Пир был в самом разгаре. С моей точки зрения, правда, он смотрелся как похороны, но традиции — против не попрешь. Происходи подобное мероприятие где-нибудь в западных странах или у арабов, все бы уже были упитыми, орали бы песни, тискали прислужниц и кидались костями в собак. Тут же чинно сидели, изредка выпивали и почти ничего не ели. Зато говорили очень много. И в большинстве своем ни о чем.
Я и отец Юэлян сидели во главе собрания, на возвышении, которое, кроме как подиумом, назвать было сложно. Каждый за отдельным столиком, но рядом. Перед нами было пустое пространство на уровень ниже, но выше остального зала. Туда должны были выходить люди, которые приносят подарки, читают стихи, и те, кого Чэн Шу или я вызываем, чтобы продемонстрировать свое расположение путем совместного осушения очередной крохотной чашки-наперстка.
К счастью, со всей этой мишурой уже отстрелялись, так что не было необходимости поминутно поднимать рюмку с очередным ближником и мочить в ней губы.
Остальные приглашенные, человек сто, если не больше, сидели за индивидуальными столиками по правую и левую руку от нас. Перед каждым стояли кушанья в небольших пиалушках, винишко в кувшинчиках и курительница с ароматными травами. Каждый гость был наряжен в лучшие свои одежды, в которых можно только сидеть и очень неторопливо ходить. И выглядел так, будто в позвоночник ему вбили лом.
Юлька со служанкой сидела позади нас с Чэн Шу, в специальной нише, укрытой за полупрозрачной шторкой. Ее статус пока не позволял участвовать в мужских «пьянках» открыто, при этом она была очень важной тут персоной, поэтому и вышел такой вот компромисс.
Мои друзья рассредоточились среди двора Чэн и чувствовали себя, как мне показалось, скованно. Богатырь не знал, куда деть руки, и постоянно путался в широких рукавах парадного халата — один раз даже оконфузился и сбил ими пустую рюмку. Пират выглядел пободрее, постоянно затевал рассказы о случаях из военной жизни, но умолкал, не найдя благодарных слушателей. Прапор молча пил, Матушка И, кажется, дремала с открытыми глазами, и только Мытарь выглядел так, будто сбылись все его мечты. Наконец-то единственному чиновнику в моем круге довелось снова поучаствовать в цивилизованном застолье.
Для полного состава не хватало только Амазонки, но женщина продолжала наблюдать за войском Чэн и, полагаю, была рада пропустить пир. Ей по душе были простые солдатские пьянки, а не это вот все.
В противоположность моему внутреннему кругу придворные Чэн Шу вели себя в гостях как дома. Нет, вполне благопристойно, никакого хамства, прямые спины и все такое, но разговаривали друг с другом они раскованнее, шутили и даже с аппетитом ели. Парочка уже даже выходила на помост со стихами-здравницами в честь своего господина и принимающей стороны. Я в китайской поэзии ничего не понимал, но, судя по тому, как мрачнел на каждой декламации Пират, приходил к заключению, что стихи неплохи.
В общем, можно подумать, что было скучно, но это не так. Заряд адреналина, который я получил сперва от Быка, а потом и от невесты, все еще держал меня в тонусе. Мне постоянно приходилось себя сдерживать, чтобы не начать оглядываться по сторонам в поисках примет предательства, которое затеял отец невесты.
— На открытое столкновение он никогда не пойдет, если не будет уверен в победе полностью, — сказала она, когда мы обсуждали возможное поведение ее отца на пиру. — Ему открыты два пути: яд и провокация. Если он предпочтет первое, яд будет из тех, что действуют долго и убивают человека за несколько дней, а то и недель. Тогда он сможет погостить, дождаться твоей смерти, а потом выступить спасителем твоей фракции как единственный верный союзник, к тому же самый старший и опытный из твоих капитанов. Разлад возможен, он даже рассчитывает на него, но для такого случая неподалеку и стоит его войско.
У меня до сих пор в голове плохо укладывался тот факт, что человек, который отдал за меня свою единственную и любимую дочь, готов пойти на убийство. Как-то это было неправильно, русские — уверен — так бы никогда не поступили. Хотя… Чего я себе-то вру! Поступили бы, еще как. И поступали, если верить истории. Просто сам я никогда не вращался в настолько высоких сферах, где подобное в порядке вещей.
— Второй путь — это провокация, — говорила Юлька. — Тут вариантов множество: от затеянной на пиру ссоры до какого-нибудь спорного вопроса, из-за которого можно потребовать уступок. Последнее выставит тебя слабаком среди собственных людей и позволит отцу дальше обихаживать их, склоняя к предательству. Чэн Шу изощрен, у него в запасе множество сюрпризов, предугадать которые ни ты, ни я не в состоянии. Просто будь наготове, думай быстро и действуй осмотрительно.
Вот я и сидел теперь такой напряженный с ломом вместо позвоночника, готовый в любой момент вскочить и начать разруливать кризис, который на меня нежданно-негаданно обрушится. А тот все не начинался.
— Молодой Вэнь, — тут ко мне обратился Чэн Шу. — Не думаешь ли ты, что свадебную церемонию можно назначить на более ранний срок?
Традиционно свадьбы играли после сбора урожая, то есть осенью. Обычай шел из крестьянской среды, землепашцы только в этот момент имели хоть какое-то свободное время, но и аристократия, памятуя о своих корнях, их придерживалась. Не всегда, конечно, но все-таки.
Наша с Юлькой свадьба как раз и была запланирована на середину осени, то есть через два с половиной месяца. И тут вдруг предложение от тестя поторопиться с этим.
— Зачем так спешить? — с вежливой улыбкой отозвался я. — Свахи сказали… назвали благоприятный день. Ломать их работу… почему?
— По правде сказать, молодой Вэнь, никто не ждал, что ты быстро разделаешься с такими сильными врагами. Лето едва перевалило за середину, а ты уже хоу, при этом обладаешь землями большими, чему у кого-либо на юге. Теперь тебе нужно закрепиться на них и только потом планировать дальнейшие шаги. А что лучше брака позволит это сделать?
Я, вероятно, кое-какие слова не понял, потому что никак не мог сообразить, почему прирост территорий делает меня прямо-таки обязанным жениться как можно скорее. То есть так-то я был не против, даже очень за, но когда предложение об этом исходит из уст моего коварного тестя, подозреваемого в предательстве, волей-неволей напряжешься.
А тот сидел рядышком, повернувшись ко мне корпусом и с искренним интересом ждал, что я отвечу. Лицо у него в этот момент было самое что ни на есть дружелюбное, ни дать ни взять — отец множества дочерей, у которого вдруг первый зять нарисовался. Но я-то знал, что у моей Юльки не сестры, а братья. Двое даже приехали с папкой.
— Спросить Чэн Юэлян? — вскинул я брови. — Она согласится?
— Зачем же спрашивать женщину о мужских делах? — опять-таки с необыкновенно искренним изумлением спросил Чэн Шу. — Ты стратег, молодой Вэнь, тебе и планировать, где и когда произойдет очередная битва.
А это сейчас что было? Первая попытка вбить клин между мной и нареченной? Или все в рамках традиции — нефиг женщинам иметь мнение в важных вопросах?
— Я хотел бы знать, что она думает, — пояснил я. — Брак между мной и Чэн Юэлян не только сделка. Я уважаю ее, а она меня.
Боже, даже мне больно было слышать слова, которые выталкивал мой рот! На что я вообще рассчитываю с таким умением говорить? Хотел сказать, что намерен считаться с мнением своей будущей супруги и что отношусь к ней не просто как к бонусу от союза с кланом Чэн, но вышло… что вышло.
— Я рад, что молодой стратег оказывает такое уважение моей младшей дочери, — закивал собеседник. — Но это и правда не ее дело. Это твое решение. Что скажешь?
То есть ответ я должен был дать прямо сейчас? А где время на подумать? Это и есть та уловка, которая покажет меня слабым перед соратниками?
— Соглашусь, дядя, — ответил я. Дождался, пока круглое лицо осветит улыбка, как мне показалось, триумфа, и добавил: — Соглашусь, что это мое решение.
И улыбнулся во все тридцать два.
— Конечно! — чуточку поскучнел Чэн Шу и, отвернувшись от меня, занялся едой.
Некоторое время я сидел, наслаждаясь своей маленькой победой. Даже винца выпил каплю, так, чисто символически. То, что подавали евнухи Чэна (а именно они прислуживали в вип-ложе пиршественного стола), я не трогал, употреблял лишь поданное моими людьми. Тщательно на вопрос безопасности проинструктированных. Сам Чэн Шу, кажется, относился к подобному поведению с полным пониманием и одобрением.
Тут с правой стороны, отведенной в большей степени под приезжих гостей, поднялся человек и медленно пошел по коридору к нашим с дядей столам. Сперва издали я его не разглядел, но, когда он приблизился на десять шагов и церемонно поклонился, сложив перед собой руки, смог рассмотреть в деталях.
Выглядел он необычно хотя бы потому, что был не китайцем, а каким-то монголом. Узкое лицо с крючковатым носом, хищная улыбка, которую он даже не пытался скрыть за вежливостью, и наряд — какая-то невероятная комбинация из халата и обрывков шкур, которыми были обмотаны голени, предплечья и пояс. Оружия у него с собой не было, пир все-таки, но я почему-то представил, как на поясе у него висит большой меч дао.
— Гун Чэн Шу, — первый поклон был адресован дяде, а второй мне. — Хоу Вэнь Тай.
Крохотный нюанс, которому бы без помощи своих советников я и значения не придал. Сперва он обратился к своему господину и лишь затем ко мне. Допустимо, но на самой грани приличий. Хозяином все же был я, хотя дядя и превосходил меня титулом, а значит, обращаться нужно было сперва ко мне, а только потом — к нему. Небрежность, которую можно было бы счесть оскорблением, если бы я этого захотел.
Но я не захотел. Вместо этого подобрался, как кот перед прыжком. Понял — началось то, о чем предупреждала Юлька. Провокация.
— Хуань Богэ, — отреагировал тесть и для меня пояснил: — Этот человек — один из моих ближайших телохранителей, я полностью ему доверяю. Он из народа сюнну, у него нет близких в наших краях, поэтому он ни с кем не сможет сговориться против меня.
Я кивнул. Сюнну, как я понял, — это хунну, то есть известные у нас на западе предки гуннов. Северные протомонголы, которые то воевали с Китаем в этот исторический период, то служили на охране его границ. Шотландская гвардия, короче. Разумный выбор в телохранители, что тут скажешь. Другой вопрос — какого лешего он приперся?
— Зачем ты пришел, Хуань Богэ? — Чэна Шу ответ на этот вопрос тоже интересовал.
— Я хотел бы развлечь тебя, мой господин, — снова поклонился хунн. — Здесь скучно.
На лице дяди Шу появилось выражение веселого любопытства.
— В самом деле? — произнес он. — И как же ты намерен это сделать?
— Как тебе известно, господин, я не одарен ни в чем, кроме боевых искусств. Чем еще я смогу тебя порадовать? Только поединком!
Здесь монголоид выпрямился и уставился мне прямо в глаза. Черные зрачки были как стволы горизонталки, которую приставили мне ко лбу. Никакой злобы, ярости — только холодная и расчетливая готовность убивать.
Внутри у меня все сразу замерло, да и снаружи, если прислушаться, тоже. Смолкли разговоры, смех, звон бокалов и перешептывание слуг на заднем плане. Гости смотрели на помост, где разворачивалось самое интересное действо сегодняшнего вечера.
Самым сложным было не отвести взгляд. Спасую сейчас, считай, уже проиграл. Не знаю, как мне справляться с этим типом в шкурах, но сдаваться я не собирался точно.
— Интересное предложение, — сказать это оказалось неожиданно легко. — Прямо здесь?
— Хоу Вэнь Тай. Мы будем очень аккуратны. Выбери бойца из своих капитанов, и мы сразимся с ним. Я много слышал о доблести героев, идущих за тобой. И мне бы хотелось самому проверить их силу.
Описать то, как на его слова отреагировал мой организм, было невозможно. Жуткая и едкая смесь из облегчения (драться не мне!), стыда (господи, какой же ты трус, Леша!) и бешенства (проверить меня, значит, решили, суки!) бросила в жар. Только невероятным усилием воли удалось удержать на лице скучающее выражение.
— Какой твой Путь, Хуань Богэ?
— Я Герой.
А вот тут я чуть не заржал. Ну, просто звучало это для русского, еще не окончательно окитаевшегося уха, довольно дико. Да и тон — я Герой! Грудь выпятил, плечи расправил, вот-вот зазвучит пафосная музыка Ханса Циммера, да флаг Коммунистической Партии Китая начнет развеваться за спиной. Герой, мля! Вот никогда не слышал, чтобы Ган Нин так себя называл. Он бы скорее сказал, что его стихия — огонь.
Возникло искушение натравить на этого монгольского типа Лю Юя. Бык был опытным поединщиком, но что-то мне говорило, что этот шаг мой тесть предусмотрел. Да и от пира, после того как мой побратим начнет сражение, мало что останется. Он ведь какой угодно, только не аккуратный.
— У меня есть для тебя противник, — кивнул я, чувствуя правой стороной лица внимательный взгляд Чэна Шу. — Ган Нин!
— Хоу Вэнь Тай! — капитан вскочил, каким-то змеиным движением сбросил с себя парадный халат, оставшись в одном нижнем. Широкими шагами приблизился к помосту, замер в поклоне.
— Постарайся не навредить телохранителю моего дяди, — сказал я. — Кажется, он очень к нему привязан.
— Да, господин! — расплылся в злой улыбке Пират.
Впервые за всю эту сцену хунн выдал настоящие эмоции. Лицо осталось такой же бесстрастной медной маской, а вот в глазах вспыхнул на секунду разлившийся напалм. Герой, блин!
Пока евнухи готовили место для схватки, а слуги несли оружие обоих поединщиков, мы с Чэн Шу сидели, мочили губы в вине и улыбались друг другу. Даже пару реплик отпустили.
— Жду не дождусь схватки! Ничто так не будоражит кровь, как сражение! Верно, молодой Вэнь?
— Согласен с тобой, дядя. Надеюсь, наши генералы не навредят друг другу?
— Хуань Богэ — опытный воин. До того, как я взял его к себе, он охранял северную границу Поднебесной.
— Ган Нин тоже мало сражался в дружеских поединках.
Тоже в своем роде фехтование. Только на словах. И тоже могло убить.
Расчет Чэна Шу был понятен. Он выставляет воина, чей Путь — Огонь. Герои не умеют сдерживаться, как и их первостихия. К тому же Хуань Богэ — реальный рубака, не придворный фехтовальщик, то есть умеет быстро и эффективно убивать, а не показывать красивый и зрелищный бой. В процессе схватки монгол увлечется — к бабке не ходи — и начнет сражаться всерьез. Даже не слишком важно, кто будет ранен или убит — обида посчитается нанесенной. Значит, появился формальный повод для охлаждения отношений между фракциями. Или, если, к примеру, погибнет Ган Нин, а я не потребую сатисфакции, будет продемонстрирована моя слабость как владетеля.
Пират для него наилучший выбор. Он тоже горяч, тоже может увлечься, но он в большей степени командир, а не нагибатор один на один. Мозги у него есть, и, надеюсь, ему их хватит, чтобы понять, какая хрень на этом пиру затевается.
С другой стороны, кого бы я ни выбрал, все равно проигрывал. В шахматах такая стратегия называется, кажется, вилкой. Двойной удар — один все равно достигнет цели. Прав был дядя — в этих играх я ему еще не соперник. Еще и Пирата подставил.
В общем, пока несли эти чертовы мечи, я весь извелся. И накрутил себя до такой степени, что уже сам был готов выйти на бой с хунном. И тут, когда слуги притащились наконец с подносами, на которых лежало оружие, за спиной раздался голос.
— А мог бы мой господин позволить мне выступить от фракции Вэнь?
Внутренности мои покрылись корочкой льда. Тоненькой, только шевельнись — все разлетится на крохотные острые осколки. Юлька! Вот же коза! Какого хрена она вмешивается? Об этом не было разговора! Мы договаривались, что на провокации отвечать не будем, и тут она сама лезет в бутылку! Если Хуань Богэ ее ранит…
Стоп! То есть она?.. Вот ведь умница!
С крайне удивленным видом я поднялся, повернулся назад и увидел свою невесту в привычном облике воительницы — когда только переодеться успела? Вместе со мной вскочил и Чэн Шу, такого поворота тоже не ожидавший.
— Это не женское дело! — рявкнул он на дочь, прежде чем я успел что-то сказать. — Ты бесчестишь семью Чэн!
— Мой почтенный отец позорит себя такими словами, — с милой улыбкой хорошей девочки и поклоном ответила Юэлян. — Мой почтенный отец воспитывал свою младшую дочь как воина. Чэн Юэлян уже приходилось участвовать в битвах, сражаться и убивать. Не думаю, что моему почтенному отцу стоит говорить о своей младшей дочери как о простой женщине. К тому же мой почтенный отец находится в гостях, а Чэн Юэлян же обращалась к хозяину.
Честно скажу — половину сказанного я воспроизвел по контексту. Она говорила быстро, не стараясь, чтобы ее понял я, — текст был для Чэна Шу. И он понял.
— Юэлян! — окончательно теряя лицо, произнес он. На этот раз в гневном его голосе проскользнули просительные нотки.
Девушка, игнорируя отца, поклонилась мне.
— Мой господин, прошу, окажите мне честь представить фракцию Вэнь в этом поединке. Хуань Богэ ведь желает узнать в схватке, что за люди служат вам.
Я оглянулся на Пирата — тот выглядел таким же обескураженным, как и все в зале. Взглядом велел ему положить меч обратно на блюдо и вернуться на место. Снова глянул на невесту, ответив на ее вопрос легким наклоном головы. Медленно, тщательно выговаривая каждое слово, чтобы не ошибиться, проговорил:
— Это вы оказываете честь фракции Вэнь, молодая госпожа Чэн Юэлян.
Жизнь не шахматы. И, как оказалось, даже «вилку» в ней можно разрушить. Я смотрел на то, как Чэн Шу страшными глазами смотрит на монгола, обещая ему страшные кары, если с головы его дочери упадет хоть один волосок. Я видел, как по виску Хуань Богэ стекала крохотная капелька пота — он тоже понимал, в какой заднице оказался.
Сумасбродное решение моей невесты превратилось в продуманный до мелочей план. Хунн не осмелится сражаться против нее в полную силу, а значит, проиграет поединок более слабому противнику. И хотя это вроде «дружеский поединок» — фракция Чэн потеряет очки. Плюс к этому Чэн Юэлян только что заявила — причем в ультимативной форме, — что приняла сторону фракции Вэнь. Окончательно и бесповоротно. Уж не знаю, на что рассчитывал этот старый лис Чэн Шу, выдавая дочку замуж за меня, может, как раз и надеялся получить опосредованное влияние на союзника. Но просчитался. Из-за влюбленной девчонки.
Надеюсь только, Юлька родит мне сыновей. Ну его нафиг девочек. Таких разочарований в будущем я просто не переживу.
— Порадуйте нас красивым боем, молодая госпожа Чэн! — воскликнул я, усаживаясь на свое место.
И все гости, как понявшие, в чем тут соль, так и не сообразившие, поддержали меня хором:
— Прошу, порадуйте нас красивым боем!