Часть 2. Верх/низ: быстрое время. Глава 8. Малый вперед. 06.06.49, воскресенье

Здесь «тропинка милая» расщеплялась: одна ветвь приглашала в г. Марьград (чуднóе название, хмыкнул про себя Игорь, вроде Царьграда, но царь есть царь, а марь — кто такой?), другая, поуже, уводила куда-то в сторону Залива, вилась сколько хватало глаз, пропадала из вида за очередной грудой черных развалин.

Естественно, надо будет и туда смотаться — но позже. Сейчас, раз приглашают, раз «добро пожаловать» — так тому и быть.

Он собрал миноискатель, пристроил его на пояс — компактная штука и легкая, одно удовольствие!.. что за пустяки в голову лезут, беда с концентрацией, ну-ка, усилие над собой! — сделал это усилие и медленно вошел в здание.

Сразу стало гораздо темнее, чем снаружи, но глаза вскоре привыкли. Он стоял в небольшом тамбуре с тремя проемами, теперь нормальных дверных размеров. Заглянул в левый — о, совсем глаз выколи. Подсветил фонариком: так, корявые бетонные ступеньки вниз. Посмотрел в правый — там светлее, аналогичные ступеньки, но вверх. Поверх проема, что напротив входа, — щит со странной надписью: «Уровень нуль (0). Слободка». Сунулся туда — обширное пространство, темноватое, на вид пустое, вблизи вроде как подметенное, дальше, показалось, мусор на полу сплошным слоем.

Усмехнулся — классика же: налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь — жизнь потеряешь, прямо пойдешь — жив будешь, но себя позабудешь. Нет уж, лучше другая классика: пойдет направо — песнь заводит, налево — сказку говорит… Эта классика, решил Игорь, и к дате пушкинской подходит, а коня у меня и вовсе никакого нет. Так что пойду-ка я сперва направо, песнь заводить. То есть по ступенькам вверх. Был корпус пяти-, что ли, этажный, снаружи видится теперь одноэтажным, а изнутри — вот и полюбопытствуем, с песней, как тот кот ученый. Петь, конечно, молча, ибо нечего фанфаронить.

Настроил внутреннего певца — а получился даже целый мужской хор — на «Как ныне сбирается вещий Олег». Осторожно двинулся в правый проем. Десять ступенек, поворот налево, дальше вверх еще две ступеньки, еще дальше — разрушено, стоп машина, а на верхней из тех двух ступенек — страшилка наподобие той, что около вагонеток. Но молчит. И не моргает.

Игорь сместился к просвету между маршами, запрокинул голову. Вроде бы там, выше, есть и целое, и опять же обвалившееся… не очень понятно, куда оно обвалилось; здесь, внизу, были бы горы обломков, а их нет. Однако же, что просматривается, то просматривается: лестница эта ведет — могла бы вести, кабы летать умел — не на пятый этаж, а чуть ли не на десятый, а то и более. А совсем высоко — небо, то самое, серое.

Так-так.

Он спустился, вышел из корпуса, сделал сто шагов по дорожке, развернулся, посмотрел. Да нет же, отсюда он одноэтажный… хотя этаж и высокий, но явно единственный.

«Вещий Олег» в голове смолк.

Игорь вернулся, постоял в тамбуре, поразмышлял. Пробормотал: «Милль пардон, Александр Сергеевич, налево сказку говорить — это чуть погодя». Нацепил налобный фонарь, двинулся прямо, в загадочную слободку.

Тамошнее пространство показалось необъятным. Шириной, оценил Игорь, метров под сто, а длиной — толком не понять, но намного больше. Далеко оно уходило, очень далеко. Похоже, куда дальше, чем позволяли размеры корпуса — что по старым планам предприятия, что при виде снаружи уже непосредственно здесь. Игорь решил больше туда не выскакивать: несоответствие размеров можно будет, при случае, когда-нибудь потом проверить. И обмозговать — тоже потом. А отчетливо видно вот что: потолок — метров семь высотой, гладкий, нигде не обрушенный, по крайней мере, сколько глаз хватает; пол вблизи входа, действительно, чистый, далее — мусор, все те же обломки; стены тоже гладкие; поверху, под самым потолком, слева и справа, совсем темень; луч фонаря выхватывает там маленькие квадратные окошки через каждые примерно двадцать метров; света из этих окошек не поступает.

И ясно в точности, хотя и неизвестно почему: помещение абсолютно пустое и абсолютно никому не нужное. Впрочем, поправил себя Игорь, насчет нужности черт его знает, мало ли. Здесь, должно быть, гулко, как в соборе каком-нибудь, а гулкость может кого-то привлекать… Он продвинулся к самой границе мусорного пола — с полсотни шагов, — громко крикнул: «Ау-у-у!». Звук сразу потух, не дав эха. Ошибся, стало быть, ничего не гулко. Наоборот, вязко.

Зато ощутился сквознячок. Взметнулся с пола, облетел Игоря по кругу и упал — то ли умер, то ли просто затих до следующего какого-нибудь раза.

Ладно, это тоже оставим на потом, если что. А сейчас — в левый проем и по ступенькам вниз. Чует сердце: те вывески про город Марьград не шутка. А коли так, то он, город — там, внизу.


***

Сказку говорить не стал — не кот ученый все же, да и не до того. Спускался аккуратно, подсвечивая себе обоими фонарями. Пролет за пролетом, по десять ступенек в каждом. Ступеньки нигде не обрушенные, лишь слегка выщербленные местами; по цвету бетона заметно, что некоторые подновлены; и не такие уж они корявые, какими вначале показались.

Шестой марш оказался последним. Внизу высветилась — тусклой, но все же лампочкой, скажи-ка! — площадка метра три на три и очередной проем. Сбоку от проема к стене приделана табличка, опять же фанерная, крашеная в белое, с черными буквами: «Уровень 1 (раз)».

Я бы сказал, минус раз, подумал Игорь. В смысле минус один, какой еще «раз»? Впрочем, если по синьору Дуранте ди Алигьеро дельи Алигьери, более известному под позывным «Данте», или там по гражданину Солженицыну А. И. (позывной неизвестен), то в любой формулировке минусов нет: круг первый, вот и все.

Вспомнилось Коммодором сказанное: вы меня литературщиной своей не давите, господин-гражданин-товарищ Лушников-Маньяк Игорь Юрьевич. И его же излюбленное: добро. Ну, добро так добро. За проемом виднелся коридор — похоже, длинный и широкий. Вошел; ощутил: что-то разом, словно бы щелчком каким-то, изменилось, только не понять что. Это называется: нечувствительно, объяснил он себе. Эх, опять литературщина… А Коммодор-то с хлопцами еще, может, до расположения не добрался, а я-то здесь, так уж кажется, давным-давно… Однако — насколько давно на самом-то деле?

Он взглянул на часы и обомлел: секундная стрелка бежала по циферблату с немыслимой скоростью. Глаз различал даже движение минутной.

Посмотрел на гаджет на правом запястье — там то же самое, только без стрелок: циферки мельтешат, словно взбесились. Нажал кнопки индикации давления и пульса — и здесь бред какой-то. Давление образцовое, 116/71, а вот пульс несусветный — 16. При том, что субъективно самочувствие нормальное. Чудны дела твои…

Вернулся на площадку. Опять будто бы щелчок, не пойми где и какой. Посмотрел на левое запястье, потом на правое: обычный ход времени. Отметил про себя: 15:03 по Москве. Усмехнулся: обедать пора. И правда, не помешало бы, организм и сам уже напоминал, пока что деликатно. Но не лезть же здесь и сейчас в рюкзак за спецпайком. Эх, прощай, распорядок дня. «Коктебеля» бы глотнуть, перекурить бы, но тоже не сейчас. Ладно… В смысле добро…

Вступил в проем: снова нечувствительный (прости за литературщину, дружище-камрад Сергей Николаевич Смирнов-Коммодор) щелчок и снова гаджеты взбесились. Чертовщина… Что ж, рассуждать, версии выстраивать — это потом (ох, многовато на потом накапливается; впрочем, неудивительно), а пока — шагом марш по коридору. Только шагом не быстрым. С оглядкой, как подобает разведчику. А то и диверсанту, внутренне ухмыльнулся Игорь, ибо — кто знает, что ждет нас, кто знает, что будет… Тьфу ты пропасть, прет и прет литература, теперь вот пан Вильгельм Альберт Владимир Александр Аполлинарий де Вонж-Костровицкий, более известный под позывным «Аполлинер».

Все-все, память в порядке — и завязали пока с этим. Сосредоточились. Полная концентрация. Малый вперед.

Загрузка...