Марксизм и феминизм

7. Цеткин-Люксембург-Коллонтай

Имена этих выдающихся женщин вошли в историю. Клара Цеткин. Роза Люксембург. Александра Коллонтай. Вклад каждой из них в дело социализма и, следовательно, в дело раскабаления женщин, велик. Однако, следует ли их из-за этого считать феминистками? Нет. Они не были феминистками. Что бы на этот счет ни писали либеральные пропагандоны в выгребной помойной яме под названием «Википедия».

Как и в главе про «отцов-основателей», я не буду здесь подробно останавливаться на биографиях, — интересующихся в общих чертах личностями Клары, Розы и Александры приглашаю почитать о них в Большой Советской Энциклопедии, — это приличный и рукопожатный источник, под каждой статьей в котором, как и в любой настоящей энциклопедии, стоит подпись написавшего эту статью автора. Для более подробного знакомства есть биографические книги и литературные труды самих этих женщин. Предмет же настоящего исследования — не биографии выдающихся людей, а «марксистский» феминизм. Вот и давайте выясним, какое отношение наш предмет имеет к каждой из названных революционерок?

Клара Цеткин — выдающийся деятель германского и международного рабочего движения, активная участница 2-го Интернационала, на протяжении многих лет фактически возглавляла социал-демократическое женское движение Германии, одна из основателей Коммунистической партии Германии (КПГ), с 1920 по 1932 гг. депутат рейхстага, активно боролась с оппортунистами и социал-шовинистами. Энгельс высоко оценивал деятельность Цеткин, отмечая ее «высокую работоспособность» [19]. Вот выдержка из письма Энгельса к Вере Ивановне Засулич от 30 января 1895 г.:

«Луизу особенно радует решительное отклонение петиции женского союза — см. статью Клары Цеткин в приложении к «Vorwarts» от четверга. Клара права и добилась все же того, что ее статья вопреки долгому и упорному сопротивлению была принята. Браво, Клара!» [20].

Речь о опубликованном 9 января 1895 г. в «Vorwarts» обращении феминистского Союза женских обществ к женщинам «всех партий и всех классов». Феминистки призывали женщин подписываться под петицией рейхстагу и ландтагам с просьбой предоставить женщинам права союзов и собраний. 24 января 1895 г. Клара Цеткин выступила в «Vorwarts» с резкой критикой этой петиции и призывала женщин-пролетарок не ставить своих подписей под ней [21].

В своем выступлении на съезде Социал-демократической партии Германии (СДПГ) в Готе 16 октября 1896 г. Цеткин говорила о «неотложной необходимости разрешить женский вопрос». Но каков на то время был женский вопрос, и как по мнению Клары его следовало решать?

«…женский вопрос», — говорила она, — «существует только в недрах тех классов, которые сами являются продуктом капиталистического способа производства. Поэтому в кругах крестьянства, ведущего натуральное хозяйство […] женского вопроса не существует. А вот в тех классах общества, которые появились на свет, как прямое порождение современного способа производства, женский вопрос стоит со всей остротой. Существует женский вопрос для пролетарок, для женщин средней буржуазии, интеллигенток и женщин из «верхних десяти тысяч»; в зависимости от классового положения этих слоев он принимает различные формы (здесь и далее курсив мой, — Ю.С.).

Как сложился женский вопрос для женщин из «верхних десяти тысяч»? Женщина из этого слоя благодаря своей обеспеченности может свободно развивать свою индивидуальность, она может жить так, как это подсказывают ей ее склонности. Однако, как супруга, она все еще зависит от мужа. […] Уже при самом своем возникновении такая семья бывает лишена моральных предпосылок для своего существования. Не индивидуальные склонности, а деньги решают вопрос о ее создании. Это значит: то, что соединил капитал, не должна разрушать сентиментальная мораль. («Браво!») Таким образом в кодексе брачной морали две проституции сходят за одну добродетель. Этому соответствует и образ жизни такой семьи. Если жена не должна больше выполнять свой долг, она передает свои обязанности супруги, матери и хозяйки дома наемному персоналу. Если женщины из этих кругов хотят занять свою жизнь серьезным делом, они должны сначала потребовать права свободно и самостоятельно распоряжаться своей собственностью. Поэтому такое требование стоит на первом месте среди лозунгов, под которыми выступают участницы женского движения, принадлежащие к «верхним десяти тысячам». Они ведут против мира мужчин своего класса ту же самую борьбу за осуществление этого требования, какую вела буржуазия против всех привилегированных сословий, — борьбу за устранение всех социальных различий, основанных на владении собственностью. […]

Какую же форму принимает женский вопрос в кругах мелкой и средней буржуазии и в среде буржуазной интеллигенции? Здесь разрушает семью не собственность, а в значительной мере — сопутствующие явления капиталистического производства. По мере того, как оно совершает свое триумфальное шествие, средняя и мелкая буржуазия все больше разоряется. К ухудшению условий жизни буржуазной интеллигенции ведет другое обстоятельство. Капитал нуждается в интеллигентной, научно подготовленной рабочей силе. […] В этих кругах жена не пользуется равными правами с мужем, подобно владелицам частной собственности, принадлежащим к высшим кругам общества. Она не пользуется также и равноправием пролетарки, как это имеет место в пролетарских кругах. Женщины средних слоев должны еще завоевать свое экономическое равноправие с мужчинами, а это возможно только при условии выполнения двух требований: предоставления им равных прав на получение профессионального образования и равных прав на профессиональную деятельность для обоих полов. […] Осуществление этого требования порождает столкновение интересов женщин и мужчин в среде средней буржуазии и интеллигенции. Конкуренция женщин в области свободных профессий является причиной сопротивления, которое оказывают мужчины требованиям буржуазных участниц борьбы за права женщин. Это сопротивление порождается только страхом перед конкуренцией (а не «токсичным мачизмом»! — Ю.С.). Все другие мотивы, которые выдвигаются против предоставления женщинам умственной работы — меньший объем женского мозга, якобы определенная самой природой профессия женщины как матери, — это лишь отговорки. Конкурентная борьба (а не злокозненный «патриархат»! — Ю.С.) вынуждает женщин из этих слоев требовать политических прав, чтобы иметь возможность в ходе политической борьбы разрушить преграды, все еще мешающие их экономической деятельности.

Я коснулась здесь только исходного, чисто экономического момента. Было бы несправедливым по отношению к буржуазному женскому движению, если, бы мы захотели свести его к одним только экономическим мотивам. Нет, оно имеет и чрезвычайно серьезную духовную и этическую сторону. Буржуазная женщина требует не только права на свой собственный кусок хлеба, но и желает наполнить свою жизнь духовным содержанием, развивать свою индивидуальность. Именно в этих слоях видим мы те трагические, интересные с психологической точки зрения характеры, подобные Норе (имеется в виду героиня драмы норвежского драматурга Г. Ибсена (1828—1906) «Кукольный дом», — прим. Ю.С.) — характеры женщин, которым надоело жить куклами в кукольном доме и которые хотят принять участие в дальнейшем развитии современной культуры. Поэтому устремления участниц буржуазного движения за женские права как с экономической, так и с духовной и моральной точки зрения совершенно справедливы. (Напомню, здесь речь о требованиях феминисток «первой волны», которые Цеткин перечислила выше, а не о «борьбе» с «патриархатом» и «цисгендерными белыми мужчинами-угнетателями», — Ю.С.)

Для пролетарок женский вопрос был создан эксплуататорскими потребностями капитала, который постоянно ищет самую дешевую рабочую силу… Тем самым пролетарскую женщину тоже втянули в механизм экономической жизни нашего времени, погнали ее в мастерскую, к машине. Она пришла в экономику для того, чтобы хоть немного помочь мужу в заработках, а капиталистический способ производства превратил ее в конкурентку — штрейкбрехера; она хотела обеспечить благосостояние своей семье, а в результате пролетарские семьи стали еще больше нуждаться. Жена пролетария стала самостоятельно зарабатывать, потому что хотела сделать жизнь своих детей более светлой и радостной, а в результате она в большинстве случаев совершенно отрывалась от своих детей. Как рабочая сила она полностью сравнялась с мужчиной: машина сделала ненужной физическую силу, и повсюду женский труд стало возможно использовать с теми же самыми результатами для производства, что и труд мужчин. А поскольку женщина была дешевой и, главное, послушной рабочей силой, лишь в очень редких случаях решавшейся лезть на рожон, протестуя против капиталистической эксплуатации, то капиталисты постарались расширить возможности использования женского труда в промышленности до предела. Вследствие этого женщина-пролетарка добилась экономической самостоятельности, однако она купила ее, поистине, дорогой ценой и практически в настоящее время ничего от этого не выиграла. […] Женщина-пролетарка получила экономическую самостоятельность, но она не имеет возможности проявить свою индивидуальность в полной мере — ни как человек, ни как женщина, супруга. Для выполнения своего долга супруги и матери (как видите, Цеткин не считала семью «гетеросексуальным браком с вытекающей из него гомофобией», — Ю.С.) ей остаются лишь те крохи, которые падают со стола капиталистического производства.

Поэтому освободительная борьба женщины-пролетарки не может носить того же самого характера, что и борьба буржуазной женщины против мужчин своего класса. Это — борьба вместе с мужчинами своего класса против класса капиталистов. Пролетарке не нужно бороться против мужчин своего класса, чтобы добиться устранения преград, мешающих ей участвовать в свободной конкуренции. Стремление капитала к усилению эксплуатации и развитие современного способа производства полностью освободили ее от необходимости вести эту борьбу. Наоборот, задача состоит в том, чтобы возвести новые преграды — преграды против эксплуатации пролетарской женщины. Нужно вернуть и обеспечить ей ее права как супруги и матери. Конечная цель борьбы женщины-пролетарки — не свободная конкуренция с мужчиной, а завоевание политической власти пролетариатом. Рука об руку с мужчинами своего класса пролетарские женщины борются против капиталистического общества. Конечно, они согласны также и с требованиями буржуазного женского движения. Однако они считают выполнение этих требований лишь средством для достижения цели, средством для того, чтобы они могли вступить в борьбу вместе с пролетариями, имея в руках то же самое оружие, что и мужчины» [22].

Таковы слова Клары Цеткин — сильной (не путать с нынешними «сильными и независимыми»!) и умной женщины, рассматривавшей общественные процессы с позиций марксизма. Всякий читающий ее слова может убедиться в том, что между взглядами Цеткин и взглядами приводимых в предыдущих главах «марксисток»-феминисток нет ничего общего.

«Если женщинам будет предоставлено политическое равноправие, в фактическом соотношении сил ничего не изменится», — говорила она. — «Женщины-пролетарки перейдут в лагерь пролетариата, буржуазные женщины — в лагерь буржуазии. Нас не должны вводить в заблуждение некоторые социалистические мотивы в буржуазном женском движении. Они выдвигаются лишь до тех пор, пока буржуазные женщины считают себя угнетенными» [22]. — Тут и добавить нечего!

Вторая по частоте упоминаний в качестве «феминистки» — Роза Люксембург.

Как и Цеткин, Люксембург была выдающимся деятелем немецкого рабочего движения, а также польского и международного; была одним из руководителей и теоретиков польской и германской социал-демократии; выступала с антиимпериалистскими и антимилитаристскими докладами на конгрессах 2-го Интернационала. За свою революционную деятельность провела в тюрьмах в общей сложности около четырех лет. В январе 1919 г., после подавления рабочего восстания в Берлине, была зверски убита контрреволюционерами.

Автор крупных теоретических работ по марксизму — таких, как «Накопление капитала (к вопросу об экономическом объяснении империализма)» и «Введение в политическую экономию» — Люксембург не написала ни единой статьи (по крайней мере, мне таковых отыскать не удалось) ни о женском рабочем движении, ни, тем более, о феминизме. Она критиковала ревизионистов (Э. Бернштейна), критиковала оппортунистов, критиковала националистов, критиковала милитаристов, критиковала большевиков и Ленина… Но она ни слова не написала по женскому вопросу.

Попадание Люксембург в пантеон «марксисток»-феминисток, на мой взгляд, можно объяснить, разве что, дебильностью обитателей Википедии, отмечающих «феминистками» всех революционеров женского пола без разбору. Из этого «авторитетного» источника имя Розы и перекочевало в феминистические паблики ВКонтакте и в головы отдельных «марксисток»-феминисток, которые работ самой Люксембург, конечно же, не читали.

Третья самовольно затащенная феминистками на пьедестал феминизма фигура — это Александра Михайловна Коллонтай. Стоит набрать в любом поисковике: «Коллонтай» и «феминизм», и вы найдете множество удивительных текстов, часть из которых с припиской ВАК.

«Коллонтай», — пишет уже знакомая вам Юкина, — «известна российской публике как революционерка и первая в истории женщина-посол. (О том, что Александра Михайловна еще и первая в истории женщина-министр, Юкина «забыла». Полагаю, для либералки-антисоветчицы Юкиной должность Народного Комиссара не равна Министру, — прим. Ю.С.) Между тем в зарубежной науке А. М. Коллонтай известна как феминистка, развивавшая теорию марксистского феминизма и пытавшая (орфография автора сохранена, — Ю.С.) воплотить его идеи в жизнь» [17]. Для Юкиной достаточно того, что «в зарубежной науке» (мы с вами уже знаем, что это за «наука») кому-то взбрело в голову записать Коллонтай в феминистки.

«Коллонтай вступила в диалог с активно развивающейся в России феминистской мыслью и вынужденно искала ответы на поставленные феминистками вопросы», — сообщает в своей статье «гендерная исследовательница». Оказывается, если бы не феминистки, Коллонтай бы и не думала! Но эта хоть не приписывает Коллонтай свою гендерную муру, — и на том спасибо.

Со свойственной всем либералам, исторически-обиженным на большевиков, ядовитостью Юкина пишет:

«Тактикой социал-демократов в отношении феминистского движения стала его дискредитация. Инициатива принадлежала А. М. Коллонтай. Главное ее оружие — тезис о буржуазности движения. Термин „буржуазный феминизм“ оказался политически очень успешным в борьбе с российскими равноправками. При всей кажущейся самоочевидности термина, он ничего не объяснял и стал политическим ярлыком, который социал-демократы „навесили“ на своих конкурентов в борьбе за „женские массы“». — Сколько желчи пролито между этих слов, сколько эмоций! Одни кавычки чего стоят!

И последняя цитата этой ученой жены:

«Коллонтай вошла в первое советское правительство в качестве народного комиссара по государственному призрению. В то же время она была носительницей феминистских идей, хотя и отрицала это». Вот как! Прямо «латентный феминизм» какой-то… (Обратите внимание на то как кандидат наук и доцент Юкина пишет «Советское Правительство» и должность Коллонтай, — штришок к ее портрету.)

«…известный представитель русского марксизма и марксистского феминизма», — пишет о Коллонтай другая феминистка, Светлана Алексеевна Батуренко, кандидат социологических наук, доцент кафедры истории и теории социологии социологического факультета МГУ. «Работу „Социальные основы женского вопроса“ считают первым вкладом автора в развитие теории марксистского феминизма», — сообщает Батуренко. Кто считает? «Идеи автора, высказанные в данной работе, характеризуют как радикальный марксистский феминизм». Кто характеризует? Будем считать, что сама Батуренко. А, впрочем, чего ожидать от феминистки, заявляющей что в «Происхождении семьи…» Энгельса «рассматривается проблема социально-классового угнетения, а также проблемы гендерного угнетения»… [23]

«А.М. Коллонтай», — пишет доктор социологических наук Ельникова Галина Алексеевна, — «сделала важный шаг в определении политической значимости таких сфер жизни, которые традиционно определялись как „личные“, и попыталась распространить марксистскую теорию на нравственность, сексуальность и семью, не рассматривая их как простое отражение экономического базиса. Она вплотную подошла к формулированию концепции „гендера“». «Ею был сделан заметный вклад в развитие феминистской концепции марксизма» [24].

Статья Ельниковой вышла в 2003 году, когда о «марксистском» феминизме среди российских левых никто всерьез не заговаривал. Сегодня же, пожалуй, трудно будет найти даже самого «зеленого» неофита, который бы не слышал о «марксфеме»… Но вернемся к Коллонтай. Теперь уже к самой Александре Михайловне. Что говорила и писала о феминизме и феминистках она?

Вот интересный отрывок из ее воспоминаний:

«Между тем борьба с буржуазным феминизмом разгоралась. Рядом с дамским политически-ручным женским взаимоблаготворительпым обществом работали Женская прогрессивная партия с доктором Покровской во главе и активный Союз равноправия, популярность которого быстро возрастала. Борьба шла теперь в открытую. Но сила еще была на стороне равноправок — общественное мнение было с ними, общественное же мнение делали не рабочие, а интеллигенция. На собраниях еще мало политически грамотных работниц, домашней прислуги, ремесленниц — равноправки имели успех, и немало труда стоило проводить свою линию, не вызывая протеста. Планомерной работы партия тогда еще среди работниц не вела, изданий для работниц, за исключением брошюры Саблиной (т. Крупской), и то нелегальной, не было. Помню, как вскоре по приезде в Россию Веры Засулич я поехала к ней, чтобы специально посоветоваться: как ставить работу среди работниц, с какого конца начать?

Зимой 1905/06 года мне приходилось не только вести агитационную работу в массах, сражаться с феминистками, где только возможно, отстаивая мысль, что для социал-демократии нет отдельного женского вопроса (здесь и далее курсив мой, — Ю.С.), но и читать ряд открытых лекций на тему о роли женщины в хозяйстве, об истории брачных отношений и т. п., популяризируя принципы социализма в связи с задачей всестороннего раскрепощения женщины. Приходилось все еще вести борьбу с теми товарищами, которые, отмежевавшись от Союза равноправия весной 1906 года, образовали два Социалистических женских клуба, куда входили и большевички, и меньшевички, и эсерки. Несмотря на то что членами этих клубов являлись и работницы, что они притягивали массы, я решительно отказывалась их посещать, считая, что прежде всего в вопросе борьбы за освобождение женщины должна быть начерчена четкая и ясная классовая линия» [25].

Из приведенных слов хорошо видно насколько Коллонтай «была носительницей феминистских идей» и насколько правдивы слова феминистки Юкиной.

«Весть о предстоящем женском съезде быстро разносилась по мастерским», — далее вспоминает Александра Михайловна, — «и благодаря нашим беседам у работниц вырабатывалось враждебное отношение к равноправкам и тяготение к партии. Во время легальных предсъездовских митингов равноправок наши работницы приходили „сплоченной группой“ „скандалить“ и выражать свою несолидарность „с барынями“. За это феминистки еще яростнее ненавидели меня, считая душой этих „хулиганских“ выступлений. Так бесконечна была ненависть ко мне со стороны буржуазных равноправок, что когда пришлось по делу быть у известной деятельницы женского движения Анны Павловны Философовой (матери писателя Д. Философова), то после моего ухода она будто бы крестила углы комнаты, изгоняя мой „вредный“ революционный дух…»

Вот, что Коллонтай пишет во введении к своей книге «Социальные основы женского вопроса»:

«Лозунгом предстоящего съезда (имеется в виду Всероссийский женский съезд 1908 г. — прим. Ю.С.) избран обычный клич феминисток: объединение всех женщин для борьбы за чисто женские права и интересы.

Съезд дал толчок феминистским организациям. Женский муравейник оживился: одна за другой стали выступать феминистки (Покровская, Кальманович, Щепкина, Бахтина и др.) с докладами и лекциями, смысл которых сводился все к тому же женскому кличу: „женщины всех классов населения — объединяйтесь!“

Как ни заманчиво звучит этот „мирный“ лозунг, сколько ни сулит он „бедной младшей сестре“ буржуазной женщины — пролетарке, именно этот лозунг, этот излюбленный клич феминисток и заставляет нас подробнее остановиться на предстоящем женском съезде и подвергнуть его задачи и основные стремления внимательной оценке с точки зрения интересов женщин рабочего класса» [26].

Далее следует внимательный марксистский анализ положения женщины-пролетарки (приводятся статистические данные по соотношению между мужчинами и женщинами в различных отраслях производства в разных странах); Коллонтай указывает на существующие на тот момент противоречия (которые, к слову, на сегодня существенно не изменились) между женщинами двух классов. «Определенные экономические причины», — отмечает при этом Коллонтай, — «вызвали в свое время подчиненное положение женщины: природные свойства ее играли при этом лишь роль вторичного фактора. Только полное исчезновение этих причин, только эволюция тех самых хозяйственных форм, которые породили когда-то порабощение женщин, смогут коренным образом повлиять на изменение ее социального положения». Но «этого не желают, не могут понять феминистки. Им кажется, что при достижении формально признанного буквою закона равноправия они прекрасно сумеют устроиться и в „старом мире угнетения и порабощения, стонов и слез“. И это до известной степени верно. Если для большинства женщин-пролетарок уравнение в правах с мужчинами означало бы сейчас лишь уравнение „в бесправии“, то для „избранных“ — для буржуазии — оно в самом деле открывало бы двери к новым, неизведанным еще правам и привилегиям, составлявшим до сих пор достояние одних лишь мужчин буржуазного класса». Эти слова были написаны в Коллонтай 1909 г., когда правовое неравенство между мужчинами и женщинами было законодательно закреплено во всем мире. Сегодня требования феминисток «первой волны» удовлетворены полностью во всех странах капиталистического центра («первого мира») и в ряде стран полупериферии (в частности «постсоветских»), и даже частично в странах периферии («третьего мира»). Сегодня мы своими глазами видим то, о чем Коллонтай писала предположительно. Никого сегодня не удивляет, что женщина может быть как мелким начальником, так и большим боссом в совете директоров крупной компании и эксплуатировать «младших сестер» по 12 часов к ряду, наравне с «гомофобными натуралами-угнетателями».

«Возможно ли единое женское движение, спросим мы, прежде всего в обществе, основанном на классовых противоположностях?..» — ставила 110 лет назад Коллонтай остающийся и на сегодня главным вопрос.

«Женский мир, как и мир мужской, разделен на два лагеря: один — по своим целям, стремлениям и интересам примыкает к классам буржуазным, другой — тесно связан с пролетариатом, освободительные стремления которого охватывают также и решение женского вопроса во всей его полноте. И цели, и интересы, и средства борьбы различны у той и другой категории борющихся женщин, хотя обе они и руководствуются общим лозунгом „освобождение женщины“. Каждая из борющихся групп бессознательно исходит из интересов собственного класса, которые придают ее стремлениям и задачам специфическую классовую окраску. Стать выше своих классовых интересов, пренебречь ими ради торжества цели другого класса может отдельная женщина, но не сплоченная женская организация, отражающая в себе все реальные нужды и интересы создавшей ее общественной группы. Какими бы радикальными ни казались требования феминисток, нельзя упускать из вида, что феминистки по своему классовому положению не могут бороться за коренное переустройство современной экономико-социальной структуры общества, а без этого освобождение женщины не может быть полным».

На этом разговор об «истории» «марксистского» феминизма можно закончить. Как видите, эта «история» — история феминизма общего, исключительно буржуазного, долгое время побиваемого теми, кого «марксистские» феминистки самовольно записали в свои «основатели». Что бы там не писали «исследовательницы гендеров» в 70-80-е там, или в 00-е здесь, «марксистский» феминизм — течение довольно молодое, — возраст его — 40, максимум 50 лет. «Седины», на которые указывают нам феминистки, при внимательном рассмотрении оказываются головой пожилой лесбиянки из 70-х, а вовсе не бородой Карла Маркса.