Марья Карповна

IX

Алексей проснулся раньше обычного, надел халат и вышел на веранду вдохнуть утренней свежести. Легкий туман клочьями рассыпался по листьям деревьев. Воздух был неподвижен, казалось, будто он застыл в ожидании большой жары. По ту сторону лужайки, у флигеля, принадлежащего младшему брату, царило необычайное оживление. Там, в двух шагах от крыльца, остановилась телега, и теперь вокруг нее бегала челядь, собираясь грузить туда какие-то ящики и узлы. Его охватило любопытство, и он направился к сборищу. В центре толпы стоял Левушка, он отдавал приказы, рядом с ним – Аксинья, она плакала.

– Что происходит? – спросил Алексей, пожав руку брату.

– Она уезжает в свою деревню, – ответил тот.

– Из-за того, что ты женишься?

– Да.

При этих словах Аксинья, глухо зарыдав, бросилась к Марфе и упала ей на грудь. Старушка пошатнулась под ее тяжестью.

– Это ты решил отослать Аксинью? – снова спросил Алексей.

– Нет, маменька.

– И ты послушался?!

– Она меня вынудила.

– Да, ты действительно идеальный сын! – воскликнул Алексей, то ли сочувствуя, то ли глумясь, а может быть, сочувствуя и глумясь разом.

Левушка вынул из жилетного кармана часы, посмотрел на циферблат и пробормотал:

– Надо поторопиться! Маменька сказала, что все должно быть закончено к тому времени, как она встанет.

Взяв Аксинью за локоть, он подтащил девушку к телеге и заставил сесть среди узлов. Она продолжала всхлипывать, держа у рта сжатый кулачок. Сквозь слезы прорывались бессвязные фразы:

– Солнышко мое!.. Что со мной станет без вас!.. Так далеко от вас!.. Я высохну, как цветок без воды!.. Не забывайте вашу несчастную Аксинью!.. Пусть вас хранит Матерь Божья!..

Лев схватил ее за руки, встав на цыпочки, привлек к себе, обменялся с ней нежным прощальным поцелуем, не обращая внимания на то, что дощатый бортик впился ему прямо в солнечное сплетение.

– Пошел! – крикнул он вознице, оторвавшись от губ возлюбленной.

Лошадь медленно тронулась с места. Отвергнутая любовница замахала платочком. Вскоре телега свернула за купу деревьев, и Аксинья скрылась из глаз, но скрип удаляющихся колес слышался еще довольно долго. Слуги разошлись. Левушка, с раскисшим ртом и мокрыми глазами, некоторое время постоял молча, затем, громко шмыгнув носом, сказал брату:

– А ты уже позавтракал?

– Нет.

– И я нет. Хочешь, вместе позавтракаем?

Они пошли во флигель. Стол ожидал их, уставленный множеством горшочков со всеми возможными сортами варенья, самовар шумел. Рядом с ним Алексей увидел глиняную миску, полную меда. Левушка щедро намазал им хлеб: видимо, от горя разгорелся аппетит. Он принялся шумно хлебать чай, запивая им огромные куски сладких бутербродов. Пожилая бесцветная горничная вертелась вокруг братьев. Было слышно, как позвякивают ее стеклянные бусы. Левушка отослал женщину.

– Ну вот, – произнес он, покрывая толстым слоем масла очередной круг каравая. – Ну вот, все и в порядке. Место очистилось. Маменька будет довольна.

– А ты? – спросил Алексей.

– Я тоже.

– Что, совсем не жалеешь об Аксинье?

– Почему не жалею? Конечно, жалею. Но у меня же будет Агафья.

– Нашел с кем сравнивать!

– А она милая, эта Агафьюшка. Станет обо мне заботиться. Выполнит тысячу и одно мое желание, тысячу и один мой каприз.

– И тебе этого достаточно?

– Так надо, – Левушка вздохнул с полным ртом.

Капелька меда стекла по его отвислой губе, он подхватил ее куском хлеба. Лицо его в полумраке блестело от пота. Мухи с жужжанием кружились над горшочками с вареньем. Одна села на варенье и увязла в нем.

– Ты мог отказаться, – сказал Алексей.

– От чего отказаться? От женитьбы? Или от того, чтобы отослать Аксинью? Зачем? Чтобы маменька рассердилась и заболела?.. Нет, братец ты мой дорогой, лучше бы тебе меня понять… Я не хочу держать удар, я не умею бороться… Я предпочитаю улаживать любое дело миром.

– Потому что слаб и трусишь.

– Нет, это не слабость, а мудрость.

– Губишь ведь свою жизнь.

– Напрасно ты так думаешь. Просто поступаю так, как велит мой характер. Ты человек городской, ты действуешь, ты протестуешь, решаешь, всегда торопишься. А я – деревенский парень. Мое счастье – в покое. Сказал бы даже – в том, чтобы поспать хорошенько. Я даже стоя сплю. С открытыми глазами. Ничего не делать, ни о чем не думать, ждать, пока время пройдет… нет философии лучше этой… Ну, и не тревожься ты, Бога ради, о моей судьбе. Я знаю, что ты меня критикуешь почем зря. Думаю даже, ненавидишь. Но мне все равно.

– Ничего я тебя не ненавижу, – возмутился Алексей. – Я тебя жа-ле-ю! Я хочу помочь тебе выйти из тяжелого положения! Я тебя за уши из болота тащу!

– Никакое у меня сейчас не тяжелое положение. Оставь меня в покое – мне нравится в этом болоте!

Алексей чувствовал, как с каждой минутой растет враждебность брата по отношению к нему, хотя тот продолжал жевать, храня на лице улыбку.

– Признайся, Левушка, тебя ведь раздражает мое присутствие? Тебе жилось лучше, ты был счастливее, когда меня не было поблизости?

Лев призадумался, поцокал языком и ответил:

– Знаешь, наверное, в какой-то степени – да, так и есть… Я все время ощущаю тебя за спиной – мне кажется, что ты за мной шпионишь, осуждаешь меня, приговариваешь. Что бы я ни делал, ты – живой упрек для меня! А это, в конце концов, просто утомительно!

– Хочешь, чтобы я уехал?

– Ну-у-у… не раньше же, чем я женюсь… После свадьбы – конечно. А раньше – маменька была бы раздосадована.

– Хорошо. Но в любом случае не волнуйся: я больше не сделаю тебе ни единого замечания, не стану ничего советовать. Делай что угодно – мне плевать! Я тебя люблю таким, каков ты есть…

– И я тебя очень люблю, – сказал Левушка, поднимаясь. – Хотя у нас и нет ничего общего…

– Как же! Нет у нас общего! – усмехнулся старший брат. – А матушка?

– Знаешь, когда у нас заходит речь о ней, такое впечатление, что мы говорим о двух разных женщинах!

– Возможно, так оно и есть, – признал Алексей.

Левушка засмеялся, смешок получился какой-то зажатый и ненастоящий, потом потянулся через стол к брату и расцеловал того в обе щеки. Алексею стало противно: эти горячие и мокрые губы у кого хочешь отвращение вызовут! Притворная нежность Левушки тяготила его.

– Пожалуй, пойду, – он, в свою очередь, встал. – Спасибо за чай. И – удачи тебе в новой жизни!

Дверь почти захлопнулась за ним, когда – ударом в спину – прозвучал голос Льва:

– Из нас двоих на самом деле ты более несчастен, только сам этого не понимаешь!