Маршалы Наполеона

ЛАНН

«Герцог Монтебелльский был родом из Лектура. В звании батальонного командира отличился он в кампанию 1796 года в Италии. В чине генерала прославил он имя свое в Египте, при Монтебелло, Маренго, Аустерлице, Йене, Пултуске, Фридланде, Туделле, Сарагоссе, Экмюле и при Эслингене, где встретил геройскую смерть. Он был умен, осторожен, смел и непоколебимо хладнокровен перед неприятелем. Он почти ничем не был обязан воспитанию, а всем природе. Самого Наполеона нередко изумляло быстрое развитие способностей его. Ланн превосходил всех генералов французской армии в искусстве управлять на поле сражения 25-тысячным корпусом. Он был еще молод, верно усовершенствовался бы и постиг бы наконец тайны высшей тактики».

«Ланн не имел никаких сведений, когда Наполеон познакомился с ним. Воспитание его было совершенно пренебрежено. Но он делал такие быстрые успехи, что подавал надежду стать между генералами на первую степень. Он имел много военной опытности. Он находился в 15 сражениях и 300 делах. Ланн был человек необыкновенной храбрости; в пылу огня холоден, как лед, и с ясным проницательным военным взглядом соединял готовность воспользоваться представляющейся выгодой. Он был горяч и опрометчив в выражениях своих, даже в присутствии Наполеона, которому предан был со всею пылкостью души. Как генерал, он стоял выше Моро и Сульта».

«У Ланна в первую минуту преобладала храбрость, но он всякий день быстро возвышался в качествах ума. Он уже был превосходным генералом, когда погиб. «Я взял его пигмеем — сказал Наполеон, — а потерял исполином».

«Наполеон описывал… последние минуты маршала Ланна, который при самой кончине более заботился о своем императоре, нежели о себе. «Он долго был простой рубака, — прибавил Наполеон, — а сделался первоклассным генералом». — «Любопытно было бы знать, — сказал тогда Бертран (Бертран — французский генерал, находившийся при императоре на Эльбе и на острове Св. Елены. — А. Е.), — как бы Ланн действовал в последнее время и остался ли бы он верен своему долгу?» — «Нас уже приучили ни за кого не ручаться, — отвечал Наполеон. — Впрочем, я не думаю, чтоб Ланн изменил мне. А сверх того я полагаю, что он при своей храбрости давно бы был убит или так изувечен, что, верно бы, не участвовал в политических делах. А если б он действительно тут был, то влияние его и деятельность могли бы дать оборот всем делам».

МАССЕНА

«Массена родился в Ницце и вступил во французскую службу в королевский Итальянский полк. Он был обер-офицером, когда вспыхнула революция, быстро шел вперед и вскоре получил чин дивизионного генерала. Находясь при Итальянской армии, служил он под начальством главнокомандующих Дю-гомье, Дюмербиона, Келлермана и Шерера. Он был крепкого телосложения, неутомим и денно-ночно на коне, в горах и на скалах; вообще особенно способен к горной войне. Он был решителен, храбр, неустрашим, честолюбив и властолюбив; отличительной чертой его было упрямство, и потому он никогда не упадал духом. Он пренебрегал дисциплиной и мало заботился о хозяйственном управлении, а потому и не пользовался большою привязанностью к нему солдат. Диспозиции его к сражению были неудовлетворительны; беседы — незначительны, но при первом выстреле, посреди ядер и опасностей, мысли его приобретали силу и ясность. Разбитый, он продолжал действовать как будто победитель. В конце Итальянского похода имел он поручение представить Директории предварительные условия Леобенского договора. Во время Египетской экспедиции начальствовал он армией, действовавшей в Швейцарии, и победой при Цюрихе спас Республику. Впоследствии он сделался маршалом, герцогом Риволийским и князем Эслингским».

«Массена имел отличные дарования. Он делал худые приготовления к сражению; только среди кровопролития обдумывал он распоряжения, которые следовало сообразить заранее. Посреди убитых и умирающих, когда кругом поражали ядра и пули, Массена становился тем, чем действительно был; тогда с величайшей основательностью и хладнокровием отдавал он приказания свои и принимал надлежащие меры. Справедливо говорили, что он не ранее действует с полной обдуманностью, как уже охваченный пламенем сражения. Впрочем, Массена был грабитель и всегда делился с подрядчиками и комиссарами армии. Наполеон часто предлагал ему миллион в подарок с тем, чтобы он прекратил воровство свое; но он, по привычке, не в состоянии был отвратить глаз и рук от денег. Солдаты ненавидели его за то и раза три или четыре возмущались. Но в действиях Массена был бесценный человек, и если б он блистательных качеств не помрачил лихоимством, то сделался бы великим человеком».

«Массена в Португалии сделал первую глупость, не обойдя позиций в Бузакко, хотя он прекрасно знал горную войну, но сердился на Веллингтона, считал его мальчишкой и хотел взять в плен. Потом он мог атаковать укрепленные позиции в Торес-Ведрос в тот самый день, когда к ним приблизился, хотя, положим, это была бы неимоверная быстрота. Но он остался перед ними целый месяц, ничего не предпринимая, потому что он упрямец. Я не хочу верить, чтоб у позиции, растянутой на 8 миль, нельзя было найти места, где можно было бы пробиться. О Массена, Массена! Ему стыдно было отступить перед тем, кого он называл мальчишкой, и он запирается в Сантареме, не вступив в сношение на Тахо с Сультом. Это еще громадная глупость. А позицию в Сантареме Веллингтон мог легко обойти. Ренье писал мне, что ежедневно боится катастрофы. Действительно, я на месте Веллингтона воспользовался бы дурной позицией Массена, который держится в ней лишь из самолюбия. Наконец, в марте он решается очистить Португалию. Отчего он не ретировался на Коимбру? Он мог бы там удержаться. Массена храбр во время битвы, но он плохой полководец.

Не говорите мне о его славной защите Генуи. Ничего там не было славного ввиду того, как укреплена была Генуя. А зачем он не продержался в Генуе еще 10 дней? Эта позиция осталась бы за Францией. Я не поверю, чтоб его 16000 солдат и 160000 жителей так умирали с голода, что нельзя было продержаться еще 10 дней. Ему надо было взять жизненные припасы у жителей, а если б и умерло с голоду несколько стариков и женщин, то Генуя была бы спасена. Если думаешь о гуманностях, то не надо воевать… Наконец, Массена очень дурно сделал, что отправился из Генуи морем. Он так поступил, чтобы только спасти капиталы. Ему надо было пойти сухим путем, соединиться с Сюше и атаковать австрийцев».

«Массена был превосходным генералом, у которого высокое качество равновесия рождалось в минуту боя, посреди опасностей».

БЕРТЬЕ

«Бертье было 42 года во время Итальянского похода. Отец его, инженер-географ, имел иногда честь бывать у Людовиков XV и XVI, потому что должен был снимать план места, назначенного для охоты, и монархи, возвращаясь с охоты, исправляли ошибки, замеченные ими. Бертье еще юношей участвовал в американской войне, состоя при штабе Рошамбо, имел чин полковника во время революции, начальствовал над Версальской национальной гвардией… потом сделался начальником штаба революционной армии, действовавшей в Вандее.

После 9 термидора Бертье состоял начальником штаба Альпийской армии, под начальством Келлермана, и последовал за ним в Итальянскую армию. Он-то приказал занять позицию при Боргетто, остановившую неприятеля. В этом качестве он состоял при Наполеоне в Итальянских и Египетской кампаниях; и впоследствии сделался военным министром, начальником главного штаба большой армии, князем Невшательским и Ваграмским.

Он вступил в брак с баварской принцессою и был осыпан благодеяниями Наполеона.

Бертье был чрезвычайно деятельный человек; он сопровождал Наполеона на всех рекогносцировках и поездках, без малейшего замедления хода дел… Он был нерешительного характера и не имел способности командовать войсками, но обладал всеми качествами хорошего начальника штаба. Он умел разбирать карты и планы и производить рекогносцировки; наблюдал лично за рассылкой приказаний; легко, просто и ясно составлял диспозиции самых сложных движений. Вначале хотели поссорить его с главнокомандующим, выставляя его наставником Бонапарта и распорядителем военных действий. Но злой умысел не удался; Бертье старался всеми силами уничтожить ложные слухи, и тем опять подал повод к насмешкам. После Итальянской кампании получил он главное начальство над корпусом, назначенным овладеть Римом, и провозгласил там Римскую Республику».

«Бертье — одна из моих ошибок».

«Единственная месть, которой я желаю в отношении этого бедолаги Бертье, это увидеть его в мундире капитана телохранителей Людовика» (т. е. короля Людовика XVIII. — А. £.)».

«В конце 1812 года Наполеон говорил Бертье: «Я знаю, что вы ничего не стоите, но, к вашему счастью, другие этого не знают». На Святой Елене Наполеон говорил иначе: «Будь начальником штаба Бертье (в 1815 г. — А. Е.), он сумел бы распорядиться так, что Груши, получив приказание вовремя, не оставался бы в нерешительности, а поспешил бы на выручку».

ЖУРДАН

«Это был, несомненно, один из тех, к кому я очень плохо относился; а потому было бы естественно предположить, что он будет в высшей степени настроен против меня; но я с удовольствием услышал о том, что он вел себя с величайшей сдержанностью с момента моего падения. Он продемонстрировал благородство ума, которое отличает человека, и это делает честь его характеру. Однако он был настоящим патриотом и это объясняет многое».

ОЖЕРО

Ожеро, герцог Кастильонский

«Ожеро, родившийся в предместье Сен-Марсо (рабочее предместье Парижа. — А. Е.), был в начале революции сержантом и, верно, отличным унтер-офицером, потому что получил назначение в Неаполе обучать войска. Он сперва служил в Вандее. В армии, действовавшей в Восточных Пиренеях, он заведовал одной из первых дивизий и произведен был в генералы. При заключении мира с Испанией (т. е. в 1795 г. — А. Е.) он присоединился с дивизией своею к Итальянской армии и сделал тут все походы под начальством Наполеона, который отправил его к 18 фруктидора (т. е. к 4 сентября 1797 г. — А. Е.) в Париж. Впоследствии Директория поручила ему главное начальство над Рейнской армией; но он оказался неспособным, по малому образованию, по ограниченности ума и познаний. С другой стороны, он заботился о дисциплине и порядке в войсках, а потому и был любим ими. Атака его производилась стройно и в порядке, он хорошо расставлял колонны свои и выгодно располагал резервы; сражался с неустрашимостью — но все только в продолжение одного дня; и как победитель, и как побежденный, к вечеру упадал он духом, по свойству ли характера или по непроницательности. Политические мнения сперва сблизили его с партией Бабефа (руководителя так называемого «заговора равных» 1795–1796 гг — А. Е.) и с известнейшими анархистами, которыми всегда был окружен. В 1798 году он был избран в депутаты Законодательного собрания, участвовал в происках партии Манежа (т. е. якобинцев. — А. Е.) и часто подавал повод к насмешкам: приверженцы этой партии были по большей части люди с познаниями. Он менее всех способен был к политическим прениям и гражданским делам, в которые, однако же, охотно вмешивался. Ожеро впоследствии сделался маршалом и герцогом Кастильонским».

На все упреки в адрес Ожеро Наполеон отвечал: «Ах! Но вспомните, что он сделал для нас в битве при Кастильоне (5 августа 1796 г. — А. Е.)».

«Лионский изменник» (так именовал Ожеро император на острове Святой Елены).

«6. Два столь несчастных исхода вторжения во Францию (1814 и 1815 гг. — А. Е.), когда у нее еще было столько ресурсов, произошли из-за измены Мармона, Ожеро, Талейрана и Лафайета. Я им прощаю; пусть им простит потомство Франции!» (пункт из «Завещания Наполеона», 15 апреля 1821 г.).

«Ожеро предал меня: правда, я всегда считал его негодяем».

СЕРЮРЬЕ

«Серюрье, родом из департамента Эн, в начале революции был пехотным майором. Он сохранял все внешние черты и суровость майора, был строг в отношении дисциплины и считался аристократом, за что подвергался многим опасностям, особенно в начале революции. Он выиграл сражение у Мондови, взял Мантую и имел честь видеть, как перед ним проследовал сдавшийся фельдмаршал Вурмзер. Он был отважен, лично неустрашим, но ему не везло. У него было меньше порывистости, чем у предыдущих (т. е., чем у Бертье, Массена, Ожеро. — А. Е.), но он их превосходил своими нравственными качествами, мудростью своих политических убеждений и честностью в отношениях с людьми. Он получил почетное назначение отвезти в Директорию знамена, отнятые у эрцгерцога Карла. Впоследствии он стал маршалом Франции, комендантом Дома инвалидов и сенатором».

МАКДОНАЛЬД

«Макдональд был замечателен своей непоколебимой преданностью».

НЕЙ

«В… газетах помешена была оправдательная мемория (т. е. записка. — А. Е.) маршала Нея (которого тогда судили за измену Людовику XVHI). Наполеон беспрестанно пожимал плечами, читая эту статью. «Нет ничего глупее, — сказал он, — как эти оправданья Нея. Они не спасут ему жизни и не восстановят чести. После того, что он сделал, он еще может уверять Людовика (т. е. короля Людовика XVIII. — А. Е.) в своей преданности!..Если б я восторжествовал, то вся Европа оправдала бы его… Ней храбрейший человек на поле битвы, но вот и все».

«Приехавший фрегат «Spey» привез газеты до 31 декабря. В них заключались известия о казни Нея… «Казнь его большая ошибка со стороны Людовика, — сказал он (Наполеон). — Прощение доказало бы народу и Европе всю твердость правительства (т. е. прочность его положения. — А. Е.). Может быть, скажут, что нужен был пример строгости. Но суд над Неем уже лишил его чести. Удар политической смерти уже был дан, — и закон был удовлетворен».

«Ней был человеком храбрым. Его смерть столь же необыкновенна, как и его жизнь. Держу пари, что те, кто осудил его, не осмеливались смотреть ему в лицо».

«Когда император услышал о его (Нея. — А. Е.) казни, он сказал, что тот лишь получил по заслугам. «Никто не должен нарушать данное слово. Я презираю предателей. Ней обесчестил себя».

«Участь Нея и Мюрата меня не удивила. Они умерли геройски, как и жили. Такие люди не нуждаются в надгробных речах».

ВИКТОР

«Это человек надежный…. которому я доверял».

БЕССЬЕР

«Бессьер, родом из Лотского департамента, брошен был революцией на военное поприще. Он начал службу солдатом в конституционной гвардии Людовика XVI. Потом поступил офицером в конно-егерский полк. Блистательной храбростью обратил он на себя внимание главнокомандующего Итальянской армией (т. е. Наполеона. — А. Е.), который назначил его начальником конных телохранителей своих (guides à cheval). Так началось счастье его. С этого времени постоянно является он в голове консульской, или императорской гвардии, или резервов, когда надобно было атакою решить победу.

Гвардия, с которою Бессьер провел половину жизни, обожала его. В Ваграмском сражении ядро сбросило его с лошади, без дальнейшего вреда: вся гвардия огласила воздух болезненным криком. Наполеон сказал ему: «Бессьер, ядро, угрожавшее вам, исторгло слезы у всей гвардии моей; будьте признательны к нему, оно должно для вас быть драгоценно!». Накануне Люценского сражения, в незначительной сшибке между застрельщиками, Бессьер был смертельно поражен ядром в грудь».

«Бессьер… был храбр, хладнокровен и сохранял спокойствие под самым сильным огнем. У него было очень хорошее зрение и большой навык в маневрировании конницы. Особенно хорошо руководил он кавалерийским резервом. В дальнейшем во всех больших сражениях он оказывал величайшие услуги. Он и Мюрат были первыми кавалерийскими начальниками армии, но обладали совершенно противоположными качествами. Мюрат был авангардный начальник, порывистый и кипучий. Бессьер обладал свойствами офицера резерва, полного энергии, но осторожного и рассудительного».

«Бессьер жил, как Байярд (французский воин Пьер дю Байярд (1473–1524), чье имя стало синонимом слова рыцарь, «рыцарь без страха и упрека». — А. Е.); он погиб, как Тюренн (Тюренн Анри де ла Тур д’Овернь (1611–1675), знаменитый французский полководец в царствование Людовика XIV. — А. Е.)».

МОРТЬЕ

«… храбрый человек».

МЮРАТ

«После перемирия при Хераско генерал Мюрат, адъютант главнокомандующего Итальянской армией, отправлен был в Париж с 21 знаменем и копией перемирия. Наполеон взял Мюрата к себе 13 вандемьера (т. е. 5 октября 1795 г. — А. Е.); он служил тогда эскадронным командиром в 21-м егерском полку. Впоследствии вступил он в брак с сестрой императора и возведен был в достоинство маршала, генерал-адмирала, Великого герцога Бергского и короля Неаполитанского. Он много участвовал во всех военных действиях своего времени. Мюрат постоянно оказывал блистательное мужество и особенную отважность в кавалерийских делах».

«Наполеон отозвался доктору О’Меара о Мюрате следующим образом: Мюрат имел совершенно отличный характер. Он поступил ко мне всем, чем был впоследствии. Он любил, могу даже сказать, обожал меня. В присутствии моем он благоговел и всегда готов был пасть к ногам моим. Мне не следовало удалять его от себя: без меня он ничего не значил, а находясь при мне, был правою моею рукой. Стоило мне только приказать, и Мюрат вмиг опрокидывал 4 или 5 тыс. чел. в данном направлении; но предоставленный самому себе, он терял всю энергию и рассудительность. Не понимаю, как такой храбрец мог иногда трусить. Мюрат был храбр только в виду неприятеля, и тогда он, может быть, превосходил храбростью всех на свете. Пылкостью увлекался он прямо в опасность, при том весь в золоте и с перьями на шляпе, возвышавшимся подобно башне. Только чудо спасало его каждый раз: так легко можно было узнать его по одежде; он служил всегда целью неприятелю и удивлял самих казаков блистательной своею храбростью. Ежедневно имел он с ними особенные атаки и никогда не возвращался без окровавленной сабли. В поле был он настоящим рыцарем или Дон-Кихотом; в кабинете — хвастуном без ума и решительности. Я не знал храбрее Мюрата и Нея. Но первый был благороднее по характеру, великодушен и откровенен».

«Разве я могу отвечать безумному (т. е. Мюрату. — А. Е.)? Как он не понимает, что лишь мое неограниченное господство могло помешать папе (Пию VII) вернуться в Рим; все державы заинтересованы в его возвращении, а теперь в этом заинтересован и я. Мюрат идет к гибели; я буду вынужден подать ему милостыню, но я все же посажу его в тюремную яму, чтобы не оставить безнаказанной такую черную неблагодарность» (Наполеон имеет в виду соглашение, подписанное Мюратом как королем Неаполитанским с Англией и Австрией в январе 1814 г.)». (Слова, сказанные Наполеоном в начале 1814 г. директору первого отделения французского министерства иностранных дел графу Бернардьеру).

«У Мюрата не было ни рассудительности, ни планов, ни характера для тех политических обстоятельств, в которых он находился. (Наполеон имеет в виду попытку Мюрата поднять итальянцев против австрийского владычества в 1815 г. — А. Е.). Предприятие, в котором он погиб, было самое безрассудное и отчаянное. Мое возвращение с острова Эльбы вскружило ему голову. Он думал сделать то же. Бедный Мюрат! Будучи виною всех моих несчастий, думал ли ты погибнуть таким бедственным образом? В 1814 г. его храбрость и смелость могли бы спасти Францию: измена его погубила меня. Он остановил движение вице-короля, он даже сражался противу него, тогда как если б они соединились, то могли бы через Тироль спуститься в Германию… захватить сообщения союзных армий и пресечь им отступление… Но в судьбе его было назначено делать мне зло. Он погубил меня, изменя своему долгу; он же погубил и усердием своим. Не имея ни достаточных средств, ни благоразумной цели, он напал на австрийцев и с первого удара был уничтожен. С этой минуты венский кабинет видел во мне непримиримого честолюбца, с которым нельзя надеяться ни на какие уверения…Падение Мюрата все изменило. Как беглец явился он ко мне. Могли я его отвергнуть! Он был несчастлив, и я все простил ему. Я бы его взял с собою и под Ватерлоо, но опасался ропота войска, которое знало его прошлогоднюю измену. А кто знает? Может быть, его содействие и доставило бы мне победу. Чего недоставало к ней в продолжение дня (18 июня 1815 г. — А. £.)? Врубиться в три или четыре английских каре, а Мюрат был создан для этого. Я никогда не видал человека храбрее, решительнее и блистательнее его во время кавалерийских атак».

МАРМОН

«Человек, с которым я делился куском хлеба».

«Меня предал Мармон, которого я был вправе называть своим сыном, своим ребенком, своим созданием…»

ГРУШИ

«Груши хотел оправдаться за мой счет: то, что он говорил, столь же верно, как если бы я велел привезти мне герцога Ан-гулемского в Париж, и он бы выполнил это повеление. Несмотря ни на что я уважаю Груши и именно потому называю его добродетельным врагом».

Максимы и мысли узника Святой Елены. Рукопись, найденная в бумагах Лас Каза. СПб., 1995. С. 77.

СУЛЬТ

«Сульт имел свои ошибки и свои достоинства. Поход его в Южной Франции превосходен. Почти невероятно, что этот человек, столь великий везде по характеру, раболепствовал в собственном доме. Узнав в Дрездене о поражении при Виттории (21 июня 1813 г. Веллингтон разгромил французскую армию в Испании, возглавляемую королем Жозефом, при Виттории. — А. £.), Наполеон искал генерала, способного исправить неудачу. Он выбрал Сульта; последний объявил, что готов, но просит позволения переговорить сперва с женою».

«Он (Сульт) превосходный военный министр или начальник штаба; он тот, кто гораздо лучше составит армейскую диспозицию, нежели возглавит армию».

«Мне следовало… расстрелять Сульта, самого большого грабителя из них. (т. е. полководцев Первой империи в Испании. — А. Е.)»

СЮШЕ

«Сюше возвысился до удивительной степени в соединении качеств ума и характера».

«Из французских генералов я отдаю предпочтение Сюше. Жаль, что смертным не дано по своему усмотрению создавать людей, подобных ему. Имей я двух таких маршалов, как Сюше, я бы не только завоевал Испанию, но и удержал бы ее».

ПОНЯТОВСКИЙ

«Понятовский был настоящим королем Польши. Он обладал всеми качествами, необходимыми для этой высокой должности».

БЕРНАДОТ

«Я отнюдь не повлиял на возвышение Бернадота в Швеции, а ведь я бы мог тому воспротивиться; Россия, помню, поначалу была весьма недовольна, ибо воображала, что это входит в мои планы».