. И мисс Ходжкин тоже знает, что ты знаешь. Недаром она ведет твой с Герхардом Шмидтом исследовательский проект. Мой, например, она вести не стала, для нее моя работа слишком примитивна.

— Но и тебе сдавать экзамен!

— Да выкручусь как-нибудь, не впервый раз! Пойдем, расскажешь, как прошла твоя вечеринка. Познакомилась ли ты с каким-то интересным молодым человеком? О, я вижу, ты снова покраснела! Мне так хочется узнать все подробности! — Роуз потащила соседку за рукав в свою комнату и плотно закрыла двери прямо перед носом Дороти.

Маргарет осторожно вошла и в темноте нащупала стул. Она была серьезна, а Роуз чуть не взвизгивала от девичьего любопытства.

— Роузи… Это не совсем то, о чем ты подумала… Наверное, тебе сложно будет понять, да и тебе это неинтересно… Мы стояли кружком — я, Дэвид, Кит, Энтони, в общем, все из нашей АКПОУ. Я даже не танцевала — ты же знаешь, в отличии от большинства девушек я туда вступила вовсе не для того, чтобы найти себе пару. В общем, рядом с нашей группой был еще один молодой человек, которого мне не успели представить, но который прислушивался к нашей беседе. Я говорила о том, что с поражением на выборах 1945 года нельзя смиряться, что лейборизм — это путь к катастрофе. Что нужно использовать этот временный отход от власти для осмысления ситуации, чтобы обновить ряды партии к будущим выборам, которые мы обязаны выиграть… И этот молодой человек…

— А кто он, Мэгги? Он тебе понравился? — перебила Роуз.

— Не в том дело, понравился ли. Скорее да, чем нет, он мне показался неглупым и даже проницательным. Ты поймешь почему… Мне потом сказали, что это Уильям Риз-Могг, и что он пишет для «Таймс», ты могла читать его статьи… В общем, он спрашивает, как я предлагаю обновлять партию. Я и ответила искренне, что к следующим выборам мы должны подойти с новым набором смыслов и лозунгов, понятных избирателю, и с новыми лицами в руководстве. Что нужно выдвигать молодых людей и девушек, в том числе, из среднего класса, а не только этих старых лордов, время которых безнадежно ушло. И Уильям говорит, обращаясь ко мне: «Наверняка вы хотите стать членом парламента!». А я возьми да и ответь: «Да, это именно то, чего мне больше всего хочется!» Представляешь?

— И что же в этом ужасного? — непонимающе спросила подругу Роуз.

— А то! Я точно знаю, что я была бы гораздо полезнее в качестве депутата или министра, чем в качестве преподавателя или химика, на которого я учусь. И я знаю, чем бы я занималась в парламенте или правительстве. Но при этом я совершенно не понимаю, как туда попасть! — отчаянно воскликнула Мэгги.

— Да, мне сложно понять зачем тебе это нужно. Зачем это вообще нужно девушке. Ну, была бы ты страшной, как атомная бомба… Или как Дороти, — Роуз хихикнула, прикрыв рот ладошкой и вдруг стала совершенно серьезной. — Но я точно знаю, что из всех моих знакомых, причем как девушек, так и мужчин, ты, именно ты больше всего достойна оказаться в парламенте или даже правительстве. Если бы тебя выдвинули в кандидаты — я бы голосовала за тебя. Потому что ты умнее всех этих говорунов, но объясняешь сложные вещи обычными словами… И потому, что когда ты дежуришь, я знаю, что все будет происходить вовремя и по плану, все предметы будут на своих местах. В общем, если бы ты руководила моей страной, я бы чувствовала, что могу спокойно заниматься своими делами, не боясь неожиданностей. Ты знаешь, Мэгги, сейчас, после той страшной войны, которую пережила Англия, защищенность и уверенность — это и есть то, чего люди больше всего хотят от власти. Как бы она ни называлась — королевской или демократической, какой бы партией ни была представлена — консервативной, либеральной, лейбористской… Да, я голосовала бы за тебя! — проговорила Роуз.

— Ну, что же, Роуз, спасибо! У тебя скоро появится такая возможность. Я буду бороться за президентство нашей Ассоциации консервативной партии Оксфордского университета. Выборы — в октябре. Я уже придумала тему своего первого выступления, — сказала Мэгги.

— И какой же? — поинтересовалась зевающая Роуз.

— Я начну так: «Наш век называют веком обычного человека. И в этот век так не хватает необычных людей. И я бы даже сказала, необычных женщин»… Впрочем, последнего я не скажу. Не хочу потерять избирателей мужского пола, — сказала Мэгги и первый раз за всю беседу улыбнулась.

Впрочем, нет, это уже была не Мэгги. Перед Роуз сидела Маргарет Робертс, будущий президент АКПОУ.