Марьград

Часть 1. Входа нет. Глава 1. Летать так летать. 21.05.49, пятница

Вереница мертвых вагонеток кажется нескончаемой. На самом деле отчасти так и есть: там, докуда взгляд уже не дотягивается, эта цепочка поворачивает направо, и еще, и еще раз, и образует замкнутый периметр Завода, его границу. По трем сторонам периметра вагонетки стоят не на рельсах, а на такой же мертвой земле, усеянной бесформенными обломками — бетон, металл, кирпич, стекло, пластик. Рельсов здесь никогда не было, и никто не знает, откуда взялись эти вагонетки. Но они есть: тоже мертвые, тоже безобразно ржавые, тоже изрешеченные пулями и осколками.

Завод — так чаще всего называют пространство внутри кольца вагонеток. Иногда говорят: Территория. Но это слишком длинно. Иногда говорят: Аномалия. Но это как-то не по-людски. Иногда, совсем редко, говорят: Зона. Так говорят ничего не понимающие приезжие. Их одергивают.

Так что самое употребительное — Завод. Впрочем, эти названия в ходу вне периметра. А какое название принято внутри, знают лишь те, кто внутри. Но с ними нет связи уже много, много лет.


***

Лучший месяц года выдался небывало сухим. Начало мая не принесло ни гроз, ни даже простых дождей, и только в ночь с двадцатого на двадцать первое, наконец, заморосило, и продолжало легонько моросить утром, и шоссе сделалось матово-черным, а ровные до горизонтов луга справа и слева — тяжко-изумрудными. И было то шоссе, от Поселка до Города почти прямое, словно мертвым — ни встречных, ни попутных, ни людей по обочинам. Такое выдалось утро. А блокпост, что перед самым Городом, и без того стоял вымершим уже долгие годы.

В Городе тоже накрапывало, но по улицам бодро сновали машинки, топали по своим делам жители, многие даже не под зонтиками, во дворах среди разноцветных многоэтажек резвились пацаны на самокатах и великах, малышня копошилась в песочницах, прогуливались мамочки с колясками. На рыночной площади народ и вовсе толпился, а рядом с ней выстроилась небольшая очередь к новенькой АЗС: шесть стильных зарядников для электрокаров и две винтажного вида бензиновые колонки. К ним-то, судя по всему, и стремились — в Городе пока было куда больше устаревших авто, нежели в столицах.

Ближе к Заводу опять стало безлюдно. Перед самым мостом через канал Игорь сбросил скорость до пешеходной, затем и вовсе остановился. Вгляделся. На той стороне — как отрезало: и сверху ни капельки, и внизу, сколько видать, сухо. Наверное, это нормально.

Он посмотрел на часы. Все точно, без десяти двенадцать. Есть время перекурить, а дальше — вперед.

Аккуратно съехал с дороги, пристроился на относительно ровном пятачке, заглушил мотор, вышел. Запирать машину не стал, даже ключ оставил в замке зажигания.

Темнее всего под свечой, вспомнил он сентенцию из какого-то древнего детектива. В смысле: если нужно что-то спрятать, лучше всего делать это на самом видном месте — ищущие никогда не станут там искать. Вот ведь тупой, упрекнул он себя. Приезжаю сюда уже — который? — девятнадцатый, что ли? — да, девятнадцатый раз, и всякий раз в полдень. Типа, вот он я, в самое что ни на есть светлое время, весь на виду. Одет демонстративно: камуфляж, берцы, на рукавах триколор и группа крови, кепка тоже камуфляжная. На поясе стропорез — отличный, купленный здесь в Городе по дешевке, и еще нечто в чехле — пусть гадают, а на самом деле это старый, неисправный шокер, чисто для понта. Веду себя нарочито — чтобы обратили, в конце концов, внимание те, кому положено, чтобы нагрянули, схватили-скрутили да и доставили бы опять же куда положено! Однако это тот самый случай — под свечой. Как раньше не сообразил…

Ладно, сказал он себе, если сегодня не выгорит, то завтра нагряну сюда в полночь, весь в черном, аки тать в нощи. Буду изображать скрытность. Надо только детали продумать… Но это вечером, в Поселке, в номере, или на веранде над Заливом, под заветную соточку пятилетнего «Коктебеля». А сейчас — последняя попытка-не пытка по заведенному сценарию.

Игорь отщелкнул в канал докуренную до фильтра сигарету и двинулся через мост.


***

Та сторона считается запретной. Там, сразу за мостом — пара тонких двухметровых столбов, белых в косую красную полоску. И рядом, слева по ходу, приземистый бетонный параллелепипед с люком цвета хаки на верхней стороне. Доходишь до середины моста — раздается тихий щелчок, между столбами возникает, во всю их высоту, желтая световая полоса, на ней приплясывают здоровенные красные буквы: ВХОДА НЕТ. Спокойно идешь сквозь эту полосу, эти буквы. Ничего не происходит, только ветер, если он был перед мостом, стихает напрочь. Воздух неподвижен.

Делаешь еще несколько шагов прямо. Поворачиваешь налево. Начинаешь движение вдоль периметра, обозначенного вагонетками. Слышишь деловитое жужжание, оно разом меняет тон на более высокий, приближается к тебе, и вот в паре метров над твоей головой зависает квадрокоптер. Вылетел, стало быть, из своего гнезда-параллелепипеда.

«Вы совершили незаконное проникновение на территорию, закрытую для посещения», — тревожно звучит из него.

«Немедленно покиньте территорию, закрытую для посещения», — угрожающе и дебильно звучит из него.

«Следуйте за мной», — дебильно и учтиво звучит из него.

Остается только добавить «сэр», привычно усмехнулся Игорь. Или «милостивый государь». И, столь же привычно, приступил к исполнению сценария: не прекращая шагать вдоль периметра, потребовал:

— Дроша, птица ты хренова! Доложи обо мне кому следует! Я же злостный нарушитель! Ты служишь или где?

Птица Дроша продолжала нести свое. Наверняка же ведется запись, в который раз подумал Игорь. Скорее всего, и прямая передача ведется куда следует. Видео, аудио, а может, и арома, хотя на кой черт им меня обонять… Разве что специальным собакам дать понюхать… Ну так вот же я, чего меня нюхать, бери тепленького! Нет же, летит со скоростью моего неспешного хода этот коптер и молотит, молотит, молотит свое, до умопомрачения, а больше ничего не происходит…

Впрочем, умопомрачения не нужно. Терпение и еще раз терпение, как говорил Карлсон. Тоже, кстати, тот еще коптер.

А между прочим, напомнил себе Игорь, всякая такая чушь лезет в голову ровно тогда, когда я приближаюсь к точке. Да, пожалуй, это тоже признак. Не знаю почему, представления не имею о научном объяснении, но статистически имеет место факт: по мере приближения к точке нарастает сумбур в голове. Приходится его подавлять. Вроде получается.

Вот она, точка. И главное здесь даже не сумбур.

Игорь остановился, повернулся лицом к вагонеткам. Все мертвее мертвого. Даже птичка замолкла, лишь слышалось ее тихое жужжание.

Теперь — всмотреться в промежуток между вон теми двумя вагонетками. И изо всех сил стараться не моргать. И тогда — вагонетки придут в движение.

Нет, они остаются на месте, и колеса не вертятся, и вообще… Но — верь или не верь глазам своим — вагонетки медленно трогаются справа налево, и разгоняются, а потом скорость падает, падает до нуля, и они все быстрее и быстрее скользят, едва ли не летят в обратную сторону, слева направо.

Это похоже, давно понял Игорь, на видеозапись раскрутки вертолетного винта. Лопасти начинают движение, направление на видео сначала правильное, потом все сливается в сплошной диск, а дальше опять появляются отдельные лопасти, и они медленно-медленно вращаются в противоположную сторону.

Там-то понятно: известный эффект соотношения частот вращения винта и съемки — пресловутых 24 кадров в секунду или сколько их там нынче. А здесь — нет же никаких кадров в секунду, смотришь натурально, живыми глазами — и поди ж ты. Едут слева направо, пока не моргнешь. А моргнешь — и все, стоят как стояли.

Игорь нашел эту точку в седьмое свое посещение запретки. С тех пор он каждый раз дотошно удостоверялся, что такое происходит только здесь. Ну, и побочные, как он считал, явления — тоже только здесь: тот самый сумбур в голове плюс бешеная пульсация крови в висках. Проверил и на этот раз: поднял правую руку с мультифункциональным гаджетом на ней, нажал кнопку — так и есть, пульс под двести.

— Эй, Дрон! — громко сказал он. — Ваша сраная закрытая для посещения территория — полное говно! Здесь! Я! Могу! Проникнуть! На! Завод! Понимаешь, птица? Проникнуть! На Завод! Стукни уже птицеводам своим, кто там у вас принимает решения, ну же!

Постоял с закрытыми глазами, успокоил дыхание и эмоции. Добавил:

— А лучше передай, что если они будут и дальше тупить, то этот ишак, я то есть, совершит незаконное, тьфу, проникновение на Завод как таковой! Самостоятельно! Без их убогой помощи! И что случится, то и останется на их поганой совести! А ты, небось, за мной попрешься? Вот и убьешься об стену, это тоже будет на их совестя́х, так и передай, понял? В общем, если вы не отзоветесь, — неожиданно для себя выдал он, — мы напишем в спортлото. — Уточнил: — В смысле, как сказал, так и сделаю. Пойду сам.

Усмехнулся: который раз такую околесицу несу, а толку-то? Вздохнул: ладно.

Сказал напоследок:

— И доведи до них еще раз мои координаты.

Отчетливо продиктовал номер мобильного и свой адрес в Поселке.

Перевел дух, подошел чуть ближе, зажег сигарету, после трех глубоких затяжек щелчком запустил окурок по баллистической траектории, посмотрел, как тот наткнулся на невидимую преграду и скатился вниз. Прикинул: там моих чинариков уже с десяток; культурный слой, однако…

Двинулся дальше. Обогнул весь периметр, это заняло без малого шесть часов. Не встретил ни души. Слева через каждые двести шагов — параллелепипеды. С птичками, ясное дело. Сколько же их здесь всего? Хороший заказ кто-то получил; китайцы, надо полагать; ну да и наши импортеры внакладе не остались; прости Господи.

Периодически проверял: нет, подобного эффекта больше нигде, никаких признаков; вагонетки, которые не на рельсах, словно картонные; а мысли ясные, дыхание и пульс в норме. Вернувшись к мосту, сделал ручкой коптеру, усаживавшемуся в свое гнездышко, миновал мост — никаких световых перформансов на нем уже не было, — сел в машину, перекурил, завел мотор, поехал обратно, в Поселок.


***

В Городе и на шоссе было все так же: в первом в меру оживленно, на втором совершенно пусто. Дождик прекратился, дорога и луга снова посветлели. Не думалось ни о чем, только звучала в голове старая, старше него самого песня с рефреном: летать так летать.

В Поселке — как в Городе: люди, машины… И музыка откуда-то — еще не сезон, но уже близко… Ого, и колесо обозрения запустили, надо же! Кипит жизнь!

Заглянул в излюбленный магазинчик, пополнил запас «Коктебеля», перебросился парой слов с хозяином: «Как дела, Евгений? — Вашими молитвами, Игорь!»

В лавочке напротив — тоже стандартный диалог: «Вечер добрый, Игорь! — Добрый вечер, Геннадий! — Как всегда? По-гречески, двойной крепости? — А то! — Ай, спать не будете! — Буду-буду!». По этому «буду-буду» хозяин три недели назад загадочным образом опознал в Игоре москвича…

И шаурма хороша, и кофе — классика по-турецки, только здесь положено называть — по-гречески.

Наконец, вернулся к себе. Почувствовал: устал. Так каждый вечер… Спустился к Заливу, скинул с себя все, вошел в воду, проплыл полсотни метров туда, столько же обратно, в номере принял душ, сел на балконе с бокалом и сигаретами, решил: завтра и еще десять дней к Заводу — в полночь, имитируя преступную скрытность. Наивно, наверное, но что ж делать-то? А если реакции откуда положено так и не будет — идти внутрь на свой страх и риск. Ровно первого июня получится. Надо будет только раздобыть хоть какой-нибудь миноискатель и хоть какой-нибудь прибор ночного видения. Можно и оружие… стрелять так стрелять… все это здесь не проблема, тот же Евгений из магазина наверняка пособит… или Геннадий-шаурменщик-кофевар… а деньги есть, все, сколько есть, и не жалко, там-то они уже, наверное, не понадобятся… Правда, раздобыть да освоить — тоже время потребуется… значит, условно, не первого идти июня, а, допустим, шестого… как раз день рождения Александра Сергеевича… двести пятьдесят, между прочим… это — лет столько, с ума сойти… а граммов перед самым этим их «ВХОДА НЕТ» принять пятьдесят, отметить же юбилей, а как же… но не больше пятидесяти… а остаток, четыреста пятьдесят то есть, с собой туда, ведь мало ли…

С тем и закемарил прямо в кресле.

Очнулся в полной темноте — в здешних широтах ночь приходит рано и враз, словно кто-то выключателем щелкнул. Добрел до кровати, рухнул, отключился.


***

Утром его разбудил телефон — да не будильником, а вызовом с незнакомого номера. Затараторили сразу, не дожидаясь «алло».

— Игорь Юрьевич? Утречко доброе! Извиняемся за беспокойство в рань такую, но служба-служба! У вас на сегодня планы как всегда? А позвольте, мы их немного подправим, а? В общем, действуйте пока по обычному вашему распорядку, а выйдете к машине — мы вас встретим и на своих сопроводим, получится симпатичный такой кортежик, окей? И не беспокойтесь, все будет в лучшем виде, договорились?

Отбой. Он не успел ответить ни словом, ни междометием. И подумал: ну наконец-то. Уже не дрон Дроша со мной общаться соблаговолил. Нормальный живой мужской голос, жизнерадостный такой баритон с легким южнорусским акцентом. Явно не запись. И спросил себя: а радуюсь ли я? И ответил: нельзя сказать, что радуюсь, но на душе стало полегче, это точно.

Впрочем, и потяжелее тоже.

Ну, летать так летать.

Загрузка...