Мартиролог. Дневники

11

11 июля 1983

«Советская культура», 21 мая 1983 года:

Скачущий на коне Дон Кихот, символ 36-го Международного фестиваля в Канне, тринадцать дней вел за собой из зала в зал, с одной пресс-конференции на другую три тысячи журналистов и критиков, аккредитованных при пресс-центре. Среди сотни лент, которые демонстрировались на фестивале, каждый мог найти то, что хотел. Если не на официальном смотре, то на «параллельных», в ретроспективах или просто на кинорынке, использующем городские залы и видеомагнитофоны на нижнем, подземном этаже нового Дворца кино.

Форум киноискусства на сей раз не столько походил на праздник, сколько на огромную ярмарку, в которой даже тщеславие художников не прикрывало откровенные финансовые расчеты дельцов. Число бизнесменов, составлявшее еще недавно десятую часть гостей, выросло уже до половины: семь с половиной из пятнадцати тысяч участников фестиваля. Две трети всех его расходов, как тут утверждают, финансируют американские фирмы.

Рыночная атмосфера неизбежно вызвала особый подбор фильмов. Вот почему здесь демонстрировалось так много чудовищного, ненормального, вульгарного, что делается на потребу не чувствам — инстинктам «массового зрителя». Устав от бандитов и вурдалаков, стихийных бедствий и исповедей проституток, слегка прикрытой порнографии и откровенной непристойности, зрители могли «отдохнуть», любуясь красивыми дамами на фоне экзотических пейзажей, приперченных толикой расизма, как в английской ленте Джеймса Айвори «Жара и пыль» или американской Мартина Ритта «Кросс Крик».

В четырех представленных на соревнование Францией фильмах я насчитал девять убийств топором, ножом, ружьем, руками… Нет, в кинозалах французы вряд ли забудут о повседневных бедах, впрочем, насилие выглядит лишь следствием непонимания, царящего между людьми. В фильмах, как и в действительности, тоже никто никого не слышит, да, собственно, и слушать не хочет. Понятно, почему диалоги в западных лентах становятся все короче и невнятнее. Остаются лишь образы да действия, «окрашенные в цвета насилия и безнадежности», как метко выразилась местная газета «Нис-матэн».

По обе стороны Атлантики кинематограф купается в самолюбовании, пустоте и вульгарности, отказываясь от всякого живого контакта с внешним миром, замечает известный парижский обозреватель Д. Жамэ. Однако ценность и сила культуры определяются все же ее содержанием. Художественные произведения задевают тогда, когда им есть что сказать людям. А о чем говорят любования насилием, бесплодные поиски нежности как самоцели, погоня за пустотой? Именно этому были посвящены фестивальные фильмы режиссеров США, Италии, Франции.

О подлинной жизни, о борьбе, о настоящей любви, о нищете и надежде рассказывали киноработы, прилетевшие на берег Средиземного моря издалека: из Индии, Новой Зеландии, Мексики, Австралии, Турции, Японии. Нельзя не признать справедливости решения жюри, куда от Советского Союза входил С. Бондарчук, сделавший в этой странной обстановке единственно верный выбор. Пальмовая ветвь фестиваля присуждена талантливой, реалистической и вместе с тем философской «Балладе о Нарайяме» японца Ш. Имамуры, премией жюри отмечен поэтический индийский фильм М. Сена «Сдано в архив».

Вместо традиционной премии за лучшую постановку фестиваль наградил призом за творческий вклад в кинематографию сразу двух режиссеров — А. Тарковского («Ностальгия») и француза Р. Брессона, представившего в Канне ленту «Деньги», созданную им по мотивам рассказа Л. Толстого.

По соглашению между «Совинфильмом» и итальянскими продюсерами А. Тарковский снимал свою ленту в Италии. Его «Ностальгия» — это рассказ о переживаниях, переплетающихся судьбах двух русских людей, временно оказавшихся на апеннинской земле. Эти люди принадлежат к разным эпохам, но они одинаково тоскуют по своей родине. Фильм-размышление, снятый в характерном для постановщика замедленном темпе, вызвал разноречивые отклики. Талантливое, но трудное для восприятия широкой публики произведение, — так отзываются о нем многие зарубежные критики.

Лучшим исполнителем мужской роли признан итальянский актер Дж. М. Волонте (в швейцарской ленте «Смерть Марио Риччи»), а женской — актриса из ФРГ Ханна Шигулла («История Пьеры») итальянца М. Феррери. Отмечены также премиями гротесковая английская комедия «Смысл жизни» Т. Джонса, венгерская «Принцесса» П. Эрдеша и испанская «Кармен» режиссера А. Сауры.

Как говорится, «хорошую прессу» получила Л. Гурченко за главную роль в фильме «Вокзал для двоих» Э. Рязанова, представленном Советским Союзом. Фильм этот был сразу куплен для демонстрации в ряде стран вместе с семидесятью другими старыми и новыми советскими лентами. Интерес к нашей кинопродукции в этом году, по признаниям советских коммерсантов, превзошел все ожидания.

Открыв соревнование пустяшной комедией, фестивальный Дон Кихот приберег под конец настоящий сюрприз. Им стала показанная в последний день, 19 мая, вне конкурса американская лента Джона Бэдхэма «Игра в войну», вызвавшая тут единодушное признание. Герой фильма, талантливый юноша, увлекается электронными играми. Ему удается случайно установить связь своей домашней ЭВМ с электронным мозгом Пентагона и начать с ним игру в «тотальную ядерную войну». Лишь с течением времени молодой американец понимает всю опасность затеи, ибо машина, наученная играть всерьез, готовит реальные ракетные комплексы США к настоящему пуску. Наступает момент, когда уже ничто, кажется, не способно остановить взбесившийся «мозг», которому доверена оборона США. Лишь случайность спасает весь мир от надвигающейся катастрофы. Вывод, который делает в конце концов электронно-вычислительная машина, загорается на экране Дворца фестиваля под аплодисменты всех участников: «Странная игра». Единственный способ выиграть ее — это не играть. Лучшей концовки Дон Кихоту трудно было бы придумать.

А. Игнатов,

соб. корр. АПН — специально

для «Советской культуры», Канн